"НАСЛЕДИЕ АРКОНЫ" - читать интересную книгу автора (Гаврилов Дмитрий, Егоров. Владимир)

ГЛАВА ШЕСТАЯ. ДРУЖБА ДРУЖБОЙ…

Утром Кот куда-то пропал. Наверное, вылез в форточку. Игорь по этому поводу особо не горевал. Переписав файлы на дискету, он отправился к Всеславу, который недавно снял комнату в коммуналке на Самотеке.

Тренер был в веселом расположении духа. Всеслав тяжело переживал развал общины и поэтому иногда позволял себе пропустить одну-другую рюмочку, чего ранее с ним не случалось. Спиртное согревало, отвлекало от горьких мыслей о недолговечности сущего. Вот в таком, слегка расслабленном состоянии, наш герой и застал своего бывшего тренера.

– Игорь! Сколько лет!? Сколько зим!? Заходи!

Он тут же потянул друга за рукав внутрь комнаты, где усадил в кресло, сунув под нос пухлый томик Толстого.

– Ты смотри, во как Лексей Константиныч дает!

Следует отметить, что последний год Игорь вообще не касался художественной литературы, поскольку давно переболел детской начитанностью.

– Занятно. Но я пришел по делу, – напомнил Игорь.

– Выкладывай. Тебе кофе с молоком? – осведомился Всеслав.

– Спасибо, я не пью кофе, если можно – чай, и не очень крепкий.

– Итак?

– Итак, в меня стреляли, – продолжил Игорь.

– Вот это да?! Зачем? Кто?

– Интуиция подсказывает, что вот эти ребята, – Игорь протянул Всеславу изрядно помятый в кармане сложенный вчетверо листок проспекта.

Всеслав пробежал текст глазами.

– Гм! Широко замахнулись. Но они вряд ли бы стали действовать столь примитивно, если б ты им серьезно насолил. Это обычное приглашение к сотрудничеству, каких тысячами раскидывают по почтовым ящикам. Так, в чем вы не сошлись?

– Я тебе вовсе не сказал, что меня хотели убить, – сказал Игорь, – совершенно ясно, это была проверка. Видишь, и тебе тут же пришли в голову веские доводы против участия Интеллектуального Братства в грязных делишках. Вывеска обязывает. Они все верно рассчитали, и никто до них не докопается.

– Знаешь, по-моему, в последнее время ты стал излишне…

– Ну, договаривай, Всеслав! Мнительным? Осторожным? Нет, Всеслав, я не страдаю манией преследования. Если не ошибаюсь, мне не стоило и к тебе заходить.

– Не вижу в этой бумажке ничего криминального. Они в лучшем случае утописты. Делать людям нечего. Нет, если в тебя действительно стреляли…

– Всеслав! Ну, что ты говоришь? Они продырявили мою дверь в трех местах. Дырки величиной с кулак. Помповое ружье. Правда, теперь я ученый…

– …Хорошо! Но может, это просто кто-то сводит счеты?

– Нет, Всеслав! Речь идет о моих разработках, о моей книге. По правде, мне очень нравится их постановка вопроса. Но вот то основное в чем мы расходимся окончательно и бесповоротно: я считаю, что единственным законом личной и общественной жизни может быть лишь внутренний нравственный закон каждого. Я был бы им Братом, если бы мне оставили мою собственную совесть, мое собственное представление о справедливости, а не навязывали в качестве чего-то несомненного справедливость Братства, Совета, Магистра. Им не угодило, что моя книга, а они как-то о ней проведали, не подлежит их принципу «свободного распространения»… По-ихнему я занимаюсь «умышленным сокрытием информации», однако, оставляю за собой святое право что-то рассказывать всем, а что-то утаивать до поры до времени.

– Узнаю прежнего Игоря. Раньше тебе не нравилось христианство.

– Я и сейчас не признаю его милосердия! – взбеленился Игорь, – А знаешь почему? Потому что институт Христа, как и это пресловутое Братство, искажает мои представления о Справедливости. И не надо меня уверять, Всеслав, что христианская справедливость есть милосердие. Иегова, да и Христос, милосердны далеко не всегда, хотя, возможно по-своему они и справедливы. У язычников-русов, и не мне это тебе говорить, не было понятий Добро и Зло, их заменяли более объемлющие Правда и Кривда. Скажи-ка, злой ли Сатана? Злой и гадкий – ответит любой школьник. А бог какой? Выходит, добрый! Так почему же служители Господни, Церковь, всякие там Ордена, да Монашества, призывая к всепрощению от имени Христа, развили такую кипучую деятельность, что вырезали и втоптали в грязь целые народы?! И наш – в том не исключение! От какого-такого великого добра это сделано? Я сужу, пусть судят и меня. Но по Кривде все кругом, ох и по Кривде!

