"Роковое сходство" - читать интересную книгу автора (Гэфни Патриция)

Глава 7

– А что это за кресты вдоль дороги понатыканы? Вон, гляньте, еще один, забодай его, гвоздями к дереву прибит! – поинтересовался Билли, указывая пальцем в окно, пока громоздкая дорожная карета, ныряя в выбоины и подскакивая на ухабах, тяжело катила по дороге.

Они перевалили через альпийский хребет этим утром и теперь пересекали пустынную и мрачную лесистую местность. Казалось, подступающие прямо к дороге деревья сжимают карету неумолимыми тисками. Продвижение было медленным, пейзаж однообразным, а сводящая с ума скука заставляла нервничать всех, включая простодушного Билли.

Убедившись, что никто отвечать на вопрос Билли не намерен, Броуди деловито сообщил:

– Крестами отмечают те места, где путешественники вроде нас подверглись нападению разбойников, были ограблены и убиты.

Все трое дружно, как по команде, посмотрели на него и тотчас же отвернулись. Анна презрительно усмехнулась и вновь уставилась в окно.

– Это правда, – упорствовал Броуди. – Так сказано в книжке, которую вы мне дали.

Анна мрачно кивнула, уже сожалея о своем необдуманном порыве. Целый день мистер Броуди только и делал, что развлекал своих спутников избранными местами из того самого итальянского разговорника, которым она швырнула в него вчера вечером. Как любое справочное издание подобного рода, эта книга изобиловала полезными и содержательными выражениями, призванными оказать практическую помощь путешественникам по Италии. Например: «О боже, в моего форейтора ударила молния!» или «Увы, на нас напали волки! Пусть какой-нибудь храбрец пойдет и прогонит злобно воющих тварей».

– Вы нашли в своем словаре какое-нибудь действенное заклинание против разбойников, мистер Броуди? – холодно спросила она.

– Да, мэм. По правде говоря, целых два. «Chiami un vigile», что означает…

– «Позовите полицейского». Да, это нам очень пригодится. Я уже чувствую себя гораздо спокойнее.

В разговоре с этим человеком Анна никак не могла удержаться от колкостей: общение с ним почему-то пробуждало в ней худшие черты характера.

– А второе?

– «Ессо, questa si che e bella».

Она нахмурилась в недоумении.

– А это что такое? – спросил Билли.

– У них это называется идиоматическим выражением, Билл.

– И что ж оно значит?

– Оно означает: «Ну вот, на этот раз мы здорово вляпались».

Сам Броуди, Билли и даже Эйдин дружно и весело расхохотались под сердитым взглядом Анны. У мистера Броуди была склонность к своеобразным шуткам, которых она не понимала.

– Если это вас не слишком затруднит, мистер Броуди, не могли бы вы на время оставить в покое остроумные итальянские поговорки и сосредоточить свое внимание на чем-нибудь другом?

Броуди послушно захлопнул разговорник и улыбнулся ей через разделявшее их пространство кареты, пока она рылась в дорожной сумке. Наконец Анна извлекла из саквояжа какой-то плоский, но довольно тяжелый на вид квадратный чемоданчик размером шесть дюймов на шесть в плетеном чехле. Оказалось, что это дорожный письменный прибор – настоящее маленькое чудо, обитое изнутри бархатом, с отделениями для бумаги, перьев, крошечной чернильницы, облаток, сургуча, конвертов и почтовых марок. Броуди еле удержался, чтобы не рассмеяться вслух: мелочной, педантичной, деловитой аккуратностью эта штука в точности напоминала свою хозяйку.

Анна подняла голову и послала ему холодный взгляд, словно догадавшись, о чем он думает. У нее и в мыслях не было кичиться перед ним своей образованностью, однако невольно и незаметно для себя она заговорила с назидательными, несколько даже покровительственными интонациями строгой классной дамы.

– Я решила, что нам лучше начать с чего-нибудь попроще, – объявила она. – Набросаем для начала общий вид сооружений нашего судостроительного завода. Вы должны иметь хотя бы самые общие представления о кораблестроении, потому что мы строим все – от клиперов lt;Быстроходное парусное судно с тремя-четырьмя мачтами и развитой парусностью.gt; до грузовых пароходов.

