"Так держать, Дживз!" - читать интересную книгу автора (Вудхауз Пэлем Гринвел)

ГЛАВА 8. Любовь, которая очищает

Я всегда со страхом жду той минуты, когда раз в году, примерно в начале августа, Дживз настаивает на том, чтобы взять отпуск и побездельничать, после чего уматывает на какой-нибудь морской курорт, бросая меня на произвол судьбы. Эта минута сейчас наступила, и мы принялись обсуждать, что нам делать с молодым господином.

— У меня сложилось впечатление, сэр, — сказал Дживз, — что вы намеревались принять приглашение мистера Сипперли и погостить несколько недель в его хэмпширском поместье.

Я засмеялся. Смех мой был горьким и отрывистым.

— Ты прав, Дживз. Ещё как намеревался. Но, к счастью, мне удалось вовремя узнать коварные замыслы Сиппи. Знаешь, что?

— Нет, сэр.

— Мои шпионы донесли мне, что в Хэмпшире будут гостить мать и маленький брат мисс Мун, невесты Сиппи. Теперь ты понимаешь, какое страшное вероломство таится за этим приглашением? Ты понимаешь, что задумал этот подлец? Не вызывает сомнений, Сиппи считает, что я стану развлекать миссис Мун и Себастьяна Муна, в то время как он сам будет целыми днями шляться по прекрасным лугам и полям со своей кошмарной девицей, болтая о том о сём. Я избежал ужасной участи в последнюю секунду, Дживз. Ты помнишь маленького Себастьяна?

— Да, сэр.

— А его выпученные глаза и золотые кудри?

— Да, сэр.

— Не знаю, почему, но я всегда терпеть не мог мальчиков с золотыми кудрями. Когда мальчик с золотыми кудрями попадается на моём пути, у меня руки чешутся уронить ему на голову что-нибудь тяжёлое.

— Многие сильные личности выражали подобное желание, сэр.

— А поэтому ни о каких Сиппи не может быть и речи, Дживз. Это звонок в дверь?

— Да, сэр.

— Значит, кто-то пришёл?

— Да, сэр.

— Сходи, посмотри.

— Да, сэр.

Он исчез и вернулся буквально через несколько секунд с телеграммой на подносе. Я прочитал её, и на моих губах заиграла улыбка.

— Просто удивительно, как часто в жизни происходят приятные совпадения, Дживз. Тётя Делия приглашает меня в своё поместье в Вустершире.

— Очень удачно, сэр.

— Да. Уму непостижимо, как я мог забыть о ней, подыскивая райский уголок. Я там буду как сыр в масле кататься. Живописные окрестности, собственный водоём и лучший повар в Англии. Ты не забыл Анатоля?

— Нет, сэр.

— И главное, Дживз, у тёти Делии мне не грозит общество этих жутких подростков, Правда, к ней на каникулы вроде бы приехал её сын, Бонзо, но я ничего не имею против Бонзо. Сходи, пошли телеграмму, что я принимаю её приглашение.

— Да, сэр.

— А затем упакуй предметы первой необходимости, включая клюшки для гольфа и теннисные ракетки.

— Слушаюсь, сэр. Я рад, что всё закончилось так благополучно.

Мне кажется, я уже упоминал, что в полку моих кошмарных тётушек тётя Делия всё равно, что луч света во тьме. Она тётя, что надо, и женщина, хоть куда. Если вы помните, это именно она вышла замуж за старикана Тома Траверса и, с помощью Дживза, переманила от миссис Бинго Литтл французского повара, Анатоля. Гостить у неё в имении — одно удовольствие. Там всегда полно весёлых лиц, и ни одному дураку не придёт в голову вытащить вас из постели к завтраку, как это принято почти во всех загородных домах.

Соответственно, я с лёгким сердцем поставил свой двухместный автомобиль в гараж Бринкли-корта и отправился в дом напрямик, через кустарник и лужайку для игры в теннис, чтобы сообщить о своём прибытии. Я уже подходил к дверям, когда из окна курительной комнаты высунулась голова, и я увидел сияющее от счастья лицо.

— А, мистер Вустер! — сказала голова. — Ха, ха!

— Хо, хо! — ответил я, не желая показаться неучтивым.

Мне понадобилось несколько секунд, чтобы вспомнить, где я раньше встречался с этой головой. Она принадлежала побитому молью старикану семидесяти лет, закадычному другу покойного отца тёти Делии. Очень милый старикан, но вечно страдающий нервными расстройствами.

— Только что приехали? — спросил он, сияя как медный таз.

— Сию минуту, — ответил я, на всякий случай тоже сияя.

— Если не ошибаюсь, вы найдёте нашу очаровательную хозяйку в гостиной.

— Спасибо, — сказал я и, посияв для приличия ещё немного, вошёл в дом.

Тётя Делия действительно оказалась в гостиной и, когда я переступил через порог, с энтузиазмом меня приветствовала, что было мне очень лестно. Она тоже сияла. Должно быть, это погода на всех так действовала.

— Привет, урод, — сказала она. — Явился, не запылился. Слава богу, что тебе удалось ко мне выбраться.

Она взяла со мной верный тон, чего, к несчастью, я не мог ждать от других членов нашей семьи, в особенности, от тёти Агаты.

— Я всегда рад принять приглашение такой гостеприимной хозяйки, — любезно сказал я. — Не сомневаюсь, что прекрасно проведу у тебя время. Насколько я понял, к тебе приехал погостить мистер Анструтер? Кто-нибудь ещё?

