"Ричард Длинные Руки — пфальцграф" - читать интересную книгу автора (Орловский Гай Юлий)

ГЛАВА 6

На рассвете решетка ворот поднялась, выпуская конный отряд в составе двадцати рыцарей. Я сам отобрал воинов, никто так и не понял, по каким признакам я отбираю: не по росту и силе, не по доспехам, не по знатности. Да я и сам не знал, почему предпочитаю этого, а не рядом стоящего, но каких бы силачей ни отобрал, все равно эти двадцать человек не устоят перед тысячей, которых может двинуть в схватку граф Росчертский или барон Хоффман. Так что я попросту отобрал тех, кто выглядел смышленее и послушнее остальных.

Леди Беатрисса посматривала на меня, как на идущего голым в стаю львов. Я чувствовал себя тоже так, но бодрился и выпячивал нижнюю челюсть, глядя перед собой бараньим взглядом человека, рожденного повелевать и не умеющего выслушивать возражений. Она сама выбрала из всех предложенных ей лошадей легконогую и очень нервную, конюх даже беспокоился, совладает ли прекрасная леди с норовистой тварью, однако та, на удивление, повела себя тихо и мирно. Если некоторые графы ожидали, что пленную леди повезут в карете, их ждало глубокое разочарование: мятежница восседала в седле так, словно и родилась в нем. В рассветной тиши копыта простучали по дощатому мосту звонко и гулко. Мы миновали мост, однако он не поднялся тут же за нашими спинами: раздались крики, снова стук копыт, уже частый. Из-под каменной арки ворот выметнулся рослый рыцарь на крупном боевом жеребце, за ним едва поспевал молоденький оруженосец.

Я остановил Зайчика, рыцарь подъехал ближе, медленно и с явной неохотой отдал салют. Я кивнул, повернулся к своему отряду.

— Рад случаю представить вам нового члена нашей команды! Сэр Будакер, доблестный рыцарь, в благородстве и честности которого я не только не сомневаюсь, но сам вызову на поединок всякого, кто позволит в них усомниться!… Сэр Будакер, займите место в отряде, мы за сегодня должны пройти как можно больше.

Он поклонился, в переднем ряду расступились, и он молча, но явно польщенный моей речью поставил своего коня рядом с конем Килпатрика, то есть в первом ряду.

В самом хвосте отряда едет на муле отец Бонидерий, иссохший от ночных бдений и истязаний плоти, но быстрый и с умным цепким взглядом, в серой потрепанной рясе. С непременной дубинкой в руках, ибо монахам запрещено брать в руки любое рубяще-колющее оружие, на непременном муле — тот же непонятный запрет монахам ездить верхом на конях, с короткой белой-белой бородой, что остается белой в любой дождь, грязь. Про него рассказывали, что, если он вылезает из болота весь в грязи и ряске, борода остается чистой, как серебро.

Я оглянулся, тут же наткнулся на его острый взгляд из-под густых угольно-черных бровей. У аристократов это считается признаком элитной породы: когда сам седой, а брови черные. Взгляд буквально пронзил меня, про такой говорят, что видит насквозь. У меня только одно утешение, что если отец Бонидерий и увидит мою душу, как раскрытую книгу, то ему легче научиться читать на ассемблере. Или хотя бы бейсике.

Едва выехали за ворота столицы, как некоторое время видели села и распаханные поля, но затем дорожка повела через лес. По обе стороны тропки навстречу быстро мчались старые дубы, ясени, клены, иногда отодвигались от тропки, и тогда на нее падала ажурная тень листвы, но обычно ехали в такой густой тени, словно солнце давно опустилось за край земли.

Поляны захвачены папоротником, сапоги в стременах скользят по узорчатым листьям. Часто приподнимались длинные уши зайцев и молодых оленей, а хищники наблюдали из густых кустов. В небольших лесных озерах громко пели лягушки, но умолкали, когда мы проезжали рядом, однако не прыгали в воду, а надувались и смотрели с прямой и недвусмысленной угрозой, как маленькие томы кленси.

Я все посматривал на леди Беатриссу, беспокоясь, достаточно ли ей было двух дней для отдыха, не свалится ли даже со своей на диво послушной лошадки, и едва время подошло к полудню, скомандовал большой привал.

