"Жертва" - читать интересную книгу автора (Карлтон Гарольд)

ГЛАВА 1

Маленькая Италия, 1966 год

Из окна ванной комнаты семейства Балдуччи раздался душераздирающий крик.

— Там что, ребенка пытают? — громким голосом поинтересовалась соседка, выглядывая из своего окна.

Проходившая по улице женщина, подняв кверху глаза, принялась объяснять раздраженным голосом:

— В этом доме никого не пытают! Это просто Марчелла Балдуччи в очередной раз промывает свой рот мылом. Она опять продолжает рассказывать свои постыдные истории. Позор!

В ванной комнате Ида Балдуччи, энергично намыливая шампунем «Голубь» тряпочку для мытья, одновременно открывала другой рукой рот своей дочери.

— Только посмей меня укусить! — предупредила мать.

— Но меня же вырвет! — кричала Марчелла. — У меня разболится живот!

В этот момент в ванную комнату заглянул проходивший мимо недовольный Альдо Балдуччи.

— Она же, в конце концов, не животное, чтобы насильно открывать ей рот, — проворчал он.

— Если она ведет себя, как животное, то и обращаться надо с ней, как с животным, — ответила Ида.

В тот момент, когда Марчелле очень хотелось напомнить о том, что животные не умеют рассказывать своим друзьям разные истории, в рот ей грубо запихнули намыленную тряпку, которой принялись отмывать язык и губы. Хватаясь за рот, девочка принялась просто выплевывать мыльную пену.

— Только таким образом можно отучить ее от этих грязных историй, — кричала Ида, крепко держа Марчеллу за руку. — Как собаку, которую тыкают носом в собственное дерьмо.

— Ну ладно, хватит… — отцепив обвитую вокруг шеи дочери руку жены, сказал Альдо. — Она уже получила урок. — Он нежно обнял за плечи трясущуюся всем телом и сплевывающую в раковину Марчеллу. Выпрямившись, она метнула взгляд злых и красных от слез глаз в сторону матери.

— Это ты сделала со мною в последний раз! — крикнула она матери.

— Я надеюсь, молодая леди, что это действительно будет в последний раз, — подтвердила Ида. — Потому что, если я еще когда-нибудь узнаю, что ты продолжаешь рассказывать непристойности своим друзьям, я просто не знаю, что с тобой сделаю. Но одно ясно: ты получишь гораздо более жестокое наказание, чем это. — Решительным жестом свернув полотенце и повесив его на поручни, она начала читать свои нравоучения: — Подумать только! Девочке четырнадцать лет, а она уже рассказывает такие гадости! Я ходила к отцу Кармелло, и он очень хочет побеседовать с тобой. За что мне такое наказание, Альдо? Такая милая девочка и такие мерзкие разговоры!

Тяжело вздохнув, Альдо, не в силах оторвать свой взор от отражавшейся в зеркале напротив серебряной гривы, обеими руками начал приглаживать волосы.

— Не хочешь ли ты опять обвинить моих родственников? — спросил он. — Ведь моя тетушка была певицей, и у нее был темперамент настоящей артистки!

— О ней мне все очень хорошо известно! — фыркнула Ида. — Кажется, она была оперная певица? Только почему-то ее никто никогда не видел на оперной сцене!

Марчелла метнула умоляющий взгляд в сторону отца, продолжая непрерывно полоскать рот и сплевывать мыло. Прошло много времени, прежде чем она перестала ощущать мыльный вкус во рту. А в это время в кафе-мороженое ее ожидали друзья, пообещавшие купить ей что-то вкусненькое как компенсацию за понесенное наказание.

Тяжело опустившись на махровую крышку унитаза, Ида стала обмахиваться газетой. Марчелла выбежала из ванной.

— И куда, интересно мне знать, ты понеслась? — крикнула ей вслед Ида.

— Ты же сама сказала, что отец Кармелло хотел со мною побеседовать, — не поворачиваясь, бросила через плечо Марчелла.

Сбегая вниз по ступеням, она думала о том, что ничто на свете, даже такая экзекуция, как полоскание рта мылом, не заставят ее отречься от своих историй, ничто и никто, даже отец Кармелло, который будет призывать на помощь миллион святых дев Марий!

— Марчелла, подожди! — послышался за спиною Марчеллы голос отца. Оперевшись на почтовые ящики, она стала поджидать, когда ее догонит отец.

— Ну как ты? — спросил ее отец, обнимая за плечи. — Мать совсем не хотела тебя обидеть. Ей просто очень хочется, чтобы ты росла настоящей леди!

