"Висенна. Времена надежды" - читать интересную книгу автора (Бобров Михаил)

1. Вьюжная ночь в горах. (3740)

— Придержи здесь.

— Осторожней с лопатой.

— Ну и снегопадище… Хорошо, что успели откопать хотя бы этих…

— Да их всего только двое и было.

— Понесло же их в горы именно сейчас!

— Смотри! Дышит!

— А второй?

— Ну, второй-то в порядке. Просто спит. Гляди, у него даже губы не сжаты.

— Наверное, видит не самый плохой сон.

Сон был яркий, цветной. Только что не пахучий. Странно смотрелось, как Андрей Кузовок, прозванный друзьями «Усатый-Полосатый», пьет чай из фарфоровой чашки… и пар над чашкой подымается… и заварник на столе парит… а чаем не пахнет.

На столе перед Кузовком стояла пустая хлебница. Игнат потянулся было взять печенья, да спохватился, что видит всего лишь сон, и убрал руку.

— Ну что? — спросил Усатый-Полосатый вместо приветствия, — Допрыгался? Думаешь, мне было просто до тебя достучаться?

— А ты кто? — вместо ответа поинтересовался Спарк. — Не иначе, мое подсознание. Внутренний голос, или «кто у нас есть еще там»?

Кузовок шумно отхлебнул из чашки.

— Может и так. А может, мы просто снимся друг другу.

— Теперь до утра будем выяснять, кто кому снится… Что значит «наконец-то достучался»?

— Разве не помнишь? Весной, в поле я пытался поговорить с тобой.

Игнат несогласно покрутил головой. Кузовок повторил его жест. Прямые русые волосы выскочили из-под тесемки, живым колоколом окутали голову. Андрей разделил волосы длинными тонкими пальцами программиста. И исчез. А перед Спарком и вокруг развернулась знобкая весенняя степь; и опять проводник ждал запаха взрытой земли, горелого железа — но во сне ничем не пахло. Высокий раскосмаченный бандит заносил тусклый клинок. Спарк отчаянно выкрутился на пятке, локтем ткнул противника в кисть — того повело влево. Завершил движение боевым ножом, загнав его точно под ремешок остроконечного шлема.

И внезапно остановился, поражаясь налетевшей тишине.

То есть, звуки были. Истошно выл разбойник, получивший копьем в живот. Храпели, визжали и лязгали уздечками кони убитых. Скрежетал по шлему клинок. Спарк различал даже звон колечек, выбитых из чьей-то брони молодецким ударом. Но все это доносилось словно из соседней комнаты. А рядом с ним кто-то говорил спокойным, слегка подсевшим голосом:

— … Игнат? Я с ним только вчера попрощался. Дома он должен быть, больше негде…

«У них там всего день прошел,» — подумал Спарк, словно бы и говорили вовсе не о нем, — «У них? Или у нас?»

— А кто теперь «они», а кто теперь для меня «мы»? — последнюю мысль Игнат произнес вслух.

— Вот-вот! — Усатый-Полосатый назидательно поднял палец. — Ты так и не нашел своего места в этой истории. Миссии своей ты не знаешь. А пора бы.

Проводник фыркнул:

— Что есть миссия?

Кузовок засмеялся:

— Я уж думал, что весь клуб достал своими проповедями. А вот поди ж ты, нашелся, переспрашивает!

Игнат подумал: сон ли это, в самом деле? Как там говорил Нер: «Мыслям и снам намного проще перейти между мирами, чем человеку». Вдобавок, миры-то ведь сходятся. Если верить Академии Магов.

Тут Спарк вспомнил сразу все. И как прошлой зимой убили Гланта, отправившегося на переговоры с поселенцами из ГадГорода. Поселенцы отобрали у ватаги холм и хутор Волчий Ручей. Как пришлось в отместку зарубить Неслава. Как потом долго спорили волки и люди стаи Тэмр. Вождь стаи, тот самый Нер, отчаянно не хотел начинать войну. И полетел Спарк посреди зимы в Исток Ветров, говорить свои обиды перед Советом Леса. Полетел на грифоне, «чьелано», как их здесь называют. А уже у самого конца пути внезапно обрушился на них снежный шквал… Успел ли грифон приземлиться? Или всливился в Белый Пик? И почему, в таком случае, он спит?

Усатый-Полосатый важно склонил голову:

— Миссия — это такая цель, которой никто, кроме тебя достичь не может. Оправдание твоего существования на земле…

«Мало ли, чего во сне приснится», — подумал проводник. Проворчал:

— Вот не знал, что ты буддист.

Кузовок странно улыбнулся:

— Скажешь тоже, буддист.

Ухмыльнулся ехидно:

— Кстати, Спарк! Тут что-то никто не говорит о своих богах. Но ведь не может быть такого, чтобы сказка — и вдруг без богов, храмов, святилищ. Не кажется ли тебе это странным?

«Странный потолок» — решил Спарк. — «В шатре был тканевый, в Башне Лотана — серый, оштукатуренный… Наверное, все же бетон. В заимке нашей просто накатник из бревен. А здесь ни то, ни другое, ни третье: мозаика… Определенно, я этот потолок раньше видел… Где?»

— В госпитале Академии Магов! — раздался слева резкий сильный голос. Спарк повернул тяжеленную почему-то голову. Рыжий Маг, Великий Скорастадир, выдохом взволновал красно-белую мантию:

— Наконец-то очнулся. Лежи, не вертись. Сейчас всех остальных позову.

— За… чем? — только и смог выговорить проводник.

— Ну как же! — рявкнул Скор, и на его голос в палату потянулись маги Академии. Процокал коготками где-то внизу ежик-предсказатель Дилин. Суетливо переваливаясь с боку на бок, вошел кастелян Академии, невысокий мишка Барат-Дая. «Он еще мороженное отлично готовит» — вспомнил Спарк и спохватился, что голоден, как волк. Вплыла высокая красавица в серебрянном платье — госпожа Вийви; потом знакомое лицо в обрамлении прямых платиновых волос — Ахен, бывший учеником… а теперь уже в расшитой зелено-золотой мантии. Наверное, получил степень мага.

Наконец, вошел Великий Доврефьель, ректор Академии. Скорастадир мельком посмотрел на строгого старика и продолжил объяснять все тем же громоподобным голосом:

— Нашлось ведь какое-то важнейшее дело, заставившее тебя лететь в горы зимой. Просто чудо, что вас унюхали под снегом — после того, как грифон врезался в скалу. А, учитывая, кто ты такой, и где провел эти четыре года, всем понятно: что-то стряслось на окраине. Вот все и ждут, пока ты очнешься.

