"Ричард Длинные Руки – гроссграф" - читать интересную книгу автора (Орловский Гай Юлий)

Глава 6

Вернулся я без помех, быстро скользнул через освещенное крыльцо, чтобы не подставлять себя под возможный выстрел лучника. Толстая дверь отгородила от ночной улицы, я бодро побежал вверх по лестнице, рогатые головы оленей и лосей проводили подозрительными взглядами, в глазницах поблескивают кусочки блестящего кварца, из-за чего звери выглядят живыми и даже готовыми боднуть острыми, как ножи, рогами.

Сэр Смит уже похрапывает на спине, усы красиво шевелятся под мощными выдохами, в это время рыцарь свиреп и грозен, но при каждом вдохе жалобно опускаются, и становится ясно, что все же это бастард, как ни петушится, как ни старается выглядеть грозным и величественным.

Кадфаэль в желтом пламени свечи читает книгу, у меня едва не вырвалась какая-то глупость, вроде того, что глаза испортишь, разве можно в тридцать лет знать всю Библию назубок и ни одной женщины, давай-ка по стопарику, но удержался от высказывания демократических ценностей, молча снял перевязь и прислонил меч в ножнах у изголовья, разделся и лег на широкую лавку.

– Будешь ложиться, – напомнил одухотворенному монаху, – не забудь задуть свечу. От копеечной свечи Москва сгорела.

– Москва?

– Да, Господь Содом и Гоморру огнем залил, а Москва сама сгорела…

– Неисповедимы пути Господа, – вздохнул он.

– Неисповедимость Бога в том, – сказал я наставительно, – что он не три-един, как все думают, а пи-един. Но этого не понять тем, кто еще не достиг высоких жидомасонских ступеней.

Он сказал ошарашенно, даже несколько обалдело:

– Да, мне такое еще не понять… А что, если позволено будет спросить, следует из этого пи-единства?

– Что несмотря на неисповедимость, – сказал я голосом строгого, но мудрого наставника, – или иррациональность поступков Господа, его нужно стараться понимать, поступки нужно толковать, а заповедями нужно руководствоваться в бою, быту и в жизни. И пусть понимаем совсем не то, что он нам сказал, но все равно стараться понимать надо… хотя никогда и не поймем. Парадокс? Ничего подобного. Так младенцы не понимают действий родителя, но… если не будут стараться понять, то так и останутся дебилами, что значит – младенцами в телах взрослых мужиков.

Он мотал головой, хлопал глазами, ошеломленный и раздавленный моей жидомасонской мудростью высших посвящений.

– Брат паладин, – прошептал он, – как же я глуп… Как я страшусь своего невежества!

– Страх перед глупостью, – произнес я важно, – есть начало мудрости, как мне сказали недавно. Лучше жить тяжело, чем плохо. Запомнил?.. А теперь давай спать.

– Свечу погасить?

– Не обязательно, – ответил я щедро. – Но рассчитывай силы, утром чтобы был свеж и бодр, как огурчик. Или другой овощ, неважно.

Я отвернулся к стене и закрыл глаза. По телу разлилось тепло, поплыли первые образы, когда еще знаешь, где находишься, но уже начинаешь видеть сон, и тут с грохотом распахнулось окно, ворвался холодный ночной воздух, захлопали огромные крылья. Я развернулся, как будто меня бросили в крапиву, рука ухватила рукоять меча.

Бледная, как восковая свеча, обнаженная женщина замерла на миг в воздухе, затем огромные кожистые крылья сложились, она упала на спящего сэра Смита. Он охнул, но не проснулся, она взвизгнула, ухватила обеими руками за плечи, ее прекрасное смертельно бледное лицо приблизилось к его могучей шее, рот приоткрылся, блеснули острые клыки…

Лезвие моего меча вошло ей в бок на две ладони. Из широко распахнутого алого рта вырвался дикий визг. Я нажал, чувствуя, как железо не желает входить в тугое тело из одних мышц, за моей спиной Кадфаэль громко читал «Отче наш». Женщина изогнулась в муке, безукоризненное лицо исказилось в такой отвратительной гримасе, как может только действительно красивое лицо. Спасаясь от меча, она оттолкнулась от Смита и подпрыгнула к потолку, сдернув себя с острой полосы стали. В боку пульсирует широкая рана, я успел увидеть в глубине, как сдвигаются поврежденные органы, бешеные глаза впились в мое лицо с неистовым бешенством.

