"Бегство из Эдема" - читать интересную книгу автора (Гэфни Патриция)18Часы на каминной полке пробили час ночи, и их звон заставил Сару очнуться от легкого забытья. Но она не поднялась с дивана, на котором лежала, так и не сняв дорожный костюм в бежевую и белую полоску и высокие сапожки на пуговицах. Несколько часов назад она зажгла одну свечу и поставила ее на низкий мраморный столик возле дивана. Теперь, прямо у нее на глазах, догоревшая свечка зашипела и погасла, оставив ее в полной темноте. Может быть, стоит остаться здесь на всю ночь? Кому какое дело? Майкл и Таша крепко спят наверху, они никогда не узнают. В этот день она оставила Бена в Таксидо-парке [26], он тоже не узнает. А что подумают слуги – разве не все равно? Нет, ей было не все равно. В кого она превратится, если перестанет заботиться о том, что подумают слуги? Раз ее это беспокоит, стало быть, для нее еще не все потеряно, есть еще последняя надежда. Она не погибла. Но в этот день она чувствовала себя потерянной. Настолько потерянной, что оставила веселую домашнюю вечеринку в загородном доме Киммелей на день раньше положенного и вернулась домой на поезде. «Мне нехорошо, я больна», – сказала она Бену второй раз за восемь дней, однако он на этот раз отказался вернуться вместе с ней: провести выходные в Таксидо-парке, то есть в том месте, где бывают люди, подобные Уильяму Уитни или Хорасу Дювину с супругой, – нет, такую возможность Бен упустить не мог ни в коем случае, а уж тем более ради своей жены. Он, вероятно, бросил бы ее даже на смертном одре, лишь бы остаться в Таксидо-парке. К тому же он был отнюдь не глуп, Сара не сомневалась, что он догадался: ее болезнь всего лишь предлог. На самом деле она не была больна, хотя действительно чувствовала себя плохо. Она была без сил. Она разваливалась на части. Она больше не могла притворяться. По уснувшему дому прокатился звук, в котором она узнала стук захлопывающейся наружной двери. Сара твердо помнила, как сама заперла ее по возвращении домой. Должно быть, это Бен вернулся и открыл своим собственным ключом. Но зачем ему возвращаться так поздно? Сара села на диване. Голова у нее гудела, она никак не могла решить, стоит ли пойти и встретить его. Какой в этом смысл? Он лишь заставит ее объяснять, почему она так странно себя ведет, почему заснула внизу, не раздеваясь. Ответов на все эти вопросы у нее не было. Лучше с ним не встречаться. Но вот до нее донесся негромкий женский смех, потом в холле послышалась тяжелая мужская поступь. Сара встала, хотя ноги плохо ее слушались. Шаги приближались. А вот и частые женские шажки на высоких каблуках вслед за ними. Дверь в гостиную не была заперта; она открылась, и на пороге возникли две темные тени. Сара застыла на месте, словно оледенела. Тем временем пара вдверях слилась в единый и неразличимый черный силуэт. В ночной тишине шуршание одежды, трущейся об одежду, показалось ей очень громким и каким-то непристойным. Она прижала обе руки ко рту, когда узнала грудной, урчащий женский голос. Не в силах произнести ни слова, она наклонилась к столику и зажгла стоявшую на нем электрическую лампу. Наташа завизжала. Но это была лишь половина кошмара, потому что Сара увидела, что пришедший с ней мужчина – не Бен. Это был незнакомец с черными волосами и белым лицом. Рот у него открылся от неожиданности. Они оба были в вечерних туалетах, причем Наташа вырядилась в темно-синий шелковый плащ Сары, который она надевала в оперу, и в ее новое, совсем недавно сшитое муаровое платье малинового цвета, уже расстегнутое на груди. Целых полминуты никто не отваживался заговорить. Наконец черноволосый мужчина откашлялся и предпринял довольно-таки трогательную при сложившихся обстоятельствах попытку очаровать Сару своей улыбкой. – Madame, je suis navre, desole! [27] Мне ужасно неловко. Наверное, мне следует уйти, qui? [28] – Да. Наташа рывком схватила его за руку; на секунду Саре показалось, что она попытается его удержать. Но он отпрянул, и она отпустила его руку. Мужчина отвесил насмешливый поклон, ухитрившись с величайшей ловкостью адресовать его обеим женщинам одновременно, пробормотал нечто неразборчивое, но многозначительное, обращаясь к Наташе, и выскользнул из гостиной. Минуту спустя они услышали, как открылась и вновь закрылась входная дверь. Еще одна минута прошла в молчании. Догадавшись, наконец, что Наташа не собирается давать объяснения, Сара беспомощно всплеснула руками. – Где ты была? – В опере, разве не ясно? Она небрежно бросила плащ Сары на спинку кресла и принялась нарочито неторопливыми движениями заново застегивать платье на груди. – Ты обещала остаться с Майклом, пока нас с Беном не будет дома на выходные. Наташа пожала плечами. – Шейла за ним присматривала. – Не в этом дело. Ты мне солгала. И ты привела мужчину в