"Сердце негодяя" - читать интересную книгу автора (Гэфни Патриция)

2.

В салуне «Приют бродяги» установилась мертвая тишина, как только вошел Джесс. Атмосфера сразу изменилась — с карнавально-праздничной на похоронную. Правда, по пути к стойке бара он едва не налетел на столб, вдруг оказавшийся в двух дюймах от его глаза, закрытого повязкой. Это немного сбило с него спесь, но он все возместил с лихвой, когда парни, осаждавшие стойку, едва не попадали с табуретов, освобождая для него место.

— Бурбон, — произнес он шепотом, который в установившемся почтительном молчании был отчетливо слышен, — и на этот раз не разбавлять.

Высокий бармен кивнул лысой головой и выставил перед ним стакан вместе с бутылкой. Заодно он принялся наполнять какой-то подозрительной шипучей дрянью, по виду напоминавшей сарсапарель [10], стакан тощего, костлявого, бледного господина, сидевшего по левую руку от Джесса, но тот закрыл стакан ладонью, бросил на стойку полдоллара и отшатнулся, словно его укусил скорпион.

— Док? — удивленно окликнул его бармен. Что-то бормоча себе под нос, тощий господин устремился к дверям.

Джесс налил себе на два пальца бурбона и задумчиво отхлебнул.

— Эй, мы играем в карты или нет? — раздался женский голос в затянувшемся неловком молчании. — Чико, закончи эту песню, она мне нравится.

Ему не надо было оборачиваться, чтобы узнать голос мисс Кэйди (уменьшительное от Кэденс) Макгилл, хозяйки салуна, прервавшей его сладкий сон. Он думал о ней весь вечер, даже свой вкусный обед у Жака съел впопыхах, чтобы поскорее ее увидеть. Джесс питал слабость к хорошеньким женщинам и все же сам себе не мог объяснить, что его заставило упустить золотой шанс и не сказать, ей, что он работает на Уайли. Это на него совершенно не похоже.

Неужели он становится сентиментальным? Об этом страшно было подумать. Ведь он совсем недавно вступил в игру!

Невысокий красивый мексиканец в шляпе-котелке вновь начал наигрывать на пианино «Икоту пьяницы». Закрутилось колесо рулетки, кто-то швырнул игральные кости, умолкшие было разговоры возобновились. Джесс налил себе еще на дюйм выпивки и плавно повернулся спиной к стойке, опершись об нее локтями и поставив ногу в сапоге на медную перекладину. Ему пришлось зажмуриться, чтобы поберечь глаза, едва не выкатившиеся из орбит подобно бильярдным шарам.

Мисс Макгилл переоделась. Воспоминание о девушке в простой коричневой юбке и выцветшей блузке, столь живо занимавшее его воображение до этой минуты, поблекло и растворилось в блестяще-красном взрыве. Джесс постепенно пришел в себя, по кусочкам складывая в уме ее образ, чтобы не ослепнуть окончательно.

Она восседала на высоком табурете, закинув ногу на ногу, и раздавала карты четырем ковбоям, глазевшим на нее в телячьем восторге вместо того, чтобы играть в «блэк джек». Ничего удивительного. Платье облегало ее так, словно она растопила свечку красного воска и облилась им с головы до ног, пока он был еще теплым.

Нет, не то чтобы с головы до ног — сказать так было бы явным преувеличением. Если бы кому-то из обалдевших от безответной любви ковбоев надоело поедать глазами ее обнаженные плечи и высокую белую грудь (невероятное предположение), они могли полюбоваться голой ножкой, дюймов на шесть видневшейся из-под оборок красного платья. Красная туфелька на высоком каблучке, покачиваясь, свисала с носка. «Убей меня», — молили их взгляды. Они нарочно сбрасывали карты, чтобы заставить ее наклониться и сдать по новой.

Отвернувшись в целях самозащиты, Джесс окинул взглядом просторный зал с высоким потолком. По части салунов он считал себя знатоком, в некотором роде даже гурманом, и теперь решил оценить помещение. Все обычные атрибуты на своих местах: плевательницы, зеркала, висячие фонари, голова оленя, писанная маслом в полный рост обнаженная красавица над стойкой бара.