Я сказал громко:

– Изыди… от моего господина сэра Легольса! Иначе…

Она с пронзительным криком метнулась к распахнутому окну, ее занесло, ударилась плечом о раму с такой силой, что тряхнуло всю комнату. Затрещали ветки, затем все стихло, слышался только мерный храп победителя Каталаунского турнира. Кадфаэль перекрестился суетливо, как старушка, губы шлепали и никак не могли выговорить символ веры, а вытаращенные глаза со страхом смотрели на сэра Смита.

– Что… с ним?

– Как будто не знаешь, – ответил я, – спит, как коней продавши.

– Так он в самом деле их продал!

– Ну, тогда чего же боле…

Он бросился к окну, торопливо запахивал створки, а они никак не запахивались, крючок сорван, одна створка перекосилась и натужно визжала, словно ей прищемили гвоздь.

– Может… не стоило ее отпускать?

– Какой ты кровожадный, – укорил я. – Во-первых, женщина, во-вторых – красивая. Это мало? В-третьих – голая, в-четвертых – фигура просто дивная, никакого целлюлита, мышцы играют… А главное – мы запустили дезу. Брехню, если по-научному.

Он посмотрел на меня, что-то хотел сказать, но проглотил в последний момент. Я понял по укоризненному взгляду, что нехорошо подставлять под опасность другого, но в то же время монах сравнительно быстро понял, что пусть лучше гады бросаются на Смита: я сумею его защитить, а вот если они внезапно бросятся на меня, то сэр Смит может и не успеть.

Некоторое время мы смотрели на безмятежно спящего рыцаря, наконец Кадфаэль вздохнул с мудрой печалью в голосе:

– А не зря…

– Не зря, – согласился я.

Сейчас, пожалуй, только сэр Смит мог бы не согласиться, что не зря избегали женщин. Брат Кадфаэль сотворил благодарственную молитву, сказал кротко:

– Мудрый Соломон изрек, что женщина – сосуд греха и непристойностей. Увы, если бы только так! Такой сосуд мы бы все терпели… Даже с удовольствием. Но когда еще и вот такое…

Я сказал мудро, словно вот уже готовый Соломон:

– Они все такие… Только не все меняются вот так… заметно.

Он вздохнул и сказал:

– Как грустно.

– Есть одно соображение, – сказал я уже по-деловому, – в нашу пользу… Даже не в нашу, а так… Враг явно очень силен, чудовищно силен, если может вот так перехватить какую-то вампиршу и бросить на нас. Но то ли слишком далеко, чтобы курировать каждое движение, то ли глуп… ох, как бы этого хотелось!.. но при такой чудовищной мощи допускает грубейшие ошибки. Ты, как специалист, скажи: может быть магом дебил? В смысле, круглый дурак?

Кадфаэль поморщился, сказал с неудовольствием:

– Брат паладин, я специалист, да и то небольшой, по святым книгам! А ты о какой-то нечисти…

– Не о какой-то, – вздохнул я, – этот гад очень силен. Но то ли не умен, то ли слишком далеко, не в состоянии проследить за деталями… Хорошо бы, чтобы так и дальше вляпывался мордой в лужу. А еще лучше – в стену на полной скорости.

Утром наедались впрок, в трапезной помимо нас уже пятеро гостей, все наши ко мне обращаются с подчеркнутым почтением, как к сэру Легольсу, но сэр Смит заметил шепотом, пряча ехидную усмешку, что рыцари в самом деле чтят меня едва ли не выше, чем подлинного Легольса. Даже граф Эбергард всякий раз посмотрит на меня, подумает, а уже потом отдает приказы рыцарям.

После вина расстелили на столе карту, граф Эбергард и граф Мемель намечали путь дальше. Подошел хозяин, заглянул через плечо Эбергарда, покачал скорбно головой.

Граф Эбергард поинтересовался с прохладцей:

– Что-то не так, любезный?

Хозяин всмотрелся в карту внимательнее и снова покачал головой.

– Вы прете навстречу гибели!.. Между соседними графствами сейчас идет война. Где бы вы ни проехали, вас обязательно сочтут за лазутчиков с другой стороны и зарубят или истыкают стрелами до того, как успеете даже вскрикнуть в свою пользу. Но если и успеете, кто поверит? Когда война не на жизнь, а на смерть, не до чужих жизней…

Сэр Смит возразил:

– Но в прошлой гостинице нам сказали, что лучше ехать через Польг!

Хозяин сдвинул плечами.

– Хотите ехать навстречу собственной гибели – езжайте. Кто ближе к землям Торгварвилля и Кранска: сэр Асверд или я?

Я вздохнул.

– Вы ближе, вам виднее. Повторите, как добраться проще?

