"Добрый ангел" - читать интересную книгу автора (Гарвуд Джулия)

Глава 17

Габриэль вошел в комнату первым. Суда по всему, он был не очень рад видеть здесь свою жену. Она притворилась, будто не замечает этого.

Отец Мак-Кечни ввел в комнату лаэрда Мак-Кея. Священник первым делом приветствовал Джоанну, потом обратился к Клэр.

— Сегодня вы выглядите немножко лучше.

Из-за его спины появился лаэрд Мак-Кей, торопившийся увидеть свою дочь. Он шагнул к ней, но вдруг резко остановился.

— Великий Боже, — вырвалось из его уст, и эти слова услышали все, кто находился в его комнате. Мак-Кей побелел, увидев, во что превратилось лицо его дочери.

До этого момента Джоанна была явно настроена против него. Ведь он, несмотря на мольбы Клэр, заставил ее вернуться к макиннсам. Но сейчас его реакция говорила об ином: возможно, он просто не понимал, насколько ужасным было тогдашнее положение Клэр.

Джоанна сказала себе, что нельзя поддаваться сомнениям. Ей нельзя проявлять жалость к лаэрду Мак-Кею — все равно именно он ответствен за то, что макиннсы едва не свели Клэр в могилу.

Внешне Мак-Кей показался Джоанне не очень-то симпатичным. Среднего роста, — Габриэль возвышался над ним, как башня. Он был вдвое старше ее мужа; в каштановых волосах Мак-Кея пробивались густые пряди седины, а вокруг глаз и рта пролегали глубокие морщины. Все это его мало украшало. А самой заметной частью его лица был нос — внушительных размеров и совершенно ястребиного вида. Просто счастье, что Клэр не унаследовала этой отцовской черты.

Габриэль подошел и остановился возле Джоанны. Окно оказалось прямо за его спиной. Меха на нем были развязаны, и легкий ветерок обдувал их сзади.

— Здравствуйте, папа.

Лаэрд Мак-Кей наконец взял себя в руки. Он подошел к краю постели и положил ладонь на руку дочери.

— Клэр, что ты с собою сделала?

В его голосе звучала отеческая тревога, но Джоанну этот вопрос привел в ярость. Она втиснулась прямо между отцом и дочерью. Лаэрд отпустил руку Клэр и отступил на шаг, но, увидев взбешенное лицо Джоанны, отступил еще дальше.

— Вы спрашиваете, что Клэр сделала с собою? Вы что же, и впрямь думаете, будто она сама избила себя до полусмерти?!

У лаэрда округлились глаза. Он сделал еще шаг назад, уклоняясь от гнева Джоанны, который хлынул на него, словно кипяток.

— Нет, этого я не думаю, — ответил он.

— Виновники этому Роберт Мак-Иннс и его отец… и вы, лаэрд Мак-Кей, — заявила она. — Да, и вы виновник.

Отец Клэр повернулся к Габриэлю.

— Кто эта женщина? — крикнул он. Габриэль стал ближе к Джоанне.

— Это моя жена, — произнес он сурово. — И при ней вам не стоит повышать голоса.

— Она нездешняя. — Это замечание лаэрд Мак-Кей сделал уже куда более мягким тоном.

— Она англичанка.

— Разве англичане позволяют своим дочерям говорить со старшими таким неуважительным тоном, хотел бы я знать?

Габриэль повернулся к Джоанне. Он подумал, может быть, она сейчас не настолько хорошо себя чувствует, чтобы спорить с Мак-Кеем.

Но, быстро оценив состояние жены, сказал:

— Она сама будет говорить за себя. Джоанна вперила взгляд в отца Клэр:

— У большинства дочерей англичан достанет мужества, чтобы высказывать свое мнение. Видите ли, их отцы любят и лелеют их. Они также защищают их, в отличие от некоторых лаэрдов, для которых выгоды брака важнее счастья и безопасности дочерей.

Мак-Кей побагровел. Джоанна знала, что вызывает его гнев, но ее это сейчас не беспокоило.

— Вы не любите свою дочь? — спросила она.

— Конечно, люблю, — ответил лаэрд. — Да и лелею тоже.

Джоанна кивнула:

— А вы понимаете, сэр, что ваша дочь чудом осталась жива?

— Нет, — признался лаэрд.

Отец Мак-Кечни прокашлялся, желая привлечь к себе внимание:

— Может быть, я объясню, как именно к нам попала Клэр.

Он подождал, пока лаэрд проявит желание услышать это, а затем начал пунктуально описывать, в каком состоянии попала к ним Клэр. Он рассказал, что девушка была раздета донага и завернута в мешковину. Священник не упустил ни малейшей детали, не забыл упомянуть и о том, как Роберт Мак-Иннс плюнул на Клэр.

— Он собирался хорошенько пнуть ее ногой, — прибавил отец Мак-Кечни, — но стрела леди Джоанны остановила его.

Лаэрд Мак-Кей стоял, скрестив руки за спиной, пока слушал этот жуткий рассказ. Его лицо не выражало никаких чувств. Но глаза его наполнялись слезами.

— Макиннсовский клан заплатит за все свои прегрешения против моей дочери, — заявил Мак-Кей. Его голос дрожал от гнева. — Я говорю о войне, Мак-Бейн, а не о брачных обязательствах. Мне стало известно, что вы тоже ищете мести. По какой причине?

— Роберт Мак-Иннс осмелился взять кинжал в руку и метнул бы его в мою жену, если бы я не остановил его. Джоанна даже не подозревала, что ее муж собирается воевать с кланом макиннсов. Ярость, прозвучавшая в его голосе, вызвала у нее новый приступ тошноты.

— Но все же он не нанес вреда вашей жене, — с раздражением заметил лаэрд Мак-Кей.

— Что вы хотите сказать, Мак-Кей?

— Роберт принадлежит мне, — ответил лаэрд. — Это мое право — отомстить за дочь.

Габриэлю было нелегко с этим согласиться.

— Я должен подумать, — пробурчал он.

Лаэрд Мак-Кей, кивнув, снова обратил внимание на дочь.