— Так мы все-таки врезались! — Спарк ошеломленно прикрыл веки. Спохватился:

— А что с грифоном?

— Лечится, как и ты. Но он крепче. Через две-три октаго ему разрешат вставать.

Проводник вспомнил присказку Ингольма: «Нету бороды — некуда плюнуть». Это, выходит, грифону разрешат вставать через целых три октаго… двадцать четыре дня… а ему сколько лежать?

Парень с тоской поднял глаза на каменный свод. Потом опомнился: о чем он разнылся, дурачина безмозглая! Ведь их нашли. Принесли в Академию и вылечили. А могли подобрать весной два обглоданных трупа — снесенных лавиной куда-нибудь вниз, поближе к жилью…

Не попросить ли магов еще раз попробовать перекинуть его в будущее? Прошло целых пять лет, и как будто шансы на удачную переброску должны улучшиться? Вот и Кузовок приснился: значит, миры в самом деле сходятся, и скоро еще кое-кто возникнет из ничего на памятном холме, в сердце Пустоземья… Надо будет обязательно встретить этого человека. Да, но ведь Волчий Ручей захвачен поселенцами из ГадГорода!

— Так вот, что произошло у нас на окраине, — начал Спарк эль Тэмр простуженным голосом, не замечая, с какой тревогой и напряжением ловят каждое его слово верховные маги Леса.

Лес огромен. Спарк слышал это неимоверное количество раз. И трижды пересекал Лес. С востока на запад и обратно — всякий раз верхом на грифоне. И лететь приходилось ни много, ни мало — четыре октаго. Тридцать два дня. Сколько же племен и народов должно обитать в зеленом океане!

Когда Спарк услыхал о Большом Совете, то сразу представил себе сборище безмозглых и бессильных болтунов со всего необъятного Леса. Подобие парламента, собираемого магами для видимости: дескать, смотрите, ваш голос тоже слушают. А вышло не так. Надо было представлять себе «мартовское поле», на котором франки решали, кого им воевать в этом году. Или кошевой круг войска Запорожского, написавший знаменитое письмо турецкому султану. Или вече Новгородское, которое князей на службу брало — и выгоняло без всякой жалости.

Большой Зал Академии — Спарк помнил его по первой встрече с магами — заполнила пестрая толпа: мех, когти, клыки, зубы, на людях — стеганые куртки и чешуйчатая броня… Все с оружием, все молчаливые и настороженные. Говорящий поднимается на особое возвышение, и во время речи стоит с поджатой левой ногой. Как подустанешь, так сразу понимаешь, о чем важно сказать, а что можно и выбросить. Слушают не просто внимательно: впитывают каждое слово. Ищут, к чему бы придраться. Найдя, взрываются мигом. Ревут, колотят в щиты, звери скалятся и машут когтистыми лапищами. Совсем не так представлял себе Спарк высшую власть в Лесу. И порадовался, что его — по причине недавно отступившей болезни — на трибуну не потащили. О делах восточной окраины говорил сам Великий Доврефьель. Ректора уважали, и потому перебили всего два раза. Спарк стоял далеко, у самой двери. Не слышал, из-за чего ругались. Впрочем, он особо и не тянулся: Ахен за ужином расскажет. Как только Спарка выпустили из госпиталя, он переехал к старому приятелю. Так что за новостями гоняться не приходилось.

Но сегодняшний ужин превзошел все, что Спарк мог вообразить. Первым в комнату вошел Ахен. Вернее, вбежал. И с порога объявил:

— К нам гости! Надо…

Проводник и сам прекрасно знал, что надо. Раз! — сохнущая одежда свернута в тюк и задвинута в спальную нишу, на дальнюю кровать. Два! — Ахен заклинанием сдувает крошки и пыль со стола, а Спарк проходит по столешнице влажной тряпкой, которую тем же движением отправляет в таз для умывания… Три! — парадная хауто да Тэмр и мантия брошены на стол, Ахен и Спарк торопливо влезают в них. Четыре! — Из шкафа выпорхнула алая гостевая скатерть, горшок с медом, кусок мяса, стопка лепешек. Две пары рук спешно расталкивают угощение по длинному столу. Пять! — ах, нет! Опоздали! Великий Скорастадир уже стоит в дверях, встопорщив рыжую бороду, уперев руки в бока, и раскатисто хохочет:

— Суетитесь, парни?

— Уже нет, — спокойно выпрямился Ахен, а Спарк откинул волчий капюшон на спину, чтобы рассматривать гостей не сквозь клыки. Великие вошли первыми и обрамили дверь почетным караулом. А потом… Спарк порадовался, что Академия отводит каждому не просто комнатку, но целую квартиру. И что гостинная в такой квартире изрядной величины. Если наберется гостей, как сегодня, то в маленькой комнатке их даже посадить некуда.

Вот медведи: маленький Барат-Дая, и громадный библиотекарь Ньон. Вот грифоны: старый знакомец, золотой Панталер, и новый — черно-белый, пестрый Кентрай. Вот Великие Маги: уже упомянутые Доврефьель и Скорастадир и недавно посвященные Вийви, Дилин, Хартли, Мерилаас… Вот главная неожиданность вечера. Высокий крепкий мужчина с твердыми чертами лица, словно отполированными скулами, короткими усами, аккуратно подстриженной бородкой — и в точно такой же церемониальной куртке-хауто, какую носит и сам Спарк. Проводник машинально отвернул воротник: желтый и белый лоскуты. У вошедшего — желтый и рыжий. Второй тачменто стаи Тэмр… Спарк поклонился первым — как младший старшему. Вошедший поклонился гораздо ниже, как хозяин — гостю. Пригладил без того ровно уложенные светлые волосы. Назвался:

— Аум Синри. Представляю Тэмр на Совете.

— Спарк, — осторожно ответил проводник, — Послан Нером по делу третьего тачменто Тэмр.

Аум улыбнулся:

— Слышали о твоем деле. Сейчас о нем и будем говорить.

Ахен тем временем разместил всех за столом (проводник оказался справа от Синри) и задумался: угощения на такую ораву маловато. Но тут вбежали посыльные, отправленные Доврефьелем на поварню заранее. Они приволокли еще мяса, лепешек, нарезанного желтого сыра, тройку кувшинов с разбавленным светло-розовым вином, и даже множество вазочек с мороженным — подарок от мишки-кастеляна. На зуб положить хватит каждому, но и не так много, чтобы все ушли в еду. Впрочем, Скорастадир погнал коней, даже не прожевав свою долю:

— Совет решил поддержать тебя и помочь тебе отбить Волчий Ручей.