– Через Лиловую Долину ехать не следует, – сказал он с раздражающей обстоятельностью. – Во-первых, там вассалы лорда Торгварда, а он велел вешать всякого, кто пересечет границу. Мера оправданна, ибо в последние годы оттуда двигались только шайки разбойников. Не следует двигаться и через земли сэра Шарля де Гейбла, этот вообще хватает всех и бросает в темницы… или отправляет на виселицу.

Сэр Смит спросил с подозрением:

– А в чем между ними разница?

– Сэр Торгвард, – объяснил хозяин, – всюду объявил, что его земли временно закрыты, и потому всякий, кто пересечет, – преступник. В этих условиях к нему пока не ездят даже купцы. А лорд де Гейбл без всякого объявления хватает всех, в том числе и паломников, истязает, находя удовольствие в их мучениях…

– Понятно, – прервал я. – А как ехать надо?

– Лучше всего через Чертово Урочище. Земель справа и слева нужно избегать, как будто там пожары. К счастью, владения графа Эммануэля тянутся почти до самого океана, так что вам в путешествии будет удобно.

Брат Кадфаэль и сэр Смит переглянулись, этот хозяин постоялого двора не знает, кого мы только что похоронили и кто преследует нас даже в эту минуту, а я сказал с благодарностью:

– Сэр, вы спасли нас! Без вашей мудрой подсказки мы угодили бы прямо в середину побоища!

Он польщенно улыбался. Граф Эбергард перехватил мой взгляд, кивнул и начал сворачивать карту. Понятно, что спектакль разыгран для хозяина и всех, кто прислушивался к разговору, а на самом деле поедем через самое гибельное место.

Дорога из города повела на юг слишком уж по-северному мрачными лесами, настоящими сосновыми рощами, темными дубовыми борами, приходилось обходить жуткие завалы. Когда впереди встречались зависшие в неустойчивом равновесии на ветках подгнившие деревья, я сперва метал молот, дожидался, когда ствол с грохотом рухнет, лишь тогда возобновляли путь.

Граф Эбергард поглядывал на мой молот, заметил:

– Сэр Ричард, а не будет ли слишком большой наглостью попросить вас пару раз метнуть ваш боевой молот… нам за спину? Раз уж вы не стесняетесь использовать благородное оружие древних королей с такой простолюдинной целью…

– У меня жизнь не простолюдинная, – огрызнулся я. – Да и вас, кстати, тоже, возможно, спас от падающего дерева. А зачем вам…

Осекся, все понял, что за дурак, вон граф и то додумался. Молот вырвался из моей ладони еще быстрее, чем обычно: треск, грохот, дерево легло поперек тропы, еще один бросок – второе дерево упало на первое, намертво перегородив лесную дорогу.

– Благодарю, – буркнул я с великой неохотой. – Хорошая идея вообще-то.

Он скупо улыбнулся одними глазами.

– Это потому, сэр Ричард, – произнес он почти равнодушно, – что вам не довелось работать лесорубом. И вообще вы, похоже, в лесах не воевали.

– Я вообще-то человек мирный, – напомнил я.

– Да, – согласился он, – я заметил.

Я покосился на него с подозрением, должна быть насмешка, каждый бы проехался по этому поводу, но лицо графа Эбергарда оставалось серьезным, словно в самом деле считает меня мирным, как оленя или лося.

Сэр Смит некоторое время ехал рядом, прислушиваясь к нашему разговору, не оттирает ли граф с его законного места первого друга, уже старого друга, с которым познакомились и подружились еще на оставшемся в далеком прошлом Каталаунском турнире.

Я услышал, как он выругался, начал придерживать коня, перевел на рысь. Наискось по зеленой долине течет серая река, как мне показалось на первый взгляд. Серая река из грязи, что-то подобие селя, который стекает с гор и сносит поселки, аулы, заливает жидкой грязью дороги. Но эта река течет по ровному, даже кое-где взбирается на небольшие холмики.

– Ахоры, – сказал Эбергард с отвращением. – Черт бы их побрал!

– Не призывайте дьявола, – напомнил брат Кадфаэль кротко. – Господь все слышит!.. Впрочем, Сатана слышит тоже.

– А как не призывать, если это его творение?

Потрясенно я смотрел на серые костлявые кустарники, похожие на шары омелы, такие же плотные, округлой формы, что медленно и с большими усилиями передвигаются, опираясь на корни. Корни уже давно не белые, как у растений, которые никогда не вытаскивают их на поверхность, а такие же серые, как ветви, и, чувствуется, очень прочные. Идут очень плотно, постоянно касаясь один другого боками, их тысячи, если не десятки тысяч, я окинул взглядом всю колонну, вернее, лаву, конец смутно угадывается за две-три мили.

– Чего это они? – спросил я.