этот дом. – Ну и что? Что тут такого? Сара пристально смотрела на нее, но не видела ни тени раскаяния или хотя бы смущения в вызывающе дерзком взгляде Таши. Она тяжело перевела дух, чувствуя глубокую усталость. «Отчасти это моя вина, – подумала Сара. – Плата за то, что я слишком долго откладывала неизбежное объяснение, потому что оно было неприятным. Теперь оно стало невыносимым». – Мне очень жаль, – тихо сказала Сара, стараясь, насколько возможно, удержаться от озлобленности, – но тебе пора подыскать себе другое жилище. Наташа повернулась к ней с легкой улыбочкой на сочных карминовых губах. – Ну нет, я так не думаю. – Боюсь, что тебе придется это сделать. Твое присутствие в этом доме больше невозможно. Ты должна найти себе работу… – Работу? – Наташа презрительно рассмеялась. – Я не собираюсь работать. – Нет? Как же ты собираешься себя содержать? – Я собираюсь остаться здесь. – Ты слышала хоть слово из того, что я сказала? Ты больше не можешь оставаться здесь. Однажды я уже предложила тебе помощь в поисках работы; я вновь готова тебе помочь, если хочешь. Я дам тебе денег на первое время, пока ты не встанешь на ноги. Но ты должна оставить этот дом. Я сожалею, но это единственный выход, Таша. И даже лучший для тебя. – Даже для меня? – злобно взвизгнула Наташа, оскалив зубы и подходя ближе – так близко, что на Сару пахнуло запахом ее собственных дорогих духов. – Значит, ты хочешь вышвырнуть меня отсюда для моего же блага? Как это мило! Пожалуйста, объясни мне, Сара, как это послужит моему благу? Сара посмотрела ей прямо в глаза. – Так будет честнее. У Наташи вырвалось грубое слово на языке, которого Сара не понимала, но о смысле догадаться было нетрудно. – Я сожалею, – сухо повторила она. – Я хочу, чтобы ты покинула этот дом завтра же. С этими словами Сара двинулась мимо нее к дверям, но Наташа схватила ее за плечо и с силой развернула лицом к себе. – Ты меня выгоняешь из-за Луи? – Луи? Наташа ткнула оттопыренным большим пальцем в дверь у себя за спиной. – Ах Луи… Да, отчасти из-за этого. Ты не имела права приводить его сюда… – Двуличная тварь! Сара оцепенела. – Не вижу смысла продолжать этот… – Шлюха! Да кто ты такая, чтоб меня осуждать? Сама крутишь шашни на глазах у мужа да еще приводишь любовника прямо в дом! Ну что, Сара, язык проглотила? Что ты на это скажешь? Ей нечего было на это сказать; Сара была так потрясена, что вообще лишилась дара речи. Надо было все отрицать, но эта возможность ускользнула от нее безвозвратно, пока она, побледнев как смерть, пыталась набрать воздуха в легкие. – Прочь с дороги, – проговорила она наконец она онемевшими губами. – Тебе больше нет места в этом доме. Я хочу, чтобы утром тебя здесь не было. Наташа ударила ее. Удар открытой ладонью пришелся в плечо. Сара вскрикнула от удивления и гнева, но Наташа лишь подошла еще ближе, пока их лица не оказались на расстоянии двух дюймов. – О нет, я не уйду. Попробуй только меня тронуть, и я все расскажу твоему мужу про тебя и мистера Макуэйда. – Рассказывать нечего! – запоздало спохватилась Сара. – Врешь! Ты спишь с ним, я это знаю. Я все расскажу твоему мужу. – Нет! – Завтра же я ему все расскажу, богом клянусь. И он вышвырнет тебя отсюда. Он оставит сына себе, а тебя выгонит. И я это сделаю, не сомневайся! Сара ей поверила. Она живо представила себе, как все это произойдет. Неизбежность. Обреченность. Судьба. В то же время она точно знала, какую цену ей придется заплатить, чтобы избежать этой судьбы. Но как могла Наташа разузнать о них с Алексом? Неужели у нее по лицу все заметно? А может быть, Таша просто сделала предположение, исходя из своих собственных представлений о морали? Сара почувствовала бессильную ярость загнанного зверя и еще более сильный гнев, направленный против Таши. Нет, не из-за ее предательства, а из-за того, что своими гнусными подозрениями она замарала и втоптала в грязь единственный чистый акт любви, который Сара позволила себе раз в жизни. Отступив назад, она наткнулась на кресло, но не села, хотя ноги у нее подкашивались, а искушение опереться на что-то прочное было велико. Кровь стучала у нее в висках и в запястьях. Никогда в жизни она не была так близка к обмороку, однако Наташа и без того уже получила слишком сильную власть над ней, и Сара не собиралась предоставлять ей дополнительное преимущество, демонстрируя свою слабость. – Что тебе нужно? – спросила она, стараясь по мере сил сохранять спокойствие. В глазах соперницы тотчас же вспыхнул огонек злорадного торжества, и Сара ощутила подступающую волной тошноту. – Я хочу тысячу долларов. Сара едва не рассмеялась вслух. Вероятно, вопиющее несоответствие между окончательным крушением ее жизни и смехотворной ценой, которую требовалось заплатить за спасение, должно преподнести ей некий урок смирения. И