Спарк и Синри одинаковым жестом вскинули брови. Заметили это, глянули друг на друга прямо — рассмеялись. Синри тихонько сказал:

— У тебя в самом деле нездешние глаза. Забавно…

Проводник махнул рукой: ну сколько мне эти глаза будут припоминать! Ответил:

— Давай-ка послушаем, что он еще скажет.

— Несколько лет назад, когда мы начали готовить вылазку на север… Ахен тебе расскажет, потом, если захочешь… мы хотели исследовать там узел Силы… заинтересовались ГадГородом. Он на самом краю наших карт… — говорил Скорастадир, успевая в паузах надкусывать, отпивать и проглатывать — так ловко и ритмично, словно танцевал ртом.

— … Тогда мы завели там несколько шпионов. И вот они осенью сообщили, что купцы ГадГорода решили заселить Тракт. А волков, которых считают диким зверьем, попросту изгнать. Только мы не могли даже предполагать, что горожане начнут зимой. — Скорастадир вытянул губы трубочкой и замолчал. Продолжил Ахен:

— Лес даже войско подготовил. И, как только тебя нашли…

Спарк прикинул: четыре или пять октаго назад, если считать те дни, что он был в беспамятстве.

— … Отдали приказ выступать. Нер уже получил письма.

— Горожане считают, мириться с вами бессмыслено, — вставил Мерилаас. Аум напряженно задвигал бровями, с трудом разбирая непривычный выговор. Южанин тряхнул черными волосами, сверкнул синим глазом. Провел рукой по коричневому воротнику замшевой куртки, и продолжил:

— Для них разум в зверином теле — крушение привычного мира. Ересь! Твой удачный опыт с проводкой караванов горожане объясняют… — Мерилаас замялся, шевеля смуглыми пальцами. Наверное, подыскивал слово или составлял фразу. Еж-предсказатель пришел ему на помощь:

— Объясняют просто. Дескать, какието ловкие парни колдовством подчинили себе волков и запугали местное население. Ну, то есть купцов там, охотников, караванщиков. А весной колдуны с разбойниками друг друга перебили. Вот и славненько! — Дилин нервно потер игрушечные ладошки.

— Для них — славненько, — хмуро уточнил Аум Синри. — А Тэмр не для того сражалась с Владыкой Грязи, чтобы теперь отдать Пустоземье денежным мешкам из ГадГорода!

Все почему-то замолчали. Смотрели на Спарка так, как будто взвешивали невидимым безменом. Оценивали. Проводник поежился. Наконец, Скорастадир решился:

— Обычно мы не выносим такие обсуждения наружу. Но твой случай и так уже нарушил все законы. Одно то, что тебя удалось найти под снегом. Чудо? Везение? Мы предпочитаем видеть в этом покровительство госпожи Висенны.

«Тебе за одни нездешние глаза простится… если не все, так половина уж точно!» — вспомнились проводнику слова Нера. Спарк вяло удивился точности расчета вождя. Чего хочет Нер? И почему не может действовать открыто? Внутренние интриги Тэмр? Проводник покосился на соседа. Аум слушал молча и внимательно; Спарк спохватился: ведь Рыжий Маг говорит что-то важное! — и отставил мысли.

— … Усилия пока что выгодны Лесу, и создают очень хорошую основу на будущее для междуречья Ледянки и Лесной. А потому имеет смысл их поддержать. Так, мы посылаем туда войско под рукой Опоясанного, назначенного Советом Леса. Однако, нам было бы желательно…

— А тебе выгодно… — ловко вклинился в паузу Дилин. Скорастадир ожег его взглядом, но фразу не сломал:

— Чтобы Опоясанным в тех землях был ты. На положенный законом срок — пять лет. Тогда ты получил бы право делать все, что сочтешь нужным.

Наступила излюбленная романистами «оглушающая тишина». Барат-Дая несколько раз звякнул ложечкой по вазе с мороженным. Собрание посмотрело на него, как будто он совершил нечто в высшей степени непристойное, и завхоз Академии виновато положил серебрянную фитюльку рядом со своим прибором.

Невидимый безмен качнулся и поплыл. Игнату показалось, что он падает в лифте. Наверное, у него изменилось лицо, потому что Скорастадир изумленно вскинул выгоревшие брови:

— Ты что же, отказаться собрался?

— Да нет, он как раз понимает вилку, в которую влип. — Неожиданно пришел на помощь Аум Синри. — Все, что принадлежит Тэмр, принадлежит Спарку; но верно и обратное.

— Прежде, чем дать ему силу, следует четко определить, что он и его сила принадлежат не только стае, а всему Лесу! — сообразил Ахен. Госпожа Вийви посмотрела на Спарка и неожиданно ему улыбнулась.

— Он должен быть избран представителем волков в Совет, или получить от Совета Леса какуюнибудь должность… — размышлял вслух Скорастадир.

— Но представитель Тэмр в Совете уже есть! — рявкнул Аум Синри.

— …И его опыт нужен именно для дел Стаи, а не для дел Леса. — заключил Рыжий Маг.

— Я не собираюсь уступать свое место! — продолжил сосед проводника.

— Следовательно, Спарк эль Тэмр должен выучиться управлению, законам Леса… — ректор внушительно посмотрел на недовольного Аума, и тот замолчал. Потом старый маг принялся загибать пальцы:

— Вождению войск, понятию цельности Леса… Немножко магии… Словом, — Великий Доврефьель заговорил громко, почти торжественно:

— По совокупности обстоятельств, Совет Леса решил направить тебя в школу Левобережья, и там выучить на должность Судьи. Либо Опоясанного.

— Будет видно, к чему у тебя окажется больше способностей! — Скорастадир, как и Мастер Лезвия, не мог молчать долго.

— Долго мне придется учиться?

Гости разошлись. Задержались Скорастадир, Вийви и Дилин. Ахен со Спарком наскоро прибрали комнату, придвинули скобленые лавки к столу. Теперь вокруг него хватало места, и все могли удобно устроиться. Рыжий Маг заклинанием разжег камин. Вийви привычно выкинула объедки в огонь, рассортировала остатки угощения. Того, что было десятку на зуб, пятерым как раз хватило на сытный ужин.