– А вам какие больше нравятся?

– Прошу прощения?

– Что вам больше нравится, клиперы или пароходы?

Она на мгновение задумалась.

– У меня нет особых предпочтений. И у тех и у других есть свои преимущества. Паровые суда более надежны, зато парусные обходятся дешевле. Я знаю, многие недовольны появлением пароходов, но сопротивление исходит от людей, которыми движет тоска по прошлому, а не практические соображения.

– Понятно. Но компания Журдена, ясное дело, идет и ногу со временем и ничего подобного не допустит.

Анна позволила себе снисходительную усмешку.

– Я вижу, вы тоже принадлежите к числу непримиримых, мистер Броуди. Поправьте меня, если я ошибаюсь. Вы дали зарок «оставить море, если вся вода уйдет в пар». Вы называете уголь «купленным ветром» и оплакиваете конец парусной эпохи, когда мужчины были мужчинами, а корабли – кораблями. Теперь, по-вашему, ничего не осталось кроме безобразных и шумных двигателей, а кочегары и гребные винты только портят плавучесть доброго четырехмачтового судна.

Броуди ничего не ответил, и она вопросительно подняла брови, сама не понимая, почему ей так хочется вывести его из себя.

– Итак? Я угадала?

Судя по заходившим на скулах желвакам, она своей цели добилась, однако, когда он наконец заговорил, его голос звучал ровно.

– Ну что ж, доля правды в ваших словах есть, миссис Бальфур. Когда человек раз за разом нанимается в плавание на парусных судах, он привыкает к своей жизни, вроде как даже привязывается к ней. Хотя бы потому, что никакой другой не знает. Но когда он меняет паруса на пар, он по сути дела просто меняет один грязный кубрик на другой – такой же тесный и грязный.

Немного помолчав, Броуди добавил с тем же спокойным дружелюбием:

– Ну, рейсы, правда, покороче, жалкую плату задерживают не так часто, а принудительной вербовки становится меньше – вот и вся разница, миссис Бальфур. Но капитан по-прежнему вечно пьян, матросов все так же нещадно секут ни за что ни про что, а уж за малейшую провинность помощники капитана готовы глотку перегрызть. – Он наклонился через проход. – Сдается мне, мэм, что о славной жизни моряков рассуждают в основном романтически настроенные леди и джентльмены. Те самые, что носа не кажут из каюты и заказывают завтрак в постель, когда на море волнение в два балла.

Губы Анны плотно сжались. Броуди ясно дал понять, что считает ее одной из тех глупых барышень, которые идеализируют жизнь моряков, и ей неприятно было сознавать, что он отчасти прав. Она очень много знала о кораблях, но очень мало – о людях, плавающих на них. Броуди не сводил глаз с ее лица, его брови были вопросительно приподняты: Анна заподозрила, что он ее передразнивает. Ей стало досадно.

– Сколько вам было лет, когда вы впервые вышли в море, мистер Броуди?

– Четырнадцать.

– А сколько вам теперь? Двадцать восемь? Двадцать девять?

Броуди сухо усмехнулся. Она же прекрасно знает, сколько ему лет! Но ее вопрос открыл ему глаза на то, насколько ей тяжело признать – даже сейчас! – что он состоит в кровном родстве с ее драгоценным Николасом.

– Двадцать восемь, мэм.

– Двадцать восемь. Стало быть, четырнадцать лет в море. Однако Эйдин сказал мне, что вы получили удостоверение главного помощника совсем недавно, перед самым… арестом.

Последнее слово она произнесла, слегка запнувшись, как будто оно было иностранным и немного неприличным.

– Разве это не странно? Если не ошибаюсь, опытному моряку требуется в среднем не больше семи лет, чтобы получить полноценный капитанский патент и стать шкипером. Почему же у вас продвижение по службе заняло вдвое больше времени?