Вывернувшись из-под старческой отцовской руки, она зарылась носом ему в грудь.

— Да она просто ревнует! — объяснила она своему отцу.

Нахмурившись, Альдо поинтересовался:

— Ревнует к кому?

Марчелла старалась найти подходящие слова, после чего выпалила:

— Потому что она знает, что я люблю тебя больше, чем ее. — Сказав эти слова, она быстро обняла его и чмокнула в губы. Затем, стремглав выбежав из здания, она помчалась по пыльной июльской улице в кафе-мороженое.

Ожидавшие друзья встретили ее возгласами приветствия. Небрежной походкой профланировав через кафе к заветному столику с друзьями, она испытала невыразимое чувство блаженства, ощущая на себе их пристальные взгляды.

— Что, было действительно противно? — тут же спросил Андреа Фалуччи.

— Не-а, — покачала головой Марчелла.

— А тебя рвало? — спросила девчонка по имени Сиси. В ответ Марчелла только захихикала:

— Скоро я жить не смогу без употребления шампуня «Голубь».

Раздался дружный смех детей.

— А что сказала твоя мама? — спросила рыжеволосая девочка с веснушчатым лицом.

— А то ты не знаешь, что говорят в такие минуты! — ответила Марчелла, принимая угрожающую позу и изображая свою мать. — «Пусть твои друзья рассказывают друг другу разные гадости, а ты моя дочь, и поэтому не смей этого делать!» И так далее и тому подобное! — Затем, выпустив пары, Марчелла зашипела: — Ну, теперь держись, Джина. Увижу эту маленькую гадюку, приколочу. Ведь это благодаря ей вся округа узнала о том, что я рассказываю вам сексуальные истории!

Стоявшая возле стола официантка выжидающе смотрела на Марчеллу.

— Мэри, принеси мне, пожалуйста, помадку с двойным шоколадом, — приказала она. — Вы же заплатите, ребята, правда? — Сидевшие за столом друзья переглянулись между собой и закивали головами в знак одобрения. — Тогда принеси мне еще одну порцию горячего шоколада, взбитые сливки и орехи! — быстро дополнила она свой заказ. — Вы же, наверное, сами хотите, чтобы вкус мыла побыстрее исчез из моего рта, не так ли? — Окружающие в ответ неохотно закивали головами. — Мне предстоит встретиться с отцом Кармелло, — закатывая глаза, сообщила Марчелла. — Но я не позволю ему обвинить меня в этаких пустяковых штучках, потому что все рассказанные вам мною истории ничуть не хуже тех, которые еженедельно печатаются в различных изданиях. Придет день, и я тоже напишу эти рассказы, а потом отнесу их в издательство!

— А когда ты станешь известной писательницей, ты будешь по-прежнему с нами общаться? — спросила Сиси, восхищенно глядя на будущую знаменитость.

— Конечно! — ответила Марчелла, изобразив из себя важную знаменитость и вызвав смех своих друзей, которые шумно допивали остатки кока-колы, соскребая со дна тарелок капельки растаявшего мороженого.

— Следующий мой рассказ будет посвящен отцу Кармелло! — провозгласила она, опустив глаза в тарелку. — И его тайной сексуальной жизни! — добавила она, пробежав испытующим взглядом по их лицам. — Героиней рассказа будет роскошная пышногрудая девчонка, которая придет к нему в исповедальню. Она захочет очиститься от своих грехов, а он будет лапать ее своими руками.

У девчонок перехватило дыхание. Объединить в одном рассказе секс и религию — слишком уж дерзкий поступок даже для отважной Марчеллы.

— А ты не боишься, — что Бог покарает тебя и ты тут же умрешь после содеянного? — спросила Сиси.

Слизывая с ложки помадку с шоколадом, Марчелла призналась:

— Да нет, не очень. Я не буду бояться, по крайней мере, до того, как, написав этот рассказик, продам его какой-нибудь киностудии за десять миллионов долларов!

— Они никогда не выпустят на экран фильм о сексуальной жизни священника, — возразил Андреа. — Слишком многие католики будут против, потому что это будет выглядеть как святотатство. И кроме того, отец Кармелло не будет заниматься такими глупостями, как секс!

— Но он же вполне молодой человек! Моя мать говорила, что ему всего лишь немногим более двадцати!

— А он действительно очень милый!

Марчелла стала терпеливо выжидать, когда затихнут споры и обсуждения.

— Конечно, занимается, — авторитетно заявила она. — Он же все-таки мужчина, не так ли? А мужчинам надо как-то выходить из положения, иначе им все время придется спать в мокрой кровати.