Половину задней стены занимал сложенный из камня камин; до уровня груди стены были обшиты панелями темного дерева, а выше — до самого сводчатого потолка — покрыты штукатуркой цвета слоновой кости. Уютная, приветливая обстановка. Но было здесь что-то еще, чему он никак не мог найти определения. Что-то выделявшее «Приют бродяги» из обычного ряда. Джесс побывал в сотнях салунов, но такого не видел никогда.

И тут его осенило: здесь было чисто. Зеркала не выглядели захватанными, стены без масляных следов, оставленных чьими-то затылками. Надраенная воском стойка бара сияла, как китайский лак. Он видел свое отражение в чисто вымытых оконных стеклах. А самое странное — легко дышалось, воздух не напоминал атмосферу в задымленной угольной штольне.

Чего еще ждать от женщины? Джесс хотел посмеяться, назвать заведение Кэйди «Приютом кисейных барышень», порога которого не переступил бы ни один уважающий себя бродяга, но что-то ему помешало. Нет, «Приют бродяги» был отличным салуном. Конечно, ощущение чистоты оказалось непривычным, но — как ни странно — чертовски приятным. Видимо, по какой-то непонятной причине мужчинам легче наполнять свои легкие дымом, гробить печень спиртным и просаживать деньги, отложенные женой на хозяйство, в примитивные азартные игры, находясь в чистоте и уюте.

Интуиция подсказывала Джессу, что от мисс Макгилл лучше держаться подальше, но ее красное платье манило его, как пение сирены. Для начала он добавил себе еще бурбона, сунул в уголок рта тонкую черную папиросу (свернутую заранее) и двинулся вперед, напустив на себя привычно свирепый вид, как бы говоривший: «Только тронь меня, и я вышибу тебе мозги», без которого человеку его профессии просто не обойтись. Никто не посмел глазеть на него открыто, но он чувствовал на себе опасливые взгляды исподтишка, пока пробирался среди пьющих и играющих в покер завсегдатаев к столу для «блэк джека»…

Один из игроков уже начал подниматься с табурета, чтобы освободить ему место, но Джесс дружески хлопнул его по плечу (бедняга застыл как соляной столб) и хрипло шепнул:

— Я только смотрю.

Он не сомневался, что Макгилл знает о его присутствии, но нарочно делает вид, будто его не замечает. Ну что ж, это дало ему прекрасную возможность свободно понаблюдать за ней.

Осанка у нее красивая, это точно. А на ногах — вблизи он ясно разглядел — чулочки телесного цвета. Темные вьющиеся волосы больше не падали ей на спину; она соорудила на макушке высокую колеблющуюся прическу «помпадур», производившую, пожалуй, чересчур сильное впечатление.

Джесс никак не мог привыкнуть к волшебному превращению: перед ним была совсем не та женщина, которую он видел всего пару часов назад. Нет-нет, у него нет никаких претензий к этой новой женщине, но… даже веснушки куда-то подевались. На губах у нее помада, запах духов чувствовался даже на расстоянии. Все это просто прекрасно, ему нравились благоухающие духами женщины с накрашенными губами, но… Нет, ничего. Она выглядела великолепно, и он сказал себе, что, как только оправится от потрясения, тут же оценит ее по достоинству.

Казалось, болтающаяся на большом пальце туфелька готова вот-вот слететь. Ему польстила мысль: ведь это его присутствие заставляет ее нервничать, но если бы не туфелька, взлетавшая все чаще и чаще, он бы и сам ни за что не догадался. Лицо у нее было невозмутимое, как у игрока в покер, она раздавала карты быстрыми, точными, ловкими движениями профессионала.

— Ты проигрался, Гюнтер, — объявила она, обращаясь к типу в клетчатой ковбойке, похожему на дровосека, и наклонилась собрать его карты.

Джесс устремил взгляд туда же, куда и все остальные. Тут-то он и увидел это. А может, ему просто почудилось? «Это» мелькнуло только на секунду, и он даже подумал, что видел всего лишь игру света. Поэтому в следующий раз нарочно дождался конца игры (банкомет опять выиграл) и приготовился смотреть.