– Так и пишут же – Правда к небесам вознеслась, а Кривда – по Земле бродит, – усмехнулся Всеслав, а затем уже серьезно добавил. – По-моему, основная заслуга христианства именно в том, что оно утвердило понятия Зла и Добра.

– Ой, ли? Это общее заблуждение. Христианство не придумало ничего нового. Заратустра, то бишь по-гречески Зороастр, первый из известных мне пророков, по меньшей мере за двенадцать веков до Христа говорил, и Гаты это подтверждают: «Воистину есть два первичных духа, близнецы, славящиеся своей противоположностью. В мысли, в слове и в действии – они оба, добрый и злой…» И так далее. Когда духи эти впервые столкнулись – появилось бытие и небытие. Первый, Ахура-Мазда – добрый, святейший и праведный, выбрал бытие. Заметь! Праведность – от слова «Правда». Его противник в зороастризме – Ангхро-Манью [61], тоже первичный, но крайне зловредный дух, отец лжи – он выбрал себе небытие. Этим уже Заратустра хотел подчеркнуть тот выбор между добром и злом, который делает в своей жизни всякий человек. Вся этика христиан взята у иранцев! – выпалил Игорь и отхлебнул из чашки. – А у тебя отличный чай!

– Спасибо. Но, как я знаю, ни одна другая религия мира не исповедует милосердия и прощения. Разве еще буддизм? И когда я вижу переходы метро полные нищих, я спрашиваю себя – хорошо ли то, что они нищие?

– Милосердия? Да. Но не «прощения». Многие из нынешних уличных бродяг виноваты сами, они пили, кутили, доверяли прощелыгам, голосовали все, как один, ну и получили по заслугам – и это справедливость.

– Но мне их жаль! – молвил Всеслав.

– И мне! Мне тоже их жалко, но нет худа без добра. Кто-то на их примере научится уму разуму. Значит, нельзя утверждать, что это Зло или порождение Зла.

– Хорошо, Игорь, я привел неудачный пример. Пусть хозяин бьет свою собаку. Не надо космологии! Скажи – это Зло? Подонок изнасиловал девушку – это Зло?

– Да! Это зло, хотя я называю её серостью. Cеростью, а не Тьмой! Я вовсе не отрицаю категорий современной морали, но есть нечто более первичное – Справедливость. Ею и надо руководствоваться. И Добро – это не справедливость! Если собака меня укусила ни с того, ни с сего – я ее пристрелю. Хозяин собаки, но ты ведь понимаешь, что речь здесь совсем не о животных, посчитает меня злым, да и сука тоже, но это ведь ложь! Скажи, я злой или добрый?

– Не знаю.

– И Бог, коли созданы мы по его образу и подобию, также не может быть ни добрым и ни злым. А справедлив он в меру того, как того хотят люди. Кто в первую очередь хочет? А все они – жрецы. Какое такое православие вновь насаждают в наших школах, проповедуют в эфире, демонстрируя бесконечные службы. Кто это возомнил, что Россия – православная страна. Ею и Русь-то никогда не была. А почему бы вновь не вернуться к язычеству? Чем плох индуизм? Буряты, а их не так мало – буддисты. Да и магометанство, на первый взгляд, вовсе не такая изуверская вещь, как вещают газетчики. Выбор веры – это вопрос личности, отдельного человека, но не общества и государства, вместе с ним. Хоть в чем-то, но большевики были правы. Христианство всегда было наиболее нетерпимой религией. Остается ею и поныне, когда со всех трибун трубят нам о всеобщем согласии и примирении. Было бы странным, если в ответ на принуждение у меня, например, не рождался бы протест.

И дело даже не в том, что когда-то с подачи церковников истребили несогласных. Верные продолжатели идей вечно перегибают палку.

