"Агент Византии" - читать интересную книгу автора (Тертлдав Гарри)

Только что миновала вершина лета, но на перевалах в Пеннинских Альпах дул прохладный ветер, и из-за разряженного воздуха при любом незначительном усилии здесь задыхались и люди, и лошади. На последнем этапе пути к Санкт-Галлену трое путешественников составили план действий.

По мере приближения к монастырю Вигхард проявлял все меньше желания вступить в пределы обители. Он по-прежнему мрачно ворчал о таящейся там нечистой силе и о том, какой вред она может нанести любому, кто туда явится на разведку. Когда отчаявшийся Аргирос предложил англичанину остаться за стенами и помочь, лишь когда настанет время бежать, тот с радостью согласился и сразу повеселел; будто с его плеч свалилась тяжелая ноша.

Твердая в своей вере, Хильда не роптала против того, чтобы войти в Санкт-Галлен. Ее задачей было проверить монастырскую библиотеку под предлогом поиска новых лекарств для Лондина, а на самом деле попытаться найти ключ к загадке прирученного адского огня.

Это беспокоило магистра: а что, если она обнаружит секрет и не поделится им? В таком случае Василию оставалось одно – разыгрывать незаменимого союзника, чтобы подобная мысль просто не могла прийти ей в голову.

Аргирос окончательно решил, что сам проникнет в монастырь. Он не питал надежду, что сможет соперничать с Хильдой, если речь зайдет о древних манускриптах. Он не смог бы даже прочесть некоторые из западных рукописей. Но как у магистра у него были свои таланты, и среди них умение вести расследование. Франко-саксонцы любили прихвастнуть; плюс к тому еще неизвестно, какие плоды могли принести ненавязчивые расспросы.

Все их планы пошли прахом в Турике, городе на берегу озера в паре дней пути к западу от Санкт-Галлена. Когда они въехали в город, шел дождь, настоящий ливень, превративший усыпанные навозом улицы в вязкое и вонючее болото. Аргирос с тоской вспоминал мощенные плитами и булыжником улицы Константинополя – и канализацию. Однако Хильда и Вигхард явно принимали грязь как должное.

Троица как раз искала постоялый двор, когда лошадь Хильды вдруг поскользнулась на липкой глине и грузно упала. Освободиться самой у Хильды не было никакой возможности. Животное придавило ее. Аргирос расслышал глухой хруст сломанной кости и сдавленный крик девушки.

Лошадь, целая и невредимая, попыталась подняться, и Хильда опять вскрикнула, на этот раз уже совсем хрипло. Аргирос и Вигхард одновременно соскочили в грязь. Вигхард удерживал голову лошади, пока магистр освобождал из стремени правую ногу Хильды, оказавшуюся сверху. Справившись, он кивнул Вигхарду.

– А теперь позволь коню встать, но осторожно.

– Ах.

Когда лошадь приподнялась, Аргирос отрезал кинжалом ремень второго стремени. Хильда села и схватилась за ногу. Ее лицо побледнело под слоем грязи. Она прикусила губу от боли; в уголке рта виднелась небольшая струйка крови.

– По возможности старайся не шевелиться, – велел Аргирос и разрезал штанину. С облегчением он увидел, что кость не вышла наружу: кругом грязь, и открытая рана наверняка бы загноилась. Но голень распухала на глазах, да и треск кости во время падения девушки свидетельствовал о переломе.

– Дело плохо? – спросил Вигхард.

Аргирос объяснил в нескольких словах. Англичанин кивнул.

– Надо доставить ее под крышу. В свое время мне не раз доводилось вправлять кости. – Затем он обратился к Хильде: – Мне жаль, девочка; нам придется нести тебя. Будет больно.

– Уже больно, – выдавила она.

– Знаю, милая, знаю. – Вигхард обернулся к Аргиросу. – У нас ничего нет вместо шины. Я свяжу ее и вместе, и мы понесем ее. Хорошо, что она маленькая и нам не придется волочить ее ноги по земле.

