"Ричард Длинные Руки – оверлорд" - читать интересную книгу автора (Орловский Гай Юлий)

Глава 4

Все, что в избытке, обесценивается, в том числе и героизм. В любом другом королевстве Ланселот, Бернард, Асмер, даже отец Совнаролл – были бы предметом постоянных восторгов, но здесь, где все постоянно отражают атаки огромной армии императора Карла, где героизм – обыденность, они просто одни из лучших.

На длинном участке десяток стрелков азартно всаживали стрелы в мишень. Еще человек двадцать застыли под стеной, у каждого на ладони вытянутой руки большой камень. Я видел, как у некоторых дрожат руки и вздуваются жилы на шее. Один с жалобным всхлипом уронил камень и, закрыв лицо ладонями, со стыдом убежал.

Я зашел к стрелкам со спины, у Асмера лук за спиной, понятно, он здесь инструктор. Я постоял рядом, он не обращал внимания, весь там, у мишени, а что кто-то стоит рядом, ну и пусть стоит, даже в Зорре можно отыскать бездельника.

Я позвал тихонько:

– Асмер…

Он досадливо дернул щекой, взгляд провожает стрелы, затем лицо застыло, он резко повернулся, в глазах великое изумление.

– Дик?

Мы обнялись, лучники тут же прекратили стрельбу и с облегчением глазели на встречу друзей. Асмер хлопал меня по спине, по плечам не получится, я повыше ростом, хохотал и тормошил меня во все стороны.

Я глупо улыбался, в сердце защемило. Асмер был практически первым, кто встретил меня в этом мире и помогал, когда испуганного и непонимающего взяли в отряд, определив на должность слуги.

– Как ты здесь очутился?

– Долго рассказывать, – ответил я. Он повернулся к лучникам:

– Лоренц, замени меня. Гоняй этих лодырей без жалости. А вы все помните, что стрельба в цель упражняет руку и причиняет верность глазу!.. Пойдем, Дик, посидим у меня, расскажешь о своих скитаниях.

Я отмахнулся.

– Да какие такие скитания…

– Ладно-ладно, я же тебя знаю! Обязательно во что-нибудь ввяжешься!

– Ввязался, – ответил я невесело.

Мы прошли через двор, жилище Асмера отыскалось на самом верху северной башни: тесное, зато без лишней мебели, аскетичное, только широкая лавка для спанья, стол и простая лавка, да еще вещи на крючьях вдоль стены.

– Пить будешь? – спросил Асмер.

– Лучше без вина, – ответил я. – Если можно, конечно.

– Можно, – сообщил Асмер. – У меня это необязательно. Но еду сюда не носят, слуг нет, все обедают внизу сообща.

Я отмахнулся:

– Я уже перекусил.

– Кого? – спросил он в недоумении.

– Да это так говорится… Он покачал головой:

– Все еще чувствуется, что ты из дальних стран, Дик. Так во что ты ввязался?

Я вздохнул.

– Только не смеяться, хорошо? Я уже граф, коннетабль и гроссграф, а также не простолюдин, но потомок очень знатного рода. Это обязательно скажи Ланселоту… насчет потомка, а то он морщил свой аристократический нос, что простолюдину так быстро рыцарское звание!

Лавка, на которой уселся Асмер, простая, без спинки, и он в изумлении откинулся на стену, глаза как блюдца, медленно покачал головой.

– Ну, Дик… ты и успел… Извини, теперь уже не Дик, ты же Ричард…

Я отмахнулся.

– Для всех старых друзей я все тот же Дик. И для тебя, конечно. Но в то же время я гроссграф немалой провинции, что как стадо черепах расползается во все стороны. А я, как пастух или пастырь, должен снова все это собрать… желательно в некий монолит! Это я сразу к тому, что очень хотел бы помочь Зорру, однако у меня и власти такой еще нет, да и трудно посылать куда-то помощь, когда под ногами все рушится.