— Сэр Макс, — сказал я, соскакивая с коня, — подойдите на минутку.

Молодой рыцарь спрыгнул с коня и не пошел ко мне, а подбежал, что не просто понравилось, а даже очень. В день отъезда, когда отбирал с собой добровольцев, я узнал, что его зовут Максимилианом фон Брандесгертом, ничем вроде бы не примечательный, перед глазами не маячит, не старается выслужиться, но это он со Стефаном во время Каталаунского турнира берег мою спину, принимая на себя все удары, не отвлекался на богатую добычу, понимая, что падет вожак — падут все.

Он подбежал и замер, глядя на меня чуточку снизу вверх. Очень узкое, удлиненное лицо с внимательными синими глазами, длинный нос и красиво очерченные губы. Я невольно посмотрел на уши: если удлиненные и заостренные, то в нашу компанию как-то затесался эльф.

Уши у Макса удлиненные и заостренные, но не слишком, это он весь удлиненный и заостренный, а уши соответствуют общему дизайну.

— Сэр Макс, — сказал я, — простите, что сокращаю ваше благородное имя, но в наших краях тоже есть Максимилианы, однако если к ним кто из королей или сюзеренов сильно расположен и жаждет подчеркнуть их достоинства и несомненные заслуги, то зовет их Максами… А теперь о главном. Я заметил, что вы все время присматриваете за отрядом, подгоняете отстающих, не позволяете сильно отдаляться в стороны, что опасно для самих слишком уж увлекающихся… Словом, вы прирожденный вожак. Так что я назначаю вас командиром нашего отряда.

Он покраснел от удовольствия, но сказал поспешно:

— Сэр Ричард, как можно!

— А в чем дело?

— Вы наш вожак!

— Я не вожак, — признался я откровенно. — Быть вожаком — это прежде всего заботиться о других, а я из такого края, где все только «дай» и «принеси». Избаловали нас там. А вот вы, сэр Макс, заботиться умеете. А когда прибудем на место, я вообще буду солистом. Нет, не капусту солить, а действовать соло. Натура у меня такая гадостная.

Он подтянулся, лицо посерьезнело, взгляд стал суровым.

— Понял, сэр Ричард. Вожаком вы станете, когда придет беда, так?

Я в неловкости развел руками:

— Вроде бы так. И присвою ваши заслуги, так как половина победы — это подготовка войск в мирное время. А этим заниматься вам. Там, куда прибудем, мне больше доверять некому. Разве еще сэру Будакеру, как ни странно.

Он сказал четким, даже прерывистым от усердия голосом:

— На меня и моих людей можете полагаться всегда и во всем!

Я улыбнулся, сэр Макс уже не отделяет себя от вверенного ему отряда.

Сэр Килпатрик и сэр Будакер вызвались пройтись по леску и подстрелить чего-нить на обед, чтобы поберечь сыр и мясо, но я велел строго:

— Собрать хвороста и — отдыхать!… Бобик, принеси что-нибудь попроще.

Пес подпрыгнул весело и вломился в кусты, как бронированный носорог. Рыцари проводили его обеспокоенными взглядами. Будакер промолчал, он все еще чувствует себя не совсем среди своих, а Килпатрик поинтересовался осторожно:

— Попроще… это что?

— Да зайцев каких-нибудь, — ответил я рассеянно. — Или оленя…

Пес отсутствовал буквально пару минут, в самом деле приволок оленя, тут же исчез, принес еще одного, потом — кабана, еще минут через десять принес, к изумлению всех, пару жирнющих молодых гусей, а затем приволок огромного сома, больше похожего на бревно.

Макс подскочил, глаза как блюдца.

— А рыбу… рыбу как?

— Я разве за ним бегаю? — спросил я. — Как-то поймал. Он когда в азарт войдет… Вроде бы и не охотничий, а поди ты…

Пес лизнул меня в руку, выпрашивая ласку, я почесал за ухом, он радостно взбрыкнул и, не получая запрета, снова унесся в чащу.

