"Ричард Длинные Руки – оверлорд" - читать интересную книгу автора (Орловский Гай Юлий)

Глава 11

В зал вошли один за другим пышно одетые слуги, у всех в руках тяжело груженные едой подносы, молча и без лишних движений вышколенно расставили по столу жареных гусей, рябчиков, поджаренное баранье мясо с торчащими ребрышками, тут же исчезли, словно испарились.

Мы с сэром Уильямом терпеливо дождались, пока король обратит внимание на еду, тут же отдали ей должное, с урчанием разрывая прожаренные тушки пополам и отправляя горячее и сочное мясо в желудки. Прожевав, я охнул и сказал торопливо:

– Да, кстати, Ваше Величество…

– Ну, – прорычал Барбаросса настороженно.

– Только сейчас вспомнил!

– Ну-ну, – буркнул Барбаросса. Он опустил на тарелку полуобглоданную тушку голубя. – Это и есть та гадость, которую ты берег напоследок?

– И которую не решился сказать сразу, – добавил отец Феофан елейным голосом.

Я вскричал обиженно:

– Ваше Величество? Как вы можете!

– Король все может, – лицемерно посочувствовал мне сэр Уильям. – Так что не забывайте, сэр Ричард.

– Говори, – посоветовал Барбаросса мрачно. – Говори. Чую, это то, ради чего ты ехал. Я угадал?

Я сказал с достоинством:

– Ваше Величество, обижаете! Ничего такого у меня в голове нет. И за пазухой. Просто я вспомнил, что сейчас чисто по техническим причинам я не могу исполнять функции пфальцграфа. Я мог бы, конечно, смолчать, зачем вам слушать неприятные вещи, короли этого не любят… все предпочитаем приятное, но лорды Армландии весьма ревностно пекутся о своей независимости. И не позволят королевскому судье распоряжаться в их владениях, как будто дело происходит в Вексене.

Барбаросса зарычал, кулаки сжались. Сэр Уильям сказал поспешно:

– Сэр Ричард, Его Величество понимает ситуацию. Ведь понимаете же, Ваше Величество?

Барбаросса рыкнул:

– Я вижу, этот прохвост все же подумывает об отделении Армландии?

– Абсолютно нет, – заверил я. – Ваше Величество, посмотрите в мои бесстыжие глаза. Вы увидите, там нет ничего, кроме бесконечной преданности вам… И вообще, Ваше Величество, не надо делать удивленный вид руками, что вы в благородной раздумчивости о державе забыли… или что я забыл о Киллпатрике, которого я вам сразу же послал с подробнейшим посланием, что у нас, как, кому и в какое место. Кстати, где он? Или вы удавили верного рыцаря для сохранения государственной тайны?

Сэр Уильям хмыкнул, отец Феофан отвел взгляд. У меня закралось нехорошее предчувствие, что угадал, но Барбаросса раздраженно отмахнулся.

– Я же сказал, сэр Киллпатрик сейчас во главе большого гарнизона обустраивает земли в одном пограничном городе. Или вы проверяете мою память?

– Да вроде бы в прошлый раз сказали нечто другое, – нагло заметил я. – Впрочем, королю все можно. Кроме женитьбы по любви.

Он буркнул:

– Там тоже было некоторое… некоторые попытки отделиться. Потому я и послал Киллпатрика, как надежного человека, уладить такие мелочи.

– Даже порекомендовали ему, – вставил сэр Уильям, – не слишком много жечь и вешать. Во имя этого… как его… совсем забыл… ага, милосердия!

Я вздохнул с облегчением, сэр Уильям проговорил задумчиво – При нынешней ситуации, все верно, пфальцграфство не совсем… гм… уместно. Это не поможет, а только затруднит сэру Ричарду работу…

– Если он, – ввернул отец Феофан, – на стороне Его Величества.

– Да, конечно, – согласился сэр Уильям.

– Я на стороне единства земель, – возразил я. – Можете толковать сие, что я на вашей. Но, скажем честно, Ваше Величество, если бы даже королем был кто-то другой, даже неприятный мне, я все равно против раздробленности. Это всегда бедность, ограниченность в ресурсах, высокие налоги…

Барбаросса зло зыркнул, но, как ни странно, успокоился. Хотя почему странно, я как раз и рассчитываю на его мудрость. Симпатии меняются чаще, чем убеждения.