— Ты знаком с лордом Снэттишэмом?

— Мы встречались на скачках.

— Он здесь вместе с леди Снэттишэм.

— И Бонзо, конечно, тоже?

— Да. И ещё Том.

— Дядя Том?

— Нет. Он в Шотландии. Твой кузен, Том.

— Ты имеешь в виду этого кошмарного сына тёти Агаты?

— Естественно. Олух царя небесного, как ты думаешь, сколько у тебя кузенов по имени Том? Агата уехала в Гамбург и подбросила мне своё чадо.

— Но, тётя Делия! Ты понимаешь, что ты натворила? У тебя есть хоть малейшее представление о биче божьем, который будет жить у тебя в доме? В обществе юного Тоса самые смелые люди бледнеют от страха. Он первый в Англии враг рода человеческого в облике мальчика. Нет такой пакости, на которую он не был бы способен.

— Я тоже так думала, — согласилась моя родственница. — Но сейчас, будь он неладен, Том ведёт себя как образцовый ученик воскресной школы. Понимаешь, когда мистер Анструтер (в последнее время бедняга совсем ослаб) узнал, что будет жить в доме с двумя подростками, он действовал быстро и решительно, предложив награду в пять фунтов тому из них, кто будет лучше себя вести во время его пребывания в Бринкли-корте. С той самой минуты из лопаток юного Тома выросли большие белые крылья. — На мгновение её лицо затуманилось, и она с горечью сказала: — Корыстный маленький негодяй! В жизни своей не видела такого тошнотворно прилежного ребёнка. Ещё немного, и я вообще разочаруюсь в детях.

Честно говоря, я немного удивился.

— Разве тебя не радует, что он стал пай-мальчиком?

— Нет.

— Не понимаю, почему. С моей точки зрения, спокойный, тихий Тос куда лучше, чем Тос, носящийся по всему дому и вытворяющий бог знает что. По-моему, тут двух мнений быть не может.

— Ещё как может! Видишь ли, Берти, награда за Хорошее Поведение несколько усложнила дело. Во всей этой истории есть скрытый смысл. Соперничество двух детей пробудило в леди Снэттишэм спортивный дух, и она настояла на том, чтобы заключить со мной пари.

Я прозрел. Наконец-то мне стало понятно, о чём шла речь.

— Ах! — сказал я. — Теперь я уловил. Теперь я уразумел. Теперь я постиг. Она поставила на Тоса, верно?

— Да. И, естественно, хорошо его зная, я решила, что моё дело в шляпе.

— Само собой.

— Я не сомневалась, что выиграю. Видит бог, у меня нет иллюзий в отношении моего дорогого сыночка. Бонзо всегда был несносным ребёнком. Но поставить на него в состязании с Томом за Хорошее Поведение казалось мне делом беспроигрышным.

— Точно.

— Мой Бонзо — обычный бедокур и проказник, в то время как Том — пакостник, каких мало.

— Вот именно. Я не вижу причин для волнений, тётя Делия. Тос долго не продержится. Вот увидишь, скоро он начнёт откалывать один номер за другим.

— Да, но прежде может случиться большая беда.

— Беда?

— Игра ведётся нечисто, Берти, — хмуро сказала тётя Делия. — Когда я заключала пари, я не приняла во внимание чёрных душ Снэттишэмов. Вчера, например, мне стало доподлинно известно, что Джек Снэттишэм уговаривал Бонзо забраться на крышу и проухать филином в трубу камина, который находится и комнате мистера Анструтера.

— Не может быть!

— Да. Мистер Анструтер — больной, несчастный старичок, и это напугало бы его до полусмерти. Он, несомненно, сразу же дисквалифицировал бы Бонзо и объявил бы победителем Тома.

— Но Бонзо не стал ухать филином?

— Нет, — ответила тётя Делия, и в голосе её прозвучала материнская гордость. — Он наотрез отказался ухать. К счастью, в настоящий момент он влюблён, и это в корне изменило его характер. Он ведёт себя, как шёлковый.

— Влюблен? В кого?

— В Лилиан Гиш. Неделю назад в деревенском синематографе крутили один из старых фильмов, и Бонзо впервые увидел её на экране. Он вышел из кино бледный, с горящим взором и с тех пор изо всех сил старается вести себя так, чтобы быть достойным своего кумира. Так что беда меня миновала.

— Вот и отлично.

— Да. Но теперь моя очередь. Надеюсь, ты не думаешь, что я всё так оставлю? Когда со мной поступают по справедливости, честнее меня на свете не сыщешь, но если я получаю удар ниже пояса, то отвечаю тем же. Не бойся, в долгу не останусь. Раз уж пошла грубая игра, я докажу, что умею играть не хуже других. Ставка слишком высока, чтобы я стала миндальничать.

— Ты поспорила на крупную сумму?

— Я могу проиграть куда больше, чем деньги. Я поставила на кон Анатоля против судомойки Джейн Снэттишэм.

— Святые угодники и их тётушка! Дядя Том скажет тебе пару ласковых, если вернётся и обнаружит, что Анатоля больше нет.

— И не только скажет!

— Уж слишком не равны ставки, тётя Делия. Я имею в виду, Анатоль известен по всей Англии, как повар без страха и упрёка.