– Лучше ничего не придумать, – согласился магистр. Хильда задержала дыхание, когда ее поднимали Аргирос заметил, как она сжала губы, чтобы не закричать.

– Мужественная девушка, – добавил он; она вела себя точно настоящий солдат.

Хильда выдавила улыбку:

– Видишь, я обняла тебя рукой, хотя, наверно, и не так, как бы тебе хотелось.

Ведя лошадей под уздцы, они медленно двинулись по улице. К великому счастью, гостиница оказалась рядом. Ее хозяйкой была пухлая вдова по имени Герда. Она запричитала, увидев, какими грязными были новые постояльцы, но полновесное римское золото Аргироса заметно смягчило ее возмущение. Номисма еще больше ценилась у франко-саксонцев, чем в империи.

Хильду осторожно положили на стол. Вигхард принес небольшой кожаный мешок с песком и ударил ее по затылку. Девушка потеряла сознание. Ее дядя и правда знал, как лечить подобные травмы. Он ловко вправил сломанную кость и поместил поврежденную ногу между обернутыми в тряпье досками.

– Она скоро поправится, я думаю, – наконец сказал он. – Может быть, даже не будет хромать.

– И то ладно, – ответил Аргирос.

Ему действительно нравилась Хильда, хотя она и не отдалась ему. Но не следовало забывать и о предстоящей миссии. Он прямо взглянул на Вигхарда и сказал:

– Нам надо поговорить один на один.

Наконец все трое могли обсудить сложившееся положение дел, уединившись в одной из двух снятых наверху комнат. Хильда лежала на соломенном тюфяке, а Вигхард и Аргирос придвинули к ее кровати шаткие стулья.

– Прошу не считать меня сумасшедшим, – начал магистр, – но я собираюсь отправиться в Санкт-Галлен. Если я стану ждать, пока ты, Хильда, поправишься, южные перевалы завалит снегом, и я окажусь отрезанным от империи до весны.

– Это верно, – сказала она. Ее голос был слаб: она выпила два кувшина вина, чтобы унять жгучую боль в ноге. Но ее сознание оставалось ясным.

– Дядя, ты должен пойти с ним.

– И оставить тебя одну? Ты свихнулась, дочка?

– Герда любит деньги, – пожала плечами Хильда. – Думаю, она присмотрит за мной, если мы ей хорошо заплатим, и я могу быть ей полезной, вести ее счета и прочее. Нет смысла вам сидеть здесь из-за меня.

– А что я скажу твоему отцу, когда он спросит, как я за тобой присматривал?

– А что ты ответишь королю Осви, когда он спросит, почему англичане потеряли еще десяток кораблей, или даже два-три судна? – парировала Хильда. – Зима не станет дожидаться тебя, как и Василия. Возможно, мне даже станет легче, если вы уйдете; а после вашего возвращения, может быть, я опять смогу отправиться в дорогу. Вдвоем вы скорее добьетесь успеха, чем по отдельности.

Англичанин выглядел мрачным.

– Позволь мне завтра порыскать по городу, – неохотно попросил он. – Если хозяйка гостиницы пользуется приличной репутацией, тогда, может быть…

В ходе расследования выяснилось, что Герда подходит в качестве сиделки при больном; в Турике за ней закрепилось прозвище «матушка».

– Конечно, денежки матушка любит, это да, – сообщил мельник, поставлявший ей муку, – но она и мухи не обидит.

– Это точно, – согласился Аргирос, почесывая зудящие укусы. Но, к сожалению, ни в империи, ни за ее пределами не было гостиницы без клопов.

Несмотря на такие рекомендации, Вигхард еще хмурился, когда вместе с магистром скакал мимо собора, построенного в честь знаменитых мучеников Феликса, Регулы и их слуги Экзупера. Но все же одно упоминание Хильдой имени короля Осуи подействовало на ее дядю, и он отправился в дорогу.