— Я думал, что ты преувеличиваешь свои тяготы. Ведь я знал, что тебе не хочется выходить замуж за Роберта, но полагал, что со временем ты научишься ладить с ним. Мне никогда и в голову не приходило, что макиннсы могут обходиться с тобой так жестоко. Их вина непростительна… И моя вина тоже, девочка. Я должен был прислушаться к твоим словам. Жена Мак-Бейна права: я тоже виновен в случившемся.

— Ох, папа, — прошептала Клэр. — Мне очень жаль. Я опозорила тебя моей… — Рыдания помешали ей продолжать. Джоанна поспешила подать Клэр платок.

— Перестань сейчас же, — велел ей отец. — Я не хочу видеть, как ты плачешь.

— Мне очень жаль… — повторила Клэр. — Я не могу перестать…

Лаэрд сокрушенно покачал головой:

— Ты должна была заставить меня прислушаться к твоим словам, когда прибежала домой, дочка, вместо того чтобы позорить себя с макбейнцем. Зачать ребенка — это еще не решить дело. А теперь назови мне имя этого гуляки, и я разберусь с ним.

— Простите, что я прерываю вас, — сказала Джоанна, — но я думала, что Клэр прибежала К вам домой после первых же побоев. Это не так?

— У нее не было синяков, — ответил лаэрд, — и я подумал, что она сочиняет небылицы, чтобы добиться моего сочувствия… Я человек, который признает свою неправоту, если был не прав, — прибавил он.

Отцу Мак-Кечни было приятно слышать это признание.

— Вот хорошее начало, — заметил он.

— Назови мне имя того человека, Клэр.

— Папа, мне очень жаль, что вы так разочарованы во мне. Вы не должны упрекать макбейнцев. Во всем виновата только я.

— Я жду его имя, дочка.

Джоанна не стала считаться с резким тоном лаэрда. Она стала между отцом и дочерью.

Габриэль увидел выражение ее лица и тут же потянулся, чтобы схватить ее за руку.

— Вы хотите защитить мою дочь от меня? — спросил лаэрд Мак-Кей. В его голосе слышалось изумление.

Джоанна не ответила. Она постаралась отвлечь его внимание.

— Я неверно судила о вас, сэр, но теперь понимаю, что вы любите свою дочь. А сейчас Клэр нужен отдых. Ее били по голове, и она еще очень слаба. Ей сейчас даже трудно держать глаза открытыми.

Она молила Бога, чтобы Клэр поняла намек. Джоанна отодвинулась в сторону, так чтобы лаэрд смог увидеть дочь.

Клэр все сделала, как надо. Ее глаза были закрыты, и, казалось, она заснула глубоким сном. Джоанна понизила голос.

— Вы видите, милорд? Ей нужен покой, если мы хотим, чтобы она когда-нибудь поправилась. Правду сказать, ее жизнь все еще в опасности.

— Я хотел забрать ее домой, — шепотом ответил лаэрд.

— Здесь о ней превосходно заботятся, милорд, — сообщил отец Мак-Кечни. — Мне кажется, ваша дочь недостаточно крепка, чтобы куда-либо ехать. Лучше оставьте ее пока. Здесь она под защитой лаэрда Мак-Бейна. Ничего более надежного нельзя и придумать.

— У нее есть нечто лучшее, — возразил ему Габриэль, — здесь она еще и под защитой моей жены.

Лаэрд Мак-Кей улыбнулся, в первый раз за все время:

— Да уж, это я вижу.

— Может быть, спустимся вниз, чтобы обсудить интересующие нас вопросы? — предложил отец Мак-Кечни. — Об отце ребенка мы еще успеем узнать, не так ли?

— Этот человек должен будет обвенчаться с моей дочерью. Я жду вашего согласия, Мак-Бейн.

Габриэль нахмурился:

— Я спрашивал об этом каждого… Джоанна перебила его.

— Муж спросил многих своих солдат, — поспешила вставить она, — но, конечно, не всех. Их… довольно много… Кто-то уехал по делам и еще не вернулся. Не так ли, супруг мой?

Габриэль даже глазом не моргнул, услышав эту неожиданную ложь.

— Это так, — подтвердил он.

— Но я хочу знать, Мак-Бейн, будете ли вы вместе со мной настаивать на браке, — пробурчал Мак-Кей. — Прикажете ли вы солдату, виновному в позоре Клэр, жениться на ней?

— Прикажу.

Мак-Кей был удовлетворен.

Священник поспешил к выходу и открыл дверь. Лаэрд Мак-Кей неловко похлопал дочь по плечу, прежде чем выйти. Габриэль посмотрел на Джоанну суровым взглядом — «ну-подождите-пока-мы-не-останемся-вдвоем» — и последовал за отцом Клэр.

— Вы приняли у себя мою дочь, Мак-Бейн. Вы защитили ее. А ваша супруга заботится о ней. Я не буду воевать с вами, если вы добьетесь брака. Мы сможем заключить прекрасный союз…

Отец Мак-Кечни плотно закрыл дверь, и в комнате уже не было слышно продолжение фразы.

Джоанна бессильно опустилась на стул и громко вздохнула.

— Теперь вы можете открыть глаза, Клэр.

— Но что мы будем делать, Джоанна? Я должна сказать отцу правду.

Джоанна в раздумье покусывала нижнюю губу.

— По крайней мере, теперь мы знаем, что вас не отошлют обратно в клан макиннсов. Ваш отец мог быть слеп раньше — из-за лихорадочного желания этого брака, но теперь его глаза наверняка открылись. Когда он увидел синяки на вашем лице, он все понял. Он любит вас, Клэр.

— Я тоже люблю его, — прошептала Клэр. — Я не то хотела сказать, когда говорила, будто ненавижу его. Я была… в отчаянии. Ох, что же я наделала! Не знаю даже, что предпримет отец, когда узнает, что я не беременна.

Долгие минуты протекли в молчании. Затем Джоанна выпрямилась на стуле:

— Есть только один выход из этого положения…

— Я знаю, — сказала Клэр, полагая, что Джоанна собирается посоветовать ей сказать отцу правду, — Я должна…

Джоанна улыбнулась:

— Выйти замуж!

— Что?

— Не смотрите на меня так ошарашено. Это хороший выход.

