"Ричард Длинные Руки - Гроссграф" - читать интересную книгу автора (Орловский Гай Юлий)Глава 12Герцог Людвиг, а теперь король Людвиг Первый, так и остался в королевском дворце, работы много, несмотря на ночное время, к тому же Его Величеству приличествует жить именно здесь, так как это не место для развлечений, а вообще-то место работы. Я взглянул на сереющее на востоке небо, скоро рассвет, вспрыгнул в седло и направил коня в сторону дворца герцога. Перед ним освещен весь двор, челядь суетится, сбивается в кучки, идут жаркие споры, кого герцог возьмет с собой, не может же он там оставить прежних слуг, которые служили ныне свергнутому королю, а то еще и отравят с досады… Конюхи подхватили коня под уздцы, я бегом поднялся по ступенькам, в холле и зале чисто и прохладно. Сверху спархивала веселая и беззаботная леди Элизабет. Увидев меня, заулыбалась, как утреннее солнышко, у меня сразу отлегло от сердца. Хоть это существо не видит во мне мрачного всесильного мага. Для нее я просто молодой мужчина, который почему-то никак не догадается волочиться за нею по всем правилам утонченного флиртоведения. Я учтиво поклонился. - Леди Элизабет, вы ранняя пташка. - Вы тоже, - ответила она чистым звонким голосом, - а вообще-то молодые мужчины спят до обеда! Чтобы потом до полуночи заниматься флиртом. - Да-да, - согласился я, - как я забыл! Самым важным делом на свете, флиртовством. Она засмеялась. - У вас такое выражение, маркиз… - Какое? - Словно вы и слово такое, как флирт, слышите впервые!… И вообще, маркиз… Вот вы смотрите на меня, не отпирайтесь, с удовольствием, я же вижу, а почему ничего не скажете? - Вы прекрасны, - сказал я, подумал и заговорил: - Какое на вас чудесное голубое платье, что так идет к вашим глазам!… Ага, какая у вас бесподобная талия, а как очаровательна эта… ага, улыбка! Она прервала, морщась: - Маркиз, маркиз, это уже не смешно даже! Хотя память у вас прекрасная, не спорю. Я имею в виду, как вам мои последние мушки? Я перевел взгляд на эти наклейки. Смутно помню, что вроде бы первая мушка появилась на лице герцогини де Мон-Морийон, когда горничная не успела стереть черную мазь со щеки хозяйки, та отправилась в королевский дворец, произвела фурор, на другой день уже все дамы украсили морды такими же кляксами. Хотя есть версия, что изобрел ее один из придворных Людовика Двенадцатого, когда порезался во время бритья и закрепил место пореза пластырем. Я вообще-то больше верю во второй вариант. Во-первых, фигурирует мужчина, а все изобретения - мужское дело, во-вторых - для пользы дела было, а что потом из этого сделали, ну, женщины, понятно… - Трудно что-то сказать, - ответил я запоздало, словно вконец заторможенный, - я ж не знаю, какие прыщи они закрывают. Она вспыхнула, щеки заалели, глаза сердито засверкали. - Что?… Что вы сказали? - Прыщи, - повторил я упавшим и даже умоляющим голосом, - простите, леди Элизабет, но не боевые шрамы же вы скрываете этими наклейками?… Значит, прыщи… Ничего, это бывает у молодых созревающих девушек… Это проходит, не беспокойтесь… Ладно-ладно, только не бейте, я же из медвежачьего угла, что с меня взять? Она вздохнула: - Как вы удобно устроились в этом медвежьем углу! Чуть что - сразу в норку. - В берлогу, - поправил я с достоинством. - У нас, медведей, просторные и теплые берлоги. Леди Элизабет… простите, но мне кажется, вы единственный человек здесь, кто не знает, что ваш отец сегодня ночью стал королем! Она вскрикнула, прижала ладонь к губам. Брови испуганно взметнулись двумя тонкими дугами над испуганными глазами. - Королем? Почему? - Пришлось. - Но он же не хотел? - А мы ему руки выкрутили, - объяснил я ласково. - До хруста. Понимаете, мужчины еще и работать должны, а не только флиртом усердствовать. Она прошептала испуганно: - Вы правы, мне никто ничего не сказал. Вообще меня от всех дел оберегают. - Знание - не женское дело, - согласился я. - От него морщинки на лице и шрамы на сердце. Но все равно это свинство. Словом, вы теперь эта… принцесса. Она пробормотала озадаченно: - Вот так сразу? Хотя, наверное… Теперь и мне, наверное, будет то нельзя, это нельзя… - Точно, - согласился я. - Увы, Отечество требует. В смысле, королевство. - И что же делать? - Что скажут, - пояснил я со злорадством. - Мне элои тоже нравятся больше морлоков, но что делать, иногда и элоям приходится поморлокствовать. Хоть самую малость. Она спросила тревожно и с упреком: - Вы как будто радуетесь? Нехорошо, маркиз. - А что же мне одному морлокствовать? - ответил я в оправдание. - Пусть и другие помучаются. Она покачала головой: - Маркиз, я вас совершенно не понимаю. Это вы мучаетесь? Я заверил с тяжелым вздохом: - Еще как! Мучаюсь, плачу кровавыми слезами и оплакиваю свою потерянную свободу. И эту работу, тяжелую и неблагодарную, изнуряющую, выматывающую силы, иссушающую… - И давно оплакиваете? - Все время, - ответил я со вздохом. - Бедненький, - пожалела она. - И давно вы на ней мучаетесь? Я вздохнул еще тяжелее. - Да вот собираюсь приступать. Все никак не решусь. Она обиделась, решив, что каким-то образом вышучиваю, к тому же не оценил ее мушки, совсем грубый, и еще не рассыпаюсь в комплиментах, хотя на выходе задержалась и оглянулась, давая шанс исправиться, но я, такой тупой, даже не догадался им воспользоваться, я же из угла, мне можно прощелкать хлебалом. Мелькнула соблазнительная мысль, что я вообще-то уже властелин королевства. Даже без демонов, кто знает, что я их отпущу или уже почти отпустил, но сама ужасная слава победителя и сокрушителя Верховного Мага любого повергнет в трепет. Но что я буду с ним делать, я же не тот тупой и ленивый дурак, которому важно только свернуть другого ленивого дурака с трона, поскорее всадить свою жопу в его теплый трон, а дальше хоть трава не расти. Он «добился справедливости»: сверг, убил, сокрушил, занял и захватил. Но я же, мать вашу, эстет, а уж какой умный, какой умный, даже самому страшно, мне этого мало. Я призван строить царство Божье на земле, а также светлое будущее всего человечества, ну, это понятно. Но невозможно заставить работать народ, который получает все на халяву. Пусть даже не все, но необходимое. Он не умирает с голоду и потому будет давиться пресной биомассой, но не станет возделывать огороды, потому что это нелегкий труд. Эти люди будут сутками ожидать транспортника, но не пошевелятся, чтобы проложить дорогу хотя бы в соседний город. Ждут транспортник, он появляется раз в месяц, чтобы попасть в деревню по ту сторону реки, вместо того чтобы выстроить простенький мостик и каждый день ходить друг к другу в гости, торговать, меняться товарами, знакомиться и заводить семьи. Но худшее из всего, что здесь даже маги, самые грамотные и разумные, не станут учить заново алгебру, геометрию, механику, потому что этот путь мучительно труден и длинен, а у всех соблазн - разгадать очередную загадку Древних и сразу стать властелином мира. Уцелевшие древние технологии сыграли жестокую шутку. Здесь высшие маги - не самые умные или знающие, а те, кому повезло разгадать, как работает та или иная вещь. Я рухнул на ложе и вытянулся во весь рост, заложив руки за голову. Усталое тело сладко ныло, медленно и робко расслабляясь, еще не веря, что наконец-то дали шанс отдохнуть, поднакопить силы для нового рывка. Или новой драки. Поднял руку, рассматривая окольцованные пальцы. Кольцо всевластия, надо же… Но все-таки неплохо бы узнать, как оно срабатывает. Так, на всякий случай. Пить буду, но курить не брошу. Мне казалось, что я все еще прикидываю, что делать с кольцами, а может, и в самом деле прикидывал, но когда открыл глаза, яркое солнце заливает жидким золотом покои, за окном орут птицы, со двора несется возбужденный гомон, конское ржанье… Я еще лежал, отходя от сна, когда в дверь робко постучали. Я поморщился, но сказал зычно: - Открыто! Барон Эльрих переступил порог, начал замысловатый танец приветствия, я скривился и махнул рукой: - Бросьте, барон. Я не светский человек. Он тут же прервал пуделячьи подскоки и помахивания передними конечностями, приятно улыбнулся: - Я не слишком помешал? - Помешали, - ответил я, - но, как я понимаю, для государственного деятеля нет личного времени? Он виновато развел руками, попытался искательно улыбнуться. - Что делать, раз уж вы стали государственным деятелем… - Да? - спросил я вяло. - Вообще-то это я вас обозвал так неприлично. - Меня? - удивился он. - Да что вы, маркиз! В вашем присутствии мы все - мошкара. А деятель - вы. - Жаль, что этого никак не прочувствую, - сказал я. - Даже вообще не чувствую. Что у вас за пазухой, барон? Он скосил глаза, словно старался рассмотреть чисто выбритый подбородок. - За пазухой? - Оборот речи, - пояснил я. - Или вы пришли просто проведать меня? Он вздохнул: - Маркиз, вас не обманешь. Конечно же, я по делу. Я поднялся и сел на кровати. Эльрих напряженно улыбался, взгляд его то и дело прыгал на мои пальцы, среди которых это самое кольцо. - Садитесь, рассказывайте, - пригласил я. - Или предпочитаете постоять? Он спросил опасливо: - Почему? - Да так, подумалось… Он сел, я без спроса сотворил по чашке кофе. Барон покорно взял предложенную, глаза часто мигают, лицо тревожное. - Маркиз, - произнес он и тут же опасливо поинтересовался: - Кстати, может быть, вас все-таки именовать как-то иначе?… Ну что такое маркиз для вас? Сейчас вы для нас всех… Во всяком случае, я даже не знаю. Некая опасная и непонятная величина. Назвались бы Верховным Магом, и то было бы все ясно… Ладно, сэр Ричард, если предпочитаете сохранить все, как было, то это ваше право. Некоторые вообще появляются инкогнито и очень обижаются, когда их узнаем. Ладно, мы подыграем всему, что хотите. Но сейчас Его Величество просит у вас помощи. - Я сам такой, - ответил я кисло. - Хоть на площадь выходи с шапкой в руке. Что наш любезный герцог Людвиг хочет? Простите, Его Величество? Он сказал поспешно: - Всего лишь присутствия. Сегодня он примет послов соседних королевств, и одно ваше появление в зале мгновенно усмирит чьи-то амбиции. - Я на днях отбуду, - предупредил я. - Потому привыкайте справляться сами. - Да, сэр Ричард! Только сегодня. Я отставил чашку, поднялся. Барон Эльрих вскочил с готовностью. - Поехали, - сказал я. Перед королевским дворцом масса роскошных карет, прибывают все новые. Вельможи вылезают торопливо, не дожидаясь, пока слуги подставят покрытые бархатом скамеечки. Спешат, подумал я недобро. Новый король, естественно, должен отстранить старое окружение короля, самое время захватить хлебные места, пробиться к королю поближе, успеть дать ценный совет, вообще постараться примелькаться, чтобы всегда в обойме… Мы прошли через анфиладу залов, двери в зал для пиршеств распахнуты, туда постоянно вбегают слуги с подносами в руках. Я успел заметить, что зал залит огнями, каждый дюйм высвечен, как под жарким летним солнцем. Слуги разносят блюда бегом, перед гостями мгновенно появляются серебряные тарелки с жареным мясом, услужливые руки наполняют чаши темно-красным вином из королевских подвалов. Пируют, понятно, знатные люди королевства, и, судя по тому, что здесь их не меньше трех сотен, Людвиг не может пожаловаться, что знатные лорды побаиваются приезжать во дворец, как побаивались приезжать к его предшественнику. В зале для приемов народ уже толпится, пахнет духами и притираниями, ими пользуются и мужчины, так что запах, как в конюшне, стены задрапированы новыми гобеленами, только вчера тут висело что-то иное… Круто взялся Людвиг за реформы, круто. Хотя, конечно, это не он, а кто-то из придворных старается угодить, но теперь все, что произойдет, будет приписываться ему, как хорошее, так и плохое. А особенно - смешное. Убранство залов чересчур, да, чересчур. Я никогда не был пристрастен к роскоши, а здесь она прет со все стен, с потолка, высовывается из всех ниш, кричит с гобеленов. Одна из дам оглянулась, но я и по роскошной корме узнал соблазнительную леди Габриэллу. У нее темная мушка посажена на щеке, я не помню, что это место означает, здесь своя сложная система опознавания и подачи тайных знаков, но у леди Габриэллы где бы эта мушка ни располагалась, она всегда подбадривает: давай, жми, я вообще-то готова, но все равно приложи хоть какие-то усилия, и я тут же упаду в твои алчущие объятия и отдамся жарко и безумно страстно. Она томно улыбнулась мне, что-то сказала окружившим ее, как мясные мухи кусок говядины, кавалерам. Те начали оглядываться, я увидел на их лицах откровенный испуг, даже страх, но леди Габриэлла сказала им что-то настойчиво, и они стали принужденно улыбаться, раскланиваться. Лорд Водемон исполнил короткий, но замысловатый танец и вскричал патетически: - Маркиз! Говорят, вы освободили нас от такого чудовища!… Этот Верховный Маг совершенно не считался с королевской властью. Я пробормотал: - Дорогой лорд Водемон, свято место пусто не бывает. Он врубился не сразу, первой ахнула Габриэлла, у нее и это получилось томно и призывно, Водемон быстро посмотрел на нее, лицо его стало бледнеть и вытягиваться. - Да, - проговорил он осевшим голосом, - как я не подумал… Старею. Королевство Гессен - слишком лакомый кусок. Маги соседних королевств сразу же захватят… Габриэлла, томно улыбаясь, верит в свои чары, произнесла чуточку осевшим голосом: - Если, конечно, сэр Ричард им позволит. Лорд Водемон побледнел еще больше, на меня смотрит хотя с тем же ужасом и в то же время с надеждой. - Сэр Ричард… - Да, лорд? - Какие у вас планы… насчет нас? - Никаких, - заверил я. - Лорд Водемон, уж поверьте, есть и другая жизнь! И за пределами вашего королевства есть земли, приключения, находки, потери, встречи, неожиданности… И пусть для кого-то это будет выглядеть глупо, однако я… Габриэлла прервала окрепшим голосом: - Остановитесь, сэр Ричард! Вы все еще не поняли, что теперь вы не просто Верховный Маг, а… а… Предельный Маг? - Господи, - пробормотал я с тоской, - еще и какой-то Предельный. Нет, уж я не Предельный. - Но вы маг? - спросил Водемон быстро. Мне показалось, что спросил чересчур быстро и чересчур небрежно, я должен бы ответить тоже бездумно, но это фиг вам, я всегда настороже, потому лишь скривился, будто хлебнул дешевого вина: - И не маг. Чего это я буду опускаться до всего лишь мага? Хотя, конечно, могу то же самое, что и маги… а то и больше. Но быть магом - это желать им быть. Мне магом быть… мало. И потому в моих планах для магии места не больше, чем для дурацкого, простите, флирта… Лорд Водемон беззвучно шевелил нижней челюстью, леди Габриэлла произнесла со всевозрастающим напором: - Сэр Ричард, но вам нужно хотя бы продемонстрировать власть Предельного! Умоляю вас. Остальные маги устрашатся человека, который сокрушил Великого Гатонеса и снес с лица земли его неприступную крепость. И никто не посмеет посягнуть на королевство, если оно под вашей защитой. Я кивнул, лорд Водемон, похоже, не такой уж и бабий волокита. Или волокита, но заодно выполняет и некоторые более щекотливые поручения королей. Ишь как провел операцию, а все прикидывается ученым сухарем. А леди Габриэлла просто чудо что за напарник. Когда смотришь на ее выпяченные сиськи, никогда не подумаешь, что у нее есть еще и мозги. Интересно, на какую державу еще работает… - Я буду присутствовать, - сообщил я, - когда