– Нами движет необходимость, – под стук копыт увещевал своего спутника Аргирос, когда они направлялись по старинному и прочному римскому мосту на левый берег Линдимата[34]. – Чем бы вы могли помочь ей, если бы остались: подавали бы овсянку и выносили горшок?

– Полагаю, ничем, но все равно мне все это не нравится.

Вигхард перевел взгляд на предгорья впереди, поросшие густыми темно-зелеными сосновыми и пихтовыми лесами, на голые и серые гранитные скалы, на вершины, заснеженные даже в это время года, и вздрогнул.

– Но я не хотел бы оставаться здесь на зиму, – добавил он.

– Я тоже, – отозвался Аргирос.

Они не стали обсуждать еще одну вещь, которая сейчас их объединяла: стремление разгадать секрет франко-саксонцев. Без Хильды Вигхарду пришлось бы тяжко, попытайся он выведать тайну самостоятельно. Поэтому он крайне зависел от Аргироса. Со своей стороны, магистр понимал, что сам он в состоянии разрешить загадку и выбраться из Санкт-Галлена, но при бегстве ему могли пригодиться таланты англичанина.

На следующий день уже к вечеру Вигхард свернул с дороги в рощу, расположенную менее чем в миле от монастыря.

– Я останусь здесь, – заявил он. – Если у вас хватает храбрости сунуть голову в пасть медведя, почему бы нет. Вперед, и удачи вам в этом. Что до меня, я даю вам десять дней. Потом я вернусь в Турик, чтобы присмотреть за Хильдой.

Аргирос пожал ему руку.

– А вас не поймают? Вы не будете голодать?

– Такой старый охотник, как я? Никогда. Мне легче двадцать раз лес опустошить, чем пуститься с вами в погоню за демонами. – Он прервал браваду и с тревогой посмотрел на магистра. – Ведь мы по-прежнему вместе, верно? Если вы найдете заклинание, а я помогу вам бежать с ним, мы в доле?

– Если заклинание найдется, вы его получите, – подтвердил Аргирос, хотя в его сердце было меньше решительности, чем в словах.

Магистр поскакал вперед.

– То-то же, – пробормотал Вигхард за его спиной. Это прозвучало как скрытая угроза, а за ней последовали молитвы вполголоса – или то были языческие заклинания?

Монах в коричневой рясе стоял часовым на стене, возвышавшейся перед магистром. Ряса, тонзура и бритое лицо напоминали Аргиросу: он за границей. Знакомые ему монахи ходили в черном и не брили ни волос, ни бороды.

Аргирос снова назвался Петро, торговцем янтарем.

– Вы направляетесь в Литву? – поинтересовался монах. – Это долгое путешествие. Да принесет оно вам прибыль.

– Благодарствую, – ответил Аргирос и спросил, можно ли несколько дней отдохнуть в Санкт-Галлене. Получив разрешение, он спешился и повел коня в монастырь.

Большой дом для знатных и почетных гостей стоял слева от главной дороги; справа располагались здания поменьше: одно – для слуг, другое – для монастырских пастухов и овец. Все дома – из дерева, в северном стиле и с остроконечными крышами, чтобы было удобно счищать снег суровыми альпийскими зимами.

Дорога вела к западному крыльцу монастырской церкви, где, как знал Аргирос, принимали посетителей. Крыльцо располагалось между двумя сторожевыми башнями; одна носила имя Святого Михаила, другая – Святого Гавриила. Сама церковь представляла собой базилику, удлиненную и прямоугольную. Большую часть церквей империи строили по более современным проектам, крестообразными в плане. Но каменное здание с деревянной крышей сохраняло древнее величие. Аргирос словно внезапно перенесся в раннехристианские времена.

Из полукруглого атрия церкви появился монах. В знак приветствия он осенил магистра крестным знамением, и Аргирос перекрестился.