Христианство – это лингвистическая экспансия. Языческое, еще арийское, «дэва», то бишь «бог», дало начало слову «дьявол». Экий поворот? Смешно? Лучезарный Свентовит вдруг сделался Люцифером. Ничего не напоминает, Всеслав? Все в лучших традициях. Ты посмотри, как засорен наш язык. Он дважды засорен, трижды! Ты же прекрасно знаешь, что язык и имя человека оказывает влияние на всю его дальнейшую жизнь. Где наши «славы» – все больше Борисами да Стасиками кличут. Что же, все сначала? Это обрезанное «Влад» – вместо Владислав. Ни одного же нормального имени на слуху нет – Зяма, Ростик, Маня, Леня, Геня, Кеша…

Религия – не Вера, а институт власти. Насколько лжива государственная религия, настолько лживо государство. Оно всегда аморально, как и всякая машина. И общество, ею воспитуемое – тоже. Кругом иностранные вывески, этикетки, рекламы, «дерьмократические» термины… плюралисты, шопы, мены. Ни один другой народ, кроме русских, конечно, не допустит над собой подобного издевательства.

Или вот еще один казус! То справа, то слева орут: «Казаки! Казаки!». Особый статус. Черт с ними, пускай особый статус, но причем же тут национальные права казаков. Они что – не русские эти казаки, автономии себе устраивать?! От кого автономии? От русского народа?

А кто же мы с тобой? Я-то понятно, москаль поганый… Но ты, кажись, Всеслав, «чиста конкретна» славянского роду. Но это к слову о том, что в доме Облонских все смешалось.

Казак – вольный человек, за освобождение от налогов и надел земли несущий пограничную службу. Илья Муромец, например, деревнями жалованный. Кстати, и с ним не все так гладко случилось, как гусляры пропели. Окаменел, когда против богов полез исконных.

Слово должно быть понятным уже по своему составу. Нур-Ахмед – красивое имя? Вот, то-то и оно! Луч Ахмета. Здорово! Даже и помыслить нельзя, что человек с таким именем мог бы называться иначе. А где же наши солнечные имена? Их больше нет!

Конечно, Бог не пишет законов, Всеслав – их пишут и трактуют опять-таки его жрецы! Именно они установили границы, не важно Зла ли, Добра ли, прожиточного минимума, подоходного налога, а может, границы самой Объективной истины… Вот мы и вернулись к началу нашего разговора. Не поделился Игорь со жрецами этого Братства своими секретами – плохой Игорь, жадина Игорь…

– Ты, кажется, решительно на все сегодня раздражен… – медленно проговорил Всеслав. Спокойно… Неужели, ты думаешь, что у твоего языческого забытого Бога не найдется собственных толкователей. Чем меньше Богов – тем меньше и обслуживающий их аппарат.

– На счет божественных прислужников – не скажи! Вот, например, развалили Союз, но крючкотворов-то на Руси втрое больше стало. Были олимпийские Боги, ввели единобожие. Имя нового бога – Золотой Телец.

– А ты, Игорь!? Разве ты сам – не жрец? Твоя книга – не священное писание? – утреннюю веселость тренера, казалось, сняло, как рукой.

– А вот этого не надо, Всеслав. Ты ее не читал? Так, прочти! – Игорь протянул ему дискету, укутанную в фольгу. – Здесь далеко не все. Много теории. О практическом применении мы говорили раньше, эту часть я тут намеренно опустил. Моя книга о том, как жить в обществе, но быть от него свободным. От него и от всяких жрецов и чиновников. И сам я – не жрец, столпам Боговым кормлений не делаю… А волхвом рано называться – слишком мало постиг… Да, если вдруг пресловутое Братство заявится к тебе – мое мнение известно. Ты знаешь, что надо делать! Я не желаю играть по предписанным мне правилам.

– Вот что скажу. Ты все-таки злой! – заключил Всеслав, провожая своего бывшего ученика до двери. – И тебя постараются обломать.

– Зато, я неравнодушный! – парировал Игорь. – Поживем – увидим.

* * *

Илья Аркадьевич Розалихин, подающий большие надежды кандидат наук, известный своими неординарными работами по препаратам психотропного действия и скандальными статьями в защиту физионогномики, тридцати семи лет, выпускник МГУ, вступил в Братство недавно. Этим от быстро поправил свои неважные финансовые дела, а также получил в полное распоряжение небольшую, но прекрасно оснащенную лабораторию, компьютер, и через него доступ в сети. Он и сам не ожидал, что его недолгое членство даст столь эффектные результаты уже через год, когда Петр Иванович рекомендовал его в Малый Совет. А все началось с красиво оформленного конверта без штампеля, опущенного ему в почтовый ящик. Конверт содержал проспект Всемирного Братства Равной Интеллектуальной Собственности и приглашение к сотрудничеству. Предложения выглядели заманчивыми, и спустя месяц после первого разговора с Магистром на собрании Московского отделения Илья Аркадьевич подписал благообразную бумагу следующего содержания: «Этот Внутренний Договор Братства действителен за подписями Братьев и Магистра Братства и является договором между Всемирным Братством Равной Интеллектуальной собственности с одной стороны и Братьями, подписавшими Договор в качестве второй стороны…»