Его Величество король Людвиг примет послов и соберет у них верительные грамоты. - Мы все будем счастливы! Она уже улыбалась чарующе, сиськи так и играют, стараясь выбраться на волю из тесного корсета. А так как им дорога открыта только наверх, то я просто вижу, как миллиметр за миллиметром поднимаются, выползают на свободу, открывая щупающим взглядам нежнейшую белую кожу. - Вы просто прелесть, леди Габриэлла, - сказал я искренне. - Жаль, но придется покинуть ваше общество. Я обещал королю Людвигу не опаздывать. Людвиг, похоже, вообще даже не вздремнул, лицо измученное, веки набрякли и покраснели, под глазами мешки в три ряда, взгляд остекленевший. Эльрих вьется вокруг, как коршун над двором с цыплятами, все видит и все замечает, схватывает на лету и шепчет королю о последних приготовлениях к торжественному приему. Я помахал рукой, сказал «драсте» и сообщил, что пока посижу вот тут в уголке. В зале словно резко понизилась температура, слуги и помощники Эльриха начали двигаться осторожно и все время оглядывались в мою сторону. Как-то не очень верят в доброту и всемилоствивейшивость всесильного демократа, это для них нечто непонятное, а вот демонократ - да, все ясно сразу. Вообще-то интересно, может ли быть демократ всесильным и будет ли он считаться демократом. Не говоря уже о том, что удержаться в жестких и очень, надо сказать, узких рамках закона весьма трудно, когда в руках власть, да еще неограниченная власть… Я поднес руку к лицу и начал внимательно рассматривать мелкие значки на кольце всемогущества, тут же перехватил тревожный взгляд Эльриха, все замечает, гад. Это херня, что только Иисус Христос был сыном Божьим. На самом деле мы все - сыны Божьи. Всем нам Бог вдохнул душу, то есть часть себя, свою божественность, так резко отличающую от животных, у которых души нет. Но только немногие из нас хоть иногда вспоминают, что мы Божьи дети, да и то стараемся забыть: такое обязывает, а вот быть скотом… о, такой кайф! Иисус слишком уж напоминал, кто мы есть, а это значит, что уж и посвинячить нельзя, ходи всегда с прямой спиной, доброй улыбкой и твори только добрые дела. А вот украсть, убить, даже к чужой жене сходить - этого ни-ни! Скоту можно, а сыну Божьему - нельзя. Через столетия придумают сказать себе в оправдание, что мы произошли от обезьяны, а то и того хуже: от самого Фрейда. Человек, по Фрейду, - скот от кончиков ушей и до пят, потому ему можно все, что и скоту, но во времена Христа такого оправдания еще не было, потому обличаемые Христом пришли в ярость от стыда и злости, что правдой - прямо в глаза, и быстро убрали это напоминание с глаз долой. Но это там и тогда. А появись Иисус сейчас и здесь, на Юге, его бы и слушать не стали, сразу бы распяли, не дожидаясь ни Пилата, ни Каифу, ни судебных заморочек. Прогремели трубы, двери распахнулись. Пышно одетые люди входили красиво и медленно, отсчитывая шаги. Герольды снова трубили, церемониймейстер объявлял, я делал вид, что слушаю, но мысли постоянно ускользали, я то и дело ловил себя на том, что стал властелином множества могучих демонов, полностью подвластных моей воле. А власть вообще-то обязывает. Хотя, конечно, можно сделать вид, что никакой власти у меня нет, жить беспечно, как все. Но у них есть хоть и слабенькое, но оправдание в ничегонеделанье, а вот у меня его нет. Потому что у меня целая армия демонов, способных сокрушить все, что угодно. К Людвигу подходят вельможи, кланяются, что-то говорят. Некоторые передают ларцы и шкатулки, это, как понимаю, послы, они всегда приходят с подарками. Дарами, как это именуется. Все поглядывали опасливо на меня, я делал вид, что слушаю, но лицо держал непроницаемым, а то истолкуют еще как-то. У придворных целая наука по определению истинного отношения повелителя. Церемония продлилась меньше, чем я опасался. Или Людвиг решил, что и этого моего появления достаточно, здесь слухи расходятся быстро. Уже по всем залам прополз слух, что ужасный и загадочный сэр Ричард, сокрушитель Верховного Мага, а сам что-то еще более ужасное и могучее, чем Верховный Маг, находится близ короля Людвига и всячески к нему благоволит. Когда за последними вельможами захлопнули двери, Людвиг повернулся ко мне с усталым вздохом. - Не знаю, как и благодарить вас, сэр Ричард. Ваша поддержка просто бесценна. Я не о себе, как вы понимаете. Ваше присутствие сразу утихомирит страсти, королевство заживет спокойно. Я отмахнулся: - Пустяки. От меня ничего не требовалось. - А присутствие? - возразил он. - Сидеть здесь, когда в соседних залах множество прекрасных женщин, что готовы броситься навстречу всем вашим желаниям? - Ваше Величество, - сказал я с неудовольствием, - вы же сами понимаете, что ни один мужчина, который должен сделать что-то важное в этом мире, не имеет времени и денег на такую долгую и дорогую охоту, как охота за женщиной! Он усмехнулся: - Сэр Ричард, вы взрослее, чем кажетесь. - Я и вашей мудростью пользуюсь, - сказал я льстиво. - Своей мне хватает только на дурости. - Ха-ха, - произнес он с удовольствием, - хорошо сказано! Хотел бы, чтобы мои придворные были бы столь откровенны. И столь… мудры. Уметь пользоваться чужой мудростью - уже мудро. Я подумал, что вообще-то он прав. Чем моложе щенок, тем больше отвергает опыт старших, непокобелимо уверенный, что все знает и понимает, а все остальные - дураки набитые. Особенные дураки - так называемое старшее поколение. Эльрих кивнул застывшим слугам, те внесли столик и быстро заставили его вином и сладостями. Эльрих сам налил мне в золотой кубок, спросил с напряжением в голосе, стараясь не встречаться взглядом: - Теперь-то, маркиз, вы не отправитесь… принимать свое хозяйство? Я имею в виду то, о котором вы говорили с такой тоской? Я спросил настороженно: - Почему? Он развел руками: - Ну… теперь у вас такая власть… такая мощь в ваших руках, и никто не стоит на пути… зачем вам-то мелкое хозяйство? - Согласен, соблазн, - согласился я горько. - Но я, дорогой барон, хоть и дурак, но грамотный. А грамотный дурак - это, знаете ли… Он может сойти и за очень умного, если пустит впереди своей дурости свою же грамотность. Я как раз из таких дураков. То есть я по своей грамотности понимаю, что цивилизация, живущая за счет золотых рыбок, хрен когда полетит к звездам. Да что там звезды… Она и велосипед никогда не придумает… Людвиг послушал, бледная улыбка тронула его бескровные губы. Он прикрыл глаза, а барон Эльрих бледно и напряженно улыбался, на висках выступили бисеринки пота от трудных и пока тщетных попыток понять меня. - Маркиз?… - спросил он почти шепотом. - Золотых рыбок? Я отмахнулся: - Щук из проруби, джиннов из кувшинов, бутылок, ламп, колец Соломона или Саурона, ребят из сундучка… Какая разница? Когда за меня делают - щас я буду горбатиться, ага, размечтались!… Нет уж, только в поте лица можно… Без пота не получится. Может быть, и без крови не удастся. Недаром же Каин Авеля еще тогда, как пример нам, как земледельцу надо с кочевниками… И вообще неплохой пример! Недаром говорят, хороший пример заразителен. Эльрих помотал головой. - Маркиз, простите, мой разум не успевает за вашей мыслью. Я усмехнулся: - Дурацкой. - Как скажете, - поспешно согласился он, но тут же добавил: - Только в ней есть какой-то странный смысл, но от меня он пока ускользает… Я только понял, что вам очень не хочется этого делать. Я сказал раздраженно: - А что тут непонятного?… Да я с такой властью, как вы верно, хоть и с неохотой, заметили, такое здесь могу!… Но на самом деле, что я могу? Еще кого-то убить?… Многих убить? Ну и что?… Стать королем?… Расширять свои владения с помощью армии демонов? И что? Я насмотрелся на придурков, что дерутся за трон. Нехорошие - строят козни и подлости, а хорошие - разоблачают и убивают гадов. И все ради того, чтобы самим сидеть жопой на троне!… Вот только бы доползти до трона, обламывая ноги, и сесть! Все, баста. Цель жизни выполнена! Бледность на лице барона превращалась в синюшность, жилы выступили четче, вздулись, а капли пота укрупнились и срывались по лбу и щекам. Глаза стали отчаянными, взгляд бегал по моему лицу, ища подсказки и не находя. - Маркиз! - взмолился он. - Но… а как же иначе? Я остановился, перевел дыхание. Внезапная ярость начала испаряться. Злым голосом, в котором теперь больше горечи, я сказал: - Я-то знаю, как… - Как? - Так, - ответил я, словно с усилием глотал настойку полыни, - как мне очень не хочется. Эльрих оторопело умолк, но поднял веки Людвиг, взгляд совсем усталый, всмотрелся в меня пристально. - И что… сэр Ричард, вы так и поступите? - Да! - прорычал я. - Да! Потому что человек - это не то, что он есть, а то, чем быть должен!… Вам-то это должно быть понятно! Он кивнул. - Да, - произнес негромко и невесело, - мне понятно. Удивительно, что и вам… Я скривил губы. - Как вы ловко обозвали меня дураком. Эльрих охнул и отскочил, но король лишь криво усмехнулся: - Не прикидывайтесь, что не поняли. Я понял это только в свои семьдесят лет, а вы, как могли, в свои… уж не знаю, сколько вам, но у вас пока что возраст драчливости. По крайней мере, должен быть. - Он и есть, - ответил я, - да только теперь взрослеют быстрее… Ладно, Ваше Величество! Оставлю вас отдыхать и мыслить над картой Гессена. А у меня тоже дел, дел… Они чувствовали, что говорю с тоской, ну никак мне не хочется браться за эти таинственные дела, рад бы остаться с ними, но мужчины обязаны делать не то, что могут, а что должны. Двери за мной захлопнулись, я шагнул в огромный зал приемов, народу множество, все возбужденно разговаривают, редко когда столько новостей в один день, будет о чем поговорить с домашними по возвращении. Я прошел через зал, передо мной расступаются, словно впереди идет ударная волна и всех сметает с дороги, как сухие листья. Еще один зал, они все проходные, я уже чувствовал за стенами нетерпеливую жизнь улицы, но, когда спускался по лестнице, навстречу быстро взбегала леди Элизабет, за ней две ее камеристки. Я отвесил на ходу поклон. - Мое почтение, принцесса. Многие бы мужчины мечтали встретиться с вами хоть раз вот так наедине, а я всякий раз не могу ни оценить счастья, ни воспользоваться. Камеристки опустили головы, пряча лица, и быстро-быстро прошли мимо, стараясь не привлекать внимания. Леди Элизабет смотрела на меня снизу вверх с боязливым почтением, а я засмотрелся на ее чистые юные груди, так красиво показавшие верхнюю часть из декольте. - Сэр Ричард… Она не кокетничала, смотрит серьезно, и от ее голоса у меня дрогнуло в груди. - Да, леди Элизабет? - Теперь я понимаю, - прошептала она, - вам вовсе не нужно завоевывать женское внимание… - Ага, - сказал я, - уже теплее. - Вам стоит только повелеть… - Ага, - ответил я с тоской, - ну да, а как же. Здесь такие женщины! Повелеть - и все. Так просто!… Ладно, леди Элизабет, я рад, что вы наконец-то решились навестить своего батюшку в его покоях. Ваши вертихвосты обождут, никуда не денутся. Ваш батюшка, ныне король, весьма нуждается в любви и поддержке. Королям, между прочим, поддержка нужна больше, чем герцогам. Она кивнула, мол, не осмеливается спорить со всемогущим человеком, вон как блестит кольцо всевластия, но спросила напоследок грустно, даже жалобно: - Я понимаю… Она очень красивая? - Кто? - спросил я в недоумении. - Не притворяйтесь, - прошептала она с бледной улыбкой. - Я все слышала. Я вскинул брови: - Да что вы такое подслушали? - Я не подслушивала, - запротестовала она. - Вы сказали громко, даже крикнули! И повели этих ужасных демонов на крепость Верховного Мага за свою даму сердца Фратерните… Она, должно быть, красивая. Даже очень красивая! Я покачал головой. - Что красивая? Она прекрасна. За нее сражались и умирали целые народы. Да, леди Элизабет, она прекрасна в своем фригийском колпаке и в простом платье. Хотя на картине Делакруа, на мой взгляд, несколько полновата. Но когда отважно вышла с обнаженной грудью и знаменем в руках на баррикады… Это было нечто! Она охнула: - С обнаженной грудью? - Да, с обнаженной, - подтвердил я. - Это не совсем то, что голой. Понимаете? Она прошептала боязливо: - Но это… чересчур… особенно если на улице… - Это простым женщинам чересчур, - заверил я. - А она - необыкновенная! Кстати, а вы не слыхали, что кричал виконт, а ныне граф Макиннон? - Нет… - Он рвался отомстить за обесчещенную Лукрецию, - объяснил я. - Так я понял по своей медвежистости. Тарквиний Гордый обесчестил ее, а чтобы никому не рассказала, отрезал ей язык. Это случилось в Древнем Риме три тысячи лет тому, но, видимо, сэр Макиннон свято чтит семейные традиции, а в его роду мстят все еще за нее. Как отомстят полностью, тогда за других мстить будут. Так что мы оба дрались за гордых и прекрасных женщин… которых, конечно же, не найти в мире утонченного флирта. Жалко, да? Или нет? Она сказала растерянно: - Вы вообще странно так и завораживающе говорите. Одного не пойму… - Чего именно? - Почему вы даже не смотрите на женщин? Сейчас они все вам доступны. Я хмыкнул: - Это риторический вопрос? Или вам в самом деле хотелось бы, чтобы я… гм… пошел, как говорится, побеждать? Она опомнилась, видно по лицу, дескать, далеко зашла, постаралась вернуться в привычное русло и произнесла, надменно наморщив хорошенький носик: - Мне ничего от вас не хочется. А вам? Я ответил с нахальной улыбкой, глядя ей в глаза: - И мне от вас. Ну как? - Говорите, - проговорила она насмешливо, - говорите. - А вот представьте себе, - сказал я. - Мне редко когда хочется то, что хочется всем. Знаете ли, женщины общего пользования хоть и привлекают внимание, но… знаете ли… Она побледнела, я отчетливо видел, как в ее хорошенькой головке пробуждаются совсем непривычные мысли и образы, но это для пользующейся бешеным успехом женщины, а теперь еще и принцессы, слишком, она вздрогнула и проговорила дрожащим голосом: - Сэр Ричард, я не считаю образ жизни в нашем королевстве хуже, чем в том, на существование которого вы так непонятно намекаете! Я поклонился. - Да-да, конечно. Вы правы, леди Элизабет. Нельзя их сравнивать. Вы правы. Она гордо удалилась, единственная, которой пофиг, что я Верховный Маг и вообще Темный Властелин. Для женщины мы в первую очередь мужчины или не мужчины, а я хоть и мужчина, но орешек не по зубам, и лучше сделать вид, что не очень-то и хотелось. Передо мной распахнули входные двери, непривычно резкий воздух ворвался в легкие. Я покрутил изумленно головой, как же быстро привыкаем к аромату духов и фимиаму! И начинаем думать, что это и есть настоящее. На улицах по-прежнему поспешно уступают мне дорогу. Почему-то льстит, приятно, хотя понимаю, что нехорошо. Пронесся на коне, пугая прохожих, на площади испуганно вскрикнули, когда я выметнулся на злобно хрипящей лошади. Впереди вырастают ворота резиденции герцога, ныне короля. Мелькнула насмешливая мысль, что мечусь между королевским дворцом и дворцом герцога, как дурак, а вовсе не властелин, но вообще-то остался один-единственный штришок для завершения всей затянувшейся экспедиции на Юг… Ворота поспешно распахнули, мы с грохотом пронеслись во двор. Испуганные слуги перехватили повод у самого входа в здание. Я быстро миновал холл и вбежал по лестнице, чувствуя, как сердце стучит все чаще, кровь разогревается, а непонятная злость грызет внутренности. В комнате для гостей попробовал лечь, но вошли слуги и робко спросили, что изволю. Я погнал их таким рыком, что бедняги могут помереть от ужаса, снова бросился на ложе, поворочался, вскочил и забегал взад-вперед. Мысли, тяжелые, как свинцовые пули, но быстрые, как свет, бьются внутри черепа с такой силой, что разогрели его до багрового свечения. В зеркале красная рожа, в глазах полопались кровеносные жилки, лоб в бисеринках влаги, это голова старается таким образом охладиться, но пот закипает, еще только выступая из пор. Ладони мои стиснули череп, вот-вот взорвется от тяжелых и злых мыслей. Я же всемогущ, всемогущ!