Он слушал внимательно, тонкие аристократические пальцы нервно постукивали по столешнице. Он спохватывался и убирал руки под стол, но увлекшись моим рассказом, снова усаживался поудобнее, а пальцы начинали быструю рваную дробь.

– А как ты вообще дожил до жизни такой?

– Асмер, не поверишь… Он бледно усмехнулся.

– С нами столько всего произошло, пока везли мощи, что всему поверю.

– Тогда слушай.

Вкратце, опуская некоторые детали, я пересказал свой путь из Зорра до океанского берега по ту сторону Великого Хреота, Асмер охал и крестился, хотя раньше я за ним излишней набожности не замечал. Закончил я предложением лордов Армландии принять титул гроссграфа, что если и даст какие-то привилегии, то потом, потом, а пока горы работы по разгребанию завалов, улаживанию конфликтов, укреплению границ и повышению благосостояния населения.

Он присвистнул в изумлении.

– Дик, твое ли это дело?

– Не мое, – признался я.

– Твое дело, – сказал он уверенно, – это скакать на великолепном коне и повергать противников в турнирных боях! Еще ты хорош в одиночных схватках, в бою… и даже когда отряд на отряд. Но держать на своих плечах огромную провинцию? Заниматься повышением, как ты мудрено сказал, благосостояния населения?

– Ты прав, – согласился я, – за исключением турнирных боев и жарких схваток. Их я тоже предпочел бы наблюдать, лежа на диване. Хотя, конечно, драться один на один куда интереснее, чем повышать вэвэпэ… это и есть уровень благосостояния… ну, с точки зрения государства. Но я даже для драк предпочел бы пригласить в Армландию доблестнейшего и отважнейшего сэра Ланселота, неустрашимого Бернарда, Рудольфа и, конечно, тебя, самого хитрого среди них, кто действительно знает, когда драться нужно, а когда можно и увильнуть.

Он смотрел на меня с подозрением, не намекаю ли на трусость, но я всем видом старался показать, что я сам такой, дерусь только в случае, если меня прижмут рогатиной к стене. Или моего друга прижмут так, что другого выхода просто не будет.

– М-да, – проговорил он в раздумье, – кажется, я тебя понимаю, Дик. Ты не рад такой ноше, но понимаешь, что другой вообще все завалит… Увы, у нас каждый человек дорог! Никто не поедет в благополучную по нашим меркам Армландию, как бы ты ни нуждался в нашей помощи.

– Знаю, – ответил я. – Но если… если вдруг здесь ситуация изменится?

Он пожал плечами, лицо посуровело:

– Разве что к худшему.

– Из-за Шарлегайла?

– Да. Сперва Карл ликовал, думал, что сразу раскроем ворота. Он даже увел большую часть войск на осаду Торна.

Но мы держимся, хотя людей у нас почти не осталось, а пленение короля вселило уныние даже в самых стойких. Я кивнул.

– Понятно. Карл увидит, что не сдаетесь, снова пришлет сюда войска. Старые оставит под Торном, а для осады Зорра наберет в своей огромной империи новое большое войско. Так?

– Понимаешь, – одобрил он мрачно. – Но мы не сдадим Зорр. Это не значит, конечно, что Карл его не возьмет.

Я помолчал, это и так понятно, защитники предпочтут героическую гибель на стенах. Любой другой город, замок или крепость могут сдаться, но не Зорр – сюда всегда стягивались самые неустрашимые воины Севера.

– Все меняется, – пробормотал я. Он горько усмехнулся.

– Но не Карл.

– Меняется все, – сказал я настойчиво. – Даже Карл в старости будет думать иначе, чем сейчас. Все дело в том, что у нас нет времени: пока у него появятся иные моральные ценности.

Он посмотрел на меня с удивлением:

– Дик, ты раньше так не рассуждал.

– А как?

Он пожал плечами:

– Не помню. Мне кажется, вообще не рассуждал.