Все ее друзья, восхищенно глядя на Марчеллу, залились громким смехом. Откуда ей известны такие подробности? Марчелла, посмеявшись с ними за компанию, вдруг почувствовала тошноту, которая, очевидно, явилась результатом переедания мороженого. Ей очень хотелось тут же, за столом, под восхищенные возгласы, удовлетворить любопытство своих друзей новой скандальной историей. Но вокруг было слишком много народу, их могли подслушать, а к принятию новой порции мыла она, признаться, была пока не совсем готова.

— Почему ты рассказываешь эти истории, Марчелла? — мягко поинтересовался отец Кармелло. — Может быть, ты сомневаешься в том, что существует Бог?

Она почти не видела лица святого отца через разделяющую их решетку, но отчетливо помнила его внешность. У него было гладкое, круглое, загорелое лицо и небольшая наметившаяся лысина, которая также приобрела золотистый цвет загара. Хорошо, что в такие моменты откровения кающийся не видел его широко открытых наивных глаз.

— Я не знаю, святой отец, — пробормотала она. — Может быть, мне просто не хватает внимания? Матери некогда меня слушать, а отец вечно пропадает на работе. На меня только тогда обращают внимание, когда я начинаю рассказывать эти истории.

— Но почему же во всех твоих историях постоянно фигурируют сцены секса? — спросил он.

Пожав плечами, Марчелла ответила:

— Чтобы привлечь внимание слушателей. Если бы я стала рассказывать случаи из жизни монашек, кто бы стал меня слушать? Поэтому я рассказываю истории о своих молодых ровесницах, которым безумно нравится секс.

— А тебе тоже нравится? — полюбопытствовал он.

— Не так чтобы, — призналась она. — Просто мне нравится заигрывать с парнями, не более того…

«И что я морочу голову? — размышляла она по дороге домой. — Конечно же, мне нравится секс!» Интерес к сексу проснулся у нее еще до того, как ей исполнилось тринадцать лет. Лежа ночью при открытом окне, тюлевые занавески которого не теребило даже легкое дуновение ветерка, она гладила себя руками. Вдруг неожиданно начался ливень, и запах теплого, летнего дождя еще сильнее обострил ее чувства. Положив одну свою руку на простынь, другой она ощупывала себя, представляя, как будто все это проделывает рука лежащего рядом мужчины. В довершение всего по радио передавали ритмичную музыку. Все это, вместе взятое, довело ее до наивысшей точки возбуждения. Это случилось впервые в жизни.

Ее и саму интересовало, почему она была более взрослой и знающей, чем все ее сверстницы. Может, причина крылась в том, что она росла единственным ребенком в семье? А может быть, это из-за отца, вид которого всегда волновал ее. Она вспоминала его большое, красивое лицо, львиную гриву серебристых волос, аккуратно подстриженные усы. Его большое тело, покрытое густой растительностью, которая виднелась и из-под ворота расстегнутой рубашки, и на икрах. Все выглядело очень невинным, даже появление отца в кальсонах, обтягивающих выпиравшую между ног выпуклость. Она не придавала значения и тому, какое удовольствие ему доставляло трогать, ласкать ее, а потом, крадучись забираясь под платье, гладить ее плечи, спину, плоские, еще не успевшие сформироваться груди. По достижении половой зрелости она положила конец этим играм. Кажется, сейчас это называется совращением детей. Но у нее никогда не возникало подобных ситуаций в отношении отца. Просто ее любили и лелеяли. Придет время, и она будет только мечтать о том, чтобы ее так же нежно, с радостью, и как бы между прочим, приласкала какая-нибудь мужская рука.

Мать же для Марчеллы не представляла собой предмета восхищений. Все жившие поблизости соседи единодушно сошлись во мнении, что Ида слишком уж «раздобрела». Марчелле казалось, что у итальянок после замужества существуют лишь два варианта: либо сесть на голодную диету, либо раздобреть, поскольку ели они преимущественно макароны, политые жирным соусом, долго просиживая за ленчем, который растягивался до полудня. Это было старо как мир: очаровательные девушки превращались в совершенно обычных дам. А между тем многие мужчины стремились увидеть в своих женах сочетание этих двух качеств. Что же касалось Иды, то ее можно было отнести скорее к категории матери семейства. Она была дородной, работящей, великолепной кулинаркой, слегка ревнующей своего мужа из-за того, что он был намного эффектнее ее.