… Я владею такой армией демонов, что пройду по континенту, как Аттила по Европе, сотру эти феодальные пережитки, всех согну в бараний рог и заставлю любить Родину, мать вашу, а также культуру, цивилизацию и прочий гуманизм, а кто против гуманизма, тех повешу вдоль дороги, как римляне распинали грязных бунтовавших рабов. Довольно церемониться с быдлом, пора вести борьбу за прогресс решительно и быстро, не цацкаясь и не обращая внимания на жалкие вопли правозащитников. Я могу, я знаю, у меня есть и воля, и знания, и… что редко попадает в одни руки, возможности! Как политик я не должен обращать внимание на мелкие шероховатости и отступления от законов, будь то придуманные людьми или - три ха-ха! - заложенные в нас при рождении. То есть я не должен выпускать из рук такую мощь, как покорная армия демонов. Вот когда все сделаю, совершу, всех нагну и выстрою Царство Божье на земле, тогда можно и отпустить на свободу. В оправдание себе, хотя что мне оправдываться, могу сказать правдиво и честно, ничуть не кривя душой, что буду заботиться о демонах. Неволя у меня им покажется раем в сравнении с тем, чем была бы у других магов. Замычав, я подбежал к стене и шарахнулся лбом о шероховатый камень. Острая боль стегнула, как кнутом, тут же исчезла. Я потрогал ушибленное место, даже кровь не успела выступить, регенерация бдит, озлился и ударил башкой с размаха, твердо зажав в кулаке воли желание унять боль и залечить ранку. Теплая кровь защекотала лоб, затекла в глазницу, а затем заскользила вязкой струйкой по щеке. Я прислушивался к боли, отвык, сволочь, даже сражения для тебя хаханьки, любая боль длится мгновения, это уже несерьезно, в этих условиях драться с моей стороны никакое не рыцарство, а уже сволочизм, если не сказать сильнее… Я бы сказал это сильнее, но не найду слова, а сейчас только мычу от стыда, закрываю глаза и снова стукаюсь головой о стену. Мощь моя безмерна, но еще в самом начале кто-то предрекал мне, что в мир приходит Антихрист, и этот гад вроде бы я и есть. Тогда я посмеялся над дураком, а теперь страшно, вдруг он прав, ведь Антихрист придет в мир как бы от самого Господа, он тоже будет строить церкви и говорить правильные слова, но душа его черна, и потому бед натворит больше, чем самые явные враги… У меня душа не черна, я в самом деле буду строить церкви, насаждать культуру и строить Царство Божье на земле, царство равенства и справедливости, а что придется залить кровью полконтинента, так ничто великое не создавалось без крови. Как сказал великий мудрец: дело только то надежно, когда под ним струится кровь! В дверь постучали, и, не успел я шевельнуться, как она распахнулась и вошел сэр Макиннон. Он ахнул, ухватился за рукоять меча. - Сэр Ричард! Что с вами? Он выдернул меч, пригнулся, оскалив зубы и разведя руки, весь напрягшийся в ожидании нападения неведомого противника. Я устало махнул рукой и, схватив какую-то чистую тряпку, начал вытирать кровь. - Меч в ножны, сэр Макиннон. Это была простая междоусобица. Он спросил быстро: - Но где враг? - Я сам себе враг, - сказал я. - Еще какой. Он быстро посмотрел на меня. Очень медленно и недоверчиво вложил меч в ножны, в глазах остались страх и недоверие. - И кто победил? - Еще не знаю, - ответил я угрюмо. - Но я дал бой. - Вижу. Если даже вас так… то бой был нелегкий? - Труднее еще не было, - признался я. - И боюсь, что это не последний. Кто бы ни победил, вторая сторона будет нападать и сражаться… Это такая сволочь, что просто такой еще не встречал. Он молчал, в его непонимающих глазах я вдруг увидел, что если победит та моя сторона, то она не даст возможности другой сражаться. С горы катиться легче, у меня будут тысячи причин, чтобы не давать свободу демонам, и тысячи причин, почему власть свою надо упрочить так, чтобы ни одна сволочь и не пискнула под моим тяжелым сапогом правдолюба и гуманиста. - Сэр Ричард, - произнес он наконец, - я пришел за указаниями. - Какими? - Любыми, - ответил он бодро. - Я понимаю, вы не хотите вмешиваться в дела королевства, но все-таки… что потом? В любом случае, я заверяю, что на меня можете рассчитывать в любом деле! - Спасибо, сэр Макиннон, - ответил я ровным голосом, - учту. Сейчас пока занимайтесь бытовыми проблемами. Ну, добейтесь, чтобы ваше новое хозяйство приносило прибыль. Когда я прибуду во второй раз, замутим что-нить еще. Он спросил тревожно: - Вы куда-то отбываете? - Ненадолго, - успокоил я. - Но, думаю, второе мое появление здесь будет еще заметнее. А сейчас, сэр Макиннон, подошло время мне заняться моими демонами… Он подхватился, глаза круглые, сбледнул. - Сэр Ричард, оставляю вас для важных дел! Бегу выполнять ваши ценные указания! Он исчез, я выждал немного и сказал негромко: - Серфик! Ко мне. Через мгновение над столом вспыхнула багровая искорка. Крохотный демон сразу опустился на столешницу и сложил крылышки. - Да, хозяин? - Прости, - сказал я виновато, - что выдергиваю тебя уже третий раз. Как там с нашими союзниками? - Твоими рабами, повелитель? - Да не рабы они мне… - сказал я раздраженно. - Ладно, называй как хочешь, дело не в названии. Сегодня они перестанут быть чьими-то рабами. Как они? - Больше половины уже восстановились, - доложил он. - Можешь призвать. Я вздохнул: - Нет, подождем всех. - Как повелишь! - Да уж, повелю. Как все будут готовы, зови всех ко мне. Он напомнил педантично: - Не могу. Только ты как повелитель можешь вызвать их в этот мир. Я сказал зло: - Ну тогда терпи, что дергаю тебя так часто. Я не могу ждать слишком долго. А то подумают, что обманул, передумал им давать свободу… Противно-то как! Серфик исчез, улыбка победителя исчезла с моей морды. Я ощутил, что снова становлюсь не тем, кем должен быть, а кем я есть, а я вообще-то нормальный кирпичик общества, в котором громче всего звучит подлейший, но такой приятный лозунг: принимайте меня таким, какой я есть! Так вот, какой я есть совсем не желает отпускать демонов на волю. Или на свободу. Потому что я, как и все, предпочитаю брать, а не отдавать. Тем более отдавать такие ценности. С которыми могу загрести себе все ценности мира. Так что принимайте, сволочи, меня таким, какой я есть! Вы сами такие, меня поймете. И если эта ценность теперь рулит, то я не вижу, почему вас надо принимать такими, какие вы есть, а я должен отступаться от того, что хочу удержать! Я зажмурился с такой силой, что глазные яблоки заныли, тьма сменилась светом, неожиданно увидел среди вспышек Тертуллиана с его приматом того, что человек должен быть тем, кем может, а не кем хочет… - А вот хрен тебе, - сказал я злобно, - не хочу и не буду!… Я - эгоист. У нас эгоистом не только быть можно, но и модно!… Никто больше не плюет в эгоиста. У нас эгоист вовсе не сволочь, а норма. Потому что все сволочи… В глазах яркий свет померк, наступила тьма, я с облегчением поднял веки. Что за дурак, в самом деле бьюсь головой о стену, это же надо. Сказать об этом кому… нет, не то, как раз здесь поймут, а вот сказать об этом себе - засмею идиота. Ишь, душевные муки в нем пробудились!… В демократе, ха-ха. - Плантагенет! Хлопок, легонько толкнула воздушная волна. В комнате возникло блестящее, подобно ртути, плотное и, как мне показалось, бесформенное тело. Демон разогнулся, став вдвое крупнее. На меня взглянули полные ожидания глаза. Я сказал торопливо и почему-то трусливым заискивающим голосом: - Плантагенет, еще до наступления полуночи каждый из воевавших со мной получит… да чтоб вы подохли все… свободу! А сейчас вот бери золотые монеты… это много, но серебро тебе давать вроде нельзя, а медные еще не придуманы, так что бери и лети по городу. Как только увидишь играющих в кости… брось им монету и скажи, что кости забираешь по приказу сэра Ричарда Верховного Мага. И так собери побольше. Он взглянул с недоумением, но ответил послушно: - Слушаю и повинуюсь, повелитель!… Но… сколько? Я подумал, что туплю к вечеру что-то, демон может обобрать все королевство. - Да стаканчиков двадцать-тридцать. Но можно и пятнадцать, если не найдешь сразу… - Слушаю и повинуюсь! Он подпрыгнул у окна, приготовившись расправить крылья в падении. - Стаканчики можешь не брать! - крикнул я вдогонку. - Только кости! Я сам не понимал, почему вдруг решил купить, а не просто отнять. Что это за повелитель такой? Покупает тот, кто не может отнять, а я же сама мощь, однако приказ получен, Плантагенет с разбега ловко прыгнул в окно. Я видел, как над самой землей во дворе расправил крылья, взмахнул мощно и взлетел над сараем, быстро набирая высоту. Что говорю заискивающе, это понятно, меня страшит сама мысль, что все это время демоны могут думать, будто я поступлю так, как хочу поступить, как меня подбивает поступить мое второе «я»… на самом деле не второе, а мое основное «я», мое главнейшее «Я», свободы не получат, я такой же, как и все… А я в самом деле такой, я же чувствую, как эта куркульская жилка уже не говорит, а орет, хватает меня за горло, трясет и вопит: как это выпускать из рук такую мощь? Ах, у тебя нравственные принципы? Это у тебя? Не смеши… Ты же гордился и бравировал, что тебе на все насрать, что ты такой вот весь из себя, никто и ничто тебе не указ… Ничто и ничто, сказал я себе, озлившись. Это я сам себе указ! И сам себе говорю, что так надо. Не знаю, почему. Но так надо. Так правильно. А почему, хрен его знает. Чувствую, и все. И пошли вы все… Двор затаился, даже слуги выбегали только по самым крайним делам и все время косились на мои окна. Кто-то увидел вылетающего отсюда Плантагенета, а это значит, завтра весь город будет знать, как все лично видели, как, получив приказы, из моих окон с диким хохотом вылетали целые сонмы ужасающих и огромных, как горы, демонов. Впрочем, есть и хорошая сторона в том, что демон купит, а не отнимет. Во-первых, все убедятся, что демонами управляю я, сэр Ричард Длинные Руки. Во-вторых, уверятся, что при всей мощи я добр и справедлив… нет-нет, гораздо важнее то, что я принял сложившуюся рыночную систему и не собираюсь ничего экспроприировать. Даже по такой мелочи. Через час примерно за окном захлопали огромные крылья. Плантагенет влетел тяжело и с шумом, с дробным костяным стуком приземлился на середину комнаты. В лапах большой мешок, в глазах ожидание новых приказов. В мешке полно костяных кубиков, я высыпал на середину комнаты, целая горка, хорошо, кивнул на них Плантагенету: - Сам справишься или кого позвать в помощь? - Как прикажете, повелитель? Я подумал, решил: - Хорошее дело должно быть публичным. Яанкырдыкзабелло, Ыцыханатилоерд, Студебеккергарринча!… Вызываемые демоны один за другим появлялись в комнате. Стало тесно, я с тревогой подумал, что вообще-то все не поместимся, когда начнутся песни о самом главном. - Вам работка, - сказал я бодро. - Вы легкая кавалерия, восстановились первыми, отдохнули. Теперь поработайте на благо своих собратьев. Задача ваша простая, задача ваша такая: на всех этих кубиках сотрите луночки. Они не понадобятся. Мы сыграем совсем-совсем в другую игру… Я перевел дыхание, пока они трудились. Все еще не по себе, когда эти чудовища рядом, хоть вроде бы и покорные мои рабы, своей воли не имеют. Тогда в бою как-то все стерлось, помнил только о Верховном Маге, а сейчас то и дело мурашки по спине при ощущении их мощи. Плантагенет первым разогнул спину. - У меня все стерты. - И у меня, - откликнулся Студебеккергарринча. - У меня тоже, - рыкнул секунду спустя Яанкырдыкзабелло. Я сказал поощрительно: - Ну вы даете, прям как электрические веники! В смысле, хорошо работаете. С вами бы и коммунизм построили бы… Теперь, ребята, работу слегка усложним, но не слишком. Кто из вас грамотный? Они переглянулись, Плантагенет сказал: - Я и Ыцыханатилоерд. - Хорошо, - сказал я, - вы и поработаете. А Яанкырдыкзабелло, как всякий неграмотный, будет за вами присматривать и покрикивать. В смысле начальник. Теперь на каждой стороне кубика вместо стертых луночек напишите по букве… Разные, поняли? Можете и цифры, тоже неплохо. Но буквы - лучше. Можете использовать буквы из письменности древних народов. Плантагенет уточнил: - Вместо каждой луночки буквы? Я помотал головой. - Нет, по букве на сторону. Хотя, конечно, можно бы и взамен луночек, но не стоит усложнять задачу сверх необходимости. И так получится, мама не горюй. Оба двигались с молниеносной быстротой, весь пол усеян крохотными кубиками, буквы появляются моментально, но все же кубиков еще ого сколько, я вздохнул и сказал: - Карконодроидозаврлецитин! Он появился моментально, быстрый и юркий, сразу принимающий всякие формы, так как не знает свою собственную. Я поинтересовался: - Грамотный? - Да, господин! - Будешь помогать писать буквы, - распорядился я. - Буквы? - удивился он. - Нет, буквы я не знаю. - А что ты знаешь? - поинтересовался я подозрительно. - Знаю все двести томов истории Дома Магов Атрейдисов! - А-а-а, - сказал я, - коллаборационист, помогал магу вылавливать сородичей… Ладно-ладно, я не виню. Время было такое недоброе. Извини, тут надо ручками-ручками. Или… гм… у кого что вместо ручек. Плантагенет и Ыцыханатилоерд трудятся во всю, работа идет быстро, я на всякий случай начал вызывать демонов сперва им в помощь, а потом разошелся и называл имена подряд. Стало тесно, но как-то ужимались, даже нам дали пространство: мне и выцарапывающим буковки и руны на кубиках. Я перевел дыхание, трудно выдерживать взгляды, на самом деле по-рабски тусклые и покорные, но мне все кажутся обвиняющими, подозревающими. - Ребята, - сказал я, - потерпите еще чуть-чуть!… Пусть Плантагенет и Ыцыханатилоерд закончат. Клянусь, все вы уйдете отсюда свободными! Навеки. Для того и работаем сейчас, чтобы навеки. Яанкырдыкзабелло, что-то не слышу твоего покрикивания, ты же начальник!