— Должно же быть вам возмещение за беспокойство, — пояснила она.

— Ну и нам вечерю не готовить, — ежик-предсказатель, забравшийся на стол, нахально подмигнул хозяевам.

— Так долго учатся в этой вашей школе? — повторил вопрос проводник. Рыжий Маг пожал могучими плечами:

— По способностям. По уму, по характеру…

Помолчал и сказал прямо:

— Я же видел, ты чего-то испугался в этом предложении. Твой сосед, Аум, он просто не понял. А думал ты не о том, что после говорилось.

Спарк отмолчался. Скорастадир не отступил:

— Во сне ты бредил. И я кое-что узнал о тебе. Ты хотел жить ярко, мечтал о мире, в котором от тебя что-то зависит? Чего же теперь за печку прячешься?

— Гланта жаль, — проводник опустил голову. — Так все было мирно. Так все хорошо начиналось…

— За себя не боишься? — спросила госпожа Вийви, встряхивая у огня алую бархатную скатерть. Красные отблески тревожно перескакивали по белому платью, ведьма вертела и складывала полотнище, а Спарк видел льдинку, серебрянную свечку в багровом закате. Неловко пожал плечами:

— Как-то кажется, что все плохое может произойти с кем угодно, только не со мной…

— Ну, в твоем возрасте рано о смерти думать! — утешил Скорастадир, отставляя очередную опустошенную вазочку. — И вообще, сколько ты еще будешь думать? Пора делать! Сколько можно играться? Уже не мальчик, пора жить набело… — потянулся, и прибавил:

— Люблю мороженное…

— Вот, а холод не любишь… — Вийви последний раз встряхнула бархат перед огнем, с ног до головы покрывшись багровыми бликами. Спарк успел заметить, как страдальчески скривился Дилин. Ежику отчего-то не нравился красный цвет. Потом сложенная в восемь раз скатерть прыгнула на руки Ахену. Тот убрал ткань в шкафчик, и Дилин облегченно потер лапки. Ведьма продолжила:

— Думаю, ты года за два-три пройдешь Школу. И еще думаю: ты зря отворачиваешься от будущего. Представь, насколько проще тебе было бы строить Волчий Ручей и говорить с поселенцами, если бы ты носил Пояс.

Пояс оказался точно перед глазами, а лезвие прошуршало над головой: сотник успел присесть. Транас мигнул желтыми глазами, извернулся и откатился. Меч Опоясанного со свистом врубился в мерзлую землю. Над схваткой гнойником лопнуло ругательство. Сотник подхватил чей-то щит и сгреб топорик — взамен сломанного клинка. Хотя его доблесть уже ничего изменить не могла: Волчий Ручей был взят.

— Волчий… Ручей… взят… Сдавайся, сотник! — тяжело выдохнул Опоясанный.

— Пошел в туман, зверолюд проклятый! — отозвался Транас, — Вы же нелюди! Как вам можно сдаться?

Опоясанный поднялся на задние лапы и зарычал во всю пасть. Отбросил меч, толкнулся. Черной меховой глыбой врезался в щит. Хрустнула сломанная кость; побелел и не дрогнул Транас. Медвежья лапа прошла над щитом, небрежно коснулась уха — сотник сломанной куклой полетел на стену, запнулся о подножье бойницы, качнулся — и пропал в сырой мгле.

Снизу отозвались волки, сверху — пятерка грифонов, выделенных Лесом для взятия Ручья:

— Готово!

— Сдавшихся нет!

Опоясанный опустился на привычные четыре лапы и выбежал из крепости. Нер подошел к нему слева, окликнул:

— Тайон, все. Что теперь?

Тайон оглядел холм.

— Теперь не полезут. Наши тайницкие в городе донесли, что весной Тракт будут заселять только в том случае, ежели Волчий Ручей устоит. А он, как видишь, не устоял!

Нер тоже посмотрел вокруг. Волки стаскивали трупы. Красные полосы заметал крупный мягкий снег. Окрестности терялись в метели.

— Ловко ты удар задумал, — похвалил Тайон. — Мы всего три десятка потеряли…

— Если б не чьелано, мы бы стены не перескочили, — возразил Нер. — Так что всем чести поровну.

— Чести? — Тайон взялся обеими лапами за белый Пояс. Звякнули серебрянные пластины, зашуршало соединяющее их кольчужное плетение. — Да, чести… — повторил Опоясанный. Рявкнул:

— Захаб!

Черный волк из стаи Хэир проявился в метели:

— Слушаю.

— Того, последнего, которого я со стены швырнул… сотника их…

— Да, нашли его.

— На мясо не берите. Заройте там на вершине, и камень поставьте. Нер надпись выбьет. А шлем его положите у подножия.

— Там я шишак и подобрал, под камнем. В честь Транаса камень кто-то поставил на холме, — разведчик снова поежился, протянул зябнущие руки к огню. — Верхняя запись на камне по-нашему, а нижние все теми знаками, которые обычно на степных камнях находят.

Корней Тиреннолл, посадник ГадГорода, уныло окинул взглядом шлем на столе. Шлем только чуть тронуло ржавчиной: похоже, его положили на могилу сразу после боя. А Транас всегда содержал доспех в порядке. Наверняка и в последний бой пошел начищенным до блеска… И вообще, все поселенцы были великолепно снаряжены. Людей в войско отбирали самых толковых, самых стойких, самых мужественных. Не помогло! Степь проглотила всех. Даже трупов не оставила. Разведчики нашли только брошенный, постепенно разрушающийся городок.

Посадник пропустил сквозь пальцы посеребренную цепь. Качнулось на цепи золотое солнышко, стукнуло о скобленую столешницу. Корней оглядел собрание:

— Что думаете?

Айр Болл опустил рыжую голову в лисий воротник. Крепкими руками разгладил синий кафтан. Промолчал. Что ему думать о Степне? У него в своей четверти с углежогами ругани — только успевай поворачиваться. Осенью столько навезли железа из ЛаакХаара, что не поспевают лес рубить и уголь для кузниц жечь… Каждый день жалобы: то там, то здесь продают «недопалок». Недожженный уголь — в горне только помеха. Четвертник махнул рукой: дескать, вырвался ты, Корней, в посадники. Нас обошел степной хитростью. Значит, сам теперь и выкручивайся!