возможно, настанет день, когда ей удастся извлечь и усвоить этот урок. – Хорошо, – тотчас же согласилась она. – Это только для начала. Деньги нужны мне завтра около полудня. Я собираюсь отправиться по магазинам. Ты можешь пойти со мной, если хочешь: я всегда ценила твой вкус, Сара. Разговор все больше и больше клонился в сторону абсурда. – Что еще? – сухо спросила Сара, чтобы вернуться к мрачной действительности. – Да-да, ты непременно пойдешь со мной. Я хочу, чтобы ты представила меня своему закройщику у Лонжина. Что еще? О, много чего еще. Наташа начала ходить взад-вперед по гостиной, ее обычно томные и плавные движения стали торопливыми и резкими от возбуждения. – По вторникам, когда ты делаешь визиты, я буду тебя сопровождать. Ты будешь представлять меня всем как свою подругу. Очень близкую подругу. Она внезапно остановилась. – И еще я хочу вечеринку в мою честь. Что-то вроде светского дебюта. Ты пригласишь в гости много приятных холостых мужчин на этот вечер, а кроме того, – тут Наташа кокетливо захихикала, – много безобразных молодых леди. Пожалуй, можно будет даже пригласить мистера Макуэйда: он очень хорош собой и скоро будет богат, да? Ну ладно, это мы еще посмотрим. Голос Сары зазвенел от гнева. – Даже если бы я согласилась проделать все, чего ты хочешь, мой муж никогда этого не допустит, можешь не сомневаться. Ты просишь невозможного. – Но я и не думала просить! Ты сделаешь так, что все будет возможно. А если нет… что же, тогда мне придется искать работу для тебя. Она опять рассмеялась торжествующим, хрипловатым смешком. – Какая прелесть, правда? Скажи мне, Сара, ты умеешь шить? Нет? Ну ничего, мы найдем для тебя еще какое-нибудь занятие. Гувернанткой? Публичной девкой? Ладно, не будем пока об этом говорить, Наташа сложила руки на груди, наслаждаясь выражением лица Сары. – Так на чем я остановилась? Ах да. Сегодня вечером мы с Луи воспользовались семейным экипажем Кокрейнов, это было очень приятно. Так будет и впредь. Мы с не меньшим удовольствием воспользовались вашей ложей в Метрополитен-опера и будем пользоваться ею в будущем, когда захотим. Она в задумчивости приложила указательный палец к губам. – Мне нужны имена и адреса твоей модистки, парикмахера и меховщика. Мне все время нужны будут деньги, много денег. Можешь либо давать мне наличные, либо я буду записывать все, что мне нужно, на твой счет. М-м-м… пожалуй, лучше пусть будет и то и другое. Ну? Что ж ты молчишь? Если бы она на самом деле поверила, что совершила грех, полюбив Алекса, думала Сара, именно такого возмездия, несомненно, пожелал бы для нее его дед-изувер. Ей хотелось знать, существует ли в мире справедливость и что она собой представляет, если на обыкновенное проявление участия и доброты отвечают таким бессердечным предательством. Ее поражала собственная наивность. Как она могла ожидать дружеских чувств, возможно, даже благодарности от женщины, которая, по всей видимости, ненавидела ее всей душой? Вслух Сара спросила: – И ты собираешься по-прежнему жить в этом доме? – Да, еще какое-то время. Позже, когда я займу подобающее положение, у меня будет и собственный дом. В верхней части города, я полагаю. – И давно ты все это задумала? Наташа лишь подняла брови с невинным видом и ничего не ответила. – Пойми, у тебя ничего не выйдет. Губы Наташи растянулись в злобной улыбочке. – А ты постарайся, чтобы вышло. Тебе же лучше будет, – угрожающе предупредила она. Сара покачала головой. Но было бы бесполезно – да, пожалуй, и небезопасно – пытаться объяснить Наташе, что приехавшая в страну два года назад белошвейка цыганского происхождения не имеет ни малейшего шанса попасть в общество (даже в самые низшие его круги); и если она думает, что добьется успеха, заручившись покровительством бывшей леди Сары Лонгфорд, значит, ее ждет не менее жестокое разочарование, чем то, которое испытал Бен восемь лет назад. Сара могла бы, пожалуй, даже пожалеть Наташу (несмотря ни на что, ей иногда становилось жалко Бена), но Наташа использовала ее еще более беспощадным и расчетливым образом, чем ее муж. Нет, Сара не могла тратить на нее свое сочувствие. Но еще одну вещь ей все-таки непременно надо было узнать. – А тебя когда-нибудь вообще насиловали, Таша? Или все было ложью с самого начала? Наташа потянулась, широко раскинув руки. – Я так устала, глаза слипаются. Думаю, это все из-за сегодняшних переживаний. – Да будет тебе, уж теперь-то ты можешь сознаться. Какая разница? Кошачья непринужденность исчезла; в страшных, черных, как ночь, цыганских глазах полыхнула лютая злоба: – Ничего я тебе не скажу. Ты теперь уже не такая важная дама, ведь правда? Ты ничто, также как и я. – Она оскалила зубы в зловещей ухмылке. – Или наоборот, обе мы – важные дамы, и я такая же, как ты. Подумай об этом, Сара. Может быть, мы еще