Уголком глаза Анна заметила, как Эйдин беспокойно ерзает на сиденье рядом с ней. Вне всякого сомнения, он решил, что она нарочно провоцирует мистера Броуди. Но ей было все равно. Помимо всего прочего ее возмущало, каким тоном Броуди обращался к ней, называя ее миссис Бальфур.

Притворная невинность ее вопроса больно кольнула Броуди.

– Такой благородной леди, как вы, мэм, вряд ли известно, что попасть на ют матрос может двумя путями: либо через якорную трубу, либо через транцевый люк.

Анне с досадой пришлось признать, что она понятия не имеет, о чем толкует мистер Броуди, хотя бесспорно ясно было одно: он нарочно несет всю эту тарабарщину на своем матросском жаргоне, чтобы сбить ее с толку.

– Вы своего добились, – отметила она с каменным лицом. – А теперь, может быть, соблаговолите перевести?

Броуди улыбнулся:

– Ют – это помещение для офицеров.

– Это мне известно.

Не вставая с места, он отвесил ей издевательски почтительный поклон.

– Тот, кто родом из богатой и знатной семьи, добирается до юта, расположенного на корме, через транцевый люк, находящийся там же. А у кого нет богатства и связей, тому приходится протискиваться через якорную трубу…

– Не надо мне объяснять, где находится транцевый люк, – оборвала его Анна. – И что такое якорная труба, я тоже знаю. Но ваше объяснение представляется мне чрезвычайно любопытным. Признаюсь, больше всего меня поражает то, какую убедительную отговорку вы для себя нашли. А впрочем, все это не имеет значения. Продолжим наш урок. Я вижу, нам предстоит долгий путь.

Броуди откинулся на спинку сиденья. Его лицо ничего не выражало. Да, это была всего лишь удобная отговорка, но он скорее согласился бы принять дюжину плетей, чем признать правоту миссис Бальфур. Подлинная причина его медленного продвижения по службе состояла в том, что до недавнего времени он просто не думал о карьере. Ему было все равно, получит он офицерское звание или нет.

Когда-то он был матросом-новичком – молодым, горячим и не очень-то дисциплинированным. Неизбежные наказания он выдерживал стойко, бравируя своей смелостью и бросая вызов старшим по званию. С тех пор много воды утекло: Броуди повзрослел, и гонора у него поубавилось. Время несколько отрезвило его. Oн получил удостоверение помощника капитана и решил, что это начало новой жизни.

А потом кто-то убил Мэри, и все покатилось в тартарары.

Он видел, что Анна вошла во вкус. Набросок судоверфи Журдена не уместился на одном листе, ей пришлось взять второй, чтобы пририсовать доки. Она с энтузиазмом объясняла назначение различных построек, радуя его слух своим правильным произношением, свойственным образованным людям высшего сословия. Броуди простил ей это невольное превосходство: уж больно ему нравился ее нежный и мелодичный голос.

Он бросил взгляд на О’Данна; адвокат холодно посмотрел на него в ответ. Билли Флауэрс прикорнул в уголке кареты и, по своему обыкновению, погрузился в сон. Анна что-то увлеченно объясняла, указывая на какую-то деталь чертежа. Броуди прищурился и неуклюже подался вперед, притворяясь, что ему издали плохо видно.

– Может, поменяемся? – с самым невинным видом предложил он О’Данну.

– О, разумеется!

Мужчины встали, чтобы поменяться местами. Гремя цепью, Броуди со вздохом удовлетворения опустился на сиденье рядом с Анной. Она отпрянула, словно почуяв запах дохлой рыбы. Плечи у нее напряглись, спина как будто одеревенела, и Броуди разозлился. Он склонился над письменным прибором, якобы изучая чертеж, но при этом специально задел ее коленом. Она вздрогнула и постаралась как можно дальше отодвинуться в сторону.

– А это что такое? – спросил он, указывая на какую-то деталь.

Волей-неволей ей пришлось наклониться к нему поближе. В эту самую минуту он повернул голову, и они стукнулись носами. Щеки у нее окрасились тем самым нежным румянцем, который ему так нравился. Броуди откинулся на спинку сиденья, весьма довольный собой.