Вот она наклонилась и одним длинным движением руки сгребла со стола все карты. «Это» оказалось на месте — не мираж и не пьяная галлюцинация. Настоящая татуировка на левой груди. Изображение какой-то птицы, похожей на орла. Этот орел взмывал из тесной затененной лощины, устремляясь к вершине холма. У Джесса отвисла челюсть, и папироска выпала изо рта.

Он раздавил ее сапогом, сделав вид, что так и задумано (хотя папироска даже не была зажжена), и от души надеясь, что никто не обратил на него внимания. Мог бы и не беспокоиться: кого интересовал он, когда глаза всех устремились на татуировку Кэйди? Она раздала карты по новой. Джесс так старался разглядеть неуловимую птицу, что совершенно позабыл о всяких попытках подметить передергивание или двойную игру. Вдруг ему пришло в голову, что именно в этом и состоит назначение татуировки.

А что? Совсем неглупая мысль! Тут он подумал, что для наколки могло найтись и другое применение — менее практическое, но куда более интересное, — однако именно в этот момент высокая и тонкая, как ивовый прут, блондинка прижалась чересчур пышным напудренным бюстом к его плечу и выдохнула «Привет», обдав его перегаром джина и хинной настойки.

Джесс ей обрадовался. Ему нравилось вселять страх Божий в сердца людей, но грустно то, что все обходили его стороной. Почти никто с ним не разговаривал. Ему становилось одиноко.

— Привет, — ответил он.

Зря. Следовало придумать что-то более угрожающее или зловредное. Но что? «А эти штуки не накладные?» Нет, можете говорить и думать о Голте все что хотите, но он всегда старался вести себя как джентльмен.

— Я Глендолин, — представилась блондинка доверительным детским голоском, кокетливо потупив глазки и складывая губки бантиком, словно намеревалась наградить его поцелуем. — А ты Голт. Я о тебе слыхала.

Теперь Джесс понял, с кем имеет дело. До начала карьеры Голта он и не подозревал о существовании подобных особ женского пола — женщин, которых влекло к опасным мужчинам. Но оказалось, что такие есть и что они готовы пуститься во все тяжкие, лишь бы заполучить желаемое. Если отбросить денежную сторону, ничто так не скрашивало жизнь наемного стрелка, как эти женщины. На первых порах Джесс вовсю пользовался их жадным интересом к своей персоне, не упуская ни единого случая. Однако в последнее время настроение стало пропадать. Их внимание уже не льстило ему. Все равно что носить парик и слушать комплименты своей роскошной шевелюре.

— Хочешь присесть и выпить со мной? — продолжала мурлыкать Глендолин, указывая на пустой столик на двоих. — Может, покажешь мне свою пушку?

Ее кукольные голубые глазки взирали на него с ангельской невинностью, поэтому Джесс решил, что она имела в виду пушку в буквальном смысле.

— Почему бы и нет? — проговорил он своим замогильным шепотом.

Глендолин в восторге закатила глаза и направилась к стойке бара. Джесс последовал за ней. Приятно для разнообразия полюбоваться на ее маленькую круглую попку, но он все-таки оглянулся, чтобы убедиться, что Кэйди на него смотрит.

Так оно и было, но она сразу же отвернулась и принялась ожесточенно шлепать картами по столу. «Каждый в этом заведении играет свою роль», — философски отметил про себя Джесс. Просто в его игре риска гораздо больше, да и ставки куда выше, чем в любой другой.

Джесс, разумеется, выбрал стул спиной к стене, чтобы следить за входом, а Глендолин, увидев это, едва не завизжала от восторга. Еще одна девица — рыжая полногрудая милашка по имени Уиллагейл — расставляла напитки на соседнем столике. Джессу вдруг пришло в голову спросить себя, что именно происходит в салуне «Приют бродяги». Он готов был побиться об заклад на последний доллар, что сидящая рядом с ним блондинка — шлюха. Выходит, и Макгилл — тоже?.. Разрази его гром! Да нет, быть того не может.

Хотя… почему бы и нет? Если у девушки на носу веснушки, это еще не означает, что она воплощенная добродетель. Он медленно опустился на свой стул, наблюдая за ней через два ряда столов для игры в покер и пытаясь представить ее себе в роли «мадам» из борделя. Это было трудно, но… не исключено.