– Да благословит вас Бог, – произнес монах. – Биллем, привратник. Назовите мне ваше имя и звание, чтобы я знал, где вас разместить.

Аргирос повторил басню, которую он ранее поведал караульному. Биллем потер подбородок.

– Как же нам с вами быть? – сказал он с легкой усмешкой. – Вы не дворянин, не паломник и не нищий. Вы не против поселиться в гостинице для паломников? – Он махнул рукой на юго-запад. – Она на той стороне прохода к башне Святого Гавриила.

– Как скажете. Благодарю за гостеприимство.

Биллем поклонился.

– Насколько я могу судить, речь ваша правильная.

Латинский явно не был родным языком привратника, он говорил с сильным саксонским акцентом.

– Выходи, Михель, никчемный бездельник! Присмотри за лошадью господина! – крикнул он в сторону атриума.

– Иду, брат Биллем!

Михель оказался веснушчатым послушником с курчавыми рыжими волосами и довольно плутоватым лицом. Под строгим взглядом Виллема он вежливо поздоровался с Аргиросом и взял поводья его лошади.

– Пожалуйте сюда, господин.

Послушник повел Василия мимо башни Святого Гавриила, кухни и пивоварни, расположенных слева, к гостинице, тогда как помещения для овец, коз и пастухов остались справа.

Несколько монахов были заняты переворачиванием навоза в обоих загонах и рылись в нижних уплотненных слоях каждой навозной кучи. Стараясь не дышать, Аргирос вопросительно глянул на Михеля. Послушник громко расхохотался.

– Они ищут запах Святого Духа, – сказал он. Видя, что гость не понимает его, парень добавил: – Селитру.

– Запах Святого Духа, говоришь? – сказал магистр и улыбнулся. Монахи тоже мужчины; считалось, что селитра подавляет похоть. – Дыхание, которое держит братьев в холодке?

– Как? – Михель вытаращил глаза, а потом снова расхохотался. – Конечно, и это тоже.

Он выкрикнул остроту в адрес одного из возившихся в навозе. Брат ответил непристойным жестом.

Конюх и его помощник, очевидно, знали свое дело, так что Аргирос оставил на их попечение своего коня, и Михель проводил магистра за угол конюшни к гостинице.

– Вас покормят после вечерни, когда разожгут камин, – сообщил юноша.

Магистр благодарно улыбнулся. Михель чуть застенчиво кивнул головой и поспешил прочь.

Восемь кроватей дормитория[35] размещались по обе стороны главного зала гостиницы. Внутренние перегородки были высотой всего по пояс, чтобы тепло камина доходило до спальных мест. Аргирос бросил седельные сумки на пустую кровать, но потом передумал и положил их на пол, а сам растянулся на кровати.

В гостинице уже было несколько человек, некоторые из них совершали паломничество к святыням, остальные – нищие. Половина постояльцев говорила на том или другом латинском диалекте. Аргирос затеял с ними праздную беседу. К счастью, никого из Нарбонна здесь не оказалось, так что разоблачить грека оказалось некому: он плохо знал свой якобы родной город. С наступлением сумерек началась вечерняя служба, и из базилики послышалось пение монахов. Через несколько минут, как и предупреждал Михель, в помещение вошли двое братьев, чтобы разжечь главный камин. Один нес факел, а второй – бадью с пропитанным смолой тряпьем. Это озадачило магистра, но оказалось, что камин заполнен древесным углем, а не дровами; а уголь разжечь всегда непросто. Однако в следующий момент Василий опять пришел в недоумение: ведь, несмотря на некоторые различия, ни в одном из монастырей, построенных по образцу Санкт-Галлена, не использовали уголь. Наконец загорелся огонь. Монахи переглянулись.

– Уголь от огня Отца, – произнес тот, что пришел с ветошью.