Под первым пунктом шли определения. Перечисленные весьма обстоятельно, по мнению Розалихина, своей строгостью они препятствовали всякому искушенному юристу в его желании найти лазейку и нарушить соглашение. Особенно интересно трактовались права собственности:

"… «Права Собственности» по всему миру распространяются на все и любые изобретения раскрытые, описанные или провозглашенные в Патентах, на все и любые коммерческие тайны и Техническую Информацию, связанные с деятельностью Братьев,… любую другую интеллектуальную собственность любого типа по законам любой и всякой страны мира…

Братство основано с целью развития творческо-интеллектуальной и финансовой активности Братьев, широкого распространения деятельности Братьев по всему миру.

Все Братья и все лица подписавшие этот Договор, передают в собственность Братства все и любые свои полные и эксклюзивные авторские права и права собственности… Вся научная, Техническая, коммерческая и финансовая, военная информация, а также ноу-хау, произведения искусства, связанные с деятельностью Братьев, являются общей интеллектуальной собственностью до тех пор пока они связаны с Братством…"

Очередной пункт Договора решал денежные вопросы. Полный капитал Братства состоял из персональных долей (внутренних акций) всех участников и грантовой доли капитала. Управление возлагалось на Высший Совет, который имеет все права по распределению грантов. Сам Высший Совет состоял из пяти основателей Братства и шести выборных членов. Выборы всегда производились Братьями по принципу единогласия… Магистр следил за тем, чтобы действия подписавших Договор не выходили за его рамки: Умышленное сокрытие информации от Братьев есть преступление – кража всеобщей равной интеллектуальной собственности. Любой Брат имеет право требовать возмещения понесенного ущерба и обращаться к суду Высшего Совета. Братство оставляет за собой право противодействовать любому стороннему вмешательству в свои внутренние дела, а также всякой угрозе благополучию Братьев всеми имеющимися в распоряжении средствами…"

– Если человек опасен Братству, его надо устранить.

– Но как же быть, если за это самое ваше «устранение» карают во всех странах мира? – ехидно заметил Илья Аркадьевич своему более опытному собеседнику – одному из основателей их организации, самому могущест… Ой, простите!… информированному, после Петра Ивановича и Рафаила.

– Конечно, – ничуть не смутился Гавриил, – но не надо быть особо развитым, чтобы не знать, существует огромная область таких ситуаций, когда один человек убивает другого, оставаясь при этом безнаказанным. Солдат на войне, палач, приводящий в исполнение приговор суда, врач, допустивший трудно доказуемую ошибку… Сейчас, впрочем, нас интересует совсем другое. Как, будучи обыкновенным – здесь Илья Аркадьевич хмыкнул – членом общества, устранить такого же обыкновенного члена общества, и остаться при этом в стороне? Тем более речь идет о ликвидации угрозы нашему с вами благополучию вполне цивилизованными методами.

– Да, вот это вдвойне любопытно и актуально.

– Но, вы дрожите? А мне сказали, что нерешительность не относится к числу ваших пороков.

– Моя дрожь скорее нервного характера. Предвкушение чего-то нового. Собственно, я прервал вас. Извините.

– Ничего. Итак, вернемся к вопросу о безнаказанности. Это далеко не так сложно, как вы себе представляете. И легко осуществимо при выполнении хотя бы одного из следующих условий: во-первых, если смерть нашего подопечного признана естественной.

Илья Аркадьевич поймал себя на том, что слово «подопечный» как-то весьма ловко обходит всю неделикатность убийства, да и вообще, не «убийства», а «устранения». Привычку так выражаться Гавриил подхватил, несомненно, у самого Магистра.

– Во-вторых, если его смерть признана произошедшей в результате несчастного случая; в-третьих смерть будет признана насильственной, но от следствия надежно спрячут факты, изобличающие истинного убийцу, или следствию навязана версия, уводящая подозрения в другую сторону. На самом деле эти три условия совсем не так различны, как может показаться с первого взгляда; наоборот, для уверенного безнаказанного убийства необходимо организовать надежную защиту, состоящую из комбинации этих условий. То есть, смерть, на первый взгляд вполне естественная, при ближайшем рассмотрении оказывается следствием трагической случайности. Дотошный сыщик, не удовлетворившийся таким объяснением, с неизбежностью сделает вывод, что без козней злобных инопланетян здесь не обошлось…

– Все это теория. Нельзя ли как-нибудь более наглядно? – Илья Аркадьевич зевнул. – Вы… Гм, так спокойно обо всем этом рассуждаете…

– Называйте меня просто – Брат. Видите ли, наш сегодняшний подопечный не знаком с нами лично, хотя, возможно, уже слышал о нашем Братстве. Это дает мне возможность говорить о такой перспективе ликвидации отвлеченно, абстрактно.