— Кто же меня возьмет? Ведь все считают меня беременной!

— Мы достаточно умны, чтобы обдумать наше решение, — настаивала Джоанна. — Мы найдем что-нибудь подходящее.

— Но я не хочу выходить замуж.

— Вы так упрямы или так наивны?

— Полагаю, и то и другое, — призналась Клэр. — От мысли о браке с каким-нибудь подобием Роберта Мак-Иннса у меня внутри все переворачивается.

— Разумеется, но, если мы найдем такого, кто оценит вас и будет относиться к вам с уважением, разве вы не были бы рады выйти за него?

— Такого мужчины не существует.

— Мой муж именно такой мужчина. Клэр улыбнулась:

— Но он уже женат.

— Да, он женат, — согласилась Джоанна. — Но есть и другие мужчины, почти столь же безупречные.

— Вы счастливица, Джоанна.

— Почему так, Клэр?

— Вы любите своего мужа.

Джоанна сначала никак не отозвалась на эти слова. Она откинулась на спинку стула и дала пройти своей нерешительности и неуверенности, прежде чем сказала:

— Я люблю его.

Удивление, прозвучавшее в ее голосе, заставило Клэр улыбнуться:

— Разве вы только сейчас это поняли? Джоанна покачала головой.

— Я люблю его, — повторила она, — но теперь я понимаю, что люблю его уже долгое время. Разве не странно, что я не могла признаться в своих чувствах даже себе самой? Я по глупости старалась сама защищать себя, — прибавила она. — Никому не понравится чувствовать себя полностью во власти другого. Великий Боже, я люблю его всем своим сердцем.

И ее смех наполнил комнату. Он был исполнен такой радости, что Клэр тоже засмеялась.

— Полагаю, вы никогда не говорили ему о том, что чувствуете, — заметила Клэр.

— Не говорила, — ответила Джоанна.

— Тогда что вы ему скажете, когда он признается, что любит вас?

— Ох, Клэр, он никогда не признается, что любит меня, — объяснила Джоанна. — Видите ли, он не понимает этого — по крайней мере, пока. Возможно, он и догадывается, что любит меня, но сомневаюсь, что он когда-нибудь об этом скажет.

Она снова рассмеялась.

— Мой муж так не похож на английских баронов! Благодарю Бога за такое блаженство. Мужчины, которых я там знавала, распевали сладостные баллады тем леди, которых почитали. Они нанимали поэтов, чтобы те писали слова любви, дабы потом они могли их продекламировать. Эти мужские речи были так цветисты. По большей части, конечно, это была ерунда, и ерунда неискренняя, но зато бароны полагали себя настоящими рыцарями. Все они весьма высоко ценили куртуазную любовь. У Клэр пробудилось живое любопытство, и она забросала Джоанну вопросами об английских мужчинах. Целый час прошел в беседе, прежде чем Джоанна наконец настояла, чтобы Клэр отдохнула.

— И поскольку ваш отец уже видел вас, позвольте Глинис подстричь вам волосы.

Клэр согласилась. Джоанна поднялась.

— А вы расскажете мужу всю правду обо мне? — спросила Клэр.

— Да, — ответила Джоанна. — Возможно, — поспешно прибавила она. — Мне нужно выбрать подходящий момент.

— А что он тогда сделает?

Джоанна открыла дверь и, обернувшись, ответила:

— Полагаю, сначала он прорычит что-нибудь яростное, а потом поможет мне сообразить, что же нам делать.

Хильда уже шла по коридору, неся еду для больной. Джоанна отступила, пропуская кухарку в комнату.

— Лаэрд Мак-Кей уехал, — сообщила Хильда. — Он позволил вам остаться здесь до тех. пор, пока вы не окрепнете достаточно для того, чтобы ехать домой. Миледи! Вас уже ожидают, чтобы приступить к ужину. Все мужчины мрачны, оттого что голодны. Вам лучше бы спуститься туда.

Джоанна повернулась, чтобы уйти, но уже в дверях предупредила:

— Если кто-нибудь из вас, дамы, услышит суматоху внизу в зале, пожалуйста, не обращайте внимания. Видите ли, я подготовила маленький сюрприз, и кое-кто из солдат, возможно, немного расстроится.

Хильда и Клэр, конечно, захотели узнать, что это за сюрприз, но Джоанна сказала только:

— Вы очень скоро все узнаете.

Джоанна отправилась в свою комнату и переоделась в тот плед, который спрятала под кроватью. Алекс вошел в комнату, когда она расправляла складки у пояса.

— Входи скорее и закрой дверь, — велела она.

— Для чего? — спросил Алекс.

Но он и не дождался объяснений, и, видно, не заметил ничего особенно в ее одежде. Малыш подбежал к своей постели, поднял коврик и вытащил длинный деревянный меч.

— Огги обещал показать мне, как нужно биться, — сообщил он.

— А ты уже поужинал?

— Я ел с Огги, — ответил Алекс, подбегая к дверям.

— Подожди-ка минуточку. Он остановился.

— Подойди ко мне, поцелуй и скажи «до свидания», — велела она.

— Я не хочу, чтобы ты уезжала! — Он почти кричал, растревожась.

Джоанна поспешила успокоить его.

— Я никуда не собираюсь уезжать.

Это не убедило Алекса. Выронив меч, он подбежал к ней и, бросившись в ее объятия, тесно к ней прижался.

— Я не хочу, чтобы ты уезжала! — повторял он. Господи, что она сказала?..

— Алекс, теперь я твоя мама и хочу, чтобы ты целовал меня и прощался всякий раз, когда куда-нибудь уходишь. Понимаешь? Ты сказал мне, что идешь к Огги, и вот почему я тебя попросила поцеловать меня и попрощаться перед уходом.

Ей понадобилось еще минут десять, чтобы убедить ребенка. Она гладила его по спине, пока он не решился наконец отпустить ее.

— Но ведь я никуда не ухожу, — недоумевал он тогда. — Я только иду во двор.

— И все-таки ты уходишь, хотя бы и во двор, — ответила она. — И поэтому я снова прошу тебя меня поцеловать.

Она низко наклонилась к Алексу, малыш потянулся и запечатлел на ее щеке мокрый поцелуй.