Айр Бласт, против обыкновения, с дядей своим согласился. Тоже глазки в пол уставил, словно там девки голые нарисованы. Даже губы облизал. Потеребил бороду, и в свете камина ярко блеснул красный рубин на пальце. Четверть Бласта — «Солянка» — в последнее время придавлена страхом. Сосед у нее грозный: Великий Князь ТопТаунский. Не до иных прочих, когда самому пчела за воротник влезла.

Нового четвертника Степны — Матвея Ворона — нечего и спрашивать. Зеленый еще. Шустрый и толковый, иначе Корней не протащил бы его на свое прежнее место. Лет через пять, как оботрется, да в силу войдет — только держись. Но пока что Матвей на собраниях больше молчит и слушает.

А вот Пол Ковник, от четверти «Горки», молчать не стал. Пришел его час. Глаза полыхнули багровым, темнее кафтана. Потом Ковник двинулся на лавке, и молниями сверкнула его золотая вышивка. Дождался! Как мечтал степную четверть утеснить, как старался Финтьенское железо ввести в город… Корней в посадники пролез, но теперь даже он не сможет помешать.

— Думаю, господин посадник, надо Южный Тракт закрыть на осень и зиму вовсе. А летом и весной… — Ковник махнул рукой, и все поняли без слов: летом и весной тоже нечего ездить. Слишком уж опасно выходит. Как уцелеть обозу на открытом пути, когда добрая крепость с сильным войском не устояла?

Завозился Айр Бласт. Запахнул соболиный воротник бурой замшевой куртки, поежился. Указал прислужнику на очаг. Тот подбросил еще охапку поленьев и вернулся на лавку, в дверную нишу. Ненадолго пахнуло теплом. Всеми забытый разведчик неловко переступил, начал понемногу отодвигаться к выходу, зябко кутаясь в потрепанный лесной плащ.

— Ты бы хотел, конечно, Южный Тракт убить вовсе, — спокойно ответил Корней. Пол привстал, оперся локтями о стол, внимательно и недобро сощурил светлые глаза. Посадник досадливо поморщился, словно горячего хватил. Вытер повлажневшие пальцы о красно-синие клетки скатерти. Продолжил:

— Наложить полный запрет — вовсе без ЛаакХаарских металлов останемся. Второе, наши торговые дворы в ЛаакХааре окажутся брошены. Рано или поздно мы ту торговлишку совсем потеряем. А кто ее подберет? Железный Город не так богат, да и мимо наших ворот им не проехать. Слабого перекупим, сильного на заставах задержим, прочего пошлинами разорим… Нет, ЛаакХаарцы против нас не вытянут.

— А кто ж тогда вытянет? — Ковник подбоченился, готовясь к спору. Никто бы не дал ему сейчас семь десятков лет. Когда еще Матвей Ворон повзрослеет; а Ковник все молод! И спина прямая, как на брань, и оделся в цвет: багровый кафтан с неистовыми золотыми молниями по рукавам, по воротнику. Тиреннолл против него — сиротка приютская в сером плащике.

Каменные змеи, держащие свод палаты, тонули в полумраке. За узкими окошками издыхал день. Корней поглядел словно бы сквозь город — померещились гнилые клыки башен, рассыпанные бревна стеновых срубов; мертвый Волчий Ручей. Злобными искрами укололи глаза — желтые, как у погибшего сотника. Тиреннолл поднял золотое «солнышко», знак посадника — чтобы все видели — и отрезал:

— Будем ездить, как деды ездили: во все времена, кроме осенней Охоты. Мы не можем выпускать из рук Тракт. Потому что подберет его Князь!

Князь вышел из покоев гневен. Хлопнул дверью, топнул подкованным каблуком. По галерее так разлетелся, что балки гнулись с противным скрипом. Успокоился только на середине двора, перед колодцем. На крышке колодца сидела старшая дочь князя. Рыжая, рослая и своенравная. А вокруг нее кочетом вышагивал воевода Михал Макбет. Рассказывал что-то смешное: княжна легонько улыбалась, то и дело поправляя на плечах теплую воеводскую шубу. Воевода мерз, скрипел зубами, но улыбался тоже.

— Что, воевода, мечтаешь о подвигах?

Макбет тотчас позабыл и о морозе, и о шубе, и даже о княжне. Девушка капризно надула губки, но потом насторожилась: чересчур близко у князя сошлись брови.

Налетел холодный ветер. Снежная крупа полоснула по лицам. Княжна досадливо фыркнула, нырнула в отнятую шубу с головой. Мужчины снега не заметили. Князь был зол, а воевода внимателен.

— Готовь войско под ГадГород! — велел князь. — Года через три созреют. Там с Трактом неладно. Прибыль даже меньше, чем обычно. А железа мы нынче закупили вдоволь. Накуем мечей, наберем людей.

Из шубы появился белый лепесток лица под рыжими волосами:

— И не прискучила тебе война, батюшка?

Князь протянул руку: ступай! Воевода быстро поклонился. Крупными шагами покинул внутренний двор, даже не заикнувшись о шубе.

— Пойдем в тепло, дочь.

До дверной арки дошагали молча. В передней набежали служанки, приняли шубу, со знанием дела переглянулись: нынче девочка воеводу ободрала. Кто-то завтра попадется? Кому еще польстит с княжной поболтать, как с подружкой?

Красавица причесала медноцветные волосы, оправила бирюзовое платье. Насмешливо улыбнулась: много воевод в Княжестве, а шуб еще больше!

— Верно, милая, — сказал князь, точно разгадавший переглядку. — Только эту шубу вернешь сегодня же.

— Алиска, отнесешь! — не моргнув, приказала девушка. — Так что ж ты, батюшка, все воюешь да воюешь? Я тебе не чужая, мне хоть правду скажи! Неужели княжество и в самом деле не может стоять без южного железа? Или тебе дедову славу превзойти охота?

Старый князь оперся на витую стойку лестницы. Дочка забежала под руку, ласково посмотрела в высветленные годами глаза:

— Ты, батюшка, не печалься, я тебе пенять не стану. Каждому своя мечта. Только правду скажи!

Отец оторвал руку от опоры:

— Всего понемногу, дочь. И потом, слава славой, а железо железом… — подумал еще немного, решился:

— Расскажу тебе, сегодня сон видел. Приснился мне человек в желтой одежде до пола, как будто шуба, только застегивается не встык, а большим запахом. И шапочка черная, буханкой хлеба, и вот с такими ушами… — старый князь приставил ладони к голове. Служанки хором прыснули, уронили воеводскую шубу. Девушка ожгла их взглядом — не хуже отцовского:

— Алиска! Я кому велела шубу отнести!