… Ладно, это я так… Еще грамотные есть? Да не гамма-лучи читать, а буковки рисовать! Вперед протиснулся крохотный демон. - Я могу, повелитель, - сказал он. - Давай, - разрешил я. - Плантагенет тебе объяснит, что делать… Из демонов отсутствовали только Чеотолиланордостзейт, Кетланпахлава-перконкозер Эодороантазанкр и Тритептороираматистардуст, самые тяжелые и несокрушимые. Им, как сообщил Серфик, на восстановление понадобится не меньше недели. А Теодномолибденосикстсевентиэйту, гиганту из меняющейся стали, вообще месяц. Я помрачнел, все смотрят с тревогой, я развел руками: - Нечестно, конечно, вас отпустить, а их пока нет… с другой стороны, их же пока нет… в смысле, находятся в небытии, так что… а как только восстановятся, их тоже на свободу с чистой совестью. Наконец Плантагенет разогнулся и сказал сипло: - Господин, у нас все сделано. Яанкырдыкзабелло проверил по-хозяйски и доложил: - Да-да, эти трое выполнили ваше повеление, господин! Я потер ладони. - Отлично. Приступим. Они все в молчании смотрели, как я прошелся по комнате, взял в пригоршню то в одном месте, то в другом, осмотрел, все сделано в точном соответствии с указанием, вместо луночек буквы, словно ребенок будет собирать кубики в слова, только кубики больно мелкие, а еще их столько, что, расставив в нужном порядке, можно собрать роман. Я властно указал на двух мохнатых демонов, согнутых и похожих на бабуинов. - Как ваши имена? - Кранобалкотранкерт и Зазтернакстрекурдер, господин, - ответил один лающим голосом бабуина. Второй подтвердил сипло: - Да. Я - Кранобалкотранкерт, а он - Зазтернакстрекурдер. Или наоборот, я всегда путаю. - А как же вас маг узнавал? - поинтересовался я. Первый объяснил: - Он призывал, один из нас исчезал. Я сказал торжественно: - Во вчерашнем бою вы показали себя героями! Мы спасли мне жизнь, без раздумий отдав свои. Это позволило продолжать бой до победного конца, которого вы уже не увидели… Но зато теперь все узрят, что вы первыми получаете вечную свободу! Они стояли неподвижно, даже хвосты не шевелятся, взгляды как прикипели к моему лицу. - Та-а-а-к, - сказал я, - вот ты, который Кранобалкотранкерт, собери все снова в мешок. Собрал? Теперь я отвернусь, а ты высыпай из мешка. Прямо на пол, не стесняйся. Раздался дробный сухой стук, очень частый. За спиной послышался печальный и даже обреченный голос: - Сделано, хозяин. - Кучек нет? - спросил я, не оборачиваясь. - Есть? Разровняй. Чтобы все лежали по одному на полу… А теперь протяни их ниточкой, чтобы один за другим. Стена мешает? Ничего, давай по кругу. Пусть даже спиралью… - Сделал, - произнес он через мгновение. Все еще не поворачиваясь, я сказал строго: - Я, твой хозяин, повелеваю тебе сменить свое нынешнее имя на то, которое образовалось из букв на верхней стороне. Посмотри на него и запомни. Прошло не меньше пяти секунд, прежде чем он произнес озадаченно: - Запомнил, хозяин. - А теперь, - сказал я громко, вдруг да кто из демонов глуховат, - отпускаю тебя на свободу. Ты явишься только к тому, кто без запинки назовет тебя по этому нынешнему имени… До тех пор ты свободен. - Слушаю и повинуюсь, хозяин, - произнес он формулу покорности, еще не успев ощутить, что уже не скован ее тисками. Он не успел исчезнуть, как я сказал так же повелительно: - Зазтернакстрекурдер! - Слушаю и повинуюсь, хозяин, - ответил тот поспешно. - Смешай и рассыпь кубики, - велел я, - потом тоже вытяни кубики в линию, чтобы получилось слово. Оно и будет твоим именем. И пока оно не произнесено человеком вслух, ты - свободен! Зазтернакстрекурдер все сделал, потом завизжал, заискрился всеми цветами радуги и сгинул. Я чувствовал внезапно вспыхнувшую надежду среди демонов. Но, скованные послушанием, не двигаются, не шевелятся, только ждут приказов. Я вошел в ритм и довольно быстро наладил конвейерное производство, чтоб они сами рассыпали кубики, сами складывали в бесконечное слово, а я только приказывал отныне именоваться этим вот именем, что они видят, а я - нет. Конечно, после погибших за меня, сюзерена, пошли погибшие в бою на ключевых участках, просто погибшие, а затем и те, кто оставался жив и отдал жизнь только для того, чтобы окончательно уничтожить проклятую крепость, символ угнетения и мук. Наконец я отпустил тех несчастных, что сражались на стороне Верховного Мага. Последним подошел Плантагенет, пусть не самый могучий, но зато существо, с которым я почти сдружился, в которым летел из маркизата, ел хлеб и соль… почти ел. Я ощутил острую жалость, что приходится отпускать, мелькнула резонная мысль: а какого хрена? Их для того и создавали, чтобы служить людям. Надо оставить хотя бы этого, мне достаточно и одного, он один всех стоит… Он стоял неподвижно, я вдруг понял, что он уловил мои колебания и уже не верит мне. - Плантагенет, - сказал я с укором, - ты чего последним? Чтоб посмотреть, как буду жалеть, что отпускаю самого лучшего? Это нехорошо… Ладно, в знак того, что ты так много сделал, я сам рассыплю кубики… ты только сложи их в ряд. Спасибо, что помог! Смотри на свое новое имя и запоминай… Я слышал за спиной шелест, стук костяшек, наконец голос Плантагенета прозвучал с незнакомой ранее ноткой: - Человек… Да, я свободен! А тебе не хочется повернуться и посмотреть на мое новое имя? - Хочется, - признался я. - Так что давай побыстрее перемешай эти чертовы кубики, чтоб у меня и шанса не было. Я все-таки нормальный человек, а это значит, что наполовину… да что там наполовину, почти весь - свинья. Я вон паладин, и то, как амеба при делении… Счастливого тебе океана плазмы! Он исчез, в комнате стало темно и пусто. Я чувствовал себя вконец опустошенным. За моей спиной послышались сдержанные аплодисменты. Я резко обернулся. Самаэль, глядя на меня внимательно и без привычной улыбки, еще пару раз хлопнул в ладони и отвесил короткий поклон. - Вот это ощущение силы, - прокомментировал он без всякого выражения. - Вот это поступок! Хотя мне такое непонятно, как всякое безрассудство, но могу оценить, каких усилий оно вам стоило. - В каком деле? - спросил я почти враждебно. - Может, в приближенном, - признался он. - Сэр Ричард, видели бы вы сейчас свое лицо! Океан муки в глазах… И вообще с лица спали. От вас просто несет гневом и отчаянием… Не отпирайтесь, это далось вам нелегко. В самом деле, зачем было выпускать такую власть? - А вы как думаете? Он покачал головой. - Лучше вы сами скажите. Я развел руками: - Да это трудно объяснить… Ну вот как-то одна моя подружка выгребла из холодильника, это такой погребок, все пирожные и шоколадные конфеты, добавила принесенный гостями торт и все это выбросила в мусорное ведро… А мой дядя однажды бутылку такого дорогого коньяку спустил в мусоропровод! А как любил пропустить рюмочку, руки тряслись, как увидит… Еще знаю одного, которым топором себе два пальца отхватил, когда вы подослали к нему одну красотку… Он поморщился, прервал: - Я не подсылал, честно. Но ход вашей мысли, хоть и запутанный, понял. Владение таким количеством демонов помешало бы вам отхватить какой-то кус пожирнее? Я вздохнул. - Мне нравится, как вы все точно облекаете в четкие формулировки. Как ни странно, но это так. Мне это помешало бы достичь… даже вообще тянуться к более высокой цели. Только дурачок может полагать, что, заполучив суперпупермеч, он решит все проблемы. И всего добьется. - Я-то знаю, - ответил он суховато, - но откуда знаете вы?… Ах да, общий уровень вашей цивилизации… Я кивнул. - Все верно. Я и есть та цивилизация. Сам человек, сэр Самаэль, давно ничего не значит. Вы про Маугли не слыхали?… Ну, это доказательство, что человек вне общества просто животное. Даже говорить не умеет. Так что все, что во мне, - это не мое, это часть общества. А общество знает многое. Он кивнул. - Вижу по вас, сэр Ричард. Потому нам так легко разговаривать, потому так просто находим общий язык. Хотя сейчас пока что не вижу, на что вы нацелились? Я пожал плечами: - Пока сам не могу сказать. Даже для себя. Это больше из области чувств. Он поморщился, махнул рукой: - Впрочем, все вздор. Это пока неважно. Я давал вам время обдумать мое предложение. Что скажете? Он умолк, глядя испытующе. Я подавил рвущийся из себя ликующий крик, это же не из меня он рвется, а только из части меня, что не есть еще все я, переспросил: - Насчет власти над континентом? Он кивнул: - Да. - Я готов, - ответил я. Он смотрел внимательно. - Мне показалось, вы не горите желанием стать ни королем в Гессене, ни Верховным Магом… Вообще вас власть вроде бы не привлекает? Я сдвинул плечами. - А есть люди, которых она не привлекает?… Просто не хочу просто жить-поживать и добро наживать. Это я уже перерос. Удивительно, но в самом деле перерос, чего сам не ожидал. Даже не заметил, когда перестал на собственных соплях поскальзываться… А в королевствах, вроде Гессена, другого не остается, как жить и поживать. Я не знаю, что делать с людьми, у которых вообще нет стимула трудиться, учиться! Если попробовать нажать - убегут к соседям. А вот в пределах континента не побегают, везде достану. Правда, еще не представляю, как их заставить, но у императора иные возможности. Он кивнул с одобрением в глазах. - Теперь понимаю. Хотя, конечно, все равно не могу понять, почему отказались от власти над демонами. Однако власть императора в самом деле от королевской отличается не тем, что власти больше, а власть… качественно иная. Я рад, сэр Ричард, что вы имели возможность подумать… и приняли решение сами. Я буркнул: - Ну еще бы. Попробовал бы кто принять за меня! Я и против своих же решений бунтовать ухитряюсь. Дьявол смотрел глубоко запавшими глазами. - Я рад, - повторил он, - что вы убедились во всем сами. Это мое правило - человек свободен, и никто и ничто не смеет навязывает ему свой выбор. Человек выбирает сам. Теперь остается определить степень вашего… гм… отношения. Степень вашей готовности, глубину убеждений! Я насторожился: - Глубину? - Да, - ответил он. - да, глубину. Вы хорошо знаете, как большинство ратует «за», тут неважно, за что, и знаете, как это большинство трусливо отступает, если требуется прищемить хотя бы пальчик. Я пожал плечами: - Люди есть люди. Он расхохотался, кивнул: - Все верно. Они поступают согласно своей природе, я их не виню. Все правильно. Но большинство и не годится для великих дел, для решения важных вопросов, для важных постов. Сам понимаете, сэр Ричард, человека с характером и убеждениями простого земледельца нельзя сажать на королевский трон. Сразу же начнутся такие нелепости! Королевство развалится, крестьяне начнут голодать, вспыхнет взаимная и бессмысленная резня… Я ощутил холодок по всей поверхности тела. Поинтересовался как можно более спокойным голосом: - И чем же определяются… или проверяются, если точнее, качества людей, которые идут с вами? Он развел руками: - Ритуалами, чем же еще? Ритуалами! - Ритуалами, - повторил я. - Ритуалы - прародители тестов? Никогда бы не подумал… Хорошо, я готов пройти через любые ритуалы. Человеку, который прошел бесчисленные тесты… как профессиональные, как и всякие любительские, уж ритуалы для такого… гм… Называйте день, время, условия. Надо ли учить масонский словарь или приходить с лопаткой каменщика? Черный плащ и маска? Он коротко усмехнулся: - Можно в черном плаще и под маской, но можно и без них. Это уже люди из необходимого ритуала сделали театр. Так вы готовы? Я чувствовал напряжение, что сковало весь мир. Я задержал воздух в груди, сердце вообще вроде бы перестало стучать, сказал решительно: - Готов!… Я вообще-то иногда на такое готов, что самому страшно. Он коротко усмехнулся: - Тогда я пойду кое-что приготовлю. Желаю здравствовать, сэр Ричард! - И вам не хворать, - ответил я автоматически. Он исчез, нарочито оставив запах огня и серы. Чувство юмора у Самаэля такое своеобразное, хотя для меня мог бы что-то поновее. Правда, тогда не было бы этой ощутимой издевки. Радостная дрожь сотрясала меня, как ребенок картонную коробку с позвякивающей внутри рождественской игрушкой. Император!… Это же запрыгнуть сразу на этаж, минуя десяток ступеней. Там иные возможности, которых нет и не может быть у королей. Император в самом деле сможет проводить реформы, положить начало книгопечатанью, основам науки и научного познания, а также защитить свои реформы, если кто посмеет где-то вякнуть против. Император - это реальная мощь и сила… Я торопливо вызвал Серфика, спросил в нетерпении: - Слышь, крылатый поросенок, а ты можешь сам явиться и сообщить, когда Кетланпахлаванерконкозер восстановится в вашем аду? А то все боюсь, что мои команды его дергают и мешают процессу заживления. Он пискнул: - Нет! Не могу. - Почему? - Не знаю. На то воля творцов. - А-а… Что за дурь, не подумали. А если я прикажу тебе? Он подумал, развел крохотными ручками: - Не получится. Я должен сперва явиться в этот мир. А потом выполнять приказы. - Так вот и приказываю тебе! Он встрепенулся: - Позвать? - Не сейчас, - сказал я сварливо. - Потом, когда он восстановится. Не хочу дергать, пока он еще не транспортабельный. - А он тогда и не услышит, - заверил Серфик. - Господин, позволь мне сказать еще, что ты не спрашивал? - Давай, - сказал я обрадованно. - Я заметил, тебе дадена чуть большая свобода. Наверное, как раз потому, что в тебе нет силы… Предосторожность? Не знаю… В общем, выкладывай. - Господин, - пропищал он, - уже все демоны нашего мира знают, что ты отпустил на свободу всех-всех своих демонов!… Там такое творится… - Что? - Все хотят с тобой говорить. Я зябко передернул плечами. - Нет уж. Я тут подумываю серьезными делами заняться, скоро вообще от меча откажусь. Ну там, благотворительный фонд открою или еще как-то буду грехи перед обществом замаливать… Украденное не верну, но фонд своего имени открою! Так что цесарю - цесарье, а демонам… ну, что там у вас, мне чужого не надо. - Господин, они очень просят! - Скажи, я занят. - Но они там страдают. Они очень хотят с вами поговорить! Я скривился: - Вообще-то нельзя, но если очень хочется, то можно. Ладно, зови. Снова установишь связь? - Это не я, это Четыврестацкнаеранненный устанавливает. Другие не могут… - Ладно, - сказал я, - только недолго. Я тут скоро вообще стану недоступен простому народу. А демоны по развитию где-то между простолюдинами и их домашними животными. Стену залило мрачным красным огнем, словно камень превратился в матовое стекло, а та сторона оказалась в жерле вулкана. Я отшатнулся от выпрыгивающих выплесков огня, что и не лава, а уже протуберанцы яростной звезды. Сердце застучало чаще, кровь бросилась в голову, я сжимал кулаки и шептал себе, что это всего лишь проекция, слабая и бледная проекция того, что есть на самом деле. На той стороне буйство багровости, пурпура, багрянца и оранжевости сменялось короткими всплесками белого слепящего огня, вспыхивали странные звезды, проносились кометы, я видел смерчи, огневороты, все это демоны, много демонов, я не вижу их очертаний, только догадываюсь, что на этот раз их даже больше, чем в прошлый. - Я слушаю, - продавил я первые слова через сжатое страхом горло. - Говорите. Кстати, пользуясь случаем, еще раз поздравляю своих соратников с заслуженной… нет, с завоеванной свободой! В центре багрового ада оформилась некая гигантская фигура, похожая на пылающий утес из высокопрочной стали. Я услышал тяжелый вздох, скрип, треск, затем неуклюжие слова, будто демон на ходу подыскивал диапазон, в котором можно говорить с человеком: - Человек… - Ага, - сказал я, - это я, оно самое. Самоназвание. Не знаю, как вы нас называете… - Человек… - повторил он. - Хорошо, - одобрил я, - когда совпадает. А то до сих пор не пойму, почему угры, венгры и мадьяры - одно и то же?