Урок продолжался. Анна понемногу успокоилась и через некоторое время стала держаться уже не так скованно, хотя постоянно ощущаемая и – как она подозревала – нарочно подстроенная близость мистера Броуди не давала ей чувствовать себя вполне свободно. В карете было слишком душно: ей пришлось пережить неприятный момент, когда Броуди не без труда, так как ему мешала цепь, расстегнул рукава своей льняной рубашки и закатал их выше локтя.

Вид мускулистых и загорелых мужских рук, покрытых золотистыми волосками, оказал на нее странное воздействие: все мысли разом испарились у нее из головы. Насколько ей помнилось, за все годы знакомства с Николасом она ни разу не видела его рук обнаженными. Да, она была в этом уверена; в противном случае она бы не забыла.

«Джентльмены никогда не закатывают рукава в присутствии дам», – чуть было не сказала она вслух, но удержалась. Пусть это замечание останется до следующего урока; ей не хотелось чересчур перегружать ум мистера Броуди правилами хорошего тона на первом же занятии.

– Вот вы говорите, что Журдены строят все, – заметил он, когда она описала ему кузницу. – А вам никогда не хотелось ограничиться чем-нибудь одним? Каким-то определенным типом кораблей?

Интересный вопрос. Мистер Броуди, пожалуй, и представить себе не мог, насколько этот вопрос важен. Сама не понимая, что подвигло ее на такую откровенность, Анна поделилась с ним своей мечтой.

– У меня была надежда, что мы сосредоточим усилия на создании новой серии пассажирских судов. Мне хотелось, чтобы это был целый флот комфортабельных трансатлантических лайнеров, курсирующих между Европой и Америкой. И еще я надеялась, что мы сами будем отправлять их в плавание, а не продавать по контракту какому-нибудь пароходству. Но теперь это вряд ли сбудется.

– Почему?

Она посмотрела на него внимательно и грустно:

– Потому что Николас умер. А Стивен хочет строить только военные корабли.

«Это беспроигрышный вариант», – настаивал ее кузен. Он утверждал, что всегда можно найти на земном шаре такое место, где идет война, и не важно, участвует в ней Англия или нет. Циничная расчетливость Стивена возмущала Анну, однако ее отец считал, что в его рассуждениях имеется рациональное зерно. Дело есть дело. Теперь, когда Николас уже не мог ее поддержать, она не сомневалась, что точка зрения Стивена восторжествует и судостроительная компания Журдена пойдет по намеченному им пути.

– Но ведь компания по-прежнему принадлежит вашему отцу, я не ошибся? – спросил Броуди.

– Да.

– А после его смерти она перейдет к вам, разве нет?

– Да.

– Ну, тогда я не понимаю. Почему вы не можете строить, что вашей душе угодно?

Анна тихонько рассмеялась:

– Мистер Броуди, ваша очаровательная наивность меня просто поражает. Ответ, если коротко, состоит в двух словах: я женщина.

– Ну и что?

«Нет, это не наивность, – решила Анна, – это глупость». Нетерпеливо покачав головой, она положила конец расспросам и принялась объяснять ему разницу между кницами, брештуками и крачесами lt;Различные крепежно-соединительные детали в кораблестроенииgt;.

А бесконечный день все тянулся, становясь невыносимо жарким. О’Данн задремал, свесив голову на грудь. Билли Флауэрс тихонько похрапывал во сне. Посреди лекции о подошве волны и ее влиянии на конструкцию киля Анна заметила, что Броуди тоже зевает, и опустила перо.

– Пожалуй, на сегодня достаточно, – объявила она, сжалившись над ним.

– Нет-нет, не обращайте на меня внимания. Все это так занимательно.

Анна решила, что он с ней заигрывает.

– Где вы родились, мистер Броуди? – вдруг спросила она, удивив не только его, но и себя.

– А разве Ник вам не говорил?

– Я спрашиваю вас.

– Да, но что он вам сказал?

Она промолчала, ясно давая понять, что ждет ответа на свой вопрос. Броуди устроился поудобнее и перебросил ногу на ногу.