Подобрав меч, Алекс снова бросился к дверям:

— Тебе нужно сидеть у огня и шить, мама. Так сказал папа.

— Вот как?

Алекс открыл дверь.

— Да, так, — ответил он. — Так папа сказал.

— И что же еще сказал отец?

Алекс обернулся и указал на нее.

— Тебе следует быть там, где положено. Разве ты сама не помнишь?

Нет, ей необходимо поговорить с Габриэлем о тех возмутительных вещах, которые он говорит их сыну!

— Я помню, — ответила она. — А теперь беги. Ты не должен заставлять Огги ждать себя.

Алекс забыл захлопнуть дверь.

Джоанна кончила расправлять складки, вздохнула всей грудью и пошла вниз. Мэган как раз поднималась по ступенькам, чтобы позвать свою госпожу. Она едва не свалилась через перила, когда заметила, что надето на Джоанне.

— Не может быть, что вам так холодно, миледи, чтобы надеть сразу два пледа! Здесь в них будет слишком жарко…

— На мне нет двух пледов, — пояснила Джоанна. — Я надела только один.

Мэган вскарабкалась еще на несколько ступенек, чтобы поближе рассмотреть костюм своей госпожи.

— Великий Боже, вы сделали новый плед! А милорд знает?

— Пока нет, — ответила Джоанна.

Мэган перекрестилась. Джоанна попыталась объясниться:

— Я уверена, что муж поддержит меня. Он очень считается с моим мнением и с моими предложениями. Да, я уверена, что он будет на моей стороне в этом деле.

Мэган еще раз перекрестилась. Как видно, Джоанна не убедила ее.

Хозяйка рассердилась.

— Все идет прекрасно. Перестаньте креститься, — прибавила она, когда Мэган поднесла руку ко лбу, чтобы осенить себя еще одним крестным знамением.

— Пока еще никто вас не видел, — вырвалось у девушки, — еще есть время переодеться в нужный плед.

— Вздор, — ответила Джоанна. Она попыталась придать своему лицу безмятежное выражение. Но, правду сказать, реакция Мэган заставила ее нервничать. Она распрямила плечи и продолжала спускаться по лестнице. Мэган подхватила юбку и понеслась вниз впереди нее.

— Куда это вы? — спросила Джоанна, когда Мэган бросилась в коридор, ведущий к задним комнатам башни.

— Собираюсь принести несколько дополнительных чаш для вас, миледи. Предчувствую, что вам их понадобится по меньшей мере пять, прежде чем вы добьетесь сочувственного отношения мужчин к этому пледу.

Мэган исчезла за углом прежде, чем Джоанна успела сказать ей, что не имеет намерения чем-нибудь швыряться. Тут ее внимание привлек отец Мак-Кечни. Он шел, вытаращив на нее глаза.

Джоанна остановилась на нижней ступеньке и ждала, пока священник оправится от изумления.

— Ну и ну, — шептал он, — ну и ну…

— Добрый вечер, отец мой.

Он не ответил на ее приветствие, находясь словно в столбняке. Его реакция испугала ее еще больше.

— Вы полагаете, что мой муж и его солдаты будут очень огорчены тем, что я сделала?

Священник вдруг расплылся в широкой улыбке.

— Я встану возле вас, когда они вас заметят, — сказал он. — Для меня большая честь проводить вас к вашему супругу.

Отец Мак-Кечни взял Джоанну под руку. Она не заметила этого.

— Я думаю, что сначала они будут немного огорчены, — пояснила она. — Но только чуть-чуть.

— Да, — согласился он. — Скажите мне, дитя мое, когда вы в последний раз исповедовались?

— Почему вы спрашиваете?

— Предпочтительнее было бы получить отпущение грехов, прежде чем вы встретитесь с Создателем.

Джоанна натянуто улыбнулась.

— Вы преувеличиваете, отец мой. Никто не осмелится меня трогать.

— А я думаю не о солдатах, — ответил он. — Я обдумываю, как поведет себя ваш муж. Идемте же, дитя мое. Я спешу стать свидетелем сражения, в которое вы собираетесь вступить.

— Все они смирят свой гнев.

— Возможно, — рассуждал священник, — однако нагорцы считают свои пледы священными, Джоанна.

— О Господи, я не должна бы…

— Нет, конечно, должны, — возразил отец Мак-Кечни. Все это время он старался оторвать ее руку от перил.

— Отец мой, а вы за или против этой перемены в наших пледах?

— Я — за, — ответил священник. Потом он расхохотался: — Я наложил на себя покаяние и готов был поститься сегодня. К счастью, не стал. А то бы я пропустил…

Он не закончил. Джоанна испустила стон.

— Вы заставляете меня страшно волноваться, — призналась она.

— Простите, дитя мое. Я не хотел этого. А знаете ли, вам, возможно, стоило бы оторваться от перил.

— Я буду вести себя так, как будто не произошло ничего особенного, — решила она. — Что вы думаете об этом плане?

— Это от неведения, дитя мое! — продолжил он ее мысль.

— Да, вот что я сделаю. — Она выпустила перила и взяла отца Мак-Кечни за руку. — Я оправдаюсь своим полным неведением. Благодарю вас. Вы дали мне замечательный совет.

— Если так, то я оправдаюсь безумием…

Отец Мак-Кечни пожалел, что отпустил эту шутку, как только слова слетели у него с языка. И тут же расплатился за свое опасное замечание — ему пришлось теперь нести свою хозяйку вниз по лестнице, пока она приходила в себя.

— Я встану возле вас, — пообещал он. — Не волнуйтесь — иначе нас ждет полный провал.

…Все солдаты уже стояли у столов. Габриэль разговаривал с Колумом и Китом и заметил ее раньше всех остальных.

Он покосился на Джоанну, затем прищурился и снова посмотрел. Она улыбнулась на ходу, направляясь к своему месту за столом.

Кит и Колум обернулись одновременно.

— Господи, что она сделала с нашим пледом? — проревел свой вопрос Колум.

— Я вижу это или мне мерещится? — вскричал Кит в тот же момент.

Тогда все повернулись к Джоанне. Охи и ахи наполнили воздух. Джоанна притворилась, будто не замечает всеобщего потрясения.