– Выжить нужно было, – пояснил я сердито. – А сейчас передо мной другие задачи. Пограндиознее и… поскучнее. Я бы тоже сейчас предпочел на коне с мечом наголо! Не конь с мечом, а я, конь не такой дурак. Тем более что у меня и конь, и меч, и доспехи… сам знаешь какие. Словом, Асмер, пообещай мне одно: если вдруг ситуация резко изменится, ну там Карл окончательно оставит Зорр в покое, ты приедешь ко мне в Армландию? Договорились? И Ланселота с Бернардом уговоришь. Хорошо бы еще Рудольфа с отцом Совнароллом…

Он ответил почти равнодушно:

– Да-да, конечно. Но только в случае, как ты сказал, если реки потекут вспять или Карл оставит Зорр в покое. Но все-таки скажи, чем таким я смогу заманить Ланселота и отца Совнаролла?

Я прямо посмотрел в его глаза, Асмер посерьезнел, похоже, лицо у меня тоже как-то изменилось. Я сказал отчетливо:

– Потому что Зорр будет там. Там граница с Югом, эта граница все время отползает на Север, Асмер! Тихо и незаметно отодвигается. Королевства одно за другим меняют… как бы это сказать, ориентацию. Карл – это не Юг, это местные разборки. Хотя, конечно, Карл кое-какие приемчики Юга взял на вооружение. А я хочу выстроить неприступную твердыню на пути настоящего Юга!.. И для начала просто выстоять.

Он смотрел неотрывно, я видел по его глазам, что наконец-то увидел на месте простолюдина, ставшего на их глазах рыцарем, другого человека.

После долгой паузы, когда я тоже молчал и не шевелился, он вздрогнул, зябко повел плечами.

– Ричард… гм… ты говоришь страшные и… прекрасные вещи. Зловонное дыхание Юга чувствуется даже здесь, ты прав. Карл – его порождение, хотя Карл так не считает. А ты хочешь дать бой Югу прямо у него на границе?

– Я дам бой, – твердо сказал я. – С вами или без. Он уронил взгляд, потом криво улыбнулся, потер лоб.

– Да, конечно… Но я живу тем, что есть. Наш король пленен, войска Карла осаждают Торн, а мы заперты в Зорре.

Я поднялся, вскинул руку в воинском салюте.

– Ты обещал, что если ситуация изменится…

Он тоже поднялся, обнять не решился, я уже другой человек, надо знакомиться заново, но ответил с жаром:

– Клянусь! Если Зорр будет в безопасности, я притащу не только Ланселота, Бернарда и отца Совнаролла!

В нижнем зале я наскоро сожрал пару ломтей ветчины и запил слабым вином. Меня уговаривали посидеть и рассказать, что в мире за стенами Зорра, я сослался на срочные дела и вышел.

Морозный воздух ожег щеки. Я переборол импульс сгорбиться и сунуть руки в рукава, я же рыцарь, спина с натугой выпрямилась, ноги понесли меня к церкви, надменного и полного достоинства. По дороге встречались рыцари, все такие же, с горделивой осанкой, горящими взорами и безукоризненными манерами. Нам нельзя выказывать ни усталость, ни страх, ни уныние. Мы – рыцари.

Отец Дитрих вышел из внутренних помещений, словно ощутив, что захожу в церковь, громко топая и звеня золотыми рыцарскими шпорами.

Я поцеловал ему руку, помня, что выказываю почтение не человеку, а той высокой идее, которой он служит.

– У вас усталый вид, отец Дитрих.

– Есть из-за чего, – ответил он с кроткой улыбкой.

– Отец Дитрих, – возразил я, – все ведь просто!

– Когда я был молод, – ответил он, – мне тоже все было проще простого… Сын мой, сразу отвечу на вопрос, который зрю в твоих очах: я так и не решил, увы.

– Ох, – вырвалось у меня. – У вас, отец Дитрих, было столько времени!

Он покачал головой.

– Не смотри с таким укором. Я долго говорил с Господом, уже почти принял решение, но потом…

– Что? – спросил я тревожно.