Это прозвучало не как молитва, а как привычное замечание. Кивнув, другой монах обошел комнату и зажег свечи. Уголь в камине давал больше тепла, чем дрова, но света от него было мало, как от тлеющих головешек.

Послушники внесли поднос с большими буханками хлеба, по одной на каждого постояльца, и несколько кувшинов пива. Хлеб – грубый и темный. Его испекли наполовину из пшеничной муки, а наполовину – из ржаной; Аргирос никогда не сталкивался со вторым видом зерна до этого путешествия и ничуть не жалел об этом. Столь же невысокого мнения он был о пиве. Всю жизнь он пил вино, а после вина пиво казалось слабым и горьким.

За трапезой магистр время от времени прислушивался к разговору. Если бы он не устроил теологический диспут с Хильдой, возможно, он бы не заметил, что монахи Санкт-Галлена странным образом соотносили местную жизнь с лицами Святой Троицы. В раздумье он нахмурился. На Западе или на Востоке монахи всюду питали склонность к аллегориям. Если Санкт-Галлен являлся тем местом, которое искал Аргирос, разве не подходящим предметом для аллегорий был тот ужасный секрет?

Потягивая пиво, магистр осмотрелся: монастырских поблизости не было. Тогда Аргирос обратился к человеку, сидевшему рядом на длинной скамье, – высокому худому парню с впалыми щеками, которого мучил изнурительный чахоточный кашель.

– Интересно, – сказал он как бы невзначай, – если уголь – это Отец, а селитра – Святой Дух, тогда что же такое Сын?

Он с трудом сдержал крик восторга, когда парень сразу ответил:

– Должно быть, то желтое вещество – как его? Ах, да, сера, точно она. Лекарь сжег немного ее на днях, хотел попробовать прочистить мне легкие. Мало помогло, как я могу судить, – только вони было много. Старик Карломан называл ее растопкой Сына. – Он издал булькающий смешок, и капля слюны в углу его рта окрасилась в розовый цвет. – Отец, Сын и Святой Дух. Каково? Забавно, мне б до такого ни за что не додуматься.

– Безумный вариант Троицы, – согласился Аргирос.

Среди поднявшегося гвалта он не расслышал, что еще сказал ему сосед. Маврикий был прав: эти белокурые варвары по-прежнему не имеют понятия о безопасности. Империя хранила секрет получения «жидкого огня» веками, тогда как тайна Санкт-Галлена выплыла на поверхность спустя всего год с небольшим. Древесный уголь, сера, селитра – здесь не могло быть других ингредиентов, иначе монахи не придумали бы аналогию с тремя лицами Троицы.

«И никаких демонов», – с облегчением заключил магистр.

Ему также пришло в голову, что здесь получилась Троица, в которой Дух в самом деле мог происходить от обоих других элементов, потому как понятно: древесный уголь и сера сами по себе безвредны. Выходит Хильда права – но в то же время и нет, поскольку продукты мира сего не могли иметь истинного отношения к совершенству теологии.

Аргирос уже готов был вскочить и бежать к лошади, как вдруг до него дошло, что он не довел до победного конца свою кампанию. Еще оставалось докопаться, в каком соотношении составные части входят в смесь. Одна часть вина на пять частей воды – это безвредно и для двухлетнего ребенка, но возьми пять частей вина и одну часть воды – и такая смесь способна быстро свалить под стол взрослого мужчину. Магистр не предполагал, чтобы здесь было по-другому. Придется немного задержаться.

Пилигримы, обычно покидавшие монастырь с разумной поспешностью, не были обязаны отрабатывать за еду; зато нищие – были. Аргирос приступил к работе еще до того, как его попросили. Он провел безрадостную половину дня за чисткой монастырского курятника и загона для гусей, пока брат-птичник не выяснил, что новый работник хорошо управляется с лошадьми, и не отослал его на конюшню.