— Я вам говорила, что все будет хорошо, — шепотом похвастала она священнику.

Габриэль прислонился к двери и продолжал смотреть на свою жену.

— Мак-Бейн, вам лучше что-нибудь предпринять до того, как произошел взрыв, — сказал Колум.

Габриэль покачал головой.

— Слишком поздно, — заметил он, — но и самое время кое-кому сделать выбор.

Лицо Кита стало совершенно багровым:

— Миледи, что вы наделали?

— Я стараюсь угодить вам, Кит, — ответила она. Это было уже слишком для солдата.

— Вы думаете угодить мне, соединив макбейновский плед с моим? Как вы можете считать… как вы можете полагать, что я…

Он просто захлебывался словами. Она молила Бога, чтобы и это происходило от удивления, а не от негодования.

— Вы ведь знаете, Кит, что я постоянно путаю дни. Вы же заметили этот мой изъян, не так ли?

— Изъян?

— Да, мою плохую память, — пояснила она. — Подите сядьте возле меня, Кит, и я как следует объясню вам причины моего необычного поступка. Колум, займите место Кита за другим столом.

Джоанна бросала на мужа тревожные взгляды. Он не выказывал никакой реакции на происходящее. Пока…

— Габриэль, вы собираетесь садиться? — окликнула она мужа и одновременно вцепилась в руку отца Мак-Кечни мертвой хваткой. Он тихонько похлопал ее по ладони, чтобы она выпустила его.

— Где бы вы хотели посадить меня, дитя мое?

— Слева от Габриэля. Напротив меня. Вам так будет легче совершить надо мной последние обряды, если в них возникнет необходимость, — прошептала она.

— Так вы забыли, какой сегодня день, и по этой причине надели оба пледа? — пожелал выяснить Линдзи.

— Здесь только один плед, — пояснила Джоанна. — Я разрезала каждый из пледов посередине, а затем сшила половинки вместе. Получился один. Цвета подошли просто замечательно.

Джоанна добралась до своего места и повернулась к Габриэлю. Он все еще стоял, прислонясь к стене, и молча смотрел на жену.

Это заставило ее волноваться еще сильнее.

— Габриэль!

Он не ответил ей. Но она не могла больше ждать.

— Пожалуйста, скажите мне, Габриэль, что вы думаете об этой перемене! — попросила она.

Он внезапно оторвался от стены. Его голос был суров, когда он произнес:

— Я очень недоволен.

Она уставилась в стол, стараясь скрыть свою обиду и разочарование. Она так надеялась на его поддержку. Его неудовольствие совершенно поразило ее.

Джоанна услышала громкое одобрительное ворчание кого-то из солдат, но не подняла глаз, чтобы узнать, кто был ее противником. |

Габриэль подошел к столу. Он приподнял за подбородок ее голову, а затем сказал, обняв жену за плечи:

— Я сам должен был придумать это, Джоанна. Она не сразу поняла, что ведь он одобряет ее.

— Вы куда умнее меня, — закончил он.

Она хотела сказать ему «спасибо» за похвалу, но не смогла. Из глаз ее брызнули слезы.

Все с криком повскакивали с мест. Кит стал упрекать Колума, что его грубый вопрос по поводу пледа их госпожи расстроил ее. Колум, в свою очередь, настаивал на том, что постоянные наскоки Кита были истинной причиной слез леди Джоанны.

Казалось, лишь один Габриэль не был взволнован слезами своей жены. Он велел ей сесть, а затем встал позади нее. Он положил руки ей на плечи и устремил все свое внимание на солдат.

— Моя жена, надев оба пледа, открыла мне глаза. Только сейчас я понял, какой длинный путь прошла Джоанна, чтобы угодить всем вам. Ей постоянно указывали, какой плед следует носить, на каком стуле сидеть, с кем гулять и прочее… А она всегда только и делала, что любезно старалась угодить вам. С того дня, как она приехала сюда, она приняла в свое сердце вас всех — и маклоринцев, и макбейнцев. Она дарила и Колума, и Кита одинаковой учтивостью и вниманием. Она подарила всем вам свои любовь и доверие. А в благодарность видела только ваше недовольство и ваше пренебрежение. Некоторые называли ее Трусишкой… И все же она не пришла ко мне ни с единой жалобой. Она переносила это унижение молча, а это доказывает, что она куда больше умеет понимать и прощать, чем умел когда-нибудь я.

Молчание царило в зале. Габриэль сжал плечи жены и продолжил:

— Да, она была чертовски добра к вам, — повторил он. — Да и я тоже. — Теперь его голос стал суровым. — Я старался быть терпеливым с вами. Но я понял, что это чертовски тягостно, ибо на самом деле я вовсе не терпеливый человек. С меня достаточно ваших ссор и разногласий! Достаточно их и для моей жены. С этого момента мы все объединены в один клан! Вы признали меня своим лаэрдом. Теперь вы должны признать и друг друга. Тем из вас, кто не может сделать этого, я даю разрешение оставить нас с рассветом.

Снова молчание воцарилось в заде. Наконец Линдзи шагнул вперед:

— Но, милорд, какой же плед мы будем носить?

— Вы поклялись в преданности мне, а я — Мак-Бейн. Вы будете носить мои цвета.

— Но ваш отец был маклоринец, — напомнил лаэрду Кит.

Габриэль, нахмурившись, посмотрел на командира своих воинов.

— Он не признал меня и не дал мне своего имени, — ответил он. — Я тоже не признаю его. Я Мак-Бейн. Если вы последуете за мной, вы будете носить мои цвета.

Кит кивнул:

— Я повсюду последую за вами, милорд.

— И я тоже, милорд, — вырвалось у Линдзи. — Но мне хотелось бы знать, что нам делать с маклоринскими пледами.

Габриэль хотел было предложить сжечь это тряпье, но затем передумал.

— Эти пледы принадлежат вашему прошлому, — произнес он. — Вы передадите их своим детям вместе с рассказами о своей истории. Макбейновские пледы, которые вы наденете завтра, символизируют начало вашей будущей жизни. Объединившись, мы станем непобедимыми!