— Ну, судомойку Джейн Снэттишэм тоже не на помойке подобрали. Говорят, таких, как она, днём с огнём не найти, а хорошие судомойки в наши дни так же редки, как подлинники Гальбейна. Кроме того, я вынуждена была предложить Джейн более выгодные условия. Она на этом настаивала. Но вернёмся к нашим баранам. Если оппозиция устанавливает препятствия на пути Бонзо, то Тому придётся преодолеть в сто раз больше препятствий, Так что позови Дживза, и пусть он начинает шевелить мозгами.

— Но я приехал один.

— То есть как?

— Очень просто. В это время года Дживз всегда берёт отпуск. Он уехал в Богнор ловить креветок.

— В таком случае немедленно пошли за ним! Зачем ты мне сдался без Дживза? Какой от тебя толк?

Я распрямил плечи и вытянулся во весь рост. Я, конечно, уважаю Дживза, дальше некуда, но гордость Вустеров была уязвлена.

— Дживз не единственный, у кого есть мозги, — холодно произнёс я. — Поручи это дело мне, тётя Делия. Надеюсь, к обеду я представлю тебе для утверждения подробный план действий. Если мне не удастся вывести Тоса из игры, я, как истый англичанин, съем свою шляпу.

— Вряд ли тебе придётся есть что-нибудь ещё, если я проиграю Анатоля, — пробормотала тётя Делия. Она была мрачнее тучи, и, по правде говоря, её настроение совсем мне не понравилось.

Выйдя из гостиной, я стал напряжённо думать. Я сильно подозревал, что тётя Делия (хоть она всегда была со мной дружелюбна и искренне радовалась моему обществу) была довольно невысокого мнения о моих умственных способностях. Уж слишком часто она говорила, обращаясь ко мне, «тупица», «оболтус» или «олух царя небесного»; и хотя в тоне её сквозило чувство привязанности, должен честно признаться, эти слова меня ранили. Сейчас, например, она прозрачно намекнула, что на меня нельзя положиться в критической ситуации, требующей находчивости и решительности. Я хотел доказать, что она глубоко заблуждается.

Самое главное в делах такого рода, — так скажет вам Дживз, — вникнуть в психологию индивида. Как следует изучите индивида, и вы добьетёсь от него, чего хотите. Можете мне поверить, я изучал Тоса долгие годы и знал его, как облупленного. Мой кузен Томас принадлежит к числу тех подростков, которые никогда не угомонятся, если вы понимаете, что я имею в виду. Попробуйте разозлить или раздразнить этого несовершеннолетнего преступника, и он при первой же возможности страшно вам отомстит. В прошлом году, например, он оставил члена кабинета министров на необитаемом острове посередине озера в поместье моей тёти Агаты в Херефордшире, причём под проливным дождём и в компании одного из самых злобных лебедей, которых мне когда-либо доводилось видеть. А всё потому, что, застукав Тоса в кустах с сигаретой, кабинетный министр донёс на него матери. Ну, как оно вам?

Поэтому я пришёл к заключению, что несколько удачно подобранных колкостей в его адрес, бьющих по самым чувствительным местам, заставят Тоса придумать мне какую-нибудь потрясающую месть. А если вас удивляет, что я готов был подвергнуть свою жизнь опасности во имя спокойствия тёти Делии, я должен вам сказать, что мы, Вустеры, не умеем иначе.

Теперь мне оставалось уточнить одну маленькую деталь, а именно: сочтёт ли старикан Анструтер пакость, сделанную Бертраму Вустеру, достаточным основанием, чтобы снять Тоса с соревнований, или он просто по стариковски захихикает и заявит, что все мальчишки — непоседы? В последнем случае, как вы сами понимаете, мой план отменялся. Я решил обратиться к старику и выяснить, что к чему.

Мистер Анструтер, более чем когда-либо напоминавший божий одуванчик, всё ещё сидел в курительной комнате и читал «Таймс». Я сразу взял быка за рога.

— О, мистер Анструтер, — сказал я. — Здравствуйте!

— Меня волнует положение дел на американской бирже, — сообщил он. — Поведение Медведей мне совсем не нравится.

— Да? А я как раз пришёл поговорить с вами о соревновании на приз за Хорошее Поведение.

— Ах, вы уже слышали о моей выдумке? — расцвёл старикан.

— Я не совсем понимаю, как вы судите.

— О, сейчас объясню. Я придумал свою систему оценок. С утра каждый из мальчиков получает по двадцать баллов. Затем, в течение дня, за различные проделки вычитаются определённые суммы. Так, например, за крики у моей спальни снимается три балла, а за свист — два. Соответственно, чем серьёзнее проступок, тем суровее наказание. Вечером, перед сном, я заношу оценки в свою записную книжку. Просто, но гениально, вы не находите, мистер Вустер?

— Точно.

— Хочу вам доложить, пока что результаты меня обнадёживают. До сих пор оба мальчика не потеряли ни одного балла, и мои нервы (я и мечтать об этом не мог, узнав, что буду жить в доме с двумя детьми) постепенно начали успокаиваться.

— Понятно, — сказал я. — Это вы здорово придумали. А как вы оценили бы аморальные поступки по отношению к остальному человечеству?

— Простите?

— Я имею в виду, если речь идёт не о вас лично. Допустим, один из них сделает мне какую-нибудь пакость. Натянет верёвку на моём пути, знаете ли, или ещё что-нибудь. Или подложит мне в постель жабу.

Старикан был явно шокирован.

