"Ричард Длинные Руки – оверлорд" - читать интересную книгу автора (Орловский Гай Юлий)

Глава 6

В ожидании снега дни пошли суровые, серые, без всяких красок. Только черное, серое и белое. Даже люди притихли и слишком цветную одежду отложили до весны. Во двор часто завозят на телегах горы покрытых инеем коровьих туш, свиней, овец, а также великое множество битой и промерзлой птицы. В кузнице полыхает огонь, из трубы вылетают с синим дымом оранжевые и красные искры.

Первый снег, что и не снег, а так, мелкая труха, заполнил только мелкие рытвины в промерзлой земле, что кажется еще чернее и отвратительнее, чем на самом деле.

Рыцари пируют в нижнем зале, у всех есть что рассказать и чем похвастаться, на всю зиму хватит. Я томился и как тень отца Гамлета скитался по замку. Надо чем-то себя занять, а то мысли сами перескакивают на воспоминания о леди Беатрисе, начинаю с нею говорить, что-то доказывать, а что доказывать, если мы и так идеально понимали друг друга? Настолько идеально, что таким… ну никак нельзя быть вместе. И она это понимает так же отчетливо, как и я.

Сегодня сон вообще не идет, хотя вроде бы давно уже ночь. Однако летом в это время солнце только начинает сползать к горизонту, а сейчас вот уже несколько часов как глухая чернота, в небе – звезды. Жарким летом они заманчиво выглядят милыми такими льдинками, но сейчас это осколки насквозь промерзшей стали: в руки не взять – без пальцев останешься, вообще небо выглядит чужим и враждебным.

Я расстелил карту на столе и рассматривал то так, то эдак, я ж теперь правитель, а это в самом деле что-то новое. Раньше я все старался делать хорошо, но… править? Это посложнее, чем выбить какого-то здоровяка из седла или даже захватить замок!

В ладонях возникла чашка с кофе, я бездумно отхлебывал горячий густой напиток. В дальнее окно видно крохотные домики ближайшей деревни, свет едва пробивается в щели между ставнями, красный и тусклый, сами домики сливаются с тьмой ночи. Собачий лай разносится в морозном воздухе далеко, так же непривычно отчетливо слышно из леса тоскливый волчий вой.

Снег никак не выпадет, но замерзшие лужи сохраняют лед и днем, а это значит, что когда снег выпадет, то пролежит до весны.

Бобик расположился было у моего ложа, мол, так принято, но когда огонь в камине начал догорать, поднялся и с тяжелым вздохом перебрался поближе к каминной решетке. Глаза стали багровыми, но это всего лишь отолеск догорающих углей, а когда опустил веки, то ну просто огромный черный щенок, разве что размерами с теленка. А весом с молодого быка…

От камина то и дело поднимал голову, я все еще за картой, однажды даже не поленился встать, потянулся всласть, но все же обнюхал меня старательно, ничего не обнаружил, я машинально почесал ему за ухом, но Бобик разочарованно вздохнул и отправился обратно. Когда укладывался, в глазах укоризна, это ж я не даю ему выспаться всласть.

– Иду-иду, – ответил я с досадой. – Сейчас…

Вот так повелеваешь тысячами людей, а сам подчиняешься своей собаке. Скажи кому, засмеют.

Тихохонько открылась дверь, вошла, пятясь, молоденькая служанка, босая и с длинной русой косой. Когда повернулась, я увидел, как она прижимает к груди целую охапку березовых чурок. Испуганно охнула, наткнувшись на мой взгляд, быстро-быстро, как пугливая мышь, пробежала к камину и высыпала рядом с Бобиком поленья.

– Простите, ваша милость…

– За что? – буркнул я.

Ее лиловые от холода губы распухли и еле шевелились, а босые ступни тоже стали сизыми. Я смотрел, как она, присев, умело складывает поленья шалашиком. Огонь сразу же охватил сооружение, раздувать не пришлось, тоненькое платье и без того просвечивает, обрисовывая девичью фигурку с тонкой талией и довольно широким задом, а когда с той стороны огонь, то вроде платья и нет вовсе.

Когда огонь разгорелся, Бобик вздохнул еще горестнее, отодвинулся, а потом и вовсе вернулся к своему месту возле ложа. Служанка поднялась и, опустив руки вдоль тела, смотрела на меня с тупым ожиданием. На лице появилось покорное выражение, а в теплых коричневых глазах проступило что-то от молодой коровы.

– Спасибо, – сказал я благосклонно. – До утра тепла хватит.

– Стараюсь, ваша милость.