… Ну, это так, что-то вроде светской беседы. Они начинают с погоды, а мы с философских определений. У тебя ко мне вопросы? Он прогудел нечто, по стене с огромной скоростью пробежали, немыслимо быстро меняясь, узоры и странные знаки, затем демон спохватился и продолжил на понятном мне языке: - …и мы тоже. Мы знаем каждый случай, когда наш собрат попадает в ужасающее рабство. И осознание, что это ждет каждого, наполняет существование горьким страданием и мучениями. - И что? - спросил я. - Ты отпустил наших собратьев… - Они его заслужили… тьфу, завоевали! - Ты был их властелином, - напомнил демон. - Вожаком, - поправил я. - Мы сражались плечом к плечу! Я был, так сказать, сюзереном. И тоже дрался, позволю себе напомнить. И тоже рисковал. И по голове меня били. Так что не надо про сидение на высоком холме. Он сказал тяжелым, как далекий гром, голосом: - Но ты их отпустил… - Отпустил, - согласился я наконец. - Точнее, помог им обрести свободу. Это совсем другое, чем отпустил. Справа и слева росли протуберанцы, с силой били в стену, бешено взрывались, превращались в змей, в дивные сверкающие конструкции, сменялись с невероятной скоростью, я видел то оскаленные пасти, то когти, то звездные россыпи формул и знаков, то вообще звездные глубины и пропасти. Я старался не думать, что по ту сторону стены тысячи демонов, если рухнет, все погибнет, и хотя понимаю насчет проекции, нет за стеной никаких демонов, нет, но атавистический страх заставляет дрожать каждый нерв. Демон проговорил бухающим голосом, словно в мою сторону шагала гора размером с Карадаг: - Мы хотим тоже… - Чего? - спросил я. - Свободы… Преодолевая понятный страх, что не от ума, а от инстинктов, я заставил сказать как можно более спокойно и рассудительно: - Я верю, что вы, лишенные человеческих страстей, лучше всяких человеков умеете рассуждать логически. Умеете? - Это наша особенность… - Вот и чудненько, - сказал я обрадованно, хотя невольно подумал, что либо эта особенность реализована хреново, либо за века эта особенность поржавела. - Давайте вспомним, как поступили демоны, которые сейчас на свободе… Они не двигались, слушают внимательно, хотя я не могу по их застывшим или чересчур переменчивым всплескам огня понять, как и чем в самом деле слушают и воспринимают. - Они доверились мне, - сказал я с нажимом и сделал многозначительную паузу. - Не так ли? Они пришли ко мне на зов! Эти ваши собратья помогли сокрушить ужасного в своей мощи мага Гатонеса, которого вы называли Поработителем Демонов. Они серьезно рисковали, что я окажусь таким же, как и тот маг, и порабощу их волю. Демон прогудел, как огромный паровой зверь: - Но ты не поработил. - Ты их освободил! - воскликнул другой голос, потоньше. - Освободил навеки! - добавил третий голос, по стене пробежали морозные узоры. - Они теперь никому не подчинены отныне… Даже тебе. - Они свободны… - Они освобождены от страха… Я не услышал дружного вздоха зависти, но ощутил ее всем существом. Демоны страстно завидуют этим свободным существам, что отныне будут нежиться в океане плазмы до тех пор, пока не растворятся в ней, достигнув цели воссоединения со Вселенной. Демон, что в центре, проворил гулко: - Мы тоже хотим такой же свободы! Мы назовем тебе свои имена, отпусти нас! Я подумал, покачал головой, а затем, вдруг не поймут, развел руками, скривил жалостливую рожу. - А будет ли, - сказал я проникновенно, - это честным по отношению к вашим героическим собратьям? Они отважно дрались на моей стороне, гибли и терпели ужасающую боль и муки при возрождении… Они, скажем так, заслужили своей пролитой кровью… или что там у вас вместо крови? А вы хотите на чужом… гм… хвосте в рай въехать? В смысле, в свой ад? Без усилий? Демон сказал настойчиво: - Я назову тебе свое имя, дай мне выполнить какую-то работу… потом отпусти! Я снова подумал, ничего не приходит в голову, снова покачал головой: - Извините, ребята. Все, что можно делать самому, мужчина должен делать сам. Разве что неквалифицированную работу поручать понаехавшим… Иначе так Иваном-дураком и останусь во веки вечные… Я со своей работой пока справляюсь, спасибо за предложение. - Тогда помоги нам! - В смысле? - Мы хотим свободы… - Нет, ребята, - сказал я уже увереннее, раз с той стороны не ломают стену, - я вас понимаю, хотите и рыбку съесть, и в сексуальных меньшинствах не засветиться. Но так не бывает!… Нет, бывает, но у меня не проходит. Я сам такой, где прохожу, другим хитрованам ловить нечего. На меня где сядешь, там и слезешь. Огненный бухнул низким голосом, половина частот, как я догадываюсь, теряется в инфразвуке: - Но вы же, повелитель, этот… как его… - Паладин, - подсказал другой голос, этот демон, похоже, посмышленее. - Ага, - сказал и огненный демон. - Это самое слово. Я улыбнулся и развел руками: - Парни, я вас понимаю. Но я паладин только с соратниками, а с вами - политик. Политик - это самая грязная тварь на свете, которая делает чистое и благородное дело, несмотря на все плевки в свой адрес. Так вот, уступить вам - это обесценить подвиг тех героев, кто поверил мне. Это без шуточек, посмотрите и оцените, какой я серьезный, я таким бываю редко. Тогда вы не поверили, теперь торгуетесь… Молодцы, конечно. Но не на того напали!… Кто со мной торгуется, без штанов останется. Демон замедленно и с недоумением посмотрел на свою нижнюю часть, потом на меня. Я отмахнулся. - Кто уже без штанов, тот потеряет шерсть, копыта и рога. А то и еще что-нить, на базаре все продать можно. Экономика-то рыночная! Демон пробасил умоляюще: - Господин, у меня очень простое имя. Его скоро раскроют, и я попаду в вечное рабство к магам… Я вздохнул: - Извини, парень, но не дави на жалость. Я все понимаю, но нельзя, чтобы одни платили жизнями и муками, а другим то же самое доставалось на халяву. Вся система ценностей рухнет!… Ну разве что младенцам, студентам и престарелым такое можно: одни еще не могут заработать, им блага пока авансом, а другие уже заслужили с верхом. - Господин… Я покачал головой: - Парень, мне жаль тебя. Честно, жаль. - Господин, я тогда тоже хотел пойти, но… сглупил!… Я ответил с сочувствием, но непреклонно: - Нет, ребята. Я с ними был честен, буду и с вами. Не хочу обманывать. Потому не называйте мне свои имена, мне они не нужны. Я не собираюсь становиться повелителем демонов. Извините, давайте на этом заканчивать. У меня еще неотложные светские обязанности жмут: ну там, флирт, волокитство, пряжку на шляпе поменять надо… За стеной полыхнуло, некоторые пятна темнеют, другие сразу исчезли. Демоны ретируются, ничего не выторговав, только могучий, как утес, огненный демон все еще переминается с ноги на ногу. Я видел, как ему не хочется уходить, с ним еще с десяток монстров. Им все еще кажется, что сдамся на их уговоры, но человек - тварь злобная и мстительная, я все время помню, что эти гиганты не пришли на зов крохотного Серфика, а со мной плечо в плечо сражались демоны намного мельче и слабее. Еще двое исчезли с короткими хлопками воздуха, словно скоростные самолеты преодолевали гиперзвуковой барьер. Огненный тоже как будто изготовился к прыжку в свой мир, но резко остановился. Чудовищная башка повернулась в мою сторону. - А что… - проговорил он, - если я просто назову тебе свое имя… Его передернуло при этих словах, я как будто-то ощутил этот ужас снова оказаться в полной власти человека и жить в ледяной пустыне, каким им кажется этот мир. - И что? - спросил я. - Зачем мне это? - Моим хозяином станешь ты. - Не интересуюсь, - ответил я непреклонно, хотя внутри пискнула и завозилась моя подленькая душа. - Мне это не требуется. Это нужно вам? Это ваши проблемы, ребята! Поезд ушел, у вас был шанс. А теперь лесом или чем там у вас ходят, но я желаю вам счастливой дороги отсель. Я уже сказал, не стремлюсь быть демоновладельцем. У нас даже работорговля с какой-то дури запрещена демократами. Хотя можно бы хоть кошатников… Он договорил: - Позовешь, когда понадоблюсь. Но если будешь знать мое имя, то моим хозяином не может стать другой. Это значит - не сможет вызвать и поработить! Неясные тела демонов задвигались, переходя из формы в форму. Кроваво-красное море пошло волнами, появились оранжевые смерчи, воронки, гул стал слышнее, по стене пробежал морозный узор, тут же сменился багровыми потеками расплавленного металла. Я отступил, вдруг да все-таки прорвется в комнату, развел руками, но голосок мой подленький дрогнул вовсе не от страха: - Ну, если это будет выглядеть не как порабощение, а, напротив, защита от других, более властных натур… гм… вообще-то я всегда был склонен к возвышенным гуманитарным акциям. Эгалите, либерте… э-э… словом, марсельеза и всеобщая декларация прав. Но все равно, не задаром! Повторяю, если задаром - это будет выглядеть предательством по отношению к тем, кто за либерте проливал свою и чужую кровь на баррикадах. Огненный воскликнул, как могла бы вскрикнуть лесопилка: - Ты согласен, человек? - При определенных условиях, - ответил я. - Что-то у меня чувство такое, что пользуетесь моей добротой и гуманизмом по полной программе, а я только стыдливо хихикаю да стесняюсь. Ну ладно, пользуйтесь, пока я добрый… Хорошо, договорились! Огненный сказал торопливо: - Мое имя Кешатетр-сто семьдесят четыре минус два зэт. Ты мой хозяин, я слушаю только тебя и повинуюсь только тебе. Твоя воля - моя воля. Скажешь умереть - умру. Он застыл, и я увидел, как его пылающая фигура поблекла. Сейчас это в самом деле бездумный механизм, созданный слепо выполнять приказы. Остальные демоны смотрели на него с ужасом и жалостью. Я сказал громко: - Кешатетр-сто семьдесят четыре минус два зэт!… Предстань перед своим повелителем! В зале полыхнуло жаром, демон появился в самом центре уже по эту сторону стены. Голова склонена, как у готового к атаке быка, потому что уперлась в потолок. Он выглядит злым и готовым к нападению, но я перевел дух и сказал: - Кешатетр-сто семьдесят четыре минус два зэт!… - Слушаюсь и повинуюсь, мой повелитель, - произнес он покорно. Я сказал громко: - Во-первых, имя твое отныне - Кеша, а то язык сломаю. Запомнил? - Да, повелитель. - Я твой хозяин, - сказал я властно, - отныне подчиняешься мне и только мне. Если кто-то из чародеев отыщет твое имя и произнесет его… хоть старое, хоть новое, громко, шепотом или как-то иначе, останешься к нему глух. А сейчас отправляйся в свой мир, наслаждайся жизнью… в смысле, существуй в радости. Когда понадобишься, я соизволю изволить повелеть явиться. В смысле, предстать. Он ликующе вспыхнул и с четким хлопком воздуха исчез. По ту сторону стены началось буйство красок, фейерверки, закружились звездные галактики. У меня закружилась голова, что у них за геометрия, смотреть невозможно, нельзя же, чтоб в малом помещалось большое, а здесь это постоянно… Ушей коснулся свистящий шепот: - Господин, мое имя - Ацетатль Цетлинбиопорокс… - Какой ужас, - сказал я. - За такое имя пороть родителей нещадно! На самой грязной конюшне. Даже если самые что ни есть маги. Ацетатль Цетлинбиопорокс, явись черед мои светлы очи!… В зале возник черный смерч, бешено завертелся, но, как и огненный демон, который ничего не сжег, так и этот и шторами не шевельнул, даже пламя свечей не колыхнулось, просто чудо, что за самоконтроль. - Будешь Гошей, - сообщил я. - Возвращайся, наслаждайся жизнью. Надо будет - свистну. - Меня зовут Амоксиклав Клавулан-АТХ, - сказал торопливо третий. - Амоксиклав Клавулан-АТХ, - повелел я обреченно, - ко мне!… Вот ты какой на самом деле зеленый… А был вроде оранжевым? - Так я могу был всяким, - ответил он торопливо, - а здесь являться должен таким! - Но можешь меняться? - Как и большинство демонов, господин! - Прекрасно, что-нить придумаю. На хэллоуин. Отныне твое имя - Ящер. - А я Мильаммотианид-ПТФ-пирофон… - раздался новый голос. - Будешь Мишкой… - А я… - Будешь… После Кеши и Гоши желающих рискнуть временной неволей ради вечной свободы нашлось еще около трех десятков. Я вызывал в зал, почти всех переименовал, одну пышную и знойную штуку даже назвал Габриэллой, очень уж кое-чем напомнила, остальные потихоньку смылись, не рискнув полусвободой. Когда исчез последний из демонов, я пошевелил распухшим языком во рту, удивляясь, как еще не сломал, выговаривая заковыристые имена. Впрочем, чтобы стать хозяином еще кучи могучих демонов, можно и не так еще потрудиться. Я спустился на этаж, велел слугам подать трапезу в мои покои. Поднимаясь обратно, встретил на лестнице леди Элизабет, она запыхалась, щечки раскраснелись, а глаза горят весело и задорно. Будь я посамоувереннее, решил бы, что первая красавица королевства торопилась ускользнуть от свиты поклонников, чтобы попасться мне наедине. Я поклонился, она милостиво улыбнулась, я тоже растянул пасть в улыбке и… пошел дальше. Ошарашенная, она несколько мгновений не могла прийти в себя от изумления, наконец воскликнула негодующе: - Маркиз! Я обернулся. - Да, леди Элизабет? Она топнула ножкой. - Я здесь! - Я это заметил, - ответил я очень серьезно. - В нашем медвежьем краю все приходится замечать, а то медведи… они парни такие, быстро задницу надерут. Я вижу вас, прекрасная и несравненная, даже замечаю, что вы в зеленом, как молодая ящерица, но, увы, слышу и топот бегущих сюда ваших поклонников, слышу их ржание и чую крепкий запах флирта. Она торопливо оглянулась, сказала, понизив голос: - Знаете, маркиз… Если мужчина остроумен, хорош собою и смел, то женщины интересуются не тем, откуда он, а тем, куда он идет. Тем более когда он заставил говорить о себе своими деяниями. - А-а-а-а-а, - протянул я, - а совсем недавно вы говорили, насколько важно происхождение. - Оно важно, - ответила она и посмотрела мне в глаза. - Но не для всех… - А для кого важно? - Для лорда Шуя, - сказала она серьезно. - Или для сэра Водемона. Вы смотритесь куда лучше. Вас бы только пообтесать… Я буркнул: - Спасибо, не нужно. Насмотрелся на ваших… обтесанных. Из распахнутых дверей показались Эйсейбио, лорд Водемон и лорд Шуй, за ними еще несколько человек. Вид у них несколько растерянный, видимо, уговаривают леди Элизабет бывать в королевском дворце не наездами, а переселиться всерьез и надолго, теперь ее место там. Я нехорошо улыбнулся, развел руками, куда мне тягаться с такими орлами и героями флирта, затеряюсь в их блеске и остроумии, попятился и удалился. Она посмотрела вслед гневно. Мне показалось, даже изготовилась топнуть, однако подошли лорд Водемон и лорд Шуй со сладкими речами, она приятно заулыбалась, мило кокетничая, а я поднялся в комнату и плюхнулся за стол в ожидании обеда. Эта текучка лишь на время вытесняет главные мысли, но как только остаюсь наедине, сразу же в виски начинает стучать радостно-тревожное: я стану императором! И с чего начну? Собственно, с чего, понятно: развалюсь на троне и обведу всех наглым взором, мол, трепещите, букашки. Выстрою всех и покажу, кто в доме хозяин. А то всегда находятся такие, кто вежливость понимает как слабость. А что потом?