Тревожное напряжение, царившее в зале, было сметено последним замечанием лаэрда и сменилось громкими одобрительными криками.

— Вот причина для праздника, — заметил отец Мак-Кечни.

— Нужен тост, — согласился Габриэль.

— Только не лейте вино на пол! — торопливо воскликнула Джоанна.

По какой-то причине все мужчины нашли ее напоминание чрезвычайна забавным. Она не могла сообразить, почему они так это восприняли, и решила, что они смеются просто от облегчения. Ведь пока Габриэль не сказал всего, что хотел, возникало несколько напряженных моментов. По крайней мере, она их чувствовала. Джоанна приложила платок к уголкам глаз, смущаясь от того, что никак не может перестать плакать.

Она была благодарна Всевышнему за то, что вышла замуж за Габриэля. Ее прежняя жизнь была такой одинокой и бесцветной. Она никогда не знала, что такое радость, пока в ее жизнь не вошел он.

Эти мысли только заставили ее расплакаться еще больше. Но мужчины теперь, казалось, не замечали ее слез. Она услышала шепот Кита, объяснявшего, что это ее деликатное состояние — причина такого неприличного выставления напоказ своих эмоций. Колум согласился с ним.

Джоанна подняла глаза и заметила Лилу, стоящую у входа. Она встала и махнула Лиле рукой, чтобы та подошла. Но маклоринка никак не могла на это решиться. Мужчины в зале стояли группами, с кубками в руках. Кувшин шел по кругу и каждый наливал себе.

Джоанна обогнула одну из групп и встретила Лилу в центре зала.

— Вы слышали?..

— О да, миледи, я слышала, — не дала ей договорить Лила. — Ваш супруг произнес великолепную речь.

— Идемте, вы сядете возле меня за столом, Лила.

— Но я маклоринка, — прошептала она. — По крайней мере, я была ею всего несколько минут назад.

Она вспыхнула, сказав это. Джоанна улыбнулась:

— Вы все еще маклоринка, но теперь вы также и макбейнка. Теперь у Колума нет никаких извинений, если он не станет ухаживать за вами, — прибавила она тихо.

Румянец на щеках Лилы стал еще ярче. Джоанна взяла ее за руку и потянула следом за собой.

Солдаты как раз осушили кубки за своего лаэрда и свое будущее. Они уже готовы были занять места за столами, когда Джоанна привлекла их внимание к себе.

— Я бы хотела произвести некоторые изменения за столом и пересадить вас, — начала она.

— Нам нравится сидеть там, где мы сидим, миледи, — сказал ей Майкл.

Она пропустила мимо ушей его протест.

— Будет только справедливо, чтобы Кит и Колум сидели рядом со своим лаэрдом. Кит сядет слева от него, а Колум — справа.

Габриэль покачал головой.

— С чем вы не согласны? — требовательно спросила она.

— Возле меня сядете вы.

Судя по его тону, он не собирался принимать ее предложения.

— Отлично, — согласилась она. — Тогда, Колум, вы сядете возле меня. Подойдите, Лила. Вы должны сесть рядом с Колумом.

Когда Джоанна рассадила всех по-новому, маклоринцы и макбейнцы оказались за столами вперемежку.

Отец Мак-Кечни сидел во главе второго стола, где раньше было место Кита. Он весь трепетал от гордости за оказанную ему честь. Кит, судя по всему, был не менее доволен, что теперь сидел возле своего лаэрда.

— А почему так важно, где сидят остальные? — спросил Линдзи у своей хозяйки.

Она не хотела прямо говорить о том, что хочет совершенно уничтожить разделенность между кланами. Что ей надоело видеть, как маклоринцы скучиваются за одним столом, а макбейнцы — за другим.

Поскольку Джоанна не ответила сразу же, солдат повторил свой вопрос. Однако ей не удалось придумать для пытливого молодого солдата никакого логичного объяснения. И она дала нелогичное:

— Потому что приезжает моя мама, вот почему.

Линдзи кивнул, а потом повернулся, чтобы повторить ее объяснение тому макбейнцу, которого посадили рядом с ним:

— Приезжает ее матушка, и миледи хочется, чтобы все било в порядке.

Макбейнец тоже кивнул:

— Да, конечно.

Джоанна отвернулась от стола, чтобы мужчины, не дай Бог, не заметили, что она с трудом удерживается от смеха. Ее смешила наивность Линдзи.

Колум и Лила сначала сидели застывшие, как два чурбана, но по мере того, как обед шел к концу, они начали тихо переговариваться.

Джоанна старалась уловить, о чем идет разговор. Габриэль, догадавшись, что ее интересует, подвинул Джоанну ближе к себе.

— Скоро у нас будет свадьба, — заметил он, кивая в сторону Колума.

Джоанна улыбнулась.

— Да, — прошептала она.

Упоминание о браке вернуло ее мысли к Клэр. Клэр Мак-Кей нужен муж, и, по мнению Джоанны, за столом сидело несколько превосходных партий для нее.

— Кит! Разве вы… — начала было Джоанна, предполагая спросить его, не задумывался ли он еще о своем будущем.

Кит не дал ей закончить вопроса.

— Я ждал, что вы заговорите об этом, — сказал он. Ее глаза расширились от удивления:

— Ждали?

— Мой долг был рассказать все вашему мужу, миледи. Я старался выполнить обещание, данное вам, и даже чувствовал некоторое облегчение, потому что я был ответствен за маклоринских женщин и их грубость была и моей грубостью, но я не мог прожить ни единого Дня, не осознавая, что моя преданность прежде всего принадлежит Мак-Бейну.

— О чем вы говорите?

Джоанна до сего дня никогда не видела, чтобы взрослый мужчина так краснел, — Кит от смущения стал пунцовым.

— Ни о чем, миледи.

Но она не собиралась оставаться в неведении.

— Что именно вы сказали моему мужу? Ей ответил Габриэль:

— Он говорит об именах, Джоанна, именах тех женщин, которые дразнили вас. И как Глинис придумала…

Она не дала ему закончить:

— Она совершенно раскаялась в этом, супруг мой. Вы не должны винить ее. Обещайте мне, что вы не станете говорить с ней по этому поводу.