– Молодец.

Она все еще стояла, опустив руки, на лице проступило что-то вроде непонимания.

– Ваша милость…

– Можешь идти, – сказал я милостиво, но с нажимом. Она поклонилась, быстро отступила к двери, там обернулась, лицо диковатое, в глазах удивление.

– До утра не хватит, – сообщила она. – Все прогорит. Я приду ближе к утру. Надо будет подложить дров.

– Хорошо, – согласился я. – Это ты следила за огнем при прошлом хозяине?

Ее щек чуть коснулся румянец, но это могло быть просто действие теплого воздуха.

– Да, ваша милость…

– Хорошо, – повторил я. – Молодец. Иди.

Она переступила порог, а там, придерживая дверь, сказала торопливо:

– Мы поддерживаем огонь по очереди с Далилой.

– А-а-а, – сказал я. – Кажется, я ее видел. Такая пышная хохотушка?

– Да, ваша милость. Прислать ее? Я отмахнулся.

– Нет. Пусть спит. Иди.

Дверь за нею захлопнулась, я поморщился, что-то никак не войду в роль феодала, это же нормально – грести всех женщин под себя. Я щас в роли эволюции. В замке все, даже слуги, довольно крепкие, сильные и сравнительно здоровые. В селах же народец хилый, слабый, отягощенный разными болезнями, с хрупким сложением и пугливым характером. Но и у трусливых родителей, бывает, появляется сильный и отважный ребенок, так вот при этой системе его тут же заметят, заберут в замок. Либо на дворцовую службу, либо в воинский отряд.

Да и сам феодал, как я понимаю, всегда тот, кто своей мощью, силой и напором сумел собрать вокруг себя шайку самых отважных и сильных. Да что там феодал, даже короли этой эпохи как раз те ребята, которые сумели сплотить, создать, возглавить. И не умением красиво говорить на митингах, здешние короли не умеют читать и писать, а именно железным кулаком, могучей глоткой и готовностью в любой момент схватиться за меч. Я сам знаю такого отважного и напористого вожака рыцарского отряда, который в королевстве Фоссано вообще ухитрился стать Его Величеством.

Так что даже пресловутое право первой брачной ночи не от нездоровой похоти феодала, как подают в школьных учебниках. В любом стаде потомство стараются заполучить от самого здорового и самого сильного, в этом залог выживаемости вида. Так что в большинстве своем слабые и хилые крестьянки сами счастливы заполучить гарантированно здорового и сильного ребенка от лорда. Стоит только посмотреть на него, огромного и могучего, как сразу представляешь, что твой ребенок будет лупить соседских, а его, такого здоровяка, все будут бояться.

Эти мысли текли сперва как слабый ручеек, затем превратились в реку, где скакали через пороги христианизации, как горные бараны, затем неслись в оглушающем грохоте конского табуна… а потом я сказал себе, что вот так и начинается превращение паладина в простого рыцаря, рыцаря – в мужчину, мужчины – в мужика, мужика – в простолюдина, а того, стыдно сказать, вообще в общечеловека.

Вздохнув, я лег, натянул одеяло на ухо и заставил себя погрузиться в сон. Санегерийя не пришла, а жаль. Проклятый Хребет как-то экранирует многие виды магии. Вообще-то он виноват и в других грехах, помасштабнее, но этот вот пустячок задевает больше. Потому что личный, такой вот из меня паладин.

Помылся, велел подать завтрак в покои, чем вызвал недоумевающие взгляды. Сеньор должен своим присутствием все время напоминать вассалам, что он – сеньор, что ему не должны забывать кланяться и вообще оказывать надлежащие знаки внимания. А для этого существуют совместные завтраки, обеды и ужины, а между ними – пиры, чтобы все время ощущать единство, а также чтобы никто не забывал, кто в стае главный.

Барон Альбрехт явился свеженький и подтянутый, очень внимательный, будто и не барон вовсе. Я отодвинул на край стола чашку с темной мутью на дне, барон повел носом и посмотрел на меня с вопросом.

– Магия, – объяснил я небрежно. – Хотите? Барон покачал головой.

– Сэр Ричард, я не настолько набожен, как… гм… вы должны бы, но все-таки не рискну.

– Почему? – спросил я. Он пожал плечами.

– Магия противна Господу. Кто пользуется магией, тому гореть в аду.

– Все создано Господом, – возразил я. – Даже магия. Он кивнул, глаза оставались серьезными.

– Да, Господь создал хорошее и плохое. А нам дал свободу выбора.

Я взял чашку и швырнул в мусорную корзину.