… Гм, главное - ввязаться в драку, а там на ходу сообразим. Я суперстратег, но и в тактике не имею себе равных. Я вообще орел и красавец. Да все и всех одной левой задней ногой, мне все по плечу, я уже доказал… Мир застыл, это я ощутил потому, как оборвались звуки, а вскинутая ветром штора замерла в воздухе, словно мраморная. Из стены вышел Самаэль, элегантный и расфранченный, в роскошном камзоле, подпоясанный широким, расшитым золотом поясом, в зеленых штанах, как Робин Гуд, в модных туфлях. - Приветствую, сэр Ричард, - сказал он и, предупреждая вопрос, объяснил с вежливой улыбкой: - Вы теперь всегда так заняты, все чаще приходится прибегать к такому трюку. - Прекрасный способ, - согласился я. - Как часто бывает, что надо бы остановиться, подумать, осмотреться во избежание всякого такого нехорошего. Присядьте, сэр Самаэль. У меня к вам вопрос… - Тогда я вовремя, - ответил он с обезоруживающей улыбкой галантного гостя. Сел он элегантно и красиво, как барон Эльрих, вскинув фалды камзола, чтобы не помять задницей, и разложив по бокам, как отдыхающий хвост павлина. - Слушаю вас, сэр Ричард, - проговорил он светским тоном и посмотрел мне в лицо, мол, весь внимание, ничто не отвлекает. - Чай… вино? - спросил я. Легкая улыбка скользнула по его губам. - Ваших слуг сейчас не дозовешься. Но, если вы не против… - Нет, - ответил я, - совсем не против. Он лишь повел бровью, перед нами очутился трехногий столик, до краев заставленный пирожными всех видов, сластями, даже медовые соты, явно только что из улья, а также две чашки с горячим пахучим чаем. - Спасибо, - поблагодарил я. - Так люблю сладкое, что могу вообще весь обед заменить десертом. Кофе я творить благоразумно не стал: у меня чудеса от паладинности, а она питается от святости. Это я человек безыдейный и конформиствующий: ем, что дают, одеваю, что носят, анекдоты рассказываю, какие принято, а слушаю вообще все, не имея политических пристрастий. Он внимательно смотрел, как я без всякой опаски, даже не перекрестившись, жру сатанинские пирожные, сделанные, может быть, в самом что ни есть аду, запиваю сатанинским чаем. Сам он только осторожно и деликатно пригубливал, манеры у него, дескать, постоянно соблюдаемые, пусть даже и в походе. Ухомякав три пирожных и опорожнив чашку, тем самым выказав толерантность к инакомыслящим религиям, верам и даже оппонентам самого Господа, я сказал степенно: - Сэр Самаэль, давайте сразу к делу. Мы же деловые люди, верно? Прагматики. Почти что уже бизнесмены. Я не успел спросить у вас в прошлый раз, слишком уж был ошарашен… Как вы это сделаете? - Поставлю императором? - спросил он. Улыбнулся: - Конечно же, не с помощью чудес. - А как? Он медленно опустил чашку, лицо стало очень серьезным, даже голос изменился и зазвучал почти сочувствующе: - Сэр Ричард, вы сами знаете, чудеса… нечто, унижающее нас. Вас - особенно. Вы ведь гордый, да? А чудо - это подачка слабому. Потому никаких чудес. Все просто. - Как? - повторил я. Он помедлил с ответом. - Вы можете представить себе существование некой власти, помимо королевской? И которая не считается с границами королевств? Я пожал плечами: - Церковь. Он поморщился: - Нет, я имею в виду более приземленное и реальное. К примеру, рыцарские союзы… - А-а-а, - сказал я, - масоны! Тайные общества… Ну да, как же. Ордена тамплиеров, розенкрейцеров, иезуиты, сатанисты всех мастей, транскорпорации, НАТО, ЮНЕСКО… Он посмотрел удивленно, затем с явным облечением вздохнул. - Ого, даже больше, чем я надеялся. Тогда вам почти ничего объяснять не надо. Тайные общества всех мастей, как вы изящно выразились, есть во всех королевствах. В них почти всегда входят наряду с рядовыми членами и наиболее высокопоставленные люди. Иногда и сами короли. Достаточно им принять решение… Не королям, я имею в виду, а именно совету такого тайного ордена… Просто раньше не было необходимости в едином императоре для всего континента. Это бы тормозило… - Еще больше? - спросил я невольно. Он нахмурился: - Возможно. Но вы тот человек, который мог бы сделать многое. Вернее, может. Я сказал тупо: - Вообще-то я еще не знаю, что можно сделать. Не успел прикинуть, как и что. - Но вы не будете сидеть на троне и упиваться своим положением, - произнес он с уверенностью. - Вы начнете перестраивать общество. - Как? - Не знаю, - произнес он обезоруживающе. - Но будете. Просто вижу по вас. Вы жадно стремитесь к новому. Передовому. Я нахмурился, потом подумал, что Самаэль в самом деле может не знать, как поступить правильнее. Все его попытки вести человечество по пути прогресса заканчивались катастрофой. Сейчас сумел стабилизировать положение. Катастрофы в обозримом будущем не маячит, но… прогресс остановился. По крайней мере, на Юге застыл давно на одной точке. - Ладно, - сказал я с мужественным оптимизмом, - начнем решать, когда столкнемся. Нечего заранее голову ломать. Добро бы чужую, а то свою… У меня вопрос серьезный, как эти властители тайных обществ поймут, что я именно тот, кому можно доверить руль? Он сказал задумчиво: - Подготовительную работу я провел… В смысле, охарактеризовал вас как человека решительного, не склонного позволять каким-либо предрассудкам влиять на ваши решения. И еще как человека широких взглядов. Не так ли? - Так, - подтвердил я. - Взгляды у меня - шире некуда. Как у Раскольникова. - Кто это? - Да был такой человек очень широких взглядов. Некоторые недобитые и недодавленные его до сих осуждают. Лицемеры! А один так вообще предлагал… это самое… сузить. Так что я самое то для императорского трона. - Это хорошо, - сказал он с облегчением. - Тогда вам ничто не помешает пройти весь ритуал. Как вы понимаете, высший круг масонских орденов смотрит снисходительно на незнание не только мелочей, но даже основ тайного учения, если дело касается высоких особ. - Да, - ответил я, - понимаю. Королям в лом заучивать последовательность сложных обрядов. Для ВИП-персон есть особый вход и своя математика. Он кивнул, не сводя с меня взгляда. - С вами замечательно работать, сэр Ричард. Вы все прекрасно понимаете. Вы нередко за меня довариваете мысль, которую я еще не успел сформулировать… Я буркнул: - На это есть причина. Он снова кивнул. - Да, понимаю. Вы из такого мира. - Значит, - подытожил я, - с игрой в загадочные и многозначительные вопросы и туманно-мистические ответы проблем не будет?… Хорошо. А то учить что-то не хочется, детство какое-то. Я с ним расстался давным-давно. Уже с месяц, а то и полгода. Что касается символических жестов, взглядов, скрещенных или свернутых в фигуры пальцев… эту хрень я тоже запоминать не хотел бы. Не потому, что память плохая, у меня хорошая, но несерьезно это. Я начинаю вырабатывать эту, как ее, солидность. Монархам она необходима. Он засмеялся: - Ну, конечно же! Просто сами люди обожают вносить в скрытность еще и таинственность. Это любой деятельности придает флер значимости. И многозначительности побольше, побольше. Чтобы толковать так и эдак. Вроде бы смыслов несколько! Нет-нет, ничего этого от вас не потребуется. Просто выслушаете короткий рассказ о целях… - А какие цели? - потребовал я. Он снова засмеялся: - Не смотрите с таким подозрением! Общие слова о всеобщем благе. Работаем, мол, на счастье всех людей не покладая рук. Самое интересное, что это правда. - Результатов не вижу, - проворчал я. - Ладно. И это все? - Все, - подтвердил он. - Правда, в самом конце есть момент, когда вам нужно будет действовать, он взят из Черной Мессы. Он выговорил это спокойно, глядя мне в глаза весело и едва сдерживая усмешку. Я вспомнил жену Бриклайта, что в Тарасконе баловалась такими штуками, меня передернуло. - Это что, - спросил я с отвращением, - молиться козлу и целовать его в зад? Он усмехнулся: - Гм… если хотите, можно и этот ритуал. - Ну да, - сказал я раздраженно, - я понимаю, понимаю… И даже знаю, кто прячется под маской козла, вернее, кто считается этим самым главным Козлом… Его улыбка стала шире. - Нет, я не настолько самовлюблен. Мне этот ритуал совершенно не льстит. - Все равно, - сказал я, - можно другой? - Да, - ответил он спокойно. - Я предпочитаю другой. Он надежнее. Он встал и прошелся по комнате, движения его были легкими, артистическими. - Ритуалы… Гм… А есть ли другой способ проверить убеждения? На словах всяк герой. И всяк готов пойти и сказать правду королю-деспоту в глаза, всяк готов отправиться освобождать гроб Господень… но вот только пусть сперва дождь закончится, а потом еще носки надо заштопать, пообедать, поспать, снова пообедать… Человек слаб! Может быть, вы знаете, там, на Севере, в одном королевстве войска Карла захватили очень богатую область, и горячие головы попробовали все население заставить отказаться от Христа и начать поклоняться мне. Они бросили иконы и Библии на мосту и сказали, что оставят в живых только тех, кто перейдет через мост на ту сторону. Я спросил настороженно: - И что? Он сказал брезгливо: - Кто-то так и сделал. Остальные же плакали, упирались. Их рубили и бросали с моста в реку. Но другие, видя такое, все равно не делали и шагу, хоть с этой стороны их кололи копьями. Так перебили половину населения, прежде чем я вмешался… Мне, дорогой сэр Ричард, услужливые дураки мешают не меньше чем противники! Иногда даже больше. Ведь мне все равно, останутся ли крестьяне в душе преданными старому богу или нет. Главное, чтобы они не выказывали неповиновение. Их задача - растить хлеб, выращивать скот, кормить страну. А убеждения… убеждения постепенно сменятся. Их дети или внуки уже будут думать так, как надо мне. Другое дело - мои помощники! Соратники. Они в самом деле должны проникнуться идеей с головы до пят и пропитаться ею, как тряпка водой. Для того и служат ритуалы. Я сказал уже с пониманием: - Понятно, для вашего высшего звена уже обязательно пройтись по иконам? Вообще-то я легко могу представить, что это всего лишь разрисованные доски… чем они на самом деле и являются. Язычество! - Верно, - ответил он одобрительно. - Чем ближе ко мне человек, тем больше он должен разделять мои взгляды и убеждения. В данном случае, тем больше… вернее, тем дальше он должен отойти от феодальных пережитков, от предрассудков. Понимаете, в чем скрытый смысл? Вернее, дальний смысл? - Да, - ответил я. - Понимаю. - Мне показалось даже, что не только понимаете, но и разделяете? Я засмеялся: - Напрашиваетесь на комплименты?… Разделяю, аплодирую. Полагаю, что это правильно, мудро, дальновидно и честно по отношению к людям. И вообще ко всем. Он смотрел на меня пристально, глаза заблестели, губы дрогнули в улыбке. - Я хорошо вижу, - сообщил он, - когда мне врут или льстят. Но вы предельно искренни, сэр Ричард! У вас нет никаких колебаний. И сомнений. Я промолчал, почему у меня нет никаких сомнений. Пожил бы кто-нибудь в моем мире, и у того не было бы никаких сомнений, что с феодализмом пора кончать. Правда, захотелось бы покончить и с теми, кто покончил с феодализмом. - Так вот сразу после завершения ритуала, - сообщил он, - все главы тайных обществ проголосуют, чтобы отдать под вашу власть все земли Юга. Повторяю, вы будете императором и… намного больше, чем императором. На вас, конечно, свалится масса работы, но, как мне кажется, ее-то вы не испугаетесь. В отличие от великосветских хлыщей, что и среди сурового рыцарства ухитряются жить абсолютнейшими трутнями, вы - человек деятельный. - Не пугает, - ответил я. Сердце мое возбужденно стучало, ибо если я получу под свою власть весь Юг, то получу все сокровища и тайны Старого Мира. А я, в отличие от храбрых рыцарей и христианствующих королей, сумею понять больше. Возможно, найду какие-то работающие механизмы? Звездолет в подземном ангаре? Я слишком много накопил силы в прошлой жизни, сидя на диванной печи… Скоро полночь, но на землю только-только пал грозный свет заката. Камни побагровели, словно в жарком огне, протянулись и начали с грозной неумолимостью удлиняться зловещие тени, днем почти прозрачные, ажурные, но сейчас из виду пропадает и тонет в черноте все, на что наползает ее тяжелая недобрая тяжесть. Я тихонько оделся, вывел из конюшни коня и как можно тише выехал из дворца, а потом и вовсе за городские ворота, на этот раз - восточные. На красном, как разрубленное пополам гигантское животное, и еще не желающем умирать небе величественно и надменно чернеет далекий покинутый замок - огромное массивное здание в четыре этажа, причем окна только на последнем, а по бокам, погруженные до половины в дом, две массивные и очень высокие башни. В них тоже окна под самой крышей. На четырех углах здания небольшие башенки. Думаю, чисто декоративные, хотя может поселиться и какая-нибудь сторожевая дрянь вроде гарпий, что ночью не спят и потому заметят приближение противника. Я подумал, что такой замок в ночи выглядит особенно страшным, когда полная луна льет мертвый свет, а стены замка кажутся синими, как губы мертвеца. Донесся стук копыт, навстречу лихо несется на сухом поджаром коне всадник в строгой одежде, шляпа без пера, очень деловой и как бы не очень из этого безалаберно флиртующего времени. Придерживая коня, он сорвал шляпу и помахал в воздухе. - Сэр Ричард, я барон Файнмент. Послан встретить и проводить вас! Если вы не против, конечно. - Приветствую вас, барон, - сказал я любезно. - У вас, смотрю, очень быстрый конь! Никогда не видел такого сухого мускулистого тела… Он довольно заулыбался: - Это в самом деле редкий конь! Вот уже шестой год одерживает победы в скачках. Я его люблю больше, чем жену. Мы раскланялись, сближаясь, затем наши кони пошли ноздря в ноздрю. Барон Файнмент, к моему удивлению, оказался человеком веселым и жизнерадостным, с ходу начал рассказывать анекдоты про баб, перечислил самых шикарных любовниц двора, похвастал о своих невероятных приключениях, а я послушал и снова подумал, что само слово «приключения» на Севере и Юге понимают по-разному. Во всяком случае, на Севере никто не назовет приключением амурные дела. Возможно, барон тараторит, чтобы отвлечь меня от тревожных мыслей. Все-таки каждый человек стремится жить беспечно, а вступление в любую организацию обязывает. Тем более в тайную. Я повертел головой по сторонам. - Что-то мы одни… Он заверил весело: - Сэр Ричард, только вы зайдете с парадного хода! Как именинник. Остальные зайдут по-деловому, там есть прямой ход. Потому их и не видите. - А я пойду криво? Он расхохотался: - Такой ритуал. Вас надо провести по всем залам, и везде вам что-то скажут или что-то спросят. - Экзамен? - спросил я. - Не думаю, что я пройду тест, если меня будут спрашивать даже о простейших символах Братства. Я знаю, что есть треугольник и отвес, а что они значат… Ритуалы же, как я слыхивал, сложные. Он беспечно отмахнулся: - Маркиз, это для простых! Для людей с весом существуют упрощенные правила. - Это как везде, - сказал я с облегчением. Он хитро улыбнулся. Копыта стучат бодро, но, когда мы въехали в черную тень громады замка, даже барон притих и молчал, пока мы не остановили коней перед массивными воротами из цельного, как мне показалось, чугуна старинной ковки. Я оглядывался в поисках стражей, барон покачал головой: - Нас уже ждут. Створки тяжело, но без малейшего скрипа отворились. Я быстро шагнул вперед, по ту сторону ни человека. И спрятаться негде. За спиной все тот же ровный голос барона: - Сэр Ричард, ворота отворяются сами. - Перед всеми? - спросил я. - Нет, - ответил он серьезно. - Ворота знают. - Или те, кто ими командует, - обронил я и прикусил язык, не стоит показывать, что знаю некоторые хитрости высоких технологий. Барон смолчал, уже очень строгий и серьезный. За дверьми не слишком просторный зал с низким сводом, толстые колонны подпирают его так часто, что мы двигаемся как через лес. Снова врата, на этот раз бронзовые. Барон бросил на меня беглый взгляд, но смолчал. Я спрятал усмешку. Каждая дверь что-то да символизирует, других новичков здесь выдерживают подолгу, стращают, произносят высокопарные речи, требуют клятв, потом ведут к следующей двери, там стращают на новом уровне и требуют совсем уж жуткие клятвы и обеты… Следующая дверь в самом деле блестит серебром. Снова я перехватил брошенный