Самая быстроглазая недовольно попятилась, укладывая одежду на руке. Запахнула душегрейку, выбросила поверх толстенную пшеничную косу — и медленно, всем видом выражая возмущение, заскользила к двери. Князь не выдержал, рассмеялся тоже:

— Верни ее. Пусть уж дослушает, — ехидно подмигнул: — Каждому своя мечта, так?

Сложил кисти вычурно: левой взялся за правый локоть, а правой — за левый. Пояснил:

— Вот так этот человек руки держал. Лицо и шуба у него были одинаковые: желтые, гладкие, только что не блестящие. А еще одинаковые глаза и шапка: черные, как сливы в вине. И сказал он… — старик вдруг выпрямился, белесые зрачки налились ясной зеленью. Вместо доброго дедушки в горнице невесть откуда возник Великий Князь ТопТаунский. Даже дочь примолкла, а служанки вовсе попятились.

— …Война — это великое дело для государства, почва жизни и смерти, путь существования и гибели!

Бесшумно распахнулась смазанная дверь. В облаке колючего снега возник воевода Михал. Увидев свою шубу на локте Алисы, одним движением скользнул к служанке. Взял шубу, потрепал девушку за пухлую щечку. С издевательской вежливостью поклонился остолбеневшей княжне:

— Рад, что шуба вам пригодилась. С вашего дозволения, шубу верну. На рубеж еду, а холодно там. А не так мы близко знакомы, чтобы ваш светлый образ меня грел. Так пусть уж греет шуба!

Поклонился князю:

— Еду по округам, списки составлю. Людей хочу сам посмотреть. Через четыре октаго буду.

Вышел, не прощаясь — род Макбетов имел такую привилегию.

Служанки посмотрели на князя, на его дочь — и вдруг хихикающим табунком побежали из комнаты. Княжна потеребила кисточки на поясе… взялась за черепаховый гребень… Рванула с мясом и запустила в дубовую дверь — только осколки брызнули.

— Эх! — крякнул старый князь, — Какой парень с крючка сорвался! Сорвался, а? Ты ведь думала, не попросит шубу, гордиться будет?

Княжна отмахнулась:

— Лучше скажи, сможешь ты удержать завоеванное? Может, лучше хранить то, что имеешь?

Князь наконец-то посмотрел на дочь серьезно:

— Не бойся, девочка. Я не повторю ошибки прадеда. Не придется нам тут сидеть в осаде, и ты глазки свои синие не выплачешь. Советуешь хранить, что имеем? Ну так и займись своими школами, ты же давно хотела!

Потом князь прошел в свои покои, где дожидались его сановники, дела и бумаги. А княжна накинула плащ, закусила губу — побежала на стену. Хотела посмотреть, как выедет из ворот наглый Михал-воевода. Но ничего не увидела: от равнин севера до Хрустального Моря на юге, от восточного Пустоземья до Колючих Краев и города Исток Ветров на западе — над всей этой необозримой землей опускалась непроглядная вьюжная ночь. Мерзлыми пальцами лезла за пазуху, слепо нащупывала сердце. Нащупав, сдавливала морозом: выдержит? Лопнет? Ледяным дыханием выдувала души, снежными крупинками бросала к небу, рвала и перемешивала человечьи судьбы.

— Судьбу на кривой не объедешь, а на прямой не обгонишь… — Ахен помогал собирать вещи. Маг привык путешествовать, и складывался быстро, умело. Но и Спарк уже изрядно «оттоптал половиц» у Висенны. В четыре руки работа шла быстро.

— Пальцы правильно пахнут… — рассеяно заметил проводник.

— А как это — правильно? — удивился маг.

— Стружкой смолистой, немного горячим железом. Заходил на днях к Лотану. У него новые ученики. Смотрят на меня, как на… не знаю, с чем сравнить. Рассказал ему новости. Вспомнил, как луки делать. Попробовал щит собрать. Не получилось без подсказок: слишком много из памяти выпало… — Спарк встряхнул церемониальную куртку, которую не хотел убирать в мешок. — Я на окраине, представь себе, даже вас забывать начал. Лучше всего помню медведей: один большой, другой маленький. Ежик часто на ум приходит. Иногда Панталера вспоминаю. Доврефьеля от Скорастадира еще как-никак отличу. А вот Вийви — просто имя. За ними для меня никакой человек не стоит, по ночам не снится…

— А если бы снилась, я бы тебе холку намял по самые уши! — рыкнул с порога Великий Скорастадир.

— Только для того, чтобы меня запомнили, я голым на столе танцевать не стану. — Великий Доврефьель вплыл важно, как и подобает ректору Академии.

— Мы попрощаться зашли, — пояснил Рыжий Маг, огладив пальцами уголки рта. — И случайно услышали в коридоре…

— Случайно? — невинно осведомился Ахен. Скор подмигнул ему правым глазом и продолжил, как ни в чем не бывало:

— … Обрывок твоей интересной речи. Не мог бы ты ее продолжить — для нас? Мне она кажется важной.

Спарк пожал плечами:

— Я каждый день вижу людей, и каждая встреча, каждая речь кажется мне важной. Как я могу отделить главное от второстепенного, если не знаю, какая из этих встреч будет иметь в будущем продолжение?

И молча влез в хауто да Тэмр. Скорастадир улыбнулся:

— Что ж, не будем настаивать. Ты нашу грамотку от прошлого раза не потерял?

Проводник помотал головой:

— Многое потерял. А медальон мастералучника остался. И бумага с печатями уцелела.

— Вот и славно, что уцелела. Можно новую не делать… Что же до важности… Ты ведь не думаешь, что мы предложили тебе Пояс просто так?

— И чего вы ждете от меня взамен?

Великий Доврефьель выступил вперед:

— Каждый ждет своего. Мы — чтобы Пустоземье стало частью Леса. Чтобы там признали наш закон и наше право суда, нашу монету и наш образ жизни.

Парень скривился:

— И, конечно, любой ценой?

Доврефьель улыбнулся:

— Как хорошо, что ты кривишься именно при этих словах! Буду надеяться, из тебе выйдет нечто хорошее. Удачи!

Великий маг медленно и торжественно поклонился. Спарк сообразил поклониться в ответ, после чего Доврефьель исчез — так же плавно и бесшумно, как появился.

Проводник посмотрел на Скорастадира:

— Он не дал четкого ответа!