Помолчав, отец Дитрих произнес глухим надтреснутым голосом:

– Сэр Ричард… мне не хочется вам такое говорить, это уязвит вашу гордыню, но дьявол являлся не только вам.

Я дернулся, посмотрел расширенными глазами:

– Что… и вам?

Он кивнул, на лице проступила очень бледная и невеселая улыбка.

– И мне, и другим. У каждого у нас, живущих на этой земле, возникают соблазны… Дьявол является всем, сэр Ричард! Всем в разном обличье. Большинство даже понимают, что с ними говорит дьявол. Многие, очень многие поддаются ему, ибо слаб человек.

Я молчал, ошарашенный, сбитый с толку и, верно сказал отец Дитрих, весьма уязвленный, что не одного меня, оказывается, соблазняет Враг рода человеческого.

Он смотрел усталыми глазами много испытавшего человека. В них был вопрос, я даже догадывался, какой, но предпочел увильнуть, не на все вопросы можем ответить даже себе, а уж другому так и вовсе чересчур.

– Отец Дитрих, – сказал я, – как уже сказал, я сейчас гроссграф Армландии. Вы, возможно, даже не слыхали о такой области, но она весьма… удобно расположена, так сказать. И, как я уже говорил, весьма богата ресурсами. Как людскими, так и природными. Я подыскиваю тех, с кем можно разделить ношу – не ответственность, а только ношу! – и не вижу никого лучше на роль духовного наставника, чем вы, отец Дитрих.

Его глаза остро блеснули при напоминании, что я уже не тот безбаннерный и даже безлошадный рыцарь, каким он меня увидел впервые, но посмотрел внимательно и промолчал, ощутил, что я здесь не для того, чтобы распустить павлиний хвост и ходить перед ним, чванясь и бахвалясь подвигами, захваченной богатой добычей и полученными титулами.

– И вообще, – договорил я уже другим тоном, – хотя я, конечно, само совершенство, но я не Господь Бог, что везде и во всем. Я с собой не всегда управляюсь, а уж с такой немалой областью, где тьма городов и замков, не говоря уже о селах с их массой проблем…

Он сказал несколько настороженно:

– Что ты хочешь, сын мой?

– Помощи, – ответил я честно.

– В чем?

– Ах, отец Дитрих, что мы опять за рыбу гроши… Мне нужна помощь в реале. Я понимаю, церкви не хочется заниматься такой мелкой фигней, как прогресс, цивилизация, технические новшества, вы ж вечными вопросами занимаетесь! Но. к сожалению, враг не дремлет, отец Дитрих.

– Мы знаем, сын мой. Я вздохнул.

– Пока вы с ним воюете на духовном, так сказать, уровне, он бьет ниже пояса. То есть соблазняет материальными благами. Мирскими, как вы говорите!..

Он смотрел внимательно, в ясных глазах инквизитора я видел борьбу с самим собой.

– А ты, выходит, намерен…

– Отец Дитрих, что мы снова о том? Или думаете, что скажу иначе? Человек слаб, как вы сами сказали. И легко ловится на слабости. Как я уже сказал, хотелось бы и там перекрыть… по возможности, лазейки для Врага.

Он покачал головой.

– Сын мой, это очень серьезная и сложная борьба. Я сегодня всю ночь беседовал с Господом, и душа моя все еще смущена… Уверен ли ты, что, начиная борьбу с ним, не действуешь по его незримой подсказке?

Меня осыпало морозом.

– Отец Дитрих, – проговорил я тоскливо. – Сатана не раз демонстрировал, что я иду, несмотря на все сопротивление, по той дорожке, которую наметил для меня он. Но так ли это или это ловкий ход в борьбе… а вся жизнь борьба, как говорят классики, я не знаю. Но сейчас на мне Армландия, и я не могу сидеть сложа руки и наслаждаться правом первой брачной ночи! Надо что-то делать. " нет-нет, отец Дитрих, я не прошу подсказки, я уже наметил ряд реформ!.. Но мне нужны люди, что будут ее проводить. И мне очень хотелось бы, чтобы церковь несколько отошла от своего чистоплюйства и приняла участие.