можем остаться друзьями. Но чем бы мы ни были, одно я тебе обещаю: что будет со мной, то будет и с тобой. Сара вздрогнула, словно от холода. Она с лихвой получила ответ на свой вопрос. – А теперь давай спать, – предложила Наташа, протягивая ей руку. – Ты выглядишь очень усталой. Это был длинный день, да? Почему ты так рано вернулась со своей загородной вечеринки? Сара не ответила и с отвращением отшатнулась от протянутой руки. – Нет, погоди, давай все выясним. Мы же договорились? Ты согласна на все мои условия, да, Сара? Ей было ненавистно то удовлетворение, которое должен был доставить Наташе ее ответ, поэтому она помедлила, хотя и не испытывала никаких сомнений. – Даже если я и согласна, Бен не допустит всех тех перемен, которые ты предлагаешь. – О, ты найдешь способ с ним управиться, я не сомневаюсь. А теперь скажи, ты принимаешь мой план? – А какой у нее был выбор? – Хорошо. Но только при одном условии: ты будешь держаться подальше от моего сына. – Что? В чем дело? – Не будешь с ним разговаривать. Даже близко к нему не подойдешь. – Ты не смеешь ставить мне условия! – Тогда сделки не будет. – Я тебе говорю… – Если ты заговоришь с Майклом, что-то ему сделаешь или хоть подойдешь к его дверям, я тебя выдам. – Зачем мне с ним разговаривать? Что у меня общего с этим сопляком? – Значит, ты согласна? – Тьфу! Ты только мне не указывай, что мне делать, а чего нет. Вот оно что: Наташе тоже не нравилось идти на уступки. Как и ей самой. Почему-то это смехотворное соображение несколько утешило Сару. – Да или нет? Ты должна мне это обещать, или сделки не будет. – Тьфу, – повторила Наташа. – Что мне за дело в конце концов? – Ты согласна? – Да! Я же сказала! Сара кивнула и двинулась к дверям. Наташа бросилась ей наперерез так стремительно, что Сара удивленно остановилась, ожидая нападения. Но оказалось, что цыганская графиня просто желает первая пройти в дверь. Это можно было назвать почти смешным. Почти, но не совсем, потому что нелепое происшествие кое-что приоткрыло Саре. У нее пропала охота смеяться, когда она поняла, во что превратится ее жизнь, что за домашняя идиллия ее ожидает в обозримом будущем. – Повторите, что вы сказали, Алекс. Я, должно быть, ослышался. – Я сказал, что подаю заявление об уходе. Я увольняюсь. Седые брови Джона Огдена полезли так высоко на лоб, что пенсне соскользнуло у него с носа и упало ему на колени. – Что? Но почему? Поскольку Огден был слишком сильно потрясен и даже забыл предложить ему стул, Алекс взял на себя смелость присесть на краешек его письменного стола, скрестив руки на груди. – Мне жаль, что приходится так внезапно обрушивать эту новость вам на голову, Джон. Возможно, мое решение представляется вам поспешным. – Поспешным? Это еще мягко сказано! Господи помилуй, Алекс, о чем вы говорите? Мы же только что сделали вас партнером! – Прошу прощения, мне не следовало принимать это предложение. Поверьте, решение далось мне нелегко, но я долго его вынашивал. Пожалуй, я шел к нему даже дольше, чем мне самому казалось. Алекс понимал, что все получается не очень складно. Огден заслуживал более уважительного отношения. – Я возвращаюсь обратно в Калифорнию, Джон, – объяснил он. – Хочу попытаться открыть собственное дело. Огден никак не мог оправиться от потрясения. – Другими словами, вы хотите сломать свою карьеру? Давайте называть вещи своими именами. Вы этого хотите? – Я смотрю на это иначе. – Алекс, я же вас хорошо знаю. Самостоятельно сколотить себе состояние в Калифорнии вам не удастся, а это значит, что вы будете несчастны. Пропустить такое оскорбление мимо ушей было невозможно, но Алекс решил, что заслужил этот упрек. – В моей жизни грядут большие перемены, уж это точно, – мягко согласился он. – Чего вы добиваетесь? – подозрительно прищурился Огден. – Вам нужно больше денег? Достаточно было только попросить. Вы же знаете, это было бы… – Деньги здесь совершенно ни при чем. Честное слово, я не прикидываюсь и не набиваю себе цену. Я ухожу. Джон Огден откинулся в своем вращающемся кресле и беспомощно развел руками. – Но почему? Что вас туда манит? Все, что вы будете делать там, можно делать и, здесь, причем в престижных условиях и за хорошие деньги. Если вы отправитесь в Калифорнию, вам придется начинать с нуля, словно последних шести лет просто не было. – В том, что касается моей репутации, вы, скорее всего, правы. Но в том, что касается моих способностей и моего опыта, я не могу с вами согласиться. Я дорожу каждой минутой из последних шести лет: если бы не они, я не смог бы прийти к своему сегодняшнему решению. С самого начала моей работы в вашей фирме отношение ко мне было справедливым и, я бы сказал, более чем щедрым. Я всегда буду вам за это благодарен. Но фирма заслуживает большей отдачи с моей стороны, а это как раз то, чего я не