Марчелла никогда не видела, как дерутся или бросают друг в друга различными предметами ее родители, что часто приходилось наблюдать в семьях живущих по соседству друзей. Но ей также ни разу не довелось видеть, чтобы споры между родителями когда-либо заканчивались страстными объятиями или поцелуями. Марчелла редко видела, чтобы родители прижимались друг к другу, поэтому проблема сексуальных взаимоотношений делалась для нее более загадочной. Родительские споры обычно проходили в присутствии Марчеллы.

— Альдо, она может зазнаться! — кричала Ида, заслышав комплименты в адрес дочери со стороны отца.

— Нечего идти у нее на поводу! Ты избалуешь ребенка, Альдо, — одергивала она мужа, как только он собирался ей купить какую-нибудь заветную вещицу.

Создавалось впечатление, что мать поставила себе целью стоять на страже жизненных удовольствий дочери. Марчелле казалось, что ее родители совершенно не подходят друг другу. Стиль существования Альдо — жизнеутверждающий. Поэтому даже обычная дневная прогулка по улице в компании отца оборачивалась для Марчеллы целым событием. Было в нем этакое щегольство столичного жителя, хотя, надо признаться, он ни разу в жизни даже не останавливался в Риме. Его наибольшей заслугой было то, что рядом с ним Ида выглядела, по крайней мере, респектабельно. Она никогда не одевалась модно, завязывала свои гладко зачесанные назад волосы в узел, никогда не выщипывала свои густые брови и только по самым торжественным случаям припудривала свое лицо и красила губы красной помадой. В целом она неплохо смотрелась: приятное лицо украшали рельефный нос, черные глаза и хорошо очерченные губы. И все равно отец был намного красивее.

Марчелла была поздним ребенком. Она родилась, когда Иде было тридцать семь, а Альдо — сорок пять. Но вместо нежной любви к долгожданному подарку судьбы, каким считала себя Марчелла, она чувствовала, что родители относятся к ней, как к обузе, нарушившей спокойное течение их зрелых лет. Только отец водил ее на концерты, проходившие в зале «Карнеги-холл» или в Центральном парке, пробуждая в ней интерес к музыкальному искусству. Для прогулок в парк мать специально собирала закуски для пикника, отказываясь когда бы то ни было присесть на землю, даже если сверху находилось разостланное одеяло. Летними вечерами, расстелив старое одеяло на газоне Центрального парка, Марчелла слушала замечательную оперную музыку в компании отца. Однако к началу третьего акта Марчелла обычно благополучно засыпала под великолепные звуки Музыки, положив голову на колени отца.

Альдо Балдуччи был шеф-поваром одного из лучших ресторанов Маленькой Италии. Раз в месяц он собственноручно готовил в доме еду. В такие дни Марчелла обычно так и кружилась возле деревянных досок для разделки мяса, внимательно наблюдая за процессом приготовления пищи. Перед началом работы он выдергивал из головы дочери волос и демонстрировал остроту лезвия. А выдернутый волос звенел под лезвием ножа, как бы предваряя начало важного мероприятия. Напевая арию «Фигаро» из «Севильского цирюльника», Альдо нарезал мясо тоненькими ломтиками, а овощи — аккуратными разноцветными кубиками, наполнял комнату невообразимо приятным запахом свежих овощей. К столу всегда приглашали гостей, коими являлись коллеги по работе, приятели по карточной игре и жившие по соседству знакомые, которые, захватив с собой по бутылочке «Кьянти», постепенно превращали квартиру в маленький кабачок веселящихся, беседующих друг с другом, подвыпивших посетителей. Чтобы поддержать женскую компанию, к Иде приходили жены некоторых товарищей Альдо. После сытного ужина они принимались за карточную игру, продолжавшуюся до поздней ночи. Когда Ида начинала незаметно выражать свое недовольство затянувшейся вечеринкой, Альдо возражал, утверждая, что человек имеет право хотя бы раз в месяц приготовить еду не ради денег, а ради собственного удовольствия. В такие вечера родители обнимали Марчеллу, приставая к ней со всякого рода пустяками, разрешали выпить немного вина из крошечного стаканчика, пока, наконец, ее не одолевал сон. Счастливая, с чувством легкого головокружения, она пробиралась к своей кровати, где, положив голову на подушку, вдыхала слабый аромат недорогих сигарет, проникавший через дверь ее спальни.

Учеба в школе представлялась ей весьма скучным занятием. Единственным любимым уроком для нее был урок английской композиции, во время которого она читала всему классу собственные истории, а потом, сияя от радости, с довольным видом выслушивала похвалы мисс Вульф.