Как же в таком случае к ней относиться? Джесс испытывал смешанные чувства. Он вообразил ее в своей широкой пуховой постели с тех самых пор, как впервые увидел. И ему почему-то стало неприятно при мысли, что надо только заплатить, чтобы мечта сбылась.

Он купил Глендолин («Зови меня Глен, милый») порцию выпивки, потом еще и еще одну. Можно было не сомневаться, что бармен их разбавляет, и все же Джесс с удивлением спрашивал себя, куда в такое воздушное создание все это входит. Она задавала ему обычные глупейшие вопросы: как он стал профессиональным стрелком, сколько человек отправил на тот свет и какие чувства при этом испытывал. Джесс уклонялся от ответа, как всегда бросая зловещие взгляды и загадочно хмыкая.

Глендолин была не слишком умна, но — несмотря на свое нездоровое любопытство к кровавым подробностям — показалась ему милой. Он вздохнул с сожалением, когда она, извинившись, отлучилась «по делам». «Дела», вне всякого сомнения, ждали ее в уборной позади салуна. После всего выпитого этому вряд ли стоило удивляться.

Вдруг что-то легонько стукнуло его по ноге. Опустив взгляд, Джесс увидел чернокожего мальчика — укороченное издание бармена за стойкой, правда, снабженное приложением в виде курчавых волос на голове. Малыш сидел на корточках, наполовину скрывшись под столом. В одной руке он держал метелку, а в другой — наполненный окурками совок для мусора.

— Привет, — сказал Джесс. Мальчик, не спуская с него испуганного взгляда, еще глубже спрятался под стол.

— Как дела? Нравится тебе эта работа? Сколько платят? Помню, работал я когда-то давным-давно на конюшне, выгребал навоз из стойл. Мне тогда исполнилось… примерно столько же, сколько тебе сейчас — лет девятнадцать-двадцать, — шутливо уточнил Джесс (на вид мальчику было не больше семи). — Платили сущую мелочь: четвертак в неделю. А как, по-твоему, что хуже: вычищать лошадиный навоз или окурки и плевки? Что скажешь? Кто больше гадит — лошади или ковбои?

— Лошади, — нерешительно ответил мальчик, вылезая из-под стола на несколько дюймов.

— Ну не скажи, — задумчиво возразил Джесс. — Некоторые парни оставляют за собой страшно много мусора.

— Да, но они хоть не делают все свои дела прямо на пол.

— Это ты верно подметил. Очень точно схвачено. Хочешь папироску? Нет? Ну тогда скажи мне, что такой умный парень, как ты, делает в таком ужасном месте?

Громадные черные глаза с перламутровыми белками округлились, как блюдечки.

— Это хорошее место! Почему вы говорите, что оно ужасное?

Он совсем вылез из-под стола, а когда Джесс широким жестом пододвинул ему стул Глендолин, робко уселся на самый краешек. Любопытство возобладало над страхом.

— Тебе здесь нравится? В этой дыре? — спросил Джесс, оглядываясь вокруг с притворным удивлением. — Что здесь хорошего?

— Ну… лучше всех, конечно, мисс Кэйди. И еще мне нравится, как Чико играет на пианино. А мисс Глен и мисс Уиллагейл — они тоже очень добрые. Иногда клиенты мне дают чаевые, или сладости, или кусочек лакрицы. А мой папа работает тут барменом, его все любят и меня тоже не обижают.

— Ясно. А почему же все-таки мисс Макгилл лучше всех? Да, кстати, как тебя звать?

— Абрахам.

— Рад знакомству. Вы с ней женаты?

— Нет…

Мальчик захихикал, но сразу опомнился.

— Просто она хорошая, вот и все. Она добрая. Все мне разрешает: править двуколкой, заходить к ней в комнату и играть разными вещичками. Всегда мне что-нибудь дарит — книжку, или яблоко, или еще что-нибудь. И еще она веселая, и от нее всегда хорошо пахнет.

— Это я и сам заметил.

Абрахам забарабанил пятками по ножкам стула. Он немного освоился, но по-прежнему пожирал Джесса глазами. Его снедало любопытство.

— Папочка говорит, вы наемный стрелок, — застенчиво начал он.