Рыжий Маг снова потрогал уголки рта: словно улыбку придерживал.

— Разве ты не понял?

Спарк опустил голову. Поднял с пола затянутую ремнями дорожную сумку. Ахен взял вторую:

— Идем?

— Провожу вас до Двора Прилетов, — Скорастадир повернулся, вымел мантией желтые холодные плитки. — Посоветоваться надо. Сон видел. Думаю, Спарк, Землю твою видел. — Рыжий Маг азартно взмахнул руками перед самым носом Ахена:

— Похоже, как ты рассказывал. Голубой шарик. Большие острова, как на твоих рисунках. А вокруг шарика — демоны. Три добрых и семеро злых. Жутко мне стало…

Проводник и сам поежился. Одно дело, когда тебе мерещится старый друг. Тот же Кузовок. Или вот, как отец позавчера приснился. А совсем другое, когда Великому Магу начинают чудиться контрабандные демоны из другого мира. Чем может кончиться, страшно даже подумать.

— … Злые различны наружно, а сходятся в одном: все оправдываются тем, что соблюдают выгоду хозяина. Кто хозяин, я так и не понял.

— А демоны-то как выглядят? — заинтересовался Ахен.

— Первый весь черный, жесткий и ворчливый. Везде видит только опасность. Чуть что, кричит хозяину: вооружайся! Бери силой! Не раздумывай! Не прислушивайся! Дави! Другой — желтый и расплывчатый. Так ловко всех обманывает, что я даже смотреть на него боялся. Он склоняет всех пьянствовать без меры, и другими путями уходить из разума — чтобы себя приятными картинами пощекотать.

Вышли в холл с фонтаном. Спарк пытался определить свои чувства. Маг живописал. Ахен зачарованно внимал.

— … Третий как змееныш. Все у него шутка, все не взаправду. Любовь обернет жаждой половых сношений, искренность подаст, как попытку выслужиться. Что угодно вывернет наизнанку. Четвертая — свинья. Хапает и хапает, только для себя, никакого служения никому не приемлет. Любимая ее ловушка: «Ты для других достаточно сделал. Пора подумать о себе!» Пятый — торопыжка. Везде бежит, везде гонит. Ломает работу, которой до завершения последний шаг остался. Вокруг яблони бегает и кричит плодам: «А ну, созревайте скорее!» — когда надо просто сесть и подумать. Или подождать спокойно, не ломать течение судьбы…

— Ты сам тоже торопишься очень часто! — заметил Ахен. Скорастадир поглядел на него очумело, потом сообразил, кивнул:

— Виноват, есть за мной такое. Но ты дальше слушай!

Рыжий Маг налег на ворота, и компания оказалась в широком дворе. Редкие белые облачка пятнали весеннюю синь. Открытая в простор сторона двора дышала теплом и влагой, обещая дождь к вечеру и лавины по всем перевалам. К счастью, Спарк летел, а не шел пешком. Слепящих шквалов во время Солнца и Снега можно было не бояться.

Грифон-перевозчик еще не появился: должно быть, отъедался перед дальней дорогой. Рыжий Маг мог спокойно завершить повествование:

— …Шестой: ящерица с тремя головами. Одна петушиная голова, везде кричит: «Я сильный, я умный, а ну-ка все хвалите меня!» Вторая, напротив: унижение паче гордыни. Только ошибись, та голова и начинает визжать: «Ну, я так и знал! Я ни на что не годен!» — и, вместо следующей попытки, человек дело вовсе бросает. Третья же голодная, озирается повсюду, ищет себе поклонников.

— А седьмой?

— Седьмой — серый. Уныние. Как ни утешай, все сожрет, сыто облизнется, и скажет: «Ты меня не убедил». Поэтому с жалобщиками и нытиками спорить ни в коем разе нельзя. Душу растравят, а толку грош, — вместо Рыжего Мага ответил Спарк.

— Ты их знаешь?!

— Так я и вправду твой мир видел?!

Оба возгласа раздались одновременно. Проводник ответил сперва Ахену:

— Я кое-что читал об этом. Да, Скорастадир, ты мой мир видел. Только ты прости, мне странно слышать от другого человека о вещах, которые я до сих пор себе разве что воображал. И не очень-то верил. Ты об этом хотел посоветоваться?

Нешуточно опечалился Великий Маг Леса. И так это показалось дико Ахену и Спарку, что они даже сделали полшага назад.

— Значит, миры вправду сходятся, — кивнул Скор. Яростно рубанул ладонью сырой воздух:

— Что же получается, Госпожу Висенну… вот этим вот отдать?! Бешеным змеям и свиньям? Серым, желтым, черным и трехголовым?

Молодой волшебник запустил пальцы в волосы цвета тумана:

— И правда, нехорошо выходит.

Проводник молчал, кутаясь в хауто да тэмр.

Стая Тэмр сдержала обещание. Спарк отсутствовал втрое больше, чем собирался. Несмотря на это, заимка встретила его в целости и сохранности. Грифон сел на опушке около полудня, взял уговоренную плату, и поднялся в обратный путь, едва не повалив Спарка ветром от мощных крыльев. А проводник побрел по лесу пешком, нагрузившись дорожными сумками не хуже вьючной лошади.

Очень скоро его окликнул дозорный:

— Стой, Спарк! Что ты там на горбу волочешь? Если подарки не забыл, так жди, я лошадей приведу!

«Ни тебе здравствуй, ни мне до свидания…» — Спарк свалил тюки на сухой пятачок, и облегченно вытянулся, прислонившись спиной к березе.

Дозорный — Некст — привел не лошадей, а всю ватагу. Все были здесь: живые, веселые и здоровые. Спарк только сейчас понял, как он боялся. Боялся узнать по возвращении: такой-то ранен, такой-то замерз в буране, пропал на охоте, убит в бою с поселенцами на Ручье… Ничуть не бывало! Спарка хлопали по спине и плечам:

— Ну, ты знатно съездил! Тут сразу этакое войско взялось!

— Нас на штурм и не допустили. Говорят, отвоевали свое. Ждите, вернется ваш — это они тебя имели в виду.

«Я их тоже имел в виду» — подумал Спарк. Рта раскрыть ему так и не дали:

— А Кони медведя песней разбудил. Идем на лыжах, он чегой-то мурлычет под нос. Тут из сугроба как рванет! Здоровый, быстрый! Поднялся на лапы, заревел, и как пошел ломать подлесок… Если бы не шлем, содрал бы мне волосы вместе с кожей. Я глядь налево, а Дален уже на осине! Мухой взлетел.