— В таком случае я вычту из общей суммы целых десять баллов.

— Только десять?

— Ну, пятнадцать.

— Двадцать — круглая, ровная цифра.

— Возможно, даже двадцать. Я испытываю неподдельный ужас при мысли о подобных злых шутках.

— Полностью с вами согласен.

— Если произойдёт такой возмутительный случай, вы ведь поставите меня в известность, мистер Вустер?

— Вы первый о нём узнаете, — пообещал я.

А затем я отправился в сад на поиски юного Тоса. Теперь я выяснил всё, что хотел. Бертрам почувствовал твердую почву под ногами, и ему не о чем было беспокоиться.

Мне не пришлось долго искать Тоса. Он сидел в беседке и читал какую-то поучительную книгу.

— Привет, — сказал мой кузен, улыбаясь ангельской улыбкой.

Этот злой дух человечества был, мягко говоря, полным ребёнком, которому снисходительные люди позволили засорять собой землю на протяжении вот уже четырнадцати лет. У него были зелёные глаза, нос картошкой и внешность гангстера. Я никогда не считал Тоса красавцем, но от ангельской улыбки его физиономия приобрела совсем жуткое выражение.

Я быстро перебрал в уме несколько вариантов колкостей.

— Привет, молодой человек, — сказал я. — Не ожидал с тобой здесь встретиться. Да ты разжирел, как свинья.

Неплохо для начала, верно? По опыту я знал, что Тос никогда добродушно не относился к весёлым шуткам о появившемся у него с некоторых пор брюшке. В последний раз, когда я сделал ему замечание по этому поводу, он — тогда ещё несмышленый ребёнок — ответил мне в таких выражениях, которыми я, человек взрослый, с удовольствием пополнил свой словарный запас. Но сейчас, хотя на мгновение взгляд его стал тоскливым, он улыбнулся мне ещё более ангельской улыбкой, чем прежде.

— Да, мне кажется, я опять немного прибавил в весе, — мягко сказал он. — Видно, придётся вплотную заняться физическими упражнениями, пока я здесь отдыхаю. Не хочешь ли присесть, Берти? — Он поднялся с кресла. — Должно быть, ты устал после долгой дороги. Я принесу тебе подушку. У тебя есть сигареты? И спички? Если надо, я могу быстренько сбегать за ними в курительную комнату. А может, ты хочешь выпить какой-нибудь прохладительный напиток?

Можете мне поверить, я был поражён, дальше некуда. Несмотря на рассказ тёти Делии, мне не верилось, что в отношении великого пакостника к ближним могли произойти такие сенсационные перемены. Однако я не сдался.

— Ты всё ещё учишься в своей никудышной школе? — спросил я.

Возможно, Тос был непроницаем для шуток о embonpoint, но мне казалось невероятным, что он ради денег пропустит мимо ушей шпильку в адрес его alma mater. Я ошибся. Видимо, решимость моего кузена заработать пятёрку была непоколебимой. Он просто покачал головой.

— Я оттуда ушёл. С осени буду учиться в Ревенхэрсте.

— Там носят академические шапочки с плоским квадратным верхом?

— Да.

— С розовыми кисточками?

— Да.

— Представляю, каким ослом ты будешь выглядеть! — сказал я и весело рассмеялся, хотя, по правде говоря, у меня уже не было особой надежды на успех.

— Ещё бы! — воскликнул он и рассмеялся ещё веселее, чем я.

— Академическая шапочка!

— Ха, ха!

— Розовая кисточка!

— Ха, ха!

Я бросил это дело.

— Ну, пока-пока, — мрачно произнёс я и вышел из беседки.

Через несколько дней я понял, что Тос заболел куда серьёзнее, чем я предполагал. Ребёнок был просто безнадёжен.

Плохие новости сообщил мне мистер Анструтер.

— О, мистер Вустер, — сказал он, встретив меня на лестнице, когда я спускался в сад, как следует подкрепившись завтраком. — Вы были так любезны, что проявили интерес к организованному мною соревнованию на приз за Хорошее Поведение.

— О, а?

— Помнится, я объяснил вам мою систему оценок. Ну так вот, сегодня утром я вынужден был внести в неё некоторые коррективы. Этого потребовали обстоятельства. Совершенно случайно я увидел, как племянник нашей хозяйки, Томас, возвращается домой усталый и весь в пыли. Я спросил, почему он на ногах в столь ранний час — дело было задолго до завтрака, — и ребёнок ответил, что слышал, как вы вчера выразили сожаление по поводу своей забывчивости, поскольку не перевели из Лондона в Бринкли-корт «Спортивные новости», и поэтому он ходил на вокзал, — а это больше трёх миль в один конец, — чтобы купить вам газету.

Старикан поплыл перед моими глазами. Неожиданно я увидел двух мистеров Анструтеров, которые колебались, как туман.

— Что?!

— Я понимаю ваши чувства, мистер Вустер. Более того, я глубоко ценю их. Редко когда можно встретить доброту и отзывчивость в сердце современного ребёнка. Я был так тронут его удивительным поступком, что допустил отклонение от своей системы и наградил его пятнадцатью лишними баллами.

— Пятнадцатью!

— Вообще-то вы, конечно, правы. Пусть будет двадцать. Как вы сами справедливо заметили, это — круглая, ровная цифра.

Он засеменил в направлении курительной комнаты, а я отправился на поиски тёти Делии.

— Тётя Делия! — воскликнул я. — Дело принимает угрожающий оборот.