могу ей дать. – Но почему? Алекс встал. – Это трудно объяснить. Я все больше и больше ощущаю себя каким-то ходячим пережитком прошлого. У меня такое чувство, словно я отказался от архитектуры и занялся археологией. Я с этим покончил, Джон, я больше не в силах этим заниматься. И опять Огден всплеснул руками. – Я не понимаю. Алекс помедлил, напряженно хмурясь. – У вас найдется свободная минутка? Зайдите ко мне в кабинет, я вам кое-что покажу. Его кабинет, отделенный от кабинета Огдена длинным коридором, был обставлен скромно, по-деловому и никак не мог считаться роскошным, но от шумной и вечно переполненной людьми чертежной мастерской отличался как небо от земли. Алекс подошел к столу и вытащил из нижнего ящика стопку рисунков. – Присядьте, – пригласил он гостя, отодвигая от стола свой собственный стул. Огден сел, взял у него рисунки и вновь водрузил на нос пенсне. Алекс в ожидании отошел к окну и стал смотреть на дождевые струи на стекле. Проделанный им путь наверх – от чертежной мастерской к собственному кабинету – совершился так стремительно, что он еще не успел привыкнуть к виду на Юнион-Сквер, открывающемуся с Шестнадцатой улицы, и любовался им при любой погоде. Октябрьский день был мрачен и дождлив, но благодаря бесконечной круговерти трамваев, пролеток, карет и сотен раскрытых зонтиков городской пейзаж казался почти веселым. Во всяком случае, если смотреть с высоты. Еще полгода назад он ни за что не смог бы со всем этим расстаться. По правде говоря, тот прежний Алекс, не довольствуясь тем, что есть, уже захотел бы большего: ему требовалось больше восхищения, больше власти, больше собственности, больше побед над женщинами. Именно так он в то время определял себя, оценивал свою собственную значимость – прикидывая, сколько денег ему удалось заработать и сколько женских сердец покорить. Теперь ему была нужна только одна женщина, а контора Огдена, Дрейпера и Сноу превратилась всего лишь в здание на Бродвее, куда он ходил на работу. – Боже праведный! Он резко повернулся кругом. – Неужели все так плохо? – Господи, Алекс, неужели вы не понимаете, что никто не купит дом, который так выглядит! – Вы слишком долго не покидали Нью-Йорка. Уверяю вас, Джон, это уже близкое будущее… – Но не при моей жизни. Алекс лишь усмехнулся в ответ. – Ну что же, по крайней мере, партнеры будут рады узнать, что с вашим отъездом отсюда клиентов у нас не убавится, – добавил Огден. – Это вы верно подметили, – легко согласился Алекс. Огден встал и подошел к нему, протягивая руку. – Желаю вам удачи. Видит бог, она вам понадобится. – Спасибо. Но Алексу показалось, что он различает во внешне невозмутимом лице Огдена невольное восхищение. Это было нечто новенькое. Раньше Огден восхищался его работой, но был невысокого мнения о нем самом; теперь, похоже, его предпочтения поменялись местами. Мысль об этом польстила Алексу. – Я от души надеюсь, что вы будете держать с нами связь, Алекс. Ваша карьера меня очень интересует, и я намерен пристально следить за ней. – Да, сэр, я буду посылать вам весточки. – Когда вы собираетесь уехать? – Я думал – недельки через две, если у вас нет возражений. – Да нет, срок меня устраивает. Повезло вам, что проект Кокрейна сорвался. Алекс не ответил. – Ну что ж… увидимся. – Да, сэр. Увидимся. Когда Огден ушел, Алекс сел на освободившееся место. Его рука машинально потянулась к стопке рисунков на столе. Ему очень хотелось надеяться, что он не ошибся в своих расчетах. От его прежней эйфории не осталось и следа. Теперь ему предстояло известить о своем отъезде еще одного человека. Алекс бросил взгляд на телефон. Если он попросит о встрече, она скорее всего откажет. Но он не мог прощаться с Сарой по телефону. И ему непременно хотелось увидеть лицо Майкла, когда он отдаст ему свой прощальный подарок. Алекс встал и вышел из кабинета, нахлобучивая шляпу прямо на ходу. – Сара? О, пардон, я тебя разбудила? Сара торопливо села, откидывая волосы с лица. – Что тебе нужно? Наташа переступила через порог ее спальни и сразу же направилась к зеркалу над туалетным столиком. – Как ты думаешь, шляпа подходит к этому платью? Мадам Бижу уверяла, что подходит, но я что-то начала сомневаться. – Я спросила, что тебе нужно. Наташа повернулась к ней лицом, удивленно подняв брови. – Я пришла сказать, что мистер Кокрейн звонил и просил передать, что он не будет обедать дома. И поэтому сегодня, Сара, ты поведешь меня в отель «Уолдорф», где я так давно мечтала пообедать. Сейчас я собираюсь к Пакену на вторую примерку, но вернусь рано. Будь готова к восьми, будь любезна. Сара ничего не ответила. – Да, чуть было не забыла! К тебе посетитель. – Я никого не принимаю. – Ах, как жаль. Мистер Макуэйд будет очень разочарован. Сара вскочила на ноги. – Боже мой! Ты… ты ему звонила? – Я? – засмеялась