– Так, почему бы не предложить ему присоединиться к нам? – недоумевал Розалихин.

– Боюсь, он не из тех смертных, кто способен трудиться в дружном коллективе соавторов… Да, не волнуйтесь! Никто его сейчас устранять не собирается. Вы в любом случае останетесь ни при чем. От вас требуется только психологический портрет, а наши аналитики создадут на компьютерах модель и просчитают все варианты. В первый раз их машины дали сбой именно из-за отсутствия сколько-нибудь достоверных данных о психологии. И нам было предложено запугать подопечного.

– И что?

– Пугать его начали раньше, чем послали приглашение. К тому же не учли специфику открытий нашего подопечного.

– Выходит, и у вас бывают случайности?

– Теперь их нет! – недовольно отрезал Гавриил.

– Ну, давайте вернемся к дознанию? – согласился Илья Аркадьевич.

– Хорошо. Есть следующая особенность – она сильнее благоприятствует безнаказанному убийству и заключается в том, что официальная причина смерти может быть только одна. Спрашивается, чего же тут благоприятного? Это станет ясно из дальнейшего. Однако уже сейчас стоит заметить, что таково уж свойство ущербной человеческой логики – считать, что у одного события есть только одна причина. В крайнем случае, человек с неохотой признает, что помимо основной причины есть и побочные. На самом же деле в жизни сплошь и рядом многие события обязаны своим возникновением действию множества факторов, убери хотя бы один из которых, и событие станет невозможным. И наш подопечный умудрился соблюсти гармонию этих факторов, но как – одному богу известно…

Итак, конкретные примеры. Ну, возьмем, скажем, отравление.

– Любимое средство Борджия и флорентийцев вообще… – подтвердил его собеседник.

– Во-во. Конечно, гораздо проще отравить человека, к которому имеешь доступ. Я для простоты делаю это допущение, хотя в принципе, можно построить алгоритм воздействия и на заведомо труднодоступную личность, такого, как наш подопечный. Но это уже тема отдельного разговора.

Что такое смерть от естественных причин? Прежде всего – то что под этим понимают, но также и те многочисленные случаи, когда по каким-то субъективным обстоятельствам убийство не фиксируется.

Так, копаться в отравленном пенсионере, если он только не очень важная шишка, никто специально не будет, даже если налицо откровенные признаки действия яда. Его просто спишут, как умершего от старости. Для страховки убийца можно воспользоваться каким-нибудь не слишком известным ядом, чтобы обречь на неудачу слабую попытку молодого энтузиаста в погонах что-нибудь обнаружить. Я ведь раньше в милиции работал. После института в УГРО приходят и думают, можно горы свернуть, а потом… Проще всего ввести человеку (если есть такая возможность) во сне в вену несколько кубических сантиметров воздуха – пустым шприцем. Вены несут кровь к сердцу, а оно совершенно не переносит воздуха в себе, сразу отказывают клапаны. Если бы этот способ не был так известен, он был бы весьма хорош; однако при смерти от мнимой сердечной недостаточности такого молодого человека, каким является наш Игорь, вполне достаточно провести вскрытие его сердца под водой, чтобы обнаружить несколько предательских пузырьков. Он и в руки не дастся так легко…

Достаточно просто также отравить человека, заведомо страдающего некоторой болезнью (о чем всем должно быть хорошо известно). Так, для сердечника надо подбирать яд, действующий на сердце, для астматика – блокирующий дыхание, для алкоголика – разрушающий печень. Мало того, что смерть такого больного не привлечет к себе подозрений из-за необычных симптомов, так еще можно будет обойтись весьма малым количеством яда, ибо надо разрушать уже частично разрушенное. Ну, а чем меньше яда, тем труднее его обнаружить в организме. Хотя вряд ли кому придет в голову идея что-то искать…

– Предположим, что наш подопечный ничем таким не страдает. Как с ним бороться тогда? – спросил Илья, скорее, чтобы поддержать разговор, а вовсе не из-за того, что это было ему слишком интересно.

– Начнем с того, что совсем ничем страдать он не может.