– Я вам отвечу, но только при одном условии: перестаньте называть меня лжецом.

Анна вспыхнула:

– Приношу свои извинения. Я…

– Извинения приняты.

Он улыбнулся, но она не улыбнулась в ответ. Броуди уже начал сомневаться, есть ли у нее вообще чувство юмора.

– Я родился в доме моего отца в долине Глеморган в Денбишире. Там я прожил до шестилетнего возраста, а потом мы с матерью и братом перебрались в Лланучлин. Это недалеко от Ритлана на речке Ди.

– Это в Уэльсе, – сказала она для пущей уверенности.

– Ага, в Уэльсе, – с довольным видом, подтвердил Броуди.

Значит, все-таки не Ирландия. Анна ему поверила, а это означало, что Николас ее обманул.

– Ваши родители живы? – спросила она еле слышно.

– Моя мать умерла.

– А отец?

– Еще жив, насколько мне известно.

«Плевать я хотел, жив он или мертв», – мысленно добавил Броуди.

У Анны было столько вопросов, что она не знала, с чего начать. Но расспрашивать мистера Броуди было равносильно признанию в том, что Николас не сказал ей ни слова правды, а этого ей не хотелось.

– Вы с Николасом… вы… вместе выросли? – спросила она без особой надежды.

– Верно. Пока нам не стукнуло по четырнадцать. А потом наши пути разошлись, если можно так сказать.

Она отметила про себя горечь, прозвучавшую в его голосе.

– Тем не менее вы оба выбрали море. Во всяком случае, корабли.

– Да, это странно. Лланучлин находится далеко от побережья, однако мы оба нашли работу, связанную с морем. Я не знаю, как это объяснить. В детстве мы с ним ни о чем таком не мечтали,

– Говорят… – Анна мучительно перевела дух, – говорят, что между близнецами существует особая духовная связь. – Ну вот, она признала это вслух. Начало положено…

Броуди смутно догадывался, чего стоило ей это признание. Ему хотелось прикоснуться к ней, накрыть ладонью ее маленькую ручку, сжимающую край чемоданчика с письменным прибором, но он не посмел. Она испугалась бы до смерти. Вместо этого он тихо сказал:

– Энни, мне очень жаль видеть вас такой печальной.

Он и сам не знал, почему назвал ее этим ласковым именем, просто так получилось.

Анна расправила плечи, стараясь успокоиться, и сделала еще одну уступку.

– Возможно, моя фамилия на самом деле вовсе не Бальфур. Видимо, Николас… ее придумал. Если вам неприятно ее произносить, полагаю, вы могли бы называть меня мисс Журден. В конце концов, это именно то, к чему я привыкла. Но я не давала вам разрешения называть себя по имени и уж тем более обращаться ко мне с этим нелепым простонародным прозвищем. Никто и никогда меня так не называл.

Она вдруг заметила, что оба они перешли почти на шепот, как будто стараясь не разбудить Эйдина. При мысли об этом Анна повысила голос до обычного тона, но адвокат так и не проснулся.

– Никто? – все так же тихо переспросил Броуди. – Ни один из ваших воздыхателей не называл вас Энни? А ведь это такое красивое имя!

– У меня не было «воздыхателей», – ледяным тоном отрезала Анна, – за исключением моего мужа.

«А он небось звал тебя „мисс Журден“ даже в постели в брачную ночь», – подумал Броуди. Он сочувственно прищелкнул языком, делая вид, что ее слова его удивили.

– Неужели никого? Ну хоть кого-нибудь? – Его жалостливый тон покоробил Анну.

– Никого.

– А почему вы так странно произносите свою фамилию? – огорошил он ее внезапным вопросом. – Почему Журден, а не Джордан?

– Фамилия Журден французского происхождения, – объяснила Анна.

– И поэтому она пишется не так, как произносится? – Впервые за все время с тех самых пор, как Броуди увидел ее в корабельной каюте, Анна рассмеялась. Ее бледное серьезное лицо чудесным образом преобразилось, а смех мгновенно вызвал ответную улыбку у него на губах.