– Знаете, барон, иногда вы смотрите гораздо дальше меня. Даже в таких вопросах, где я не совсем дурак… Итак, барон, давайте перейдем к карте. У меня ночью, как у всякого гения, появились гениальные мысли. Жаль, что я их все забыл… Даже то забыл, что вчера помнил. Кстати, о чем я хотел с вами поговорить?

– О карте, – напомнил барон терпеливо.

– Ах да. Посмотрим на карту Армландии державными очами, как отцы народов. Вон эта дорога… это же дорога?

Барон всмотрелся в карту.

– Дорога. Более того, это главная дорога.

– Которая, как я понимаю, идет из северных земель? Он кивнул.

– Да, сэр Ричард. Вы смотрите в корень. Это главная из дорог, что через несколько королевств тянется к Перевалу. Если кто намеревается перейти Хребет, то ему только по этой дороге. Надеюсь, король Барбаросса не станет чинить препятствий купцам и торговцам. Как видите, дальше дорога вдоль Хребта до Перевала, а затем через герцогство Брабантское к морю…

Я проследил за дорогой, взгляд зацепился за непонятную петлю.

– А это что? Вроде бы место ровное… Он покачал головой.

– Рядом лес.

– И что?

– Это тот самый лес, – объяснил он. Увидев в моих глазах непонимание, пояснил: – Темный Лес, в котором происходит всегда непонятное и всегда неприятное. Никто проезжающий вблизи не может быть уверен за свою жизнь.

– А охрана?

Он снова покачал головой.

– Бесполезно. Единственное, что спасает, – держаться от этого Леса подальше. Потому и такая петля. Была бы короче, но приходится обойти и болота, а также Огненные утесы…

– А эта дорога, что пересекает ее… погоди, дай сам догадаюсь. Там, если не ошибаюсь, богатые рудники?

Он кивнул.

– Верно, сэр Ричард. Горы богаты медью и оловом, а железа много в окрестных болотах. Есть и в горах, правда.

Только придется рыть глубже. Руду везут в Фоссано, там выплавляют железо…

– А почему не на месте? Он пожал плечами.

– Это уметь надо. Копать проще.

– Ну, – протянул я с неудовольствием, – я не хотел бы превращения Армландии в сырьевой придаток!Надоразвиватьсобственное производство.

– Железо выплавляют тоже в Армландии, – объяснил он. – Просто так сложилось, что дальше к северу проживают умелые ремесленники, что умеют не только выплавлять железо, но и превращать его в хорошую сталь. В основном, эти цеха сосредоточены в той части, что уже не Армландия…

– В Фоссано?

– Да.

Я сказал упрямо:

– Нерационально! Одно дело везти за сотню миль руду, другое – железные слитки. А еще лучше – построить там же, кроме плавилен, еще и оружейные. Тогда из Армландии можно будет вывозить готовые изделия.

Он промолчал, хотя я видел, мог бы напомнить, что и так вывозим хорошее оружие и доспехи, однако я тоже прав: если организовать производство на месте, где добывается руда, то готовые изделия станут намного дешевле.

– Это будет сделать непросто, – сказал он и посмотрел на меня пытливо. – Вы знаете, почему.

– В смысле, нужно сперва закрепиться на троне?

– Вы угадали.

– Да что угадывать, это ясно… Закрепимся, барон. И, наверное, вот здесь… да-да, где эта петля, нужно что-то построить. Замок или крепость. Во-первых, защита дороги от разбойников из леса. Во-вторых, другой дороги нет, так что…

– …сами будем собирать налог, -закончил он, – вместо разбойников.

– Но мы будем давать и защиту! – возразил я. – К тому же, если разбойники в эпоху перераспределения капитала захватывают власть, они уже зовутся не разбойниками, а королями, президентами, премьер-министрами… А там нужно переждать короткий период дикого капитализма, и все – мы вполне респектабельные жители цивилизованного мира!

Он зевнул, с намеком в глазах оглянулся на дверь.

– Вы собираетесь почтить своих вассалов совместным завтраком?

– А как же, – ответил я, – вот только шнурки завяжу. Он поднялся.

– Тогда мы ждем. Сэр Растер вспомнил какую-то веселую историю…

Я проворчал:

– Знаем его истории. Когда он повзрослеет?

– Такие не взрослеют, – возразил Альбрехт. – Еще и гордятся этим. Представляете?

– Слышал, – признался я, – но в голове не укладывается.

– Попробуйте уложить вдоль спинного хребта, – посоветовал Альбрехт. -Там тоже мозг, кстати.