— У тебя есть дар удерживать внимание читателей, — сказала ей мисс Вульф.

Уж в этом-то она ни на минуту не сомневалась! Ее одноклассники с удовольствием оставались даже после уроков, чтобы послушать истории, которые она по ходу дела приукрашивала и дополняла всевозможными романтическими и пикантными подробностями, которые так нравились подросткам. Но мисс Вульф даже не догадывалась об этом аспекте таланта Марчеллы.

— Когда ты читаешь свои рассказы, я всегда наблюдаю за выражением лиц твоих подружек, — говорила она, обращаясь к Марчелле. — На их лицах написано прямо-таки какое-то потрясение, так они бывают увлечены твоими произведениями. Не думаешь ли ты найти применение своему таланту? Может быть, тебе стоит поступить в колледж?

Марчелла очень сомневалась в том, что у родителей найдутся деньги для ее обучения в колледже. Как-то отец предложил ей в будущем устроиться работать официанткой в его же ресторане. Он даже пообещал замолвить за нее словечко перед владельцем этого ресторана — как будто бы было что-то сверхъестественное в работе официантки! И она догадывалась, что именно такая судьба будет уготована ей, если она сама не предпримет какие-либо меры, так как единственная ее мечта была стать писательницей. Оставаясь одна в своей спальной комнате, она начинала в очередной раз проделывать титаническую работу, внося краткие записи, имена, перелопачивая придуманные ею истории детства своих персонажей. В блокнотах содержался сырой материал, который надлежало обработать и облечь в нужную форму, как только над ней станет нависать угроза нелюбимой работы.

Другим приятным аспектом школы был Гарри Уинтон, ради которого она с утра прихорашивалась, красила единственной имеющейся в ее арсенале краской веки и губы, после чего появлялась на спортплощадке, где мальчишки устраивали показательные игры в баскетбол. Гарри Уинтон был самым высоким парнем в спортивной команде и самым крупным среди остальных сверстников в школе. Поэтому получить внимание с его стороны значило приобрести очень высокий статус в школе. Будучи самой успевающей ученицей в классе, она заслужила благосклонность самого видного парня. Как только Марчелла появлялась рядом, Гарри останавливал на ней взгляд своих больших, мечтательных голубых глаз.

Внешне они были полной противоположностью друг друга. Гарри был белолицый, голубоглазый сын ирландского полицейского, тогда как Марчелла была живой, темноволосой, черноглазой дочерью итальянцев. Играя в футбол за честь школьной команды, он, забивая гол, непременно смотрел в сторону Марчеллы, которая в это время начинала скакать и визжать. Она не считала себя красавицей, потому что не была столь грациозной и изящной, как другие девочки. Округлые формы были наследственной чертой всех женщин их семейства, и, учитывая это, она принимала свою полноту как должное. Но восхищенные взгляды мужчин в ее сторону весьма красноречиво свидетельствовали о том, что она была очень привлекательна.

По мере взросления у Марчеллы появилась одна проблема, которая заключалась в том, что любой, проявлявший к ней интерес парень становился причиной внезапно начинавшегося у нее сексуального зуда. Стоило только кому-нибудь из мужчин посмотреть в ее сторону, как непроизвольно ее грудь подавалась вперед, соски набухали, а внизу, подумать только, в том месте, где, как ей говорили, даже грешно что-либо чувствовать, вдруг появлялась теплая влага. Затаив дыхание, она наблюдала за тем, как на нее смотрят мужчины, и пришла к выводу, что пора назначать свидания.

Когда ей исполнилось шестнадцать, ей наконец разрешили сходить вместе с Гарри в кино. Сидя рядом с ним в зале, она дрожала всем телом, предвкушая что-то необычное, но в этот день ухаживания Гарри ограничились тем, что он, как и подобает впервые собравшемуся на свидание парню, лишь осторожно положил ей на плечо свою руку. Она изо всех сил старалась подтолкнуть свою грудь к его свисающим с ее плеча пальцам. Но Гарри, уставившись на экран, даже не шелохнулся в ответ. Позже, когда Гарри разрешили пользоваться отцовской машиной, он стал припарковывать ее за углом дома Марчеллы. Сидя в машине, он целовал ее шею, лицо и губы, а затем, изрядно возбудившись, думал о том, какую бы еще часть тела ему поцеловать. Она обычно зашторивала занавески, предоставляя ему право вести себя с ней более раскованно. Иногда, в разгар страстных поцелуев, останавливаясь, чтобы перевести дух, Гарри откидывался на сиденье, обращая внимание Марчеллы на длинную выпуклость, которая вдруг поднималась у него внизу живота. Мысль, что она доводит Гарри до такого возбужденного состояния, неизменно радовала ее. Ей было очень приятно осознавать, что под влиянием ее неотразимых чар он корчится от возбуждения, а она при этом смущенно смотрит ему в глаза и щекочет его ладонь.