—Угу.

— А почему?

— Что «почему»?

— Вам нравится стрелять в людей?

— Ну… не скажу, чтобы мне это нравилось. И вообще я стреляю только в тех, в кого надо.

— А в кого? В кого вы стреляете?

— В плохих парней. В таких, которые сами напрашиваются. Они бы сами убили кого-нибудь, если бы я не застрелил их раньше.

Рот Абрахама открылся в форме буквы О.

— Значит, сами вы из хороших парней?

Джесс стукнул кулаком по столу.

— Точно. Я один из хороших парней. Только послушай меня внимательно.

Он придвинулся ближе, и Абрахам испуганно заморгал, но не отшатнулся.

— Никому не говори, слышишь? Не хочу, чтобы об этом болтали. Я из хороших парней, но никто об этом не знает кроме нас с тобой. Пусть это будет наш секрет. Идет?

— Идет. Но почему?

— Ну потому что…

Он все еще раздумывал над ответом, когда вернулась Глендолин.

— Хэм Вашингтон, твой папаша велел тебе сию же минуту очистить этот стул и заняться делом, а не то он тебе всыплет!

— Ой-ей-ей…

Подхватив на ходу метелку и совок, мальчик вскочил со стула и обеспокоенно скосил глаза в сторону бара. Его отец ответил ему грозным взглядом. Джесс разочарованно вздохнул: его маленький дружок сбежал, а на стул вновь уселась Глендолин. Эта была неравноценная замена.

— Ну что, милый, покажешь ты мне свою пушку или нет?

У него были при себе целых две пушки. Может, она действительно намекала на нечто третье? К счастью, их опять прервали прежде, чем он нашелся с ответом.

Джессу, смотревшему вниз, даже не пришлось поднимать голову, чтобы узнать, почему в салуне вдруг стало тихо и чьи башмаки направляются прямо к нему от вращающихся дверей. Он готов был ставить двадцать к одному, что это представитель закона.

Глендолин, уже успев подсесть поближе и упереться коленкой ему в бедро, виновато отодвинулась.

— О, привет, Томми! — небрежно обронила она, поправляя закрученные штопором локоны на затылке. — Вот уж не ожидала увидеть тебя здесь!

Перед ним, несомненно, стоял шериф: об этом говорил значок на груди белой накрахмаленной рубашКи, хотя в остальном вновь прибывший скорее напоминал банковского служащего или телеграфиста. Он явно нервничал, но старался держать себя в руках и был безукоризненно вежлив.

— Добрый вечер, — сказал он. — Мистер Голт, если не ошибаюсь? Я шериф Ливер.

При других обстоятельствах Джесс, который сам по натуре был человеком вежливым и приветливым, пожал бы протянутую ему изящную, лишенную мозолей руку. Но Голт не стал бы этого делать, тем более что посетители салуна поголовно навострили глаза и уши. Поэтому он проигнорировал руку шерифа и уставился на него своим леденящим взглядом, пока несчастный не залился краской. Глендолин нервно захихикала.

— Глен, — обратился к ней шериф, — ты не могла бы извинить нас на минутку?

— А что ты такого собираешься сделать за минутку?

Она одна засмеялась своей дурацкой шутке, никто ее не поддержал.

Шериф откашлялся, прикрыв рот ладонью.

— Я хочу сказать, не могла бы ты оставить нас с мистером Голтом наедине?

— Да ты не стесняйся, Томми, говори прямо при мне.

У шерифа Ливера были рыжеватые волосы и нежная молочно-белая кожа. Для многих женщин такая кожа наверняка составляет предмет зависти.

Увы, она подобна барометру. Белый цвет означает ужас, розовый — страх, красный — стыд и унижение. В эту минуту она напоминала цветом лососину, но стремительно темнела, приближаясь к свекле. Джесс не мог этого выдержать.

— Пойди прогуляйся, — любезно предложил он. обращаясь к Глендолин. — Мой разговор с шерифом не предназначен для дамских ушей.

Услышав слово «дамских», Глендолин сделалась почти такой же пунцовой, как сам шериф.

— Ну тогда прошу меня простить, джентльмены, я вернусь, когда вы закончите ваш мужской разговор.