Василий шел в западном направлении, справа остался монастырский амбар, а слева прямоугольная деревянная постройка – судя по крепкому запаху, уборная для монахов. Позади нее располагалась похожая постройка поменьше. Двое монахов проследовали наперерез с плетеными корзинами, полными ряс, хитонов и постельного белья. Они вошли в помещение за туалетом: значит, это прачечная. Аргиросу пришло в голову проследовать за монахами. С какой стати в монастыре стирают красные одеяния? Магистр сомневался, что успел заметить их в корзинах, разве только под другим тряпьем. Он вспомнил рассказы о ярко-красных дьяволах, связанных с франко-саксонским адским огнем, и усмехнулся про себя. Отличное прикрытие, подумалось ему, и способное за милую душу сразить людей вроде Вигхарда.

Монахи вышли с пустыми корзинами. Аргирос непринужденно направился к прачечной, намереваясь рассмотреть дьявольские костюмы.

– Эй, ты, ты кто такой и куда направляешься? – рявкнул кто-то.

Он медленно развернулся и оказался перед коренастым монахом лет пятидесяти с каменным лицом и жесткими, холодными глазами.

– Брат Марко велел мне помочь ухаживать за лошадьми, – ответил Аргирос по возможности невинным тоном. Он сразу понял: с этим типом шутить нельзя.

– Хм-м! Не выдумывай, – сказал монах. – Следуй за мной.

Он привел Аргироса к птичнику и нахмурился, когда брат Марко, хотя и дрожащим голосом, всё-таки подтвердил слова магистра:

– Так и было, как он говорит, Карломан.

Брат-птичник не на шутку оробел. Карломан неохотно извинился перед магистром.

– Тогда иди, куда шел, и нечего вынюхивать.

Чувствуя спиной горящий взгляд монаха, Аргирос проскочил мимо прачечной, даже не покосившись в ее сторону.

Конюх оказался неиссякаемым источником сплетен, от него Аргирос узнал обо всех скандальных происшествиях, забавлявших Санкт-Галлен в последний год. Тем не менее в этом потоке Василий не нашел ничего полезного для себя, так что день завершился досадой и разочарованием, и те же чувства обуревали агента большую часть следующей недели. Но удача все-таки пришла, и, как ни странно, именно Карломан сделал греку такой подарок.

Магистр грезил о жарком из козлятины с луком и соусом, о сладком белом вине Палестины и знаменитом красном с Кипра; говорят, оно происходит от лоз, посаженных самим Одиссеем еще до отплытия в Трою. Но от ржаного хлеба и пива можно впасть в уныние.

Спутанные мысли о завтраке вдруг вылетели из головы Аргироса, когда он услышал, как стонет один из его товарищей, лежащий в постели и в ужасе уставившийся на быстро растущий нарыв возле подмышки. Люди сторонились больного и друг друга. Страх перед чумой всегда рядом. Кто-то побежал за лекарем.

Скоро Аргирос услышал, как к гостинице бегут двое людей. Он сразу узнал резкий голос Карломана.

– Который? – спросил монах. На его тонзуре блестел пот. Приведший его человек не успел ответить. – Можешь не отвечать – тот, что ноет вон там, верно?

– Да, господин.

Лекарь подошел к перепуганному больному.

– Посмотрим, Эвальд, – сказал лекарь с грубоватой живостью, но пациент боялся поднять руку и услышать подтверждение своих жутких предположений.

– Держите его – ты, ты и ты, – распорядился Карломан, вторым указав на Аргироса. Тот вместе с вновь прибывшим паломником и мертвенно-бледным парнем, знавшим про серу, схватил Эвальда, чтобы он не дергался. Карломан рывком поднял руку больного, быстро осмотрел нарыв, а затем с облегчением расхохотался.

– Это всего лишь обычный фурункул, Эвальд. Надеюсь, ты еще кончишь в колодках, как того и заслуживаешь.

– Больно, – простонал Эвальд.