— Можно подумать, я не в курсе, — мрачно произнесла моя родственница. — Знаешь, что произошло? Этот жулик Снэттишэм, которого давно пора выкинуть из всех его клубов, предложил Бонзо десять шиллингов, если он хлопнет бумажным пакетом за спиной мистера Анструтера во время завтрака. Хвала всевышнему, любовь чистой женщины победила и на этот раз. Мой дорогой Бонзо многозначительно поглядел на негодяя, повернулся и ушёл. Зато теперь окончательно стало ясно, какая тяжёлая борьба нам предстоит.

— Куда тяжелее, чем ты думаешь, — вздохнул я и передал ей свой разговор с мистером Анструтером.

Она была ошеломлена. Можно сказать, поражена ужасом.

— И это сделал Томас?

— Тос собственной персоной.

— Прошагал шесть миль, чтобы купить тебе газету?

— Шесть с небольшим.

— Наглый щенок! Великие небеса, Берти, ты понимаешь, что теперь он каждый день будет творить Добрые Дела? Неужели его никак нельзя остановить?

— Не знаю, тётя Делия. Честно признаться, я совсем сбит с толку. По-моему, нам остаётся один выход: послать за Дживзом.

— Давно пора, — не очень любезно заявила моя тётушка, — Тебе следовало сделать это с самого начала. Телеграфируй ему немедленно.

Дживз — малый, что надо. У него золотое сердце высшей пробы. Другой бы на его месте, получив телеграмму, вызывающую его из отпуска, поднялся бы на дыбы, и всё такое. Но к Дживзу это не относится. На следующий же день, бронзовый от загара и пышущий здоровьем, он приехал в Бринкли-корт, и я без промедления изложил ему суть дела.

— Вот такие пироги, Дживз, — заключил я, перечислив вышеупомянутые факты. — Тебе придётся поднапрячься, как никогда. Сейчас иди отдыхать, а вечером, слегка перекусив, удались в уединённое место и начинай шевелить мозгами. Тебе понадобятся какие-нибудь возбуждающие блюда или напитки на обед? Такие, знаешь ли, которые подхлестнут твои старые, добрые мозги? Скажи, чего ты хочешь, и у тебя всё будет.

— Большое спасибо, сэр, но я уже составил план, который, как мне кажется, поможет решить данную проблему.

Я посмотрел на него чуть ли не со страхом.

— Уже?

— Да, сэр.

— Как, уже?!

— Да, сэр.

— Что-нибудь связанное с психологией индивида?

— Совершенно верно, сэр.

Я разочарованно покачал головой. По правде говоря, меня одолели сомнения.

— Ладно, Дживз, выкладывай свой план, — сказал я. — Но вряд ли ты предложишь что-нибудь путное. Ведь ты только что приехал и не знаешь, какие ужасные перемены произошли в юном Тосе. Должно быть, ты судишь о нём по тому ребёнку, которого видел в последний раз. Бесполезно, Дживз. Желая во что бы то ни стало заполучить пятёрку, проклятый сорванец стал таким добродетельным, что спасу нет. Я посмеялся над его животиком, презрительно отозвался о его школе, а в ответ он улыбнулся улыбкой умирающей утки. Однако послушаем, что ты придумал.

— Мне пришло в голову, сэр, что в данной ситуации вам обязательно надо попросить миссис Траверс ненадолго пригласить к себе в гости молодого Себастьяна Муна.

Я вновь покачал своей черепушкой. План Дживза показался мне бредом комара, а ещё точнее, бредом комара в лунную ночь.

— Что это изменит, прах побери? — Честно признаться, я говорил несколько раздражённо. — Почему Себастьяна Муна?

— У него золотые кудри, сэр.

— Ну и что с того?

— Самые сильные личности часто не могут сдержаться при виде золотых кудрей, сэр.

Вообще-то мысль была неплоха, но я не могу сказать, что, услышав её, задрожал от восторга. Конечно, увидев Себастьяна Муна, Тос может дрогнуть и сделать ему какую-нибудь пакость, но я мало на это надеялся.

— Возможно, ты прав, Дживз.

— Мне кажется, я не слишком самонадеян, сэр. Если вы помните, помимо золотых кудрей молодой господин Себастьян обладает крайне неуживчивым характером. Он любит весьма категорично выражать своё мнение по любому поводу, а это вряд ли понравится молодому господину Томасу, который на несколько лет старше молодого господина Себастьяна.

Меня всё время не оставляло чувство, что в плане Дживза был какой-то изъян, и сейчас я понял, в чём он заключался.

— Послушай, Дживз. Допустим, как ты говоришь, при виде маленького Себастьяна у всех руки чешутся всыпать ему по первое число. Почему ты решил, что им займётся Тос, а не Бонзо? Хороши мы будем, если наш ставленник вдруг свернёт Себастьяну шею на другую сторону и скажет, что так и было. Не забудь, Бонзо уже отстал от Тома на двадцать баллов, и мы можем проиграть пари в любую секунду.

— То, чего вы боитесь, маловероятно сэр. Молодой господин Траверс влюблён, а любовь в возрасте тринадцати лет — мощный сдерживающий фактор.

— Гм-мм, — протянул я. — Что ж, Дживз, попробуем. Другого выхода всё равно нет.

— Да, сэр.