Он поморщился:

– Сын мой…

– Да, отец Дитрих?

– Нельзя о церкви столь непочтительно, – проговорил он с укором. – Это просто нехорошо.

– Простите, отец Дитрих, – произнес я с невольным раскаянием. – Это я от излишней… детскости, наверное. Чтобы вроде защититься. Я весьма чту церковь, даже очень чту, потому и защищаюсь. Путано? Сам знаю. Но главное – церковь чту и хотел бы, чтобы она не только о божественности, где с Сатаной сражаться нетрудно, но и на земле, где у него на руках все козыри. И будет еще больше, если прощелкаем хлебалами. Церковь уже щелкает! А то ли еще будет… И церковные браки между гомосеками разрешит. Это я так апокалипсирую…

Он вздохнул:

– Груб ты, сын мой. И говоришь то, чего никогда не будет, пока церковь существует. Но я понимаю тебя, хоть и с трудом. Это от твоего смущения. Тебе стыдно показать, что заботишься о ком-то, что желаешь сделать добро… Даже не знаю, из какого непотребства ты явился в наш мир, если стыдишься добрых слов и добрых дел. Неужели в твоей стране так уж все попрано святое и чистое?

– Вы даже не представляете, отец Дитрих, – ответил я, – как угадали. В моей стране каждый говорит с гордостью: «Вот такое я говно!», и всякий живет, как это самое говно.

– Живет ли?

– Живет, – подтвердил я. – И считают, что в говне лучше, чем в яблоке.

– Чем же?

– Мыться не надо. Он протянул:

– Да-а-а, это серьезный довод.

– У нас все можно объяснить и все оправдать, – сказал я тоскливо. – Это называется политкорректностью. Наша церковь по уши в этой дерьмовой политкорректное™. Хоть тут еще не сдается… Отец Дитрих, я знаю, что если не укреплять церковь ежечасно, она превратится в дом ряженых. И считаться с нею не будут. Но сам я укрепить ее не могу. Мне в Армландии нужны вы!

Отец Дитрих произнес с некоторым одобрением:

– Мне приятно общаться с тобой, сын мой. Ты странно быстро возмужал, не заметил?

– Насчет возмужания, – ответил я нервно, – не уверен, но что-то во мне поменялось, верно. Слишком многое свалилось на мою голову, которую я вообще-то берег от любых забот. Отец Дитрих, повторяю, вы мне нужны в моей Армландии! Не увиливайте от серьезной работы.

Он покачал головой.

– Сын мой, это ты – вольный лорд. А я шагу не могу ступить без разрешения церкви. И трибунала святой инквизиции.

– Так получите разрешение!

– Это не так просто.

– Почему? Он вздохнул:

– Это у тебя все легко: приказал – и все. А у нас решения принимают только после долгих обсуждений…

Я удивился:

– Разве не вы – Великий Инквизитор?

– Я, – согласился отец Дитрих, – но я всего лишь первый среди равных.

– Ага, – сказал я, – это как Цезарь в сенате. Понятно.

– Цезарь?

– Он тоже сперва долго миндальничал, – объяснил я, – но тамошние демократы так его достали, что прикрыл ту лавочку и начал править, как надо.

Отец Дитрих кивнул:

– Единоначалие – великое благо. Но только во время войны, голода или великой катастрофы.

Я сказал с угрозой:

– Так вот откуда выползла эта демократия… Вот уж не думал, что колыбель – церковь! Ладно, вы хоть поставите этот вопрос? В смысле на обсуждение, а не как-нибудь иначе? Он кивнул, глаза стали очень серьезными и строгими.

– Поставлю.

– Сразу же? – потребовал я.

– Сразу, – пообещал он. Добавил: – Дело серьезное, вижу по тебе, сын мой.