Она бросила влюбленный взгляд на Джесса и торопливо поднялась с места, что-то бормоча под нос. Не прошло и секунды, как ее след простыл. Шериф проводил ее взглядом. Вид у него был такой, словно он попал молотком по пальцу, забивая гвоздь, и теперь пытался удержаться от слез.

— Присядьте, — пригласил Джесс — Что-нибудь выпьете?

— Нет, спасибо.

Сесть он тоже не захотел. Не хуже Джесса сознавая, что разговор они ведут отнюдь не с глазу на глаз, шериф откашлялся, почесал свою жиденькую рыжеватую бородку и приступил к делу.

— С вашего разрешения, мистер Голт, я хотел бы знать, что за дела у вас в Парадизе? — Сверкающий серебряный значок, начищенные до блеска ботиночки, штаны, натянутые чуть ли не до подмышек. Чистенький и благоухающий одеколоном. Белая шляпа, никакого оружия. Джесс быстро его раскусил: усердия много, но кишка тонка.

Это само по себе не смертный грех, обычному человеку и в упрек не поставишь, но такому вряд ли можно доверить поддержание порядка в городе. Очевидно, других кандидатов не нашлось. Джессу ужасно не хотелось унижать шерифа, но в этот момент они находились в положении псов, обнюхивающих друг друга перед дракой. Чем раньше один из них повалится лапами кверху и признает себя побежденным, тем скорее они смогут перейти к делу.

— А я не дам разрешения, — вызывающе отрезал Джесс, откинувшись на стуле, скрестив руки на груди и задрав ноги на стол.

Может, он что-то упустил? Может, еще что-то следует сделать, чтобы выглядеть законченным хамом? Он бы сплюнул на пол, но тогда Хэму пришлось бы за ним подчищать.

— Вы допрашиваете всех, кто приезжает в ваш город? Это не больно-то гостеприимно, шериф. Я бы даже назвал это открытой враждебностью.

Ливер громко сглотнул.

— Я просто хотел поинтересоваться, надолго ли вы здесь задержитесь.

— Еще не решил. Милый городок, Приятные люди. Может, я тут осяду. Уйду на покой, куплю себе домик с белым заборчиком. Буду выращивать цветочки.

Кто-то хихикнул, кто-то за соседним столиком прямо-таки прыснул со смеху. Щеки шерифа Ливера приняли аппетитный оттенок кизилового варенья.

— Могу я, — он снова откашлялся, прикрывая рот рукой, — могу я спросить, зачем вы здесь?

— По делам.

— А… по каким делам?

Пopa показать, что запал у него короткий. Джесс снял со стола одну ногу в сапоге и с грохотом опустил ее на пол. Все подпрыгнули, но шериф — выше всех.

— По частным делам, — грозно пояснил Джесс. — Ты что-то против этого имеешь, дружище? Тогда давай продолжим разговор на улице.

Он сцепил пальцы и захрустел суставами, сгибая их один за другим, чтобы никто не усомнился в смысле его слов.

Только с третьей попытки шериф сумел выговорить:

— Я ничего против вас не имею.

— Вот и хорошо. Тогда можешь присесть и выпить со мной. Бармен!

— Нет, спасибо, — отклонил приглашение шериф, оскорблённо раздувая ноздри.

Он еще больше выпрямился, расправил плечи и выпятил грудь под безупречно белой рубашкой.

— Я только хотел сказать, что нам не нужны неприятности, мистер Голт.

Джесс понял, что большего на этот раз не добьется.

— У меня и в мыслях не было кому-то доставлять неприятности, шериф, — прохрипел он голосом призрака. — Но если кто-то досадит мне, я положу этому конец.

Поединок взглядов затянулся, как ему показалось, часа на полтора. Наконец кадык у шерифа задергался, как поплавок, а глаза заслезились. Он коснулся пальцами полей шляпы.

— Желаю приятно провести вечер.

Джесс не ответил. Шериф Ливер повернулся кругом и покинул салун «Приют бродяги» со всем возможным достоинством, какое удалось сохранить при столь плачевных обстоятельствах.