Он удалился, а я, одеваясь к завтраку, одним глазом поглядывал на карту, обращая на этот раз больше внимания на, так сказать, политическое деление. Или административное. В том смысле, что здесь примерно та же норма, что существовала в Европе тех времен. На бумаге ее оформил французский король Филипп Красивый. Тот самый гад, что живьем сжег тамплиеров, никогда ему не прощу.

В той норме сказано, что земля может считаться королевством, если в ней не менее четырех герцогств или шестнадцати графств, герцогство – не менее четырех графств, маркизат – пять-шесть бароний, и чтоб не менее десяти дворян в каждой, графство – четыре бароний, виконтство – две-три бароний, а сама барония – по меньшей мере шесть дворянских земель, каждая из которых принадлежит одному рыцарю.

Что такое рыцарь, понятно: владелец лена, способный на свои средства сформировать небольшой отряд. Собственно, в этом отряде рыцарь только он, зато весь в железе, под ним тяжелый боевой конь, тоже в доспехах и кольчуге, а при рыцаре группа поддержки в виде оруженосца и одетых полегче, но все равно хорошо вооруженных конных слуг.

В Армландии, как показывает карта, четырнадцать графств, два герцогства. На королевство, увы, по этим параметрам не тянет, зато по маркизатам и барониям превосходит почти втрое. Что говорит о феодальной раздробленности, как учат в школе. В сильных королевствах идет укрупнение, а где центральная власть слаба – там все дробится и дробится. К счастью, земля здесь велика и обильна, а порядок в ней наведу, наведу. Я не демократ и не демофил, это на Тверской почему-то нельзя вешать на столбах всяких, хоть и руки чешутся, а здесь еще как можно, нужно и полезно для здорового образа жизни всего общества!

Бобик поднялся, огромный и сонный, подошел, широко зевая, положил морду на колени в безмолвном вопросе: а ты меня любишь?

– Люблю-люблю, – заверил я. – Как тебя не любить, чудище мое нелепое?

Он помахал хвостом, требуя подтверждения. Я почесал ему за ушами, холку, спину, а когда он намеревался брякнуться на спину и подставить подобно огромному кабану пузо, я сказал с укором:

– Что-то наглеешь не по дням, а по часам! Не стыдно? Он вздохнул и всем своим видом сказал, что вот ничуточки не стыдно. Это мне должно быть стыдно, у меня ж обезьяньи руки, мог бы чесать его день и ночь, но увиливаю, а это нехорошо, настоящие сюзерены так не поступают, они заботятся о своих подданных, тем более – о друзьях и соратниках!

Но я держался непреклонно, он еще раз вздохнул и потащился к двери, вид обиженный, мол, пока не позовешь, не подойду, ну позови же, ну позови, почему так долго не зовешь?

– Иди-иди, – сказал я. – Гуляй, а то пролежни будут. Только кухню не разори… Я знаю, где ты гуляешь!

Он виновато прижал уши и поспешно выскользнул за порог. Я закрыл за ним дверь и, сняв с крюка на стене пояс, приготовился привычно застегнуть его вокруг талии. Пальцы в который раз сомкнули и снова разомкнули пояс, пряжка с легким щелчком замкнулась и разомкнулась, послушная и покорная, но я чувствовал, что эта зараза что-то таит от нуба.

Снова защелкнул, блестящие пазы из незнакомого металла входят настолько легко, словно посмеиваются: а ну-ка догадайся, для чего мы предназначены на самом деле.

В какой-то момент, в сотый раз нажимая на все уголки и выступы барельефа, я ощутил, как нечто подалось под пальцами. Неуловимо быстро массивная пряжка из квадратной стала шестиугольной. Вместо массивной бычьей головы сейчас на барельефе изображены три дивные башни, высокие и тонкие. Между ними отчетливо виден пролетающий дракон. Я напрягся, всматриваясь в летящую рептилию, изображение придвинулось, я рассмотрел горящие злобой глаза, костяные выступы над глазами, расширенные ноздри…

Сердце стучит, я сосредоточился и, ограничив мир крохотным клочком, приблизил изображение драконьей морды. Глаза желтые, зрачок вертикальный, отчетливо вижу мелкие кровяные сосудики глазного яблока…

Я отшатнулся, мысль жутковатая, но объясняющая такое невероятное искусство ювелира: дракон… живой! А если и не живой, то заморожен, скажем так, в живом виде. Дракон, уменьшенный до размеров небольшой стрекозы.

Именно уменьшенный, в действительности таких крохотных пресмыкающихся просто не может быть по законам биологии…