– Какой забавный вопрос, – добродушно воскликнула она, – особенно из уст валлийца! Да разве в валлийском языке хоть одно слово произносится так же, как пишется? Ну вот, к примеру, скажите мне, сколько букв в названии города Ритлан?

Броуди одобрительно усмехнулся. По крайней мере она хоть что-то знает о валлийском языке и не считает его варварским наречием, подлежащим запрету, как некоторые надутые англичане.

– Я вижу, вы бывали в Уэльсе.

– О да, во всяком случае, в Лландидно. Там очень красиво. И народу с каждым годом все больше. Лландидно становится настоящим модным курортом.

Анна вдруг умолкла, оборвав себя на полуслове. Как это получилось, что у нее с мистером Броуди вдруг завязалась светская, чуть ли не приятельская беседа? Ей сразу стало неловко: это было нечестно по отношению к ее мужу. Ощутив в душе намек на еще более предательское чувство, она принялась торопливо завинчивать походную чернильницу и снимать металлический наконечник с пера.

– Я ни разу не возвращался в Уэльс после отъезда, – тихо продолжал Броуди, словно не замечая ее внезапной отчужденности. – В Лландидно очень красиво, но вам непременно нужно когда-нибудь побывать в долине Глеморган. На востоке поднимаются Кремнистые холмы, а долина вся пестрая, как лоскутное одеяло: сколько хватает глаз, всюду овечьи пастбища и небольшие поля. Я давно хотел съездить туда и навестить могилу матери, да вот так и не собрался.

Мысль о том, что теперь ему не суждено исполнить задуманное, он оставил невысказанной. Не было нужды об этом говорить: пальцы Анны замерли над бумагами. Она вдруг поняла, что начинает видеть в мистере Броуди человека, отдельного от Николаса, а не просто его зеркальное отражение или самозванца, пытающегося занять его место.

Открытие встревожило ее, но в то же время принесло облегчение. Не так мучительно будет провести несколько недель под одной крышей с этим человеком, если каждое слово или жест Броуди перестанет остро и живо напоминать ей о его брате. И все же Анне становилось не по себе при мысли о более тесных отношениях, которые неизбежно свяжут их по мере того, как она будет ближе узнавать и понимать его. Внутренний голос подсказывал ей, что им безопаснее оставаться чужими друг другу.

– Урок окончен?

Анна вздрогнула, услышав голос Эйдина, и подняла голову, ощущая легкое и совершенно необъяснимое чувство вины. Как это нелепо! Она же ни в чем не провинилась!

– Да, мы только что закончили. И мне кажется, мы многого добились, – ответила Анна, складывая письменные принадлежности. – Для первого раза совсем неплохо.

– Вы закончили как раз вовремя. Мы подъезжаем к месту нашего ночлега.

– Да, я вижу.

Они и в самом деле прибыли на место. Со скрытой усмешкой Анна наблюдала за тем, как мистер Броуди расталкивает своего храпящего охранника. Эйдин опустил подножку кареты и вылез наружу, потом обернулся и протянул обе руки, чтобы ей помочь. Ей пришлось протискиваться мимо Броуди по дороге к двери. Она передала Эйдину свой письменный прибор, таким образом, у него осталась только одна свободная рука. Произошла неловкая заминка, пока Анна осторожно нащупывала ногой ступеньку, протянув одну руку вперед и цепляясь другой за открытую дверцу.

И вдруг большие сильные руки мистера Броуди крепко подхватили ее за талию с двух сторон и придержали, пока она нашла подножку, оперлась на руку Эйдина и благополучно спустилась на землю.

Все приключение заняло меньше чем полминуты но Анну еще долго преследовало ощущение, пережитое в тот момент, когда сильные мужские руки прикасались к ней. Она ни на миг не усомнилась, что поступок Броуди был продиктован заботой и предупредительностью. Как ни странно, ей был даже приятен этот жест. До нее не сразу дошло, что сильные руки, державшие ее так крепко и надежно, были скованы между собой безобразной стальной цепью.