Наташа. – Ну конечно же, нет. Он ждет в «голубой гостиной», Сара. Я велела подать чаю и сказала ему, чтобы подождал тебя. Он сегодня прекрасно выглядит – настоящий красавец. И при деньгах. Похоже, у него целая куча «зеленых», как сказал бы твой муж. Таша двинулась обратно к дверям, шелестя дорогими шелковыми юбками, и уже на пороге бросила через плечо своим грудным, мурлычущим голосом: – Желаю вам обоим приятно провести время. В первую минуту Алекс подумал, что Сара нездорова. Она стояла в дверях гостиной, судорожно сжимая и разжимая руки. Ее приветливая улыбка показалась ему такой вымученной, что больно было смотреть. – Сара? Что с тобой? Ты не заболела? Она не могла отвести от него глаз. Его присутствие казалось ей чудом. И ей было все равно, что именно привело его сюда. – Нет-нет, со мной все в порядке. Я чувствую себя прекрасно. – Но выглядела она далеко не прекрасно. Она попыталась припудрить темные круги под глазами, но должного эффекта это не дало. Губы Сары были бледны, лицо – еще бледнее, даже тщательно причесанные волосы потеряли тот волшебный золотистый отлив, которым он всегда восхищался. Чтобы прервать мучительно затянувшееся тревожное молчание, он сказал первое, что пришло в голову: – Я едва узнал Ташу. Что с ней произошло? – Что ты имеешь в виду? – Она выглядит совершенно по-другому. И она мне показалась… не знаю, как сказать… более уверенной в себе, что ли. К тому же Наташа при встрече наградила его странным пронизывающим взглядом, как будто ей был известен некий секрет. – Она ведь ничего не говорила о нас, Сара? Или говорила? Искушение рассказать ему правду чуть было не взяло верх над разумом. Но Сара оказалась в такой грязи, ей было до того стыдно, что она даже слов не находила, чтобы рассказать ему, как ее шантажирует эта мерзавка, обвиняя в супружеской измене. Более того, Сара отчетливо представляла себе, как поступит Алекс: придет в ярость и с чисто мужским азартом бросится на ее защиту. Увы, возможность защитить ее была утеряна безвозвратно, и если бы Алекс попытался что-то предпринять, стало бы только хуже. – Нет-нет, конечно, нет! Да и что бы она могла сказать? Она же ничего не знает. Между прочим, она тоже заметила, что ты изменился, – заторопилась Сара, выжимая из себя улыбку. – Она сказала, что у тебя вид богатого человека. Улыбка Алекса оказалась не менее фальшивой, чем ее собственная. – Надо же! А я как раз собираюсь сильно обеднеть. Вот об этом я и пришел тебе сказать. Он помолчал. Смягчить такой удар невозможно. Надо просто выложить все начистоту. – Сара, я уезжаю. Отчаяние просквозило в ее лице, прежде чем она успела отвернуться. Сара попятилась и без сил опустилась на ближайшее сиденье, оказавшееся диванным валиком. И все же, хотя у нее было такое чувство, будто ее срубили под корень и сровняли с землей, она ощутила в душе неистовую решимость не подавать виду, чтобы он ни о чем не догадался. Поэтому она задала самый дурацкий вопрос, который только можно было придумать: – А как же «Эдем»? Это его потрясло. – Неужели ты ничего не знаешь? Бен приказал приостановить работы на неопределенное время. – Нет, я не знала. Когда он это сделал? – спросила Сара, хотя ей было все равно. – Две недели назад. На следующий день после того, как мы встретились в «Ректоре». – Мне ничуть не жаль. Я этот дом терпеть не могла. Ой, извини… – За что? Я тоже его терпеть не мог. Сара глубоко вздохнула, собираясь с силами. – Куда же ты едешь? – В Калифорнию. Хочу попытаться наладить свое собственное дело в Сан-Франциско. – Алекс, это же замечательно! Я так рада за тебя! Мне кажется, это правильный поступок, – искренне призналась Сара, – и я уверена, что тебя ждет успех. Но она не владела собой; ее щеки пылали, голос не слушался, ей пришлось замолчать, чтобы себя не выдать. Услыхав шаги горничной, вкатившей в гостиную сервировочный столик с чаем, она вскочила и подошла к окну, повернувшись спиной к комнате. Расстроенный и беспомощный, Алекс молча стоял, а горничная между тем возилась с чашками, раскладывала салфетки, снимала крышку с блюда с бутербродами. – Будут еще какие-нибудь распоряжения, мадам? – Нет, ничего. Бросив любопытный взгляд на Алекса, девушка удалилась. Надо повернуться к нему, разлить чай по чашкам, заговорить с ним… Нельзя, нельзя допустить, чтобы он о чем-то догадался, это было бы катастрофой! Но Сара не могла даже шевельнуться. Просто не могла. Не могла, и все. Молчание стало невыносимым. – Если хочешь, чтобы я остался, я так и сделаю. Одно твое слово, Сара, и я никуда не поеду. – Это заставило ее резко обернуться. – Не говори так. Твое решение не имеет и не может иметь никакого отношения ко мне. – Ошибаешься. Оно целиком зависит от тебя. – Нет, нет, нет… Он подошел к ней, взял ее за руки и силой удержал на месте. – Да! Я не могу потерять