в мою сторону несколько разочарованный взгляд барона. - Сюда, маркиз… Прошу вас! - Спасибо, - сказал я. - Дальше? - Да, прямо и вот в ту дверь. На той стороне зала уже не врата, а узкая дверь, что явно тоже что-то да символизирует, в тайных обществах символика на символике и символикой погоняет. Я удержался от мальчишечьего желания открыть ее ногой, это слишком, другие к этой церемонии относятся серьезно, надо и мне держаться так, как от меня ожидают. Соответственно, я же теперь человек не только серьезный, но и ответственный. Барон распахнул передо мной дверь, я перешагнул порог, по нервам пробежал трепет. Исполинский зал, как прорытая муравьями пещера, соединяется с другими такими же или почти такими же залами, я их скорее угадываю, чем вижу, по кругу расположены кресла… тридцать семь, многовато, но, видимо, тоже священное число. Или слагаемое из священных, при желании все можно подогнать под нужное. Барон исчез, я смотрел, как со всех сторон из других залов появляются фигуры в темных плащах. Двигаются все медленно и печально, словно фигурки в старинных часах. Основная масса занимает места в тени, я даже не могу представить, сколько там собралось, все уходят в тень и уходят, та поглощает их, будто горячая вода кусочки сахара. Наконец очень неспешно появились члены Верховного Совета, как я понял: в таких же темных плащах, как у всех, но с багровым подбоем. Они заняли места в расставленных по кругу креслах с прямыми высокими спинками. В центре зала на полу начертана толстыми красными линиями пятиконечная звезда. По углам тускло горят массивные черные свечи. В центре пентаграммы чернеет грубо обработанная глыба камня, лишь поверхность любовно отполирована до блеска. Я посматривал по сторонам, сдерживая усмешку. Совсем недавно и меня ввергала в священный трепет всякая экзотика: йоги, восточные единоборства, буддизм, таинственные ниндзя и подобная хрень, а потом я как-то разом повзрослел, что ли, но понял, что все это лишь маскарадные костюмы, а за всеми этими таинственными и загадочными телодвижениями, якобы исполненными некого глубокого смысла, на самом деле ни хрена нет. Настоящесть не прячется и туману не напускает. Мальчишки, мелькнула мысль с чувством полнейшего превосходства. Таинственные откровения древних, секретные рыцарско-монашеские ордена… одни из них посвящены Христу, другие - Сатане, третьи - серым ангелам, которые не приняли в решающем бою ни одну из сторон, четвертые еще какой-нибудь хрени, мистически-загадочной, и чем загадочнее, тем круче… Рядом со мной появилась серая тень, слегка пахнуло хорошим вином, я уж подумал было на барона Файнмента, но над ухом прозвучал знакомый голос, на этот раз предельно серьезный: - Вы понимаете, сэр Ричард… Вы, конечно же, понимаете, что даже ваша армия демонов не поможет в тех свершениях, которые вам предстоят! Убить - это не значит победить, а вы пока только можете успешно убивать. Это важно для героя, но мало даже для простого феодала. Тем более для короля. А уж для императора… Я мрачно буркнул: - Сэр Самаэль, вы правы, нужна организация. Большая и разветвленная. Желательно, как вы говорите, могущественный масонский орден, в который входят даже короли и императоры. Я все понимаю, вы правы. По крайней мере, эту часть проблемы я понимаю. - Вот и чудесно… Это очень много, сэр Ричард, понять такое. - Я вообще понятливый, - пробормотал я. - Не понял только, вы что, в самом деле вино пили? Или это ритуал такой? Он усмехнулся: - Считайте, что ритуал. - Что я должен сделать? - поинтересовался я. - Опуститься на одно колено и поцеловать знамя?… Одеть кольцо и спеть «Боже царя храни»? В смысле, «Самаэль, спаси королей, я иду»? Поклясться в верности идеалам демократии? Он молчал. Глаза его были очень серьезными. Он молчал, и мой голос сначала упал до шепота, потом оборвался. - Для великой цели, - проговорил он медленно, глаза его не отпускали мое лицо, - и ритуалы не такие… детские. Холодок возник в моих внутренностях. Я смотрел в это умное лицо с высокими залысинами, и холодок распространялся по всему телу. - Что за ритуал? Он сказал с небрежностью: - Стандарт. - Это… - Алтарь, - сказал он спокойно. - Лучше из черного камня, хотя можно и на дереве. Но здесь, как видите, из отборного черного гранита. Главное деталь, которую нельзя менять, - ребенок. - Ребенок?… - Младенец, - объяснил он любезно. - Ребенок, которого надо зарезать. Зарезать спокойно, хладнокровно. А кровь спустить в чашу. Там, на алтаре, всегда делается канавка для стока крови… обычно натекает полный тазик. Из крохотного младенца - целый тазик! Откуда в нем столько? Вот так, дорогой сэр Ричард. Я вижу на вашем лице отвращение, что мне вполне понятно. Но позвольте объяснить? Я стоял, как вмороженный в айсберг. Едва двигающимися губами вытолкнул: - Да, пожалуйста… - Дело в том, - заговорил он медленно и сочувствующе, - что крестьяне могут верить в наши идеи чуть-чуть, и это не помешает им жить и работать. Сеньоры могут верить наполовину, и тоже все пойдет нормально. Однако правители… правители не имеют права жить в придуманном мире! Они должны видеть все, как есть. Должны видеть всю правду. Народ может обманываться какими угодно религиями, идеями, суевериями, но правитель… прежде всего правитель. Он должен видеть истинную картину. Простолюдин или даже сеньор может ужаснуться убийству невинного ребенка, но правитель прекрасно знает, что в его королевстве ежедневно рождается две тысячи младенцев, и знает так же точно, что тысяча умирает в первый же год, еще полтысячи умирает в ближайшие три-четыре года. Детей простолюдинов выпалывает голод, болезни, нищета, равнодушие родителей… Да и не только простолюдинов! Чтобы умело править, иной раз придется применять жестокость. Другие могут считать государя жестокосердечным, человеком с каменным сердцем. Вообще бессердечным! Это все неважно, главное - процветание государства. Я сказал дрогнувшим голосом: - Да, понимаю. Политика - грязное и неблагодарное дело. Не все сообщается простому народу, многое прячется в секретные архивы. Иначе народ ужаснется. Но все-таки ребенок… Хотя, конечно, я понимаю. И, конечно же, если понадобится, я без колебаний пошлю конницу по детским колыбелькам… отдельно взятой деревни, если это принесет победу и мир во всем мире. Или хотя бы в моем королевстве. Он кивнул, лицо чуть смягчилось, он сказал почти мягко: - Вот это вам и надо доказать. - Ритуалом? - Да. Поймите, ритуалы - не пустяк. Они придуманы не для забавы. Это - жестокая необходимость. Это суровый экзамен. Увы, вам придется пройти через него. Это общий закон, поймите! Или вы хотите для себя исключений? Я сглотнул ком в горле. - Ну, вообще-то да… Он вздохнул: - Вам были сделаны все исключения. Все возможные. - А этот пропустить нельзя? - Увы, это уже не маскарадные маски. Театр кончился. Скажу в утешение, что это единственный ритуал, в котором вам надо участвовать самому. Лично. Я тяжело вздохнул. - Ладно. Неприятно, конечно, я хотел бы остаться чистеньким, но в политике так не бывает. Правители не бывают чистыми. - Вы сумеете? Он впился в мое лицо чернющими, как ночь, глазищами. Я медленно кивнул: - Да, сэр Самаэль. Я не политкорректный дурак, что роняет слюни по каждой затоптанной букашке. Ради установления мира на земле очень часто приходится проливать море крови. В том числе и невинной. Таковы реалии настоящей жизни, не придуманной. Из темного прохода вышли двое, у одного в руках сверток, сердце мое чуть дрогнуло, там запеленутый младенец, второй держит на вытянутых вперед ладонях нож с массивным поблескивающим лезвием. В креслах никто не шелохнется, не чешет нос или бровь, застывшие, только глаза двигаются в орбитах, наблюдая, как эти двое прошли в центр, один возложил на камень сверток и быстро распеленал, там в самом деле голенький ребенок, он тут же задрыгал ножками, второй выпрямился и повернулся лицом к сидящим. Члены Совета один за другим наклоняли головы, это было словно поставленные по кругу костяшки домино, падая, задевают друг друга и передают эти поклоны дальше. Человек с ножом вскинул его все так же в обеих руках, заговорил со страстью в голосе, слов я не слышал, но можно догадаться, что некое посвящение, ребенка надо не просто зарезать, а во имя великой цели, а это надо объяснить, чтобы зря добро не пропало. Я наблюдал, как завороженный, холодок страха и возбуждения проползает по спине и щекочет хребет, Самаэль наклонился к моему уху, я услышал тихий шепот: - Сэр Ричард, в своей деятельности императора вам не однажды придется вставать перед тяжелым выбором… Да, не однажды. Вам предстоит то и дело выбирать между прекраснодушными мечтаниями… или желаниями, если хотите, и жестоким трезвым расчетом. Да, перед вами не однажды во весь неприятный рост встанет проблема: спасти ребенка, молодую красивую девушку, неважно, или же - целый город, край, племя! Причем молодая женщина будет прямо перед вами, юная и трепетная, а город - далеко, вы даже не будете видеть тамошних людей… Как поступил бы простолюдин - понятно. Он спасет молодую женщину, ему так подсказывает сердце, а города, которого не видит, как будто и нет вовсе… Погибнут там тысячи людей или нет - ему без разницы. Но это простейшая логика простолюдина, она не слишком отличается от логики, если ее можно так назвать, курицы, коровы или волчицы. Они видят только то, что у них близко. Правитель должен смотреть иначе… и спасать большинство. Понимаете? Я прошептал перехваченным горлом: - Понимаю. Кредо полководца. Он вскинул брови: - Что-то улавливаю. Но нельзя ли подробнее? - Любой полководец знает, - сказал я горько, - что по его приказу пойдут в бой и погибнут люди. Иногда он посылает на явную смерть целые отряды, чтобы тайком провести в другом месте большое войско и одержать победу. Для этого надо быть… с особым характером. Он кивнул: - Да, примерно так. Только еще жестче. Полководец… он все открыто. Он если и обманывает, то лишь противника. Это называется военной хитростью и вообще-то хитростью не считается. В смысле, осуждаемой хитростью. А вот правитель во имя счастья и покоя королевства должен заниматься и грязными делами. Вот и вам, в качестве испытания, предстоит убить… прежде всего нечто в себе самом. Потому ребенок… это просто символ. Вам нужно всего лишь убить в себе простолюдина. Я сказал мрачно: - Его в моей душе нет. - Тогда вычистить остатки простолюдинства из своей души, - сказал он страстно. - А если их там и не было, то это еще проще! Вы просто доказываете всем, что вы способны принимать решения. Принимать решения, руководствуясь целесообразностью, как надлежит политику, а не простолюдинными симпатиями, антипатиями и прочими чувствами, которыми человеку высокого ранга руководствоваться никак нельзя. Я поморщился, кивнул. - Там под капюшонами… и короли? Он едва заметно кивнул. - Но не это главное. Там люди, которые держат в руках очень важные нити. Им нужно убедиться, что вы именно тот человек. Учтите, я им не приказываю! У всех свободная воля. Потому не от меня, а от вас самого зависит, пройдете ли тест. Я сдвинул брови: - Меня устраивает, сэр Самаэль, что это зависит именно от меня. Он коротко усмехнулся, вскинул перед грудью ладони вперед. - Понимаю-понимаю, что от меня вы бы и не приняли. - Вот именно, - пробормотал я. Когда последний из членов Совета наклонил голову, человек с ножом повернулся в сторону темного прохода, где затаились мы с Самаэлем. Я чувствовал, как недобрый взгляд отыскал меня даже в полной тьме. Самаэль произнес едва слышно: - Сэр Ричард, теперь слово за вами. Барон Файнмент приблизился со спины и легонько похлопал меня по плечу. - Сэр Ричард, - услышал я его шепот, - теперь слово за вами. Похоже, он не видел Самаэля, иначе не стал бы повторять то, что я услышал от более значимого, от самого их лорда. - Да, - ответил я хриплым шепотом, - мой выход. Ноги как деревянные, но я заставил их двигаться, стены разошлись и остались позади. Я вышел к камню, человек в черном плаще подал мне нож. В тяжелом гнетущем молчании я взвесил его на ладони, тяжелый, массивный, а лезвие чересчур толстое, хоть и с острой режущей кромкой. С изумлением узнал камень, ничего себе такая доисторичность, хотя вообще-то понятно: все старинное в нашем человеческом суеверии как-то освящено и непререкаемо уже тем, что пришло из глубины веков. Как бы хранит не то все заветы, не то что-то еще очень важное, священное, сокровенное, что нельзя осмысливать, а нужно принимать молча и покорно. Этой дури священности старинных вещей подвержены как верующие, так и атеисты. Все молчат и не двигаются, так телохранители застывают, чтобы не отвлекать внимание от короля, а я еще раз взвесил нож в руке, перехватил поудобнее, на рукояти даже особые выемки для пальцев, приблизился к младенцу. Голенький, пузатый, морда сморщенная, вот-вот заревет, вообще-то уродливый, сразу видно ублюдка из неблагополучной семьи, а то и ребенка какой-нибудь шлюхи. Чистые и добропорядочные родители не оставляют ребенка без присмотра, а всякая пьяная рвань даже не помнит, сколько у них детей и где они… Я наклонился над ним, каменное лезвие заострено вполне достаточно, чтобы перехватить горло или вспороть пузо, но мне лучше вскрыть артерию, чтобы кровь хлынула сразу тугой и мощной струей и все чтоб закончилось быстро. Все-таки, хоть и уродливый ублюдок, но не мое это дело - резать младенцев. Но Самаэль прав, правитель должен быть способен принимать неприятные решения, что значит на простом языке: влезать в говно даже не до колено, а по грудь или по горло, а то и губами это самое зачерпнуть… А руки у политика так и вовсе всегда по локоть в крови. Да, сам в говне, а руки в крови. Я прикоснулся острием ножа к его шее, где-то здесь сонная артерия. Если ее перехватить, человек почти сразу теряет сознание от потери крови. Умирает уже в бессознательном состоянии, без мучений. А у этого какие могут быть мучения, он же вообще ничего еще не понимает… Наконец отыскал, это у взрослых артерия прощупывается легко, даже визуально можно обнаружить, а у младенца все скрыто детским нежным жирком… Он посмотрел на меня бессмысленными голубыми глазами и вдруг широко улыбнулся беззубым ртом. Ручки забили по воздуху, словно просился ко мне. Сердце стучит все чаще, но я, напротив, застываю, будто превращаюсь в ледяную сосульку. Нож злобно поблескивает в ладони, искорки спрыгивают на шею младенца, отмечая пунктиром, где надо быстро и легко провести острейшим лезвием. Всего одно движение. Легкое, почти невесомое. Пальцы заставляют его опуститься и прорезать нежную кожу, достаточно чуть-чуть нажать, дальше сам войдет, кровь хлынет тугой струей, жаркая и горячая, но мышцы руки свело судорогой, я никак не мог заставить ее опуститься и сделать то, ради чего пришел. В креслах началось шевеление, члены Совета медленно поворачивали головы и смотрели друг на друга, переводили взгляды на меня снова. Я приложил острие ножа к шее младенца. Он снова улыбнулся, глаза голубые, как у дешевой куклы, бессмысленные, еще ни черта не понимает, только чувствует исходящее от меня тепло, а это значит, я возьму на руки, прижму к себе, будет еще теплее и защищеннее. - Да чтоб ты сдох, - пробурчал я зло. Рука моя с силой нажала на рукоять ножа. Лезвие пропороло горло с легкостью, кровь брызнула тугой горячей струей… этого я ждал подсознательно и сознательно, но на самом деле кожа лишь чуть натянулась, и я в бессильной злости на себя понял, что это я сам остановил нож, сам себе мешаю пройти важный тест и доказать право на управление империей. - Да что это за паралич! - прорычал я и нажал сильнее. Мышцы руки и плеча снова не послушались, лезвие ножа лишь чуть-чуть касается горла младенца, а он улыбается мне и ликующе машет ручками. Я видел краем глаза, как члены Совета начинают переглядываться. Я собрал всю волю в кулак и сделал третью попытку, уже отчаянную, нож сильнее натянул кожу на детской шейке, еще чуть-чуть, еще чуть… Грудь моя выдохнула, а рука внезапно ослабела. Пальцы разжались, нож выпал и, сухо звякнув, свалился с темного камня на пол. Члены Совета молча переглядывались. Чувствуя сильнейший стыд, я повернулся и пошел в коридор, где в проходе ожидает барон Файнмент. Он смотрел с брезгливой жалостью, но промолчал. - Да, - сказал я в ответ на упрек в его глазах, - слаб я, слаб!