— Все мы не охотники, — сказал Макс, он все еще оторопело смотрел вслед Псу, — но, когда трубит рог, душа устремляется впереди тела по следу гончих псов…

— Да, — согласился с ним Будакер, он задумчиво смотрел вслед исчезнувшему Псу, — в каждом из нас есть нечто… эдакое…

Он пошевелил пальцами, изображая это эдакое, ибо настоящие мужчины обходятся скупыми словами, вообще в умении живописать есть что-то стыдное, будто актер какой или поэт.

— Есть, — признал и Килпатрик, — сам не понимаю почему, но подстреленный на охоте гусь куда вкуснее откормленного дома.

— Это точно!

— И вообще любая дичь вкуснее…

Я снял с седла бурдюк с молодым вином, одновременно сделал, загораживая своей широкой спиной, еще один и оставил на Зайчике. Пусть видят, что бурдюки не берутся из ниоткуда. А до того, чтобы пересчитывать оставшиеся бурдюки, благородные рыцари не опустятся.

Обед удался на славу, даже леди Беатрисса повеселела и откушала как оленины, как и сомятины. Впрочем, мясо сома мне показалось жестким и невкусным, предпочитаю рыбу помельче, но жевал машинально, оба мы стараемся не встречаться взглядами, слишком много между нами недоговоренностей… К тому же ни она, ни я не хотим, чтобы они прояснились.

Сэр Макс и другие рыцари старались ей услужить и преуспевали как могли, у меня это даже вызывало глухие приступы ревности. Боюсь, леди Беатрисса это замечала, но все с той же милой улыбкой принимала знаки внимания и только в конце обеда мягко поинтересовалась:

— Это король велел вам сопровождать меня? Рыцари переглянулись и, пряча улыбки, поклонились. Макс ответил почтительно:

— Да, это нам оказана такая честь. Она не поняла, в чем допустила ошибку, почему посмеиваются, это видно по глазам, спросила едко:

— Чем-то провинились? Макс развел руками:

— Почему?

— Вас отсылают от двора! Макс покачал головой:

— Осмелюсь возразить, моя леди. Просто у Его Величества все поставлено с ног на голову. Он держит возле себя тех, за кем нужен глаз да глаз, а верным людям позволяет отлучаться.

Второй рыцарь прогудел басом:

— А особо верным поручает важные дела. Она фыркнула:

— Вас он послал на смерть. Рыцарь проворчал:

— Если послал, значит — так надо. Не дело вассала обсуждать приказы самого короля.

Она стиснула кулачки, гнев вспыхнул, как огонь в сухой соломе, я видел, как задержала дыхание, уговаривая себя, что с этими тупыми людьми разговаривать бесполезно. Они верны королю и верны своему сюзерену, который теперь везет ее, как овцу, обратно в его замок. Он полагает, что везет, как свою добычу…

Я понял ее мысли по ее открытому лицу, проговорил с легким вопросом:

— Леди Беатрисса, вы намекнули, что мне, вот такому, в вашем замке не прожить и минуты…

— Намекнула? — удивилась она. — По-моему, я сказала как нельзя яснее.

— Объясните, — попросил я, — дорогая моя леди. Она взглянула с брезгливой жалостью.

— Дорогая, вы правы, но не ваша. А вас так часто били по голове, что вышибли остатки того, что могло бы стать при удачном стечении обстоятельств зачатками мозга?… Впрочем, это участь всех рыцарей… Особенно плохих. Если вам неясно ваше положение, то как вдолбить, что убьют сразу же, как только вы въедете под арку ворот? Все увидят, что возвращается враг.

— Почему, — пробормотал я, — именно враг?

— Потому что это замок барона де Бражеллена!

— Барон убит за измену, — напомнил я. — За измену законной помазанной власти. К тому же не убит, я неправильно выразился, извините за умное слово, а пал в бою, что две большие разницы. Даже можно три. Если уж совсем точно, это случилось на турнире, что можно толковать вообще как несчастный случай.

— Замок принадлежит мне, — сказала она твердо. • Я кивнул:

— Знаю. Но вы… дорогая не моя леди, разве тоже изменница?

Она ответила надменно:

— В любом случае жена должна идти за мужем.

— Хорошо, — произнес я холодно, — что мы не в Индии.

Рыцари сидят притихшие, никто даже не двигается, между нами двумя проскакивают молнии, вот-вот грянет такой гром, что расколет небо.