одновременно и тебя, и свою работу. Сара, мне нужно хоть что-нибудь одно. – Что ты хочешь сказать? – Ты знала, что Дрейпер и Сноу предложили мне партнерство? – Бен мне сказал. Я так гордилась… – Это означало, что мне пришлось бы строить «Эдемы» до конца своих дней. Если бы я мог получить тебя, я бы, наверное, согласился. Я даже смирился бы с этим. – О нет… – Сара, я должен делать свою работу, но в Нью-Йорке это невозможно. Поэтому мне придется уехать. Она энергично кивнула. – Да, я это понимаю. Ты должен ехать. – Из ее глаз полились слезы. – Сара, не надо. Она попыталась отнять у него руки, но он ее не отпустил. – Я хочу прикоснуться к тебе, обнять тебя на прощание. Мы не могли бы пойти куда-нибудь? Сара лишь покачала головой. – Слуги, – еле выговорила она чуть слышным шепотом. Алекс в сердцах выругался вслух. Будучи хорошо знаком со всеми тонкостями любовных интриг с замужними дамами, он прекрасно понимал, насколько важно соблюдать тайну, но сейчас необходимость конспирации его тяготила. Она унижала Сару, унижала их обоих. Сара безвольно подчинилась, когда он увлек ее за дверь, и не воспротивилась, даже когда он ее обнял, прижав спиной к стене. Она закрыла глаза и обняла Алекса, стараясь не думать о том, что это в последний раз. – Дорогой мой… дорогой… – шептала она, и это тоже было в последний раз. – Когда ты едешь? – Недели через две. – Ты будешь строить такие дома, как на рисунке, который ты мне показывал? Он кивнул. – Вот и хорошо. Он был такой красивый… – Он тебе понравился, Сара? – Очень. – Ты меня спросила, для кого он, и я тебе солгал. Я сказал, что ни для кого. Но это был дом для тебя. Это был единственный способ, который я мог придумать, чтобы показать, как я люблю тебя. Сара позволила ему себя поцеловать: она не смогла бы ему отказать даже ради спасения собственной жизни. Губы у нее были солеными от слез. Обхватив ее лицо руками и легонько покачиваясь вместе с ней из стороны в сторону, Алекс ощущал их вкус у себя на языке. Его нежность надрывала ей сердце. Дыхание у нее пресеклось, когда его пальцы плавно скользнули ей на шею, на грудь, за узкие отвороты жакета. Руки Алекса замерли, обхватив ее груди, а тем временем его язык лаской заставил ее губы раскрыться и проник внутрь. Сара крепче ухватилась за него, чувствуя, как беспомощные стоны выдают ее готовность окончательно капитулировать. Поначалу он вовсе не собирался заходить так далеко, он хотел только остановить ее слезы и успокоить, но его страсть была слишком велика. – Приходи ко мне еще раз, – прошептал Алекс ей в губы. – Позволь мне любить тебя. Мы можем поехать куда угодно, даже за город, если хочешь. Будем соблюдать осторожность, никто не… Сара хотела сказать «Нет», но он остановил ее поцелуем, заставил проглотить так и не произнесенное слово отказа. – Прошу тебя, Сара. Еще только один раз. Не заставляй меня покидать тебя… – Нет, Алекс. Я не могу. Не могу. Он перестал просить. Было бы жестоко поступить так с Сарой. Она всегда была сильнее, но теперь настал его черед помочь ей, поддержать ее. – Не плачь. – Алекс пальцами вытер свежие слезы, навернувшиеся ей на глаза, и ласково улыбнулся ей. – Прости меня, Сара. Я эгоистичный ублюдок. – Неправда. – Нет, правда. Слишком долго мне все сходило с рук. Слишком долго. И все же он не мог припомнить за собой ни одного греха, настолько тяжкого, чтобы заслужить столь страшное наказание. – Знаю, мне не следовало сюда приходить. Но я не смог бы проститься с тобой по телефону… Схватив его за обе руки, Сара поцеловала их и прижала к своим горящим щекам. – Нет-нет, я рада, что ты пришел! Я рада, и мне все равно… Она умолкла и нервно вздрогнула всем телом, услыхав, как в отдалении хлопнула входная дверь. – Мамочка! Алекс отступил на шаг. Сара проскользнула мимо него, нащупывая в кармане платок и на ходу поправляя волосы. – Я здесь, сынок! – откликнулась она. Вымученное веселье, прозвучавшее в ее голосе, ранило Алекса больнее, чем все остальное. Она поспешно отерла слезы с глаз, расправила плечи и едва успела спрятать платок обратно в карман, как Майкл вихрем ворвался в комнату. Заплечная сумка с книгами била его по спине. Его лицо засияло, когда он узнал гостя. – Алекс! – закричал Майкл и бросился к нему. Алекс нагнулся и подхватил мальчика на руки, крепко обнимая его и прижимая к себе. Какое-то ранее неведомое чувство нахлынуло на него и затопило, согрев сердце. Тоненькие ручки, обвивавшие его шею, ослабили захват, Алекс и Майкл одновременно отстранились друг от друга, чтобы обменяться улыбками. Алексу казалось, что он смотрит в серо-голубые глаза Сары, так велико было их сходство. Он осторожно поставил мальчика на пол. Волосы у Майкла немного потемнели, но по-прежнему сияли мягким светом. – Пресвятое небо, да ты вымахал на целый фут! – Алекс пощупал