— Я скажу тёте Делии, чтобы она сегодня же написала Сиппи,

Должен вам признаться, что, когда маленький Себастьян приехал к нам через несколько дней, я воспрял духом. С моей точки зрения, любой нормальный, уважающий себя мальчишка при виде Себастьяна Муна просто не мог не отвести его куда-нибудь в сторонку и как следует не отлупить. Он был очень похож на маленького лорда Фаунтлероя. Я пристально наблюдал за Тосом в момент их встречи, и, если не ошибаюсь, в глазах моего кузена зажёгся огонёк, который наверняка загорался у индейского вождя Чингакчука или, скажем, Сидящего Быка в тот момент, когда руки их тянулись за ножом, которым снимают скальпы.

Впрочем, пожимая Себастьяну руку, Тос ничем не выдал своих чувств. Только проницательный наблюдатель смог бы заметить, что он потрясён до глубины души. Но я всё видел и тут же призвал к себе Дживза.

— Дживз, — сказал я, — если тебе показалось, что я не совсем одобрительно отзывался о твоем плане, то я беру свои слова обратно. По-моему, ты попал в яблочко. Я внимательно следил за Тосом. Когда он увидел Себастьяна Муна, его глаза странно заблестели.

— Вот как, сэр?

— Он нерешительно переступил с ноги на ногу и пошевелил ушами. Уж не знаю, какие героические усилия он приложил, чтобы сдержаться.

— Да, сэр?

— Да, Дживз. У меня сложилось определённое впечатление, что ещё секунда, и он вспыхнет, как порох. Попрошу тётю Делию, чтобы завтра она отвезла их обоих на какой-нибудь пикник и оставила в уединённом месте. В остальном, я думаю, мы можем положиться на матушку-природу.

— Хорошая мысль, сэр.

— Это не просто хорошая мысль, Дживз, — сказал я. — Это верняк.

Знаете, чем старше я становлюсь, тем больше убеждаюсь, что на свете вообще не существует верняков. Я столько раз видел, как с первого взгляда стопроцентные дела лопались, словно мыльные пузыри, что стал сам настоящим равнодушным скептиком. Парни подсаживаются ко мне в «Трутне», да и в других местах, предлагая поставить на лошадь, которая должна прийти первой, даже если на старте в неё ударит молния, но Бертрам Вустер лишь качает головой. Он слишком хорощо знает жизнь, чтобы хоть в чём-то быть уверенным.

Если б кто-нибудь сказал мне, что мой кузен Тос, оставшись наедине, причём надолго, с таким уродом, как Себастьян Мун, не только не обкорнает ему перочинным намеком локоны, не выкупает в пруду и всё такое, а вернётся домой с отвратительным мальчишкой на закорках, я бы презрительно рассмеялся. Я знал Тоса, я знал, на что он способен. Я видел его в деле. И я не сомневался, что мысль о жалких пяти фунтах не заставит моего кузена сдержать свои чувства.

Знаете, что произошло? Тихим вечером, когда птицы распелись вовсю, а природа, казалось, расцвела, одаривая всех надеждой и счастьем, пришла беда. Я болтал со стариканом Анструтером на террасе, когда неожиданно из-за поворота тропинки показались двое мальчишек. Себастьян сидел на спине Тоса, размахивая шляпой, и его золотые кудри развевались по ветру. Он во всё горло пел, перевирая слова, комическую песню, а Тос, сгибаясь под его тяжестью, упорно шагал вперёд, улыбаясь своей омерзительной ангельской улыбкой. Аккуратно ссадив златокудрое дитя на ступеньки крыльца, он подошёл к нам.

— У Себастьяна гвоздь в ботинке, — объяснил мой кузен тихим, благоговейным голосом. — Ему было больно идти, поэтому я принёс его на закорках.

Я услышал, как мистер Анструтер судорожно вздохнул.

— Ты нёс его всю дорогу?

— Да, сэр.

— По такой жаре?

— Да, сэр.

— Но разве тебе не было тяжело?

— Немного, сэр, — тут Тос вновь одарил нас своей ангельской улыбкой. — Но он очень мучился от боли в ноге.

Я ушёл. Судя по блеску в глазах, семидесятилетний старец собирался выдать очередные премиальные, а мне вовсе не хотелось присутствовать при раздаче премий. Я отправился к себе в комнату и застал там Дживза, который возился с моими галстуками и всем прочим.

Выслушав моё сообщение, он поджал губы.

— Серьёзный случай, сэр.

— Очень серьёзный, Дживз.

— Я этого боялся, сэр.

— Да ну? А я, наоборот, был убеждён, что Тос сделает из Себастьяна свиную отбивную. По крайней мере, я на это рассчитывал. Вот что деньги делают с человеком, Дживз. Наступил коммерческий век. В моё время я разделал бы такого ребёнка, как Себастьян, под орех и получил бы удовольствие куда большее, чем от обещанных пяти фунтов.

— Вы ошибаетесь, сэр, полагая, что молодым господином Томасом движет страсть к деньгам. Он подавил свои естественные желания вовсе не из стремления заработать пять фунтов.

— А?

— Я выяснил истинную причину перемен, происшедших в душе молодого господина Томаса.

По правде говоря, я несколько растерялся.

— В чём же дело, Дживз? В религии?

— Нет, сэр. В любви.

— В любви?

— Да, сэр. Молодой джентльмен поведал мне о своей любви в короткой беседе незадолго до ленча. Мы стояли в холле и разговаривали о пустяках, когда внезапно он сильно покраснел и после некоторого колебания спросил меня, не считаю ли я Грету Гарбо самой прекрасной женщиной в мире.