Поскольку Габриэль уже переговорил с Глинис, он почувствовал, что вполне может дать жене это обещание. Джоанна кивнула, довольная.

— Меня удивило, откуда вы могли услышать, что меня называют Трусишкой, — сказала она вслед за тем. Нахмурившись, она повернулась к Киту: — Однако мне никогда бы и в голову не пришло, что вы расскажете про это моему мужу. Я полагала, что кто-нибудь еще услышал Глинис и бросился к своему лаэрду ябедничать.

— Его долг был рассказать мне обо всем, — терпеливо разъяснял ей Габриэль.

— Вы должны поблагодарить его, жена, а не упрекать.

— Все это уже кануло в Лету, — произнесла Джоанна.

— Что это значит, черт побери? — удивился Габриэль.

— Она привела нам еще одну пословицу, милорд, — с усмешкой пояснил Кит.

— Я уже понял, — отозвался лаэрд.

— Нет, милорд, вы не поняли. Ни одна из пословиц миледи не понятна.

Джоанна бы объяснила, что она такое сказала, но тут ее внимание привлек Алекс, который опрометью вбежал в зал.

Она заметила испуг на его лице и сразу же встала.

Алекс обежал стол и бросился в ее объятия, зарывшись лицом в плед.

— Что случилось, Алекс? — спросила она тревожно. — Тебе привиделся дурной сон?

— Там под кроватью что-то есть! Я слышал шум… Габриэль раздраженно поднял глаза к потолку, словно призывая небо в свидетели. Он протянул руку и потащил сына от Джоанны. Но Алекс не поддавался, пока отец не приказал ему подойти к себе.

— Ты спишь на коврике, который лежит прямо на полу, Алекс, — напомнил сыну Габриэль. — Совершенно невозможно, чтобы под ним что-нибудь было.

— Нет, папа, — возразил Алекс. — Я лег на твою постель. Под ней что-то сидит. Оно бы схватило меня, как только я бы закрыл глаза.

— Алекс… — начал было отец.

— Вам лучше подняться вместе с ним наверх и заглянуть под кровать, супруг мой. Это единственный способ его убедить. Кроме того, может быть, под кроватью действительно что-то есть.

— Есть! Есть! — настаивал Алекс.

Габриэль испустил тяжелый вздох, но подчинился желанию своего семейства. Он поднялся, взял сына на руки и вышел с ним из залы.

Джоанна снова села на свое место. Она улыбалась Киту. Ей было немного неловко заводить с ним столь деликатный разговор в отсутствии Габриэля. Но с другой стороны, муж, не зная ее планов, мог невольно помешать делу.

— Дети, — протяжно изрекла Джоанна, — они такая радость. Когда вы женитесь и у вас будет своя собственная семья, вы поймете, о чем я говорю. Вы ведь собираетесь когда-нибудь жениться, не так ли, Кит?

— Да, миледи, — ответил он. — Следующим летом, чтобы быть точным. Бриджит Мак-Кой уже согласилась стать моей женой.

— Ох…

Ей не удалось вполне скрыть свое разочарование. Она перевела свой взгляд дальше и остановилась на Майкле как на приемлемой партии.

Он заметил, что она смотрит на него. И улыбнулся. Она кивнула в ответ.

— Дети, — начала она снова. — Они замечательны, не так ли, Майкл?

— Если вы так считаете, миледи.

— О, я так считаю! — ответила она. — Когда вы женитесь, вы меня поймете. Ведь вы планируете когда-нибудь жениться, не так ли, Майкл?

— Вероятно, — ответил он, пожимая плечами.

— И у вас есть кто-нибудь на примете?

— А разве вы сваха, миледи? — поинтересовался Кит.

— Почему вы так решили?

— Когда я улажу свои дела, я женюсь на Хелен, — ответил Майкл. — Я уже говорил с ней, и она согласилась подождать.

Джоанна нахмурилась. Вероятность подыскать хорошую партию понемногу уменьшалась. Она повернулась к Ниллу.

— Дети… — начала она сызнова.

— Миледи — сваха! — объявил Кит.

Это произвело на окружающих такое же действие, как если бы он объявил тревогу по случаю осады. Солдаты слетели со своих стульев. Они поклонились Джоанне и в один миг покинули залу. У нее не оказалось даже секунды, чтобы успеть приказать им вернуться на свои места.

Остались только те солдаты, которые уже были с кем-то сговорены. И, конечно, отец Мак-Кечни, ибо он не был подходящей партией, поскольку священники не могут жениться.

Габриэль вернулся в опустевший зал. Он осмотрелся, пожал плечами и уселся заканчивать свой ужин.

— Ну что? — потребовала Джоанна. Вид у него был оторопелый.

— Под кроватью действительно кто-то был, — сообщил, улыбаясь, Габриэль. — Там сидел Дамфрис.

Лила и Колум поднялись одновременно. Девушка поклонилась лаэрду:

— Благодарю вас за оказанную мне честь отобедать с вами.

Габриэль кивнул. Лила вспыхнула.

— И вам спасибо, миледи.

— Уже темно, — заметил Колум.

Он не смог ничего к этому прибавить. Джоанна постаралась не улыбнуться.

— Не могли бы вы проводить Лилу до дома, — предложила она. — Ведь уже темно, Колум.

Тот послушно согласился.

— Как вам угодно, миледи.

Он жестом пригласил Лилу идти впереди себя.

Тут внимание Джоанны привлек Кит. По выражению его лица было видно, что он только сейчас догадался об отношениях Колума и Лилы.

Внезапно он усмехнулся. Встав, он поклонился лаэрду и окликнул Колума:

— Подожди меня! Я иду с тобой.

Джоанна расслышала в его голосе смех. Но Колума отнюдь не позабавило предложение Кита:

— Тебе совсем незачем…

— О, но если мне хочется, — возразил тот и поспешил догнать уходящую пару. — На дворе темно.

Лила продолжала идти. Колум попытался оттолкнуть Кита в сторону. Однако ему это не удалось. Попеременно оттирая друг друга, они вдвоем вывалились из зала.

— Хотела бы я знать, научатся ли эти двое когда-нибудь ладить друг с другом? — заметила Джоанна.