«Для первого раза неплохо», — подумал Джесс. Постепенно общий разговор возобновился, и вскоре уровень шума поднялся до обычного. Вытащив из кармана колоду карт, Джесс начал раскладывать на столе пасьянс собственного изобретения. Ему хотелось поговорить с Хэмом. Присутствие Глендолин он заметил лишь в момент, когда она провела пальцами по его шее, просунув их под воротничок.

— Привет, милый, — промурлыкала она пьяным шепотом прямо ему на ухо.

Он поморщился, не зная, стоит ли пригласить ее присесть. По правде говоря, Глендолин его слегка разочаровала. Похоже, шериф имел на нее самые серьезные виды, а она не пожелала даже поздороваться с ним по-человечески. Джесс ничуть не удивился бы, узнав, что она смеется над честным простаком-шерифом у него за спиной: таких мужчин, как Ливер, некоторые женщины просто не воспринимают всерьез. Ладно, его все это не касается. Он снял ноги со стола и начал было:

— Почему бы тебе…

— Глен, будь так любезна, обслужи клиентов за задним столиком, если тебя не затруднит.

Глендолин растерянно заморгала.

— Это какие? Вон те?

— Те самые. Видишь, они уже языки высунули от жажды? Сорок минут ждут обещанной выпивки.

— Да, конечно, Кэйди. Я мигом, — добавила Глендолин, обращаясь к Джессу.

Она кокетливо помахала ему рукой и отправилась выполнять поручение, покачивая на ходу своей маленькой круглой попкой.

Кэйди устало повела глазами. Это легкое выражение досады прошло бы незамеченным, если бы Джесс не смотрел на нее так пристально. Ему приходилось встречать и более красивых женщин, чем Кэденс Макгилл, но не так уж много, и все они в чем-то уступали ей. Он не мог отвести от нее глаз. И дело даже не в том, как она выглядела в эту минуту. Главный секрет ее притягательности заключался в ином: каким-то непостижимым образом она умела сочетать в себе нынешнюю разряженную и накрашенную Кэйди с той девушкой в застиранной старой блузке, мужской фетровой шляпе и с веснушками на носу, которую он встретил днем.

И как только женщинам это удается? Ну, разумеется, не всем, а только избранным. Джесс был уверен, что та же Глендолин, к примеру, — доведись ему увидеть ее в косынке и в фартуке с нагрудником, — вряд ли взбудоражила ему кровь. А вот эта Макгилл — совсем другое дело. Ему хотелось увидеть ее в каком-нибудь новом костюме, в другой обстановке. Интересно, как она выглядит в церкви или в бакалейной лавке? Или по утрам, когда встает с постели?

— Мистер Голт, вы распугиваете моих клиентов.

Заглянув ей за спину, Джесс убедился в ее правоте: с уходом шерифа салун наполовину опустел. Правда, тощий, бледный, похожий на покойника субъект, сбежавший от него раньше, вернулся к стойке бара. Джесс встретился с ним взглядом. Ходячий труп замер, не донеся стакан до рта, со стуком опустил его на стойку, бросил бармену монету и сломя голову кинулся к дверям, как будто за ним гнались демоны ада.

Любопытно.

Джесс встал и указал на второй стул.

— Может, присядете, мисс Кэйди?

Она перевела взгляд с него на стул и обратно. Он ясно видел, что на лице у нее написано: «Спасибо, я лучше постою».

— Просто чтобы доказать вашим клиентам, что я не кусаюсь, — добавил Джесс, поведя подбородком в сторону кучки самых стойких посетителей.

Обдумав это предложение, она кивнула и села.

— Выпьете?

— Нет.

Потянувшись за бутылкой, чтобы налить себе, он промахнулся и едва не сбросил ее со стола, но Макгилл успела ее подхватить, на скатерть пролилось не слишком много бурбона. «Чертова повязка», — мысленно выругался Джесс, по крайней мере, в тысячный раз.

Из-за этой проклятой «заплатки» он все видел не в фокусе и чувствовал себя полным идиотом. Однако промах сослужил ему хотя бы одну добрую службу: дал возможность еще раз взглянуть на ее татуировку. Увы, синеватый контур птицы на белой коже мелькнул лишь на мгновение, но дело того стоило.

— Мистер Голт, мне придется просить вас об одном одолжении.