— Я стрелу наставил, ору: ложись! А медведь ревом забивает, Крейн меня не слышит, маячит. Наконец, извернулся, в ключицу попал. Зверь здоровый, Крейн его ножом в горло — хоть бы что. Мы врассыпную, он за нами…

— Сразу за обоими?

— Ну так, Крейн же его рубанул сразу надвое! Одна половина за ним, вторая за Кони.

— На осину?

— Дален в те поры уже с ветки упал…

Гогоча на весь лес, пришли в заимку. Вымели пол, окатили водой. Принесли несколько еловых лапок, размяли каблуками: для духа. Ратин снял замок с винного сундука. Нарезали окорок. Некст похвалился мочеными ягодами: наткнулся на морошку под снегом, и собрал почти бочонок в самый лютый мороз Волчьего Времени. Сэдди снял с огня котел, разлил дымящуюся наваристую похлебку по мискам. Разобрали ложки, сдвинули кружки. И пошел пир горой — до сладкого весеннего вечера, когда все высыпали на крыльцо, считать звезды.

Спарк решил не откладывать до завтра:

— Я хочу стать Опоясанным Леса. Должность такая, вроде как послом и наместником. Мне надо учиться года два или даже три в школе. Вдали отсюда… — проводник осмотрел вечерний лес. Вздохнул. Сперва он считал домом шатер Нера посреди степи; потом Башню мастера Лотана, затем бревенчатую крепость на Волчьем Ручье… Наконец, всю окраину — Пустоземье. И гордился ведь!

А теперь придется привыкать к новому дому. «Если два переезда равны одному пожару» — подумал Спарк, — «То я уже дважды горел… И ведь еще сам переезд с Земли к Висенне!»

— Кто не хочет пойти со мной, тот пусть сердце не ломает. Снимем клятву, так, Ратин?

Атаман кивнул:

— Насильно мил не будешь.

— … И пусть себе идет, куда захочет. А кто со мной, тот человек Леса, признает законы Леса, и на разумное существо оружия не подымет, в какой бы шкуре оно ни встретилось.

— А как же разумного от неразумного отличить, к примеру, волка? — спросил коренастый Шен. Спарк вспомнил: Шен и его брат Фламин всегда тщательно ухаживали за своими копьями. Пока проводник листал память, отозвался Некст:

— Так ты вовсе ни на кого первым не кидайся. Если волк разумный, он тоже первым не кинется. Волки зимой говорили, у них закон такой. Правда, Спарк?

— Верно, — кивнул Спарк. — Первый закон Леса. Ничто не может быть сделано с кем бы то ни было, без согласия этого последнего. Нарушение данного закона считается насилием и карается Обрывом. Взявшийся за оружие не защищен этим законом.

— Больно уж благородно… — пробурчал Шен. — Когда я в порубежники ХадХорда хотел вписаться, мы в такие тонкости не входили.

— Неужели у нас окажется меньше совести, чем ее нашлось в волчьей стае? — Рикард намотал на кулак отросшие почти до бедер усы.

— Нет, это было бы постыдно, — серьезно отозвался Фламин.

— Завтра пойдем, деньги раскопаем. — Спарк посмотрел в темное небо, вспомнил, как Глант учил его находить невидимый полюс мира. «Не так давно я здесь, а смотри-ка ты, уже есть и что вспомнить…» Еще раз вздохнул:

— Как будто я дорогу к захоронке не забыл. Там немного. Но на три года хватит всем — если, конечно, золотом кабаки не мостить.

— Дай сказать, старшина. — Ратин вертел кружку в руках, наконец, опустил на груду прошлогодних листьев:

— Мы тоже думали, пока тебя не было. Решили так: Братству всему идти с тобой в ту же школу. Не возьмут учиться, наймемся там работать. Потому как нам идти больше некуда. А кровь смешана, и нельзя нам надолго друг от друга уходить. Или насовсем врозь, или вместе до конца.

Проводник молча кивнул. Ратин прочистил горло:

— Значит, Салех, Крейн, я сам, Некст, Остромов, Рикард, Кони, Майс и ты девятый, пойдут в ученье. Остальные…

Спарк прикрыл глаза. Тьма уже сгустилась, и лиц он не различал. Но отлично помнил летний пир, когда делили разбойничьи табуны, мечами кроили дорогие ткани. И как тогда решились остаться в ватаге новые люди. Кроме имен, Спарк почти ничего о них не знал: молчаливые лесовики Велед и Крен. Средний брат Бестужа — Котам. Молодой белобрысый Смирре, если бы не зеленые глаза — вылитый Ярмат. От погибшего беглеца из Княжества Смирре отличался бойкостью, и куда большей сноровкой в обращении с оружием. С ними — невысокий, худой и жилистый Тарс, великолепный стрелок. Он не мог удержать в воздухе десяток стрел, как прочие, но мишень неизменно поражал восемью из восьми — при каком угодно ветре. Еще вот эти самые Шен и Фламин, непревзойденные копейщики. И два бывших караванных охранника, Ридигер и Сегар. Всего получается тоже ровно девять. Кстати, Ридигер с Сегаром отправлялись в ГадГород на разведку. Нет ли от них новостей? Ладно, потом. Сейчас Ратина дослушать надо.

— … Остальные, значит: Велед, Крен, Котам, Смирре, Тарс, Шен, Фламин, Ридигер, Сегар, останутся жить на окраине, как жили. В этой вот заимке. Как обычная ватага. Пушнину бить, мед собирать, воск вытапливать… В город ездить за новостями. А через три года встретимся на холме Волчьего Ручья. Если он занят будет, то здесь, в этой заимке. При нужде встретимся и раньше. Вот так мы решили. Что скажешь?

Спарк подумал: будут вертеть мной, как ветер знаменем. Про то, наверное, и предупреждал Доврефьель, когда говорил, что «каждый от тебя чего-нибудь своего захочет». А, с другой стороны, у него никаких иных путей нет на выбор — так чего спорить попусту?

— Скажу, что хороший набросок будущего… — проводник потянулся. — Жаль только, снова учиться придется.

— Не переживай! — засмеялся Сэдди Салех. — В хорошей компании времени не заметишь. Ведь как говорят у нас, в Пустоземье…

Спарк порадовался этому «у нас» — и прослушал пословицу. Впрочем, очень скоро проводник выучил ее наизусть: «За хорошим делом даже дни опадают листьями».