Они встречались в течение всего дождливого лета, с нетерпением ожидая того момента, когда наконец перейдут запретную грань. Однажды Гарри в очередной раз демонстрировал ей свое неловкое положение, явившееся результатом сильного возбуждения, а она, протянув руку к его промежности, начала поглаживать через брюки вздыбившуюся выпуклость.

— Тебе не нужно дотрагиваться до этого места, — хрипло пробормотал он, не открывая глаз. Она еще раз провела ладонью, и из его груди вырвался стон.

— Почему же нет? — спросила она. — Ведь тебе это нравится, не так ли?

— Да, нравится, но в том-то вся и беда.

— Дотронься до меня, Гарри, — попросила она, сама удивившись собственной смелости. На ней были мини-юбка и короткие белые носочки. Марчелла раздвинула ноги, когда рука Гарри нерешительно стала подкрадываться к ее бедру. Остановившись на минуту, он продолжал целовать Марчеллу, а рука тем временем, как бы невзначай, двинулась дальше. Все это делалось украдкой, потихоньку, чтобы она не могла этого явно заметить. Она чуть не потеряла сознание, когда он слегка коснулся пальцами ее трусиков, прогнула спину и прижалась к его руке, но Гарри резко отдернул свою руку, будто обжегся.

— Ты не боишься? — спросил он.

— Чего? — усмехнулась она.

— Не знаю, — пробормотал он. — Ну, проклятий или того, что попадешь в ад, или какой-нибудь еще ерунды, о которой тебе, наверное, уже все уши прожужжали.

В ответ Марчелла только рассмеялась.

— Мне кажется, тела только для того и существуют, чтобы доставлять наслаждение. — Задрав юбку, она зацепилась пальцем за край своих трусиков, стараясь снять их. Его взгляд еще больше возбуждал ее, и она знала, что он сможет воплотить в жизнь исполнение своих желаний, как только она снимет белье. Мысль, что он увидит ее обнаженную, приводила ее тело в неописуемый трепет волнения и легкого стыда. Она видела, как его рука непослушно скользнула под юбку. В ответ она охотно предоставила свое тело, как бы приглашая Гарри на весьма интересную экскурсию. Наконец-то произошло то, о чем она так часто мечтала: рука настоящего мужчины коснулась ее. Он так нежно ласкал поверхность ее тела кончиками пальцев, что ей хотелось кричать от удовольствия. Этот неуклюжий, громоздкий парень так нежно дотрагивался до нее, будто держал в руках самую хрупкую в мире бабочку. Дрожащими пальцами он дотронулся до ее самого чувствительного места и начал слегка поглаживать его. Ей хотелось, чтобы он подольше держал свою руку там и гладил открытой ладонью, касаясь чувствительной поверхности всеми длинными пальцами и даже с силой надавливая между ее ног большим пальцем руки. Приподнявшись с сиденья, она повалила его на себя, а он, опрокинувшись, снова застонал.

— Не убирай руку, — шептала она, — продолжай!

— Если мы будем продолжать в том же духе, то может что-то произойти, — ответил он хрипло. Никогда раньше его четко вырисовывавшийся между ног орган не достигал такой степени напряженности.

— Ну вытащи его на волю, — просила она, стараясь выпрямиться. — Дай я взгляну на него.

Он неохотно стал расстегивать ширинку, но ей показалось, что ему понравилось предложение продемонстрировать перед ней предмет своей мужской гордости. Когда Гарри наконец вытащил свой твердый, лоснящийся красный член, она, зажав его в своей ладони, с удовольствием ощущала в руке его судорожное пульсирование. А Гарри между тем сделал попытку проникнуть изогнутыми пальцами внутрь заветного клада. Но неожиданно он начал ловить ртом воздух, поскольку произошло семяизвержение, и теплая жидкость непрерывным потоком полилась ему прямо на брюки. Он перестал двигаться, а она застонала от расстройства, поскольку накопившееся внутри нее напряжение грозило вылиться в какое-нибудь непристойное замечание. Гарри оторвал руки от ее тела, которое, разомлев, трепетало от его прикосновений, вытер влагу бумажной салфеткой и снова устремился к ней губами. И она так долго сосала его язык, что он был вынужден прервать это приятное занятие, чтобы глотнуть немного воздуха.