Карломан прыснул.

– Конечно, больно. Подожди; я принесу притирание, чтобы смазать это.

Лекарь вернулся через несколько минут с дымящимся горшочком, полным чего-то с виду похожего на мед, но с совсем другим запахом.

Эвальд подозрительно принюхался.

– Что так воняет?

– Ты хочешь сказать, помимо тебя самого? – ответил Карломан. – Здесь половина серы и половина буры, и все смешано с оливковым маслом. Это вытянет содержимое фурункула. Эй, вы! Держите его!

Эвальд пытался увернуться, но выбранные Карломаном помощники были намного сильнее. Лекарь обмакнул тряпочку в горшочек и приложил снадобье к карбункулу паломника.

Эвальд издал жалобный вой.

– Больно. Я чувствую, как это разъедает кожу!

Он извивался, точно червь на крючке.

– О, чепуха, – сказал Карломан и рассмеялся. Смех его на этот раз был омерзителен.

Как уже понял Аргирос, хотя монах был лекарем, доброты ему явно недоставало.

– А что, если тебе дать другого, хм, лекарства, которое я не так давно изобрел: одна часть серы к четырем селитры и древесного угля. Оно могло бы начисто оторвать тебе руку.

В ужасе Эвальд почти вырвался из ослабевшей хватки Аргироса. Карломан в ярости обернулся.

– Что с тобой, торговец? Держи крепче. Будь ты проклят!

– Простите.

Карломан всего лишь шутил, чтобы слегка напугать несчастного. Он и представить не мог, что кто-то здесь способен уловить смысл произнесенной фразы.

Когда лечение паломника, к удовлетворению Карломана, завершилось, Аргирос выждал, пока все разойдутся, собрал вещи и побежал к конюшне. Он уже закончил седлать лошадь, как вдруг в дверях показалась голова конюха.

– Мне послышалось, что кто-то сюда вошел, – сказал тот. – Вы не можете уехать прямо сейчас, а только после воскресной службы.

Аргирос прикрыл глаза. Из-за переполоха вокруг Эвальда он забыл, что сегодня воскресенье. В компании монаха он направился к церкви. Стоило поблагодарить Бога за то, что Он послал такую удачу.

Ни один храм не мог впечатлить человека, молившегося в соборе Святой Софии, но церковь Санкт-Галлена не заслуживала насмешек. Ее пропорции были благородны, а колоннады, отделявшие боковые нефы от главного, несомненно, хорошей работы. Возле каждой второй колонны возвышались алтари, и так до самого трансепта.

Главный неф монахи оставляли для себя; миряне же молились в боковых, и от клириков их отделяли деревянные ограждения. Карломан и Биллем, привратник, стояли за преградой прямо напротив Аргироса. Биллем вежливо кивнул.

– Да поможет вам Бог, Петро, – шепнул он.

– И вам, – ответил магистр.

Пекарь не присоединился к коротким приветствиям.

Началась месса. Аргирос уже довольно долго пребывал на Западе, чтобы свободно следовать латинской версии и отвечать надлежащими возгласами. Но после своего открытия он был в таком возбуждении, что не заметил, как непроизвольно пропустил восклицание «филиокве!», когда настал соответствующий момент литургии.

И он не видел, как широко распахнулись глаза Карломана, когда тот уличил его в первый раз, и как они сужались при каждой новой ошибке Аргироса.

– Еретик! – бросил в ярости Карломан, указав на магистра, у которого кровь застыла в жилах. – Он не признает филиокве!

И тут лекарь, должно быть, припомнил подозрительный интерес Аргироса к монастырской прачечной и собственное опрометчивое высказывание сегодняшним утром. Он стукнул себя рукой по лбу.

– Шпион! – закричал он.

Хор протянул еще несколько нестройных звуков и умолк. В толпе клириков и мирян пронесся смущенный и неодобрительный ропот. Его перекрыл вопль Карломана:

– Хватайте его!