Сэр Уильям сказал нерешительно:

– Ваше Величество, если дозволено будет мне сказать… Барбаросса огрызнулся:

– А когда это тебе было не дозволено?

– Да так, – ответил Уильям, слегка ухмыльнвшись, – это я от сэра Ричарда заразился предельной вежливостью. Куртуазностью даже… Как хорошо было в наши старые добрые времена: сразу в рыло бронированной десницей и – за меч! А теперь пошли эти дурацкие расшаркивания.

– То ли еще будет, – заверил я.

– Что, – спросил недоверчиво Маршалл, – будет еще хуже?

– Вообще жуть будет, – ответил я. – Вы еще не представляете, что такое политкорректность…

Он перекрестился.

– То-то говорят, конец мира близок.

– Да, – согласился я, – политкорректность – это конец. Сэр Уильям, телитесь своей идеей, а то Его Величество уже глазами сверкает. Щас нас обоих на клочки по закоулочкам. Вас за дело, понятно, а меня за что?

– Да, – согласился сэр Уильям, – вы ж у нас белый голубь, виноватым ну прям никогда… А предложить я хотел Его Величеству удостоить вас высоким званием коннетабля.

Барбаросса посмотрел с удивлением, хмыкнул, но задумался. Я торопливо рылся в памяти, стараясь вспомнить, что это такое, с чем едят и чем коннетабль занимается. Получалось что-то вроде министра обороны. Это значит, король по-прежнему пытается удержать меня на привязи. Однако эта должность, в отличие от пфальцграфства, распространяет мои права и на Фоссано. Мне, конечно, и коннетабльство по фигу, я ж понимаю, что должность реальна только при больном или не покидающем замок короле. Барбаросса сам предпочитает водить войска в бой и собственноручно намечать план сражения, так что в реальности это он – коннетабль, но, с другой стороны, моим лордам я буду больше приемлем в роли коннетабля Фоссано и Армландии, чем только королевского пфальцграфа Армландии.

Пока эти мысли суматошно проносились в моей голове, король тоже раздумывал, наконец, крякнул досадливо:

– Сэр Уильям… а тебе не кажется, что этот молодчик слишком быстро растет?

– Ваше Величество, – ответил Маршалл с легким поклоном, – лучше пусть растет в нашем лагере, чем у противника.

Барбаросса вздохнул, лицо помрачнело, словно туча, что несколько недель собирала в себе снег и тащила, чернея от натуги, через все королевство.

– Беда в том, – проговорил он устало, – что этот молодчик никогда не приносил мне клятву верности.

Маршалл посмотрел на меня. Я покачал головой.

– Нет, сэр Уильям.

– Разве Его Величество не достойный король? – спросил он.

– Достойный, – согласился я и окинул взглядом Барбароссу. Он зло кривился. Разглядываем, будто козу на базаре. – Просто замечательный… Но, сэр Уильям, в данном случае гораздо важнее, что я присягнул еще более важному, чем отдельный человек!

Оба насторожились.

– Чему? – спросил Маршалл после паузы.

– Легитимности, – пояснил я. – Демократической передаче власти! Честным и прозрачным выборам. Как в человеке я могу в короле Барбароссе усомниться, могу перестать доверять, могу счесть его мерзавцем, однако же он остается человеком, заполучившем трон, как я уже говорил вчера, на честной демократической основе! Потому я всегда буду считать его законным правителем Фоссано и ее неотъемлемой губернии – Армландии. А это, сэр Уильям, намного важнее, чем если бы я принес присягу именно королю Барбароссе. Присягу в личной преданности. Маршалл пожал плечами.

– Что-то я смутно улавливаю, но я, как в старину, предпочел бы проверенные методы… Клятву верности своему королю!

– Красиво, – согласился я. – Но уж слишком похоже на клятву верности вожаку бандитской шайки. А Его Величество уже не совсем бандит. Скажу больше: совсем не бандит, а Его легитимное Величество! Это все-таки повыше и уже почище. Сидение на троне очищает! И чем дольше сидишь, тем легитимнее и легитимнее.

Барбаросса поморщился.

– Что-то вы в такие дебри зашли, я перестал понимать, где вы меня лицом об стену… Сэр Уильям, готовь королевское распоряжение о назначении сэра Ричарда коннетаблем. И чтоб его сразу же огласили на городской площади. Чтоб сэр Ричард выехал отсюда уже коннетаблем всего Фоссано, а не какой-то Армландии.