Я прижал ладонь к своему челу.

— Дживз! Только не говори мне, что Тос влюблён в Грету Гарбо!

— Да, сэр. К несчастью, так оно и есть. Молодой господин Томас дал мне понять, что увлекался ей всё больше и больше, а после последней её картины полюбил навек. Голос его дрожал от избытка чувств. Из его объяснений было абсолютно ясно, что он предполагает провести всю свою жизнь так, чтобы стать достойным её.

Это был нокаут. Это был конец.

— Это конец, Дживз, — сказал я. — Теперь уже Бонзо отстал на добрые сорок баллов. Только из ряда вон выходящее преступление против человечества, сделанное Тосом на глазах у всех, может вывести его из лидеров. А сейчас, насколько я понимаю, он не захочет совершать преступлений.

— Нет, сэр. Это маловероятно.

Я предался грустным размышлениям.

— Дядю Тома кондрашка хватит, когда он вернётся и узнает, что Анатоля больше нет.

— Да, сэр.

— Тёте Делии придётся испить горькую чашу до последней капельки.

— Да, сэр.

— И, с точки зрения эгоиста, я навсегда потеряю возможность есть самые вкусные блюда во всей Англии. Ведь Снэттишэмы вряд ли пригласят меня в гости просто так, от нечего делать.

— Да, сэр.

— Тогда остается лишь гордо поднять голову и смириться с неизбежным.

— Да, сэр.

— Подобно одному из аристократов во времена французской революции, который умотал в крытой двуколке, что? Презрительная улыбка. Выпяченная нижняя губа.

— Да, сэр.

— Так держать, Дживз! Запонки в рубашке?

— Да, сэр.

— Галстук выбран?

— Да, сэр.

— Воротнички и нижнее бельё приготовлены?

— Да, сэр.

— В таком случае я пошёл принимать ванну. Ты и оглянуться не успеешь, как я вернусь.

Хорошо говорить о презрительных улыбках и выпяченных нижних губах, но по собственному опыту я знаю (и думаю, многие со мной согласятся), что это куда легче сказать, чем сделать. Честно вам признаюсь, что в течение следующих нескольких дней, несмотря на неимоверные усилия, я был мрачнее тучи. И, как назло, на Анатоля вдруг напал стих, и он начал готовить одно блюдо вкуснее другого, явно превзойдя самого себя.

Вечер за вечером мы сидели за обеденным столом, и пища таяла в наших ртах, и тётя Делия бросала на меня взгляд, а я бросал взгляд на тётю Делию, и мужчина Снэттишэм спрашивал женщину Снэттишэм утробным голосом, едала ли она когда-нибудь нечто подобное, а женщина Снэттишэм ухмылялась мужчине Снэттишэму и отвечала, что никогда в жизни не пробовала такой вкуснятины, а я бросал взгляд на тётю Делию, а тётя Делия бросала взгляд на меня, и наши глаза наполнялись невыплаканными слезами, если вы понимаете, что я имею в виду.

И с каждым днём отъезд мистера Анструтера приближался.

Конец, можно сказать, был не за горами.

А затем, в последний день пребывания старца в Бринкли-корте, произошло непредвиденное.

Это был теплый, сонливый, мирный день. Я трудился в своей комнате, корпя над письмом, которое давно должен был написать, и с того места, где я сидел, прекрасно была видна тенистая лужайка, окружённая весёлыми цветочными клумбами. Две-три птички прыгали по земле, две-три бабочки порхали туда-сюда, эскадрон пчёл носился взад-вперёд. В шезлонге на лужайке почивал почтенный старец, мистер Анструтер. Это зрелище, не будь я так отягощён заботами, безусловно подействовало бы успокаивающе на мою старую, добрую душу. Пейзаж портила разве что Снэттишэм, которая шлялась между клумбами и, очевидно, составляла в уме будущие меню своих обедов, чтоб ей пусто было.

Время словно остановилось. Птички прыгали, бабочки порхали, пчёлы носились, а старикан Анструтер храпел, — короче, всё шло по расписанию. А я добрался до того места в письме к моему портному, где следовало употребить весьма резкие выражения по поводу оттопыренного правого рукава моего смокинга.

Раздался стук в дверь, и в комнату вошёл Дживз с дневной почтой. Я безразлично положил письма рядом с собой на стол.

— Вот такие пироги, Дживз, — грустно сказал я.

— Сэр?

— Мистер Анструтер уезжает завтра.

— Да, сэр.

Я бросил взгляд на спящего старикана.

— В дни моей юности, Дживз, — сказал я, — как бы я не был влюблён, я никогда не смог бы устоять при виде пожилого джентльмена, заснувшего на лужайке в шезлонге. Я бы обязательно над ним подшутил, чего бы мне это не стоило.

— Вот как, сэр?

— Да. Скорее всего, выстрелил бы в него горохом из трубки. Но современный ребёнок — дегенерат. Он не умеет радоваться прелестям жизни. Должно быть, Тос в этот прекрасный день торчит дома и показывает Себастьяну свою коллекцию марок или что-нибудь ещё. Ха! — воскликнул я, и восклицание моё прозвучало достаточно презрительно.

— Насколько мне известно, молодой господин Томас играет с молодым господином Себастьяном у конюшен, сэр. Я недавно встретил молодого господина Себастьяна, который сообщил мне, что он туда идёт.