костлявое плечико Майкла прямо через куртку. – Как там поживает ключица? – Все зажило! А наш дом уже построен? – Пока еще нет. – А вы получили мое письмо? – Да. – Вам понравилась картинка? – Еще бы! Я был в восторге. Майкл оглянулся на Сару. – Я послал Алексу картинку с его домом, мама. Сара взглянула на него в недоумении. – Это дом его мечты. Он мне рассказал, как там все будет устроено, и я все это нарисовал. Это был сюрприз, правда, Алекс? – Правда. – Там было много окон, чтобы было светло, и всяких входов-выходов, и ярких цветов, и много чего еще. Алекс кивнул, подтверждая справедливость его рассказа. – Ты здорово нарисовал все. Я мог бы построить дом прямо по твоему рисунку. Майкл расплылся в горделивой улыбке. – А у меня тоже есть для тебя сюрприз, – добавил Алекс. – Правда? А что это? Это здесь? Алекс распрямился и подошел к дивану, на котором оставил небольшую квадратную шкатулку лакированного дерева. Сара увидела, что шкатулка заперта висячим замочком, продетым в металлические ушки. Когда Алекс вынул из кармана крохотный ключик и протянул его Майклу вместе со шкатулкой, ей пришло в голову, что не имеет значения, что там внутри. Ей хотелось знать только одно: как он догадался, что последним страстным увлечением Майкла – по крайней мере на какое-то время – стали ящики с замками, запирающимися на ключ. Но то, что скрывалось в шкатулке, оказалось еще более чудесным, чем замок с ключом. Это была детская готовальня, набор миниатюрных чертежных инструментов: рейсшина, циркуль, угольник, транспортир, лекала всех форм и размеров, зажимы для грифелей, щеточки, ластики, даже маленькая логарифмическая линейка. – Вот это да! – воскликнул Майкл и тотчас же принялся вынимать инструменты один за другим из аккуратных, обтянутых бархатом гнезд. – Алекс, это потрясающе. Где… вы это достали? – Попросил изготовить эту штуку для меня на заказ. – Вдруг Алекс досадливо поморщился и хлопнул себя по лбу. – Вот балда! – выругал он себя и подмигнул Майклу. – Забыл чертежную бумагу. Вы не могли бы купить ему бумаги, Сара? – Да, разумеется. Завтра же. Алекс опять присел на корточки рядом с Майклом. – Не знаю точно, когда мы снова увидимся, приятель, – небрежно заметил он. – А куда вы уезжаете? – Далеко. В Калифорнию. Майкл не поднял головы, и голос его тоже прозвучал ровно: – А вы вернетесь? Алекс не мог заставить себя сказать «нет». Но и солгать, сказав «да», он тоже не мог. – Я точно не знаю, – ответил Алекс. – Может быть. – А можно мне приехать к вам в гости? Алекс невольно вскинул взгляд на Сару, и Майкл тоже обернулся. Глаза Сары блестели слишком ярко, щеки у нее опять пылали. Майкл быстро отвернулся, но она материнским сердцем почувствовала, что он слишком о многом догадывается. Хорошее воспитание и врожденная деликатность удержали его от дальнейших разговоров о поездке в гости к Алексу: Майкл скорее умер бы сам, но не поставил бы другого человека в неловкое положение. Стараясь говорить как ни в чем не бывало, Сара заметила: – Калифорния очень далеко отсюда, Майкл. Возможно, мистер Макуэйд не станет возражать, если ты ему напишешь. Теперь уже голос Майкла стал жалобным: – Можно, Алекс? – Я очень надеюсь, что ты мне напишешь. Я обязательно отвечу. Мы сможем посылать друг другу не только письма, но и рисунки. – Да. И я теперь смогу построить для вас ваш дом. Ну то есть модель. – Это было бы здорово. Алекс протянул руку и погладил светлые волосы Майкла, потом обхватил ладонью тонкую, как стебелек, детскую шейку. – Позаботься о своей мамочке, – тихо попросил он. – Береги ее. Майкл воспринял просьбу с той же серьезностью, с какой она была произнесена. – Я буду ее беречь. Вдруг он бросился на шею Алексу и крепко обнял его. Сара увидела, как из-под его крепко зажмуренных век просачиваются слезинки, и ей пришлось отвернуться. Секунду спустя она вышла из комнаты. Алекс отыскал ее в холле через несколько минут – она ждала его у дверей. Никто из них не сказал ни слова. Да и что было говорить? Только одно. Да и то шепотом. – Я люблю тебя. – Я люблю тебя, Алекс. – Береги себя. – Постараюсь. Я надеюсь… Ее голос прервался. Алекс положил ладонь на ручку двери. Господи, и зачем они друг друга мучают, зачем начинают все сначала? И все же он медлил, и она была этому рада. – Я пришлю тебе свой адрес, как только устроюсь на новом месте. – Пришли его Майклу. Они обменялись мимолетными улыбками и отвернулись друг от друга. – Если я когда-нибудь понадоблюсь тебе, Сара… – Я знаю. И ты тоже можешь на меня рассчитывать. Алекс кивнул. Она положила руку поверх его руки на одну секунду, прошептала «Прощай» и отступила назад. – Прощай, Сара. Он открыл дверь и вышел за порог. Сара не стала провожать его взглядом и тотчас же захлопнула дверь. Она немного постояла в холле, потом пошла отыскивать Майкла. |
||
|