— Я же предупреждал, что может что-то случиться, — сказал он, снова облокотившись на сиденье.

— Со мною произошло то же, что и с тобою, — прошептала она.

Единственным человеком, которому она решила рассказать о том, что произошло между нею и Гарри, была учившаяся в старших классах Жинетта, которая, по слухам, уже имела несколько «интимных связей». Она была чертовски хороша собой и курила сигареты на манер взрослых. Они иногда встречались с Марчеллой в соседней кафешке, где увлеченно обсуждали знакомых парней.

Жинетта не проявила большого интереса к рассказу Марчеллы.

— Если бы он был настоящим мужчиной, то не стал бы кончать раньше тебя, — сказала она, небрежно стряхивая пепел с сигареты.

— А почему? — поинтересовалась Марчелла у более опытной Жинетты.

— Почему? — улыбаясь, вопросом на вопрос ответила очень редко веселая Жинетта. — Потому что воспитанный мужчина всегда пропускает женщину вперед.

— В следующий раз, когда у него не будет дома родителей, я проделаю с ним все то же самое, только доведу это дело до конца, — заверила свою подружку Марчелла. — Ты же никому об этом не расскажешь?

Пожав плечами, Жинетта ответила:

— Не хочешь, не расскажу, только предупреждаю тебя, будь осторожней. Ты не знаешь, какие они, эти ирландские мальчики.

Марчелла вытаращила на Жинетту удивленные глаза:

— Какие?

Затушив сигарету и оставив на столе пятьдесят центов, Жинетта встала:

— Стоит с ними переспать только раз, как тут же забеременеешь.

В июле выдались очень жаркие выходные дни. Родители Гарри отправились в Нью-Джерси, где проходила конференция, посвященная мерам предупреждения преступности, а его сестра уехала к своему дружку. Целое воскресенье Гарри оставался в квартире совершенно один. Отработав свое алиби с Жинеттой, Марчелла после ленча отправилась домой к Гарри. Гарри открыл дверь: он был одет в джинсы и рубашку, его розовое лицо было гладко выбрито.

Когда он захлопнул за нею дверь, дважды повернув ключ в замке, она стала оглядываться по сторонам. Он жил в более современном квартале, чем она, и комната его была обставлена самым обычным образом. Все предметы, за исключением абажура, были спрятаны под полиэтиленовыми чехлами, что вызвало понятный скептицизм у Марчеллы. Медленно направляясь в гостиную, она по дороге заметила стеклянный ларец с китайским орнаментом, который, по-видимому, для коллекции приобрела его мать.

— Я видела рекламу этой вещицы в каком-то журнале, — сказала она, поднося ларец поближе к своим глазам. Весь ларец был усыпан фигурами персонажей фильма «Волшебник страны Оз». Ей было всегда интересно посмотреть на людей, покупавших такое барахло. А теперь она знала, кто они, одна из них — мать Гарри.

— Хочешь кока-колы? — спросил Гарри. Она прошла с ним на кухню.

— А у тебя нет вина или чего-нибудь такого? — спросила она. — А то я что-то очень нервничаю, Гарри.

Робко взглянув на Марчеллу, он сказал:

— Знаешь, не стоит делать того, чего ты не хочешь. Она почувствовала себя оскорбленной.

— Что, пошел на попятную? — спросила она.

— Да нет, — ответил он.

Отыскав бутылку Довольно сладкого вина, он налил им обоим по стаканчику. Марчелла выпила без всякой охоты, так как горячащий кровь напиток был не совсем кстати в такой и без того жаркий день.

Похоже, что он так и просидел бы здесь целый день, пяля на нее глаза, если бы она сама не начала действовать.

— А где твоя комната? — спросила она.

Шагая по коридору в комнату Гарри, она чувствовала легкий гул в голове от выпитого крепкого вина. Гарри следовал за нею.

— Вот здесь моя комната, — указав рукой на довольно стесненное пространство, сказал он.

Марчелла, присев на кровать, призывно посмотрела на Гарри. Поднимая руки, чтобы снять с себя одежду, она обратилась к нему:

— Помоги мне раздеться.

Осторожным движением рук он принялся снимать с нее все предметы туалета, пока наконец она не оказалась совершенно голой. Его кадык вздрагивал каждый раз, когда он ловил ртом воздух, переводя дыхание, которое между тем становилось все тяжелее и призывнее и эхом отдавалось в маленькой, тесной комнатушке. Она наблюдала за тем, как он изучал ее пухлое тело. Оперевшись на локоть, она смотрела на него вопросительным взглядом; грудь ее завалилась на одну сторону, а соски вздыбились. Он смотрел на нее до тех пор, пока она не легла, слегка раздвинув ноги. Тут Марчелла заметила, как быстро он перевел свой взгляд в расположенную между ног область тела.