Но Аргирос уже развернулся и пробирался сквозь толпу изумленных пилигримов и попрошаек, коря себя за неосторожность.

Чахоточный нищий схватил магистра за запястье. Короткий удар – и парень со стоном распластался на полу.

Двое монахов стояли в дверях, ведущих к западному крыльцу храма. Они таращились друг на друга, не Понимая, что происходит.

– Я позову на помощь! – крикнул Аргирос, и один из монахов застыл на месте.

Но второй оказался сообразительнее. Он бросился вперед, чтобы преградить дорогу. Но Аргирос пригнулся и перекинул его через плечо. Выбежав на солнечный свет, магистр устремился мимо башни Святого Гавриила к конюшням. Остановки в других монастырях, построенных по образцу Санкт-Галлена, принесли свою пользу: Василий хорошо ориентировался на месте. Сзади слышался нарастающий шум погони, но мчась во весь дух, Аргирос на несколько ярдов опередил преследователей и вбежал в конюшню.

Шепча благодарение Богородице за то, что удалось заранее оседлать лошадь, он вскочил в седло и вылетел из ворот, выхватывая меч.

Преследователи были совсем близко, но, заметив блеснувшее оружие, в смятении отступили. Только Карломан бросился вперед, чтобы схватить поводья. Агрирос ударил его мечом, чувствуя, как лезвие вонзилось в плоть. Лекарь упал. Магистр пустил коня галопом, сшиб с ног другого чересчур отважного монаха и понесся к монастырским воротам.

Вслед Аргиросу несся истошный крик раненого Карломана:

– Оставьте меня, олухи. За ним!

Выполняя приказ лекаря, монахи спешили взять оружие, седлать лошадей, спускать монастырских собак.

Но магистр во весь опор промчался сквозь распахнутые монастырские ворота, устремляясь дальше по дороге.

Он бедрами чувствовал, как сокращаются мышцы коня; от встречного ветра при стремительном галопе заслезились глаза. Санкт-галленские поля пшеницы, ржи и ячменя проносились мимо как в тумане. Кто-то на сторожевой башне затрубил в рог.

Чтобы скрыться из видимости, агент устремился к лесам, где, как он надеялся, его еще поджидал Вигхард. Бросив мимолетный взгляд через плечо, Василий не увидел верховых преследователей. Он позволил запыхавшемуся коню перейти с галопа на резвую рысь. Если лошадь падет – ему конец.

У кромки леса он еще раз придержал лошадь, чтобы глаза привыкли к мраку. Неслышно, словно тень, на дорогу выступил Вигхард.

– Нешуточный переполох вы там устроили, – заметил англичанин. – Вы узнали заклинание, дружище?

– Да.

– Тогда нам лучше не мешкать, верно?

Вигхард вскочил в седло и пришпорил лошадь. Магистр поехал следом.

Сразу после резкого поворота англичанин натянул поперек дороги веревку-ловушку.

– Они понесутся за вами очертя голову. Дай Бог, это выведет из строя двоих-троих и заставит остальных задуматься.

– Отлично, – сказал Аргирос. Сам он достал из седельной сумы мешочек с тонко молотым перцем и рассыпал его за собой. – Собакам тоже нужно развлечение.

– Ай, они его получат, – одобрил Вигхард. – С ними лучше не шутить.

Когда они с Аргиросом проскакали еще немного, англичанин вытащил какую-то старую тряпку и выбросил ее в кусты ежевики на обочине. Заметив озадаченный вид Аргироса, он объяснил:

– Пропитана мочой суки во время течки.

Магистр разразился смехом.

Вновь послышался звук рога, теперь уже довольно слабый на таком расстоянии. Едва уловимо, точно писк комаров, доносились крики монахов:

– Скорее!

– Не дайте ему уйти!

«Поздно, – подумал Аргирос, – я уже ушел».