Сэр Смит сказал равнодушно:

– Кто знает? Наверное, на старом месте жрать стало нечего. Растения, как и коровы, постоянно жрут. Только коровам трава нужна, а этим – что-то в земле. Огородники никогда по нескольку лет не сеют одно и то же: земля обеднеет, урожая не даст. Потому и эти, наверное, не могут все время сидеть на одном месте. Либо помереть, либо… вот так.

Я взглянул на сэра Смита с некоторым уважением. Ишь, грамотный. Видать, пришлось незаконнорожденному коровами позаниматься. Брат Кадфаэль прочел молитву и осенил ползущие кустарники крестным знамением. Те по своей неинтеллигентности ничего не заметили, движения не замедлили. Я сказал сочувствующе:

– Господь ничего не создает зря. Бурьян – это целебное растение, свойства которого еще не открыты.

В полдень остановились напоить коней, расседлали, обтерли вспотевшие бока и животы, пустили пощипать свежую траву. Сэр Смит широким жестом расстелил на траве скатерть и выложил из мешка ковригу хлеба, два круга сыра и огромный ломоть ветчины.

– Перекусим, – сказал он жизнерадостно, – а потом и…

Дикий визг прервал его на полуслове. Из ближних кустов выскочили пестро одетые люди, кто с мечом или топором, кто с ножом, а некоторые так и вовсе размахивали палицами, дубинками, орали и мчались с таким пылом, что у меня дрогнуло сердце. Мечи со свистом покидали ножны, рыцари моментально встали в круг, заблистала на солнце острая сталь. Граф Эбергард рубился в первом ряду, а я все еще держал руку на рукояти молота, не зная, ухватиться ли за меч или же побыстрее достать лук.

Несколько человек сразу с криками боли отпрянули, трое тут же повалились под ноги с разрубленными головами, рыцари дружно сделали шаг вперед, мечи срубали наконечники копий и тут же вонзались в плоть, перерубывали топорища, и хозяева отшатывались, получив смертельный удар.

Граф Эбергард прокричал:

– Берегите коней!.. Не дайте угнать коней!

Я наконец вытащил меч, тут же стало легче, как-то хорошо, когда кто-то отдает ясные и четкие приказы, мы наперли на толпу, уже вооруженную чуть ли не дрекольем и крестьянскими косами, оставшиеся с криками разбежались. Сэр Смит вдогонку страшно затопал ногами и заорал:

– Щас догоню!.. Щас догоню и убью!..

Народ улепетывал, прятался в кустах, пятеро рыцарей, что оставались возле коней, тут же оказались в седлах и бросились в погоню. Остальные торопливо разбирали коней, сэр Смит прокричал возбужденно:

– Сколько же им посулили за наши головы, что бросились так отчаянно?

– Да уж немало…

– Интересно, сколько? – спросил сэр Смит. – Дилан, ты бы сколько дал?

Молодой рыцарь оглядел его с головы до ног, поморщился.

– Ну, примерно восемь-девять золотых монет…

Смит обиделся:

– Да у меня только доспехи и меч столько стоят!

– А я и говорил про них, – ответил Дилан. – А что, есть что-то еще?

Трое, удирая, налетели на плетущихся в хвосте Брайана и его воинственную валькирию. Двое сразу бросились в стороны, однако третий внезапно остановился перед ними, завопил изумленно:

– Так вот же они!.. Ильяс, это же и есть те самые…

Брайан взмахнул рукой, боевой топор вылетел из его руки и с хрустом разрубил череп. Тут же Брайан развернул коня, догнал обоих и зарубил, лишь тогда вернулся к первому и протянул руку к торчащему из головы трупа топору.

Наши взгляды встретились, он вздрогнул, на лице на миг метнулся страх, но губы с заметным усилием раздвинулись, я услышал слова, полные искреннего сожаления:

– Сэр Ричард… простите… сам не знаю, что на меня нашло…

За моей спиной пробежал сэр Смит, крикнул ободряюще:

– Все правильно, сэр Брайан!..

Я молча смотрел в лицо молодого рыцаря, в его глазах виноватость, но причину ее я скорее истолковал бы, что ему неловко меня обманывать, но вот обманывает, без этого не обойтись, простите, сэр Ричард…

Ингрид молча выдернула, раскачав, топор, хладнокровно вытерла лезвие от кашицы мозгов и подала Брайану.

– Спасибо, что защитил меня!

И хотя нам всем троим ясно, что эти трое уже не нападали, и всем троим ясно, что всем троим ясно. Однако нужные слова сказаны, я молча кивнул и повернул коня в ту сторону, где мы изрубили основную группу.