Обтянутая джинсами выпуклость становилась все заметнее. Поспешно сняв с себя одежду, он оголил свое белое тело, которого, по-видимому, ни разу в жизни не касались солнечные лучи. Стоя на коленях с вертикально вздыбившимся членом, он стал приближаться к ней.

Вдруг он навалился на нее сверху и, прижимая свой язык к ее губам, обхватил руками ее грудь, возбуждая у Марчеллы непреодолимое желание слиться в едином порыве. Ловя губами его язык, она прижалась к его телу. Трудно было себе представить более приятный момент. Когда он начал всасывать губами ее грудь, по ее телу пробежала исступленная дрожь. Он очень торопился, прилаживая к ней нижнюю часть своего тела. А Марчелле так не терпелось поскорее провести этот волнующий эксперимент, что она сама изо всех сил помогала ему, раздвигая ноги и желая, чтобы его могучий член побыстрее проник в ее лоно. Держа свою руку с растопыренными пальцами на его груди, она лежала, стараясь привыкнуть к его новому вторжению.

Она знала, что в этом деле не нужна спешка; прежде чем впустить в себя этого могучего бойца, ей и самой нужно хорошенько возбудиться так, чтобы повлажнела промежность. Но Гарри, похоже, совсем потерял терпение, попытавшись с одного маха овладеть ею. Марчелла закричала от боли, но он даже не заметил этого, продолжая как заведенный непрерывные колебания нижней части своего туловища. Охватившая ее вначале боль сменилась возбуждением, которое ни на минуту не покидало ее тело. Она стала двигаться ему в такт, включив в эту интенсивную работу те органы, которые до этого бездействовали, а сейчас приняли такое активное участие в процессе волнующего ритуала, который, казалось, стал целью и предметом страстных мечтаний всей ее юности.

Когда она начала целовать его, слегка покусывая зубами его нижнюю губу, он, припав к ее груди, принялся ласкать губами оба ее соска. По всему телу Марчеллы разлилась сладкая нега, и она чуть не потеряла сознание от охватившего ее чувства неслыханного блаженства. Ей очень хотелось, чтобы и без того могучий член Гарри стал еще больше и проник так глубоко в нее, чтобы они оба могли, слившись воедино, раствориться в этом необъятном море блаженства.

Он мял ее губы, а она, отворачивая лицо, подставляла ему свою шею, которую он лизал, как щенок, продолжая интенсивно работать своим телом до тех пор, пока наконец комнату не огласил громкий рев, свидетельствующий о наивысшей точке блаженства. Гарри не шевелился, а Марчелла, доведенная до пика возбуждения, трепеща всеми клеточками своих нервных окончаний, лежала, предвкушая кульминацию. Как будто онемев, Гарри поднял голову, а она, открыв глаза, наблюдала за выражением его лица. С закрытым ртом, зажмуренными глазами и перекошенным от невыразимого счастья лицом он кончал. Вид умирающего от удовольствия мужчины ускорил наступление ее собственного оргазма. Волна блаженства разлилась по ее телу, и, отталкивая его голову обеими руками, она стала двигаться под ним, страшась лишь одного, чтобы он, не дай Бог, Не ушел в тот самый момент, когда все началось. Но вот настал этот сладкий миг: один прилив блаженства сменялся другим, и она, зажав своими ногами его бедра, крепко держала Гарри, не давая ему прервать эти минуты сладострастия. Он тяжело дышал, не вынимая из нее свой еще твердый пенис, а она вздрагивала всем своим телом, впервые в жизни испытав оргазм от первого в жизни соития с мужчиной. В голове ее царил сумбур от слившихся воедино переживаний настоящего экстаза и представлений о нем, сложившихся в ее детских мечтах и фантазиях.

— Ты любишь меня? — выпалил Гарри свой вопрос, прижавшись к груди Марчеллы, когда все было кончено.

— Я просто схожу от тебя с ума, — прошептала она.

Положив голову ему на плечо и щекоча его подбородок своими волосами, она уснула в этот теплый воскресный день, а из нее ручьем вытекала сперма, именно та сильная, характерная для ирландских мужчин семенная жидкость, которая, если верить ее подруге, может с одного раза сделать женщину беременной.