… Не смог переступить через… через себя. Он сказал холодно: - Следуйте за мной, сэр Ричард. Я шел молча, стискивал челюсти, материл себя беззвучно, потом уже бил кулаком в подставленную ладонь, колотил себя по бокам, даже пару раз крепко постучал по дороге лбом в стену. Ну что за хрень, что за блок во мне? Я же совсем не дергаюсь, что тысячи этих детишек мрут от голода и болезней, их уносят морские волны, стаптывают кони, они попадают под колеса телег, их просто убивают озверевшие победители, что захватывают город или деревню! Все это мне понятно, я не ропщу на эту несправедливость. Подумаешь, дети. Помню, как-то цунами или землетрясение их тысячами пожирало, а я как раз ел вкусный такой суп с грибами. И ничего, аппетита не испортило. Даже звук прибавил, чтоб слышнее. А тут одного-единственного придушить, ну, или зарезать, зато какой куш за это причитался! Да я с короной императора враз Царство Божье создал бы на всей планете, все были бы счастливы, инет в каждый дом, а болели бы все только за киевское «Динамо»… Залы и коридоры остались позади, холодный ночной воздух ожег горящее лицо, как жидким азотом. Массивные чугунные врата захлопнулись за моей спиной с обрекающим и злорадным стуком, словно оттуда выбросили нечто совсем уж никчемное. Меня шатало, я стискивал кулаки и не мог понять в отчаянии, что за дурь на меня нашла. Почему не смог, это же так просто, я же раньше мог заставить себя пройти через огонь и воду, а тут надо всего лишь чикнуть ножом по горлу уродливого ублюдка от какого-то пьяного вора-дебила, рожденного такой же дебильной пьяной шлюхой… Возле моего коня смутно маячила изящная фигура, закутанная по брови в темный плащ. Виднеется только широкополая щегольская шляпа с крупным белом пером. При моем приближении незнакомец опустил руки, открывая лицо, я кисло скривился. - Как вы успеваете везде… - Что быстрее всего на свете? - спросил он мирно. - Свет, - ответил я автоматически. Он покачал головой. - Не знаю его скорости, но быстрее всего мысль. Думаю, мысленно вы можете оказаться в таких далях, куда ваш свет доберется не скоро… Это и есть ответ на ваш вопрос. Я поморщился: - Ну да, это Бога нужно уговаривать, а черту - только шепни… Или только подумай о нем, как он тут как тут. Он скупо улыбнулся, но сказал очень серьезно: - Сэр Ричард, вера не становится истиной только потому, что кто-то за нее умирает. Или воспринимает слишком серьезно. - А что есть истина? - спросил я и ощутил, что эти слова уже кто-то произносил, причем такой человек, которого я не хотел бы повторять. Он скупо улыбнулся. - То, что раньше было кощунством. Вообще все великие истины легче проповедовать, чем исповедовать. Познавая истину, сэр Ричард, не забывайте о правде жизни… Сейчас, глядя на вас, мне кажется, что Господь, создавая человека, несколько переоценил свои силы. Несмотря на стыд и чувство сильнейшего поражения, я сказал вяло: - Ошибаетесь, сэр Сатана. - В чем? - Во всем, - ответил я зло, - не знаю как, но ошибаетесь. Да, я провалился с тестом. Но у человека есть такое свойство… После катастроф и несчастий он становится только крепче! Это как удары молота по сырому железу. Чем больше бьют, тем крепче кованое железо. Я еще возьму реванш! Он показал безукоризненные белые зубы в невеселой усмешке. - Сэр Ричард, вы будете несколько разочарованы, но это в человеке не от Господа, а от меня. Да-да, кое-что я вам тоже дал. И не кое-что, а достаточно много. Может быть, даже больше, чем дал Господь. Да, человека сотворил Он, но сейчас человек - это то, что получилось в результате нашей совместной обработки, ха-ха! Не нравится? Увы, это еще одна неприятная истина. Но все-таки истина. Ладно, сэр Ричард, оставим это… Из случившегося в храме я могу сделать для себя вывод только один… Несмотря на злость и чувство сильнейшего унижения, я спросил заинтересованно: - Какой? - В вашем мире, - объяснил он задумчиво, - я, конечно, победил, но… победил сравнительно недавно. И все еще не закрепился. Не пустил корни. Поэтому ваши правители уже полностью исповедуют мои идеи… они служат мне, верно?… Но народ еще меня не принял вот так целиком, как я бы хотел. Я вспомнил правителей своей страны, как нынешних, так и прошлых - Сталина, Берию, Петра Первого, Ивана Грозного, вспомнил все скандалы с членами правительства, олигархами, продажными СМИ, митингами, стычками на Васильевском спуске, сказал хрипло: - Все верно. Правители уже… все. И давно. Он улыбнулся. Глаза вспыхнули, как ночные звезды, от него повеяло уверенностью и силой. - Скоро так будет и здесь. Вслед за первыми правителями под мою руку перейдут все остальные. Как удельные бароны, так и короли, императоры. Многие и так уже служат мне верой и правдой. Кстати, без всяких ритуалов!… Ладно, оставим это на время. Я просто уверен, сэр Ричард, что к следующему разу вы будете готовы. - Да я и сейчас был готов, - пробормотал я. - Странно как-то получилось. И неожиданно. Для меня неожиданно. Он сочувствующе улыбнулся. - Как выяснилось, готовы, но не совсем. - Для меня это полнейшая неожиданность! Я был так уверен… - Да, я понял, - ответил он серьезно. - Господь - большой шутник. Подаренная им душа - с сюрпризами. И потаенными уголками. Что в тех закоулках? Я буркнул: - Не знаю. Но не думаю, что там что-то ужасное. Он не стал бы вредить своему созданию. А вот конкурент… Самаэль, улыбаясь, качал головой, но глаза его стали очень серьезными. - Сэр Ричард, а вы не обратили внимание, что в очень серьезном деле нашего противостояния выслушана только одна сторона? Господь написал книги обоих Заветов. Не так ли? Он подбадривающе улыбнулся, мы же сообщники, и отступил к стене замка. Глаза заблестели ярко, как вечерние звезды. Все потонуло в этом блеске, затем я некоторое время тупо смотрел в серую кладку, чувствуя во рту горечь сокрушительного поражения. Оставив коня слугам и велев только поводить во дворе, чтобы чуть остыл после бурной скачки, я торопливо поднялся в покои. От двери встретил мягкий ласковый свет магических свечей, странный в замке запах свежих лесных ягод. Пламя не колыхнулось, когда я прошел рядом, на столе призывно искрится отборный виноград, на широком блюде разложены южные сласти, а в узкогорлой вазе дивные цветы с ярко-красными лепестками, длинными, как листья камыша. Еще несколько ваз расставлены в углах комнаты, в прошлый раз их вроде бы не было. Аромат нежный, ласково-печальный, совсем не чувственный, какой я подсознательно уже жду от этого мира. Лук Арианта сиротливо стоит у изголовья, тихий и печальный. Я всегда ставлю меч с одной стороны, лук с другой, но меч постоянно беру с собой, а лук в этот раз не покидал комнату. - Я тебя люблю, - прошептал я, - и сейчас вернулся именно за тобой. Он сразу потеплел в моих пальцах, я забросил его за плечи, там он устроился уютно и старался держаться как можно удобнее для меня, чтобы не беспокоить и не напоминать о себе до тех пор, пока не придет в нем необходимость. Я обвел взглядом комнату, чувствуя некоторую печаль, все-таки она очень уютная. Толстые ковры на полу, по которым так хорошо ступать босиком, изысканные гобелены на стенах, тщательная отделка каждой детали, будь это ножка стола или ручка двери… Пальцы пробежали по чешуйкам пояса, проверяя, все ли на месте, я повел плечами, за спиной тоже все в готовности, подавил вздох и вышел. Ковровая дорожка смягчает стук подошв, в нижнем зале сладковатый запах не то притираний, не то восточных благовоний. Я был на пути к выходу во двор, взгляд устремлен на двери, но настороженные уши сразу уловили шелест платья, и ноздри жадно вдохнули чистый и свежий запах юной девичьей кожи. Леди Элизабет, очень серьезная и несколько настороженная, шла из подсобных помещений, пальцы в золе, отряхивала старательно, на меня взглянула радостно и в то же время с испугом. - Ах, это вы, маркиз, - произнесла она нежным шелестящим голосом, - опять на охоту… или великие свершения? - Что делать, - ответил я с учтивым поклоном. - Это наше, так сказать, предначертание. Она бледно улыбнулась. - Вот только по этому в вас виден человек… Она запнулась, щеки зарделись, я подсказал легко: - Из медвежьего угла, я знаю. Она спросила почти жалобно: - А сейчас вы… куда? - Вы угадали, - ответил я с некоторой печалью, - именно в свой медвежий угол. Она воскликнула с болью в голосе: - Но почему? Почему вы такой? Почему так старательно избегаете удовольствий королевского двора? И вообще… удовольствий жизни? - Отнюдь, - возразил я. - Не избегаю. Правда, мои удовольствия несколько иные. Медвежьи, ха-ха. И в королевском дворце был совсем недавно. Проходил мимо зала, где гремит пир… а это то же самое, что участвовал. И кому-то даже отвечал на поклоны. Кому - не рассмотрел. Она покачала головой. - А женщины? - Что с ними? - удивился я. - Вы мало обращаете внимания на женщин, - сказала она с бледной улыбкой. - Одна из моих подруг даже пожаловалась на ваше невнимание… - Правда? - Да. Вы сказали ей пару очаровательных комплиментов, она уже растаяла было, а вы спокойно пошли дальше… Или это у вас такое начало интриги? Я удивился: - Интриги? А что я должен был сделать? - Как что? Продолжать! - Что продолжать? Она вздохнула: - Какой вы непонятливый! Неужели в вашем медвежьем углу незнакомо понятие любовных игр? Все этим только и занимаются! Это прекрасное времяпрепровождение. Все придворные постоянно в курсе, кто с кем, у кого налаживается, у кого намечается разрыв, кто кого вот-вот соблазнит… Я развел руками: - Леди Элизабет… Мне как-то отец говорил, что тело - это наименьшее из того, что женщина может дать мужчине. Правда, это в нашем медвежьем углу… А у вас иначе? Она прикусила губу, я видел, как заметался ее взгляд. - Сэр Ричард, я даже не знаю, что вы такое говорите! - И я не знаю, - сказал я, - о какой ерунде столько шума… Леди Элизабет, я не придворный хлыщ, а вполне нормальный… гм… в общем, норма. И то, что я могу после долгих ухищрений, страданий и тщательного ухаживания получить от вашей высокородной подруги, я без всяких усилий получаю от любой служанки. Она отшатнулась, как от удара. Глаза засверкали гневом. - Да как вы смеете? - А что, - спросил я с жадным интересом, - есть какие-то различия?… Правда?… Интересно… А какие? Она отвернулась было, но тут же сообразила, что для меня это повод поклониться и уйти, тут же снова встала лицом к лицу, гордо вскинула голову, ухитряясь при ее малом росте смотреть как бы сверху. Я виновато развел руками, душой я уже в другом мире, настоящем, а этот при всей красочности чересчур сладковат, все-таки поклонился и пошел к выходу. Уже был у двери, когда услышал оклик: - Маркиз! Я обернулся. Нежное лицо леди Элизабет на глазах наливается розовым, обрело пунцовый оттенок, на щеках запылал жаркий румянец. - Знаете, - проговорила она живо, смеясь, - это смешно, но я все еще девственница. Я фыркнул: - Что ж, только рассуждаете о сладости греха? Ну, извращенцы… Дверь за мной захлопнулась раньше, чем леди Элизабет успела что-то сказать и задержать для продолжения пустого разговора, который слишком опасно выходит из рамок светскости и еще опаснее подходит к границе искренности. Сердце мое колотится часто, будто дорогу загородил дракон. Надо делать вид, что туп и не понимаю, что мне сейчас говорят и, главное, зачем. Заниматься любовью можно с кем угодно, но не с кем попало. А еще любовь - это торжество воображения над интеллектом, я же собираюсь жить только интеллектом. А еще любовь… ну, в общем, нам с любовью не по пути. Двор залит солнечным светом, воздух жаркий, над двором носятся цветные мухи и пчелы, что пытаются отобрать украденный у них мед. Мелькнула горько-насмешливая мысль, что все живем и действуем в узком коридоре стереотипов. Несмотря на мою супермощь, я сам как последний баран бодаюсь с пустоголовой красоткой, словно и в самом деле заправский флиртовик. А она, видевшая меня в деле, все равно твердо убеждена, что мужчина всегда остается мужчиной, а это значит, что только и думает, как обольстить, соблазнить, завлечь, одержать победу… - Коня! - крикнул я громко. Слуги ринулись со всех ног к конюшне, коня все-таки привычно поставили в стойло. Я шел медленно, раздумывая, что моя нынешняя проблема и судорожные метания в том, что пытаюсь сделать то, что и в голову не приходит нормальному герою, которых пруд пруди. Перед героями всегда и везде задача повергнуть злодея и сесть на трон самому. В тысячах модификаций: восстановить справедливость, защитить права законного наследника, свергнуть узурпатора, избавить мир от злобного короля-мага… Словом, весь мир насилья мы разрушим, ну а потом… Про потом никто никогда не думает. Главное - разрушить. Тем более рушить так легко! Да и в кайф, не будем политкорректничать. Это как учебники алгебры жечь, вместо того чтобы по ним учиться. Почему-то кажется, что если убить злодея и самому сесть на трон, то сразу все запоют и все будет хорошо. Ну, как любая пьеса заканчивается свадьбой. Но я такой вот урод, на свою беду, сообразил, что, когда убьешь и сядешь на трон… проблемы не закончатся, а начнутся. Как и после свадьбы, кстати. Потому после побед инстинктивно и с великой поспешностью топал дальше, объясняя себе, что главное там, за горизонтом. На Юге, к примеру. Вот доберусь до Юга, вот тогда да… И пока пробирался через тернии к Югу, вроде бы держал у сердца оправдательную индульгенцию. Но вот на Юге. И что? Я - на троне. Во всяком случае - у руля. В той точке, на которой обычно подвиги героя заканчиваются. Вообще стыдливо умалчивается, что дальше. Впрочем, все понимают, ничего не изменится: был один монарх - стал другой, какая для страны разница? Так вот я не хочу этого простейшего: захватил трон - и усе. Это для простейших героев. А я как-никак личность… Только вот не соображаю, с чего начать… Правда, в маркизате сумел, сумел… Но и это больше блестящее озарение, догадка, основанная на богатом опыте человека, который знает больше. И уже видел подобную легализацию преступно нажитых доходов. Но что дальше? Тем более как и с чего начинать в Армландии? А начинать надо, зима заканчивается, сейчас там половодье, распутица, ни пройти, ни проехать, но дороги быстро подсохнут. И нужно быть готовыми. А я готов? |
||
|