— Серебряный экран, Дживз, — заметил я, — проклятье нашего века. Если бы не кино, и если б Тос вдруг остался вдвоём с Себастьяном в таком уединённом месте, как…

Я умолк, не закончив фразы, Откуда-то с юго-запада, из места, скрытого от моего взора, раздался дикий визг. Он разрезал воздух, как горячий нож масло, и старый мистер Анструтер подскочил на месте, словно ему всадили заряд соли в мягкое место. В следующую секунду в моём поле зрения появился Себастьян, улепётывающий со всех ног от Тоса, который нёсся как угорелый. Несмотря на то, что в правой руке Тос держал тяжёлое ведро, из которого поят лошадей, он явно должен был выиграть забег. Мой кузен уже почти догнал Себастьяна, когда тот, с редкой для ребёнка его лет сообразительностью, отпрыгнул и спрятался за мистера Анструтера, после чего в действии наступил перерыв.

Правда, ненадолго. Тос, совершенно очевидно потрясённый каким-то происшествием до глубины души, ловко отскочил в сторону, взял ведро за донышко левой рукой и в мгновение ока выплеснул всё его содержимое. Мистер Анструтер, который в этот момент отскочил в ту же самую сторону — насколько я мог судить издалека, — чуть было не захлебнулся. В долю секунды, нежданно-негаданно, он стал самым мокрым человеком во всём Вустершире.

— Дживз! — вскричал я.

— Вот именно, сэр, — сказал Дживз, в двух словах определяя ситуацию, лучше некуда.

На лужайке события развивались своим чередом. Быть может, мистер Анструтер и был немощным старцем, но в критическую минуту он умел постоять за себя. Мне редко доводилось видеть, чтобы человек его лет действовал так энергично. Рядом с шезлонгом лежала его трость, и, схватив её, он самозабвенно ринулся в бой. Мгновением позже они с Тосом исчезли за углом дома. Судя по доносившимся звукам, Тос отдал борьбе все силы, но оказался недостаточно выносливым в беге на длинные дистанции.

Постепенно крики утихли, и я с нескрываемым удовольствием посмотрел на Снэттишэм, которая стояла с таким видом, словно её ударили пыльным мешком по голове, и смотрела с открытым ртом, как её ставленник сходит с дистанции. Я повернулся к Дживзу. Мне не часто удаётся утереть ему нос, но сейчас моя правота была доказана окончательно и бесповоротно.

— Вот видишь, Дживз, — сказал я. — Ты ошибся, а я оказался прав. Кровь гуще, чем водица. Тос остаётся Тосом, несмотря ни на что. Разве леопард может избавиться от своих пятен, а эфиоп от чего-то там ещё? Как это говорится в том стихе об изгнании Природы, который нас заставляли зубрить в школе?

— Можно изгнать природу вилами, сэр, но она обязательно вернётся? В латинском оригинале…

— Латинский оригинал здесь ни при чём. Я утверждал, что Тос не сможет сдержать своих чувств при виде золотых кудрей, вот в чём суть. А ты со мной спорил и толковал про любовь.

— Я не думаю, что причиной раздора послужили золотые кудри, сэр.

— Наверняка кудри.

— Нет, сэр. Мне кажется, молодой господин Себастьян неуважительно отозвался о мисс Гарбо.

— А? С чего ты взял?

— Не так давно, сэр, я предложил ему поступить подобным образом. Я встретил молодого господина Себастьяна, когда он шёл к конюшням. Мой совет он воспринял с радостью, так как, по его мнению, мисс Гарбо сильно уступает в красоте и таланте мисс Кларе Боу, к которой он относится с чрезвычайной симпатией. Судя по тому, что мы сейчас видели, сэр, молодой господин Себастьян недолго ждал, прежде чем заговорить на эту тему.

Я бессильно откинулся на спинку кресла. Вустеры не двужильные.

— Дживз!

— Сэр?

— Ты хочешь сказать, что Себастьян Мун, молокосос с золотыми кудрями, который своим видом вызывает гнев толпы, влюблён в Клару Боу?

— И довольно давно, насколько я понял из его слов, сэр.

— Дживз, современные дети — самые настоящие сорвиголовы.

— Да, сэр.

— Ты тоже был таким?

— Нет, сэр.

— И я таким не был, Дживз. В возрасте четырнадцати лет я написал Мэри Ллойд письмо с просьбой прислать мне автограф, но за исключением этого факта моя жизнь чиста. Однако дело не в этом. А дело в том, Дживз, что я вновь должен отдать тебе дань восхищения.

— Большое спасибо, сэр.

— Ты снова пришёл мне на выручку и разогнал сгустившиеся тучи. Ты великий человек, Дживз.

— Я рад, что сумел оказаться вам полезен, сэр. В настоящее время вы больше не нуждаетесь в моих услугах?

— Ты имеешь в виду, тебе не терпится вернуться в Богнор к креветкам? Поезжай, Дживз, и оставайся там ещё на две недели, если пожелаешь. Пусть твоим сетям сопутствует успех.

— Большое спасибо, сэр.

Я в упор уставился на гениального малого. Голова у него выпирает сзади, если вы понимаете, что я имею в виду, а в глазах его светится чистый разум, и ничего больше.

— Мне жаль креветку, которая попытается тебя надуть, Дживз, — сказал я.

Хотите верьте, хотите нет, я говорил искренне.