Я прервал:

– Которая является законной и неотъемлемой частью Фоссано! Я стою на этом, Ваше Величество. Это мои гражданские убеждения, а это выше, чем личная привязанность. Я ж говорю еще раз, чтоб вам понятнее за государственными интересами: симпатии к отдельному человеку легче сменить, чем к общественному строю!

На меня смотрели с отвращением, только отец Феофан перекрестился и произнес растроганно:

– Ты прав, сын мой. Что человек? Душа, обремененная трупом. А идея всегда живет дольше…

– Ваше Величество, – сказал я, – с вашего позволения отбываю. За месяц, думаю, доберусь до своих пенальтей… или пенатов, уж и не помню точно, как говорил мой наставник. А там до весны буду плести паучьи сети интриг и торговых договоров.

Они тепло прощались со мной, я улыбался и кивал, а в черепе крутилось: какое до весны, срок у меня неделя, и уже пару дней истратил. Надо спешить…

Сатана не понимает, зачем мне отсрочка, когда можно все просто сбросить, как стрекоза сбрасывает пересохшую шкуру личинки.

Да я и сам, честно говоря, не понимаю.

Ветер, наигравшись за ночь, создал из снега настоящие шедевры: исполинские раковины с нависающими кромками, странные сугробы, что с одной стороны взбираются на столб для коновязи чуть ли не до макушки, а с другой – голая земля, выметенная так чисто, словно камни скребли щеткой.

Челядины спешно работают лопатами и скребками, но в первую очередь прорыли дороги к тем местам, куда ходят чаще всего, так что к конюшне никто не чистил, туда просто наскоро протоптали, явно конюх с работниками.

Зайчик выметнулся веселый и бодрый, снег всколыхнулся белыми волнами, словно в озеро с молоком обрушился гигантский метеорит. Я устрашился, что бросится мне на грудь, научившись у Бобика, но Зайчик вспомнил вовремя, что он – черный единорог, хоть и без рога, а еще арбогаст и, может быть, еще что-то большое и грозное, чему неприлично быть похожим на простого пса. Даже – на непростого.

– И я тебя люблю, – ответил я ему, как отвечал Бобику. – Правда-правда…

Зайчик тоже требовал свою порцию ласки, я его трепал по холке, целовал в умную аристократичную морду, гладил по шее и говорил, что он просто супер, самый замечательный на свете, вообще золотце.

Сэр Уильям вышел проводить, в огромной шубе, полы метут снег, он выглядел уютным и домашним, совсем не тем крутым турнирным бойцом, что сколотил состояние на победах.

– Не опасно, – поинтересовался он, – передвигаться зимой? Скажу по правде, многое я повидал, но зимой сидел дома. Как и все.

– Только потому, – сказал я, – что зимой нет даже плохих дорог. Это я ставлю в числе первых задач! Дороги, дороги… Дороги долговечнее пирамид, сэр Уильям. Тем более – замков.

Он подумал, кивнул.

– Непривычный взгляд. Но какие сейчас дороги?.. Ваши рыцари отвернутся от вас. Любой военачальник зависит от войска больше, чем оно от него.

– Победоносное войско редко бунтует, – сказал я.

– Можно представить себе, что река потечет вверх – но не поперек. Пока все удается, мои рыцари одобрят любые чудачества! Тем более что по этим дорогам их управляющие повезут шерсть на продажу в соседние земли, железо в брусках…

Он посмотрел внимательно, в глазах мелькнул хитрый огонек.

– Где нет общности интересов, – проговорил он задумчиво, – там не может быть единства целей, не говоря уже о единстве действий. А общность интересов сплачивает больше, чем самые жаркие клятвы верности. Странно, откуда вы это знаете? Я только-только начал это понимать, но я долго жил и много видел.

– А я старые книги читал, – ответил я многозначительно.

– И что там?

– Ну, например, сказано, что редко можно разглядеть трещину в колоколе. Узнается она лишь по звуку. Вы увидите, что Армландия станет с Фоссано одним целым!

Я вспрыгнул в седло, а пока разбирал поводья, сэр Уильям перекрестил меня, я услышал его густой сильный голос:

– Жизнь, сэр Ричард, имеет смысл лишь как задача или долг. Вы избрали путь мужчины. Легкой вам дороги!

– Спасибо, сэр Уильям!