Отец Мак-Кечни почувствовал себя одиноко. Он прихватил свой кубок и занял оставленное Китом место.

— Это просто небольшая добросердечная ревность между двумя командирами, — пояснил священник. — Милорд, сегодня вечером вы произнесли прекрасную речь.

— Да, — согласилась Джоанна. — Но я бы хотела спросить вас кое о чем, — прибавила она. — Зачем вы ждали так долго? Почему вы не произнесли такой речи еще месяц-два тому назад? Тогда вы бы могли уберечь меня от некоторых неприятностей, супруг мой. Габриэль откинулся на спинку стула:

— Тогда никто не был готов к этому, Джоанна.

— А сегодня к этому готовы все, — вставил священник.

Она все еще не могла взять этого в толк:

— Что же сделало их готовыми сегодня?

— Не что, — поправил священник, — а кто, дитя мое. Она не поняла его. Габриэль утвердительно кивнул.

Его глаза потеплели.

— Вы сделали их готовыми воспринять эту перемену.

— Как же я могла это сделать? — поинтересовалась она.

— Она напрашивается на похвалы, — пояснил Габриэль священнику.

— Понятное дело, — добродушно откликнулся отец Мак-Кечни.

— Я напрашиваюсь на объяснение, — возразила она.

— Вы добились этого своим спокойным нарушением приказов, — наконец объяснил Габриэль.

Но она так и не могла сообразить, о чем он толкует. Однако священник, кажется, пенял его, поскольку закивал головой.

— Расскажите мне про эти «спокойные нарушения», супруг мой.

Габриэль засмеялся:

— Вы никогда не заставите меня поверить, будто не могли сами запомнить, в какой день какой плед надевать, — сказал он. — Вы намеренно забывали об этом, не так ли?

— Габриэль, никто ничего намеренно не забывает, — заспорила она.

— Вы просто не придавали значения этому обстоятельству, — заметил священник.

Джоанна вздохнула.

— Это правда, — призналась она. — Я считала все это вздором, но я…

— Вы спокойно нарушали приказ, — повторил Габриэль. — По той же причине вы выучились читать, — прибавил он. — Разве не так?

— Да, но это было совсем другое…

— Нет, не другое.

Джоанна вздохнула. Она знала, что не должна позволять своему мужу думать, будто она нарочно надевала не тот плед, чтобы его люди поняли, как глупо их настойчивое желание жить изолированно друг от друга. Нечестно было бы получать похвалу за то, чего она не делала.

— Я не так умна, — заметила она.

— Нет, вы умны, — сказал ей муж. — Вы убедили лаэрда Мак-Кея подождать еще пару недель, прежде чем забирать дочь домой.

— Клэр не выдержала бы трудной дороги.

— И вы помешали мне сказать Мак-Кею, что ни один из моих солдат не трогал его дочери. Я знаю, что вы намеренно схитрили, чтобы Клэр осталась здесь, и я промолчал, — прибавил он. — Но когда Мак-Кей вернется, я должен буду сказать ему правду.

— И Клэр скажет тоже, — сообщила Джоанна. — Тогда она уже достаточно окрепнет.

«И будет счастливо выдана замуж, — мысленно продолжала она, — если только удастся найти для нее подходящую партию». Габриэль мог оказаться здесь полезным.

— Супруг мой! Я нахожу, что и впрямь большая ваша заслуга — не сомневаться в своих солдатах. Быть уверенным, что никто из них не прикоснулся бы к Клэр…

— С чего вы это взяли?

— Вы сказали, — ответила она, удивленная его вопросом.

— Но, Джоанна, вы сами не верите, что никто из моих людей не прикоснулся бы к Клэр, если бы им это было предложено.

— Но ведь вы защищали их и заставили и меня поверить, что никло из них не мог тронуть Клэр! — заспорила она.

Он выглядел раздраженным.

— Мы говорим о разных вещах. Я не верю, чтобы кто-нибудь из моих людей отказался бы переспать с женщиной, которая сама предлагает себя. Однако я верю, что, если бы кто-нибудь тронул ее, он не бросил бы ее там. Он бы привез ее с собой сюда.

— И этот солдат наверняка бы признал, что он был близок с этой девушкой. Он бы не стал лгать своему лаэрду, — прибавил отец Мак-Кечни.

Габриэль кивнул.

— И вот что выходит на самом деле.

Она не очень поняла, но не хотела спорить с мужем. По ее мнению, он запутывал дело больше чем нужно.

Отец Мак-Кечни поднялся. Он еще раз похвалил Габриэля за его умную и сильную речь и поклонился Джоанне.

— Понимаете ли вы, дитя мое, что вы уберегли маклоринцев от неизбежного изгнания? Вы применили свои хитрости, чтобы заслужить их доверие, — пояснил он. — Но вы еще добились их любви.

Джоанна была пристыжена словами священника. Она прошептала «спасибо» за его доброту и тут же подумала, что завтра же должна будет переубедить его. Это Габриэль был причиной, что маклоринцы оставили свою недоверчивость и изолированность. Священник наверняка и сам придет к этому выводу.

Отец Мак-Кечни вышел из зала.

Габриэль и Джоанна продолжали сидеть за столом. Наконец они остались одни. Она чувствовала себя смущенной: обрушившиеся на нее похвалы стесняли ее.

— Я должна заставить отца Мак-Кечни понять правду завтра же, — прошептала она.

— Какую правду?

— Это вы причиной тому, что маклоринцы наконец отбросили свою недоверчивость и присоединились к макбейнцам.

Габриэль встал и поднял Джоанну на ноги:

— Вам следует научиться принимать похвалы, когда их вам делают.

— Но правда…

Он не дал ей закончить. Приподняв ее голову за подбородок так, чтобы она посмотрела прямо ему в глаза, он сказал:

— Правда очень проста для понимания, дитя. Вы стали для маклоринцев добрым ангелом.

Ей подумалось, что это самые замечательные слова, которые Габриэль когда-нибудь говорил ей. Глаза ее наполнились слезами. Однако она и не думала плакать. Она умела владеть собой.

Но тут Габриэль заставил ее позабыть все правила достойного поведения.

— И моим, Джоанна. Вы еще и мой добрый ангел.