— Только назовите.

— Поймите меня правильно, — предупредила она, нервно перебирая звенья серебряной браслетки у себя на запястье, — лично против вас я ничего не имею, но… Не могли бы вы перебраться в другую гостиницу?

Джесс недоуменно поднял бровь, и она заговорила быстрее:

— Добб-Хауз расположен в двух шагах отсюда, вы его, наверное, просто не заметили, когда шли сюда. Там гораздо меньше шума, к тому же у них есть ресторан, вам бы не пришлось…

— А мне нравится шум. В салуне я чувствую себя как дома.

Она задумчиво посмотрела на него.

— В таком случае вам, наверное, будет хорошо у Уайли. У него салун гораздо больше этого. И шума много — это самое подходящее место для вас.

Он усмехнулся.

— Чтобы я мог распугивать его клиентов?

Кэйди ответила полуулыбкой:

— Вы действительно на него не работаете?

— Я его никогда не встречал.

— Тогда кто вас нанял?

Пора кончать, разговоры и показать зубы. Что-то она уж больно осмелела, эта Макгилл, задает слишком много вопросов. Она совсем перестала его бояться! Но он ограничился тем, что сказал:

— С чего вы взяли, будто меня кто-то нанял? Может, не стоит спешить с выводами?

Теперь уже она подняла бровь и не ответила. Джесс потянулся за одной из своих черных папиросок. Он взял себе за правило сворачивать их заблаговременно, без свидетелей. Ему эта работа быстро никак не давалась: на каждую приходилось затрачивать не меньше пяти минут упорного труда, сдвинув повязку с глаз на лоб.

Прилепив папироску к нижней губе, Джесс вытащил из другого кармана деревянную спичку. Этот у маневр у него был отработан первоклассно: с величайшей небрежностью он чиркнул спичкой по ногтю большого пальца. Она зажглась с первой попытки. Глядя прямо в карие глаза Макгилл, он поднес спичку к кончику папироски и вдохнул. Ничего. Джесс — снова затянулся. По-прежнему ничего. Слегка повернув голову, чтобы понять, что, черт побери, происходит, он убедился, что держит спичку на дюйм ниже и левее, чем следовало.

— Дерьмо.

Потрясая в воздухе обожженными пальцами, он выронил спичку. Она все еще горела, и ее пришлось задуть, но при этом папироска выпала у него изо рта прямо на стол. О, черт, надо же так вляпаться! Ему хотелось в сердцах швырнуть незажженную папироску через весь зал, но вместо этого он сунул ее в карман, бросил погасшую спичку в пепельницу, потом собрался с духом и поднял глаза на Кэйди.

Она смотрела на него, не мигая, почти без всякого выражения. Почти. Может, она улыбается? Он пригляделся внимательнее. Нет, она не улыбалась, но, похоже, прилагала все силы, чтобы удержаться.

Джесс надвинул шляпу на глаза: это была самая, пугающая из отработанных им поз, в чем он не раз имел возможность убедиться, упражняясь перед зеркалом. Теперь следовало бросить какую-нибудь убийственную реплику, чтобы вновь вселить в нее страх перед Голтом. Увы, ему ничего не приходило в голову.

— Что у вас с глазом? — спросила она с любопытством. — Когда это случилось?

Вот дьявольщина! Еще пять минут назад она ни за что не посмела бы задать такой вопрос. Он лишился значительной части своей репутации плохого парня, но почему-то в глубине души не жалел об этом.

— На войне.

— Но вы же тогда были молоды! Я бы сказала, даже слишком молоды.

Все верно, ему было лет девять, но ей об этом знать необязательно.

— На войне человек быстро взрослеет, — буркнул он в ответ. — Вы уверены, что не хотите со мной выпить?

— Нет, спасибо, я не пью. Ну, может, кружку пива в жаркий день, — уточнила она, — но это все.

Раз уж они так душевно разговорились, Джесс решил спросить:

— Мне бы хотелось узнать, если не возражаете, как это получилось, что вы занялись своей нынешней работой, мисс Макгилл?

— А в чем дело? — тут же ощетинилась она. — Вы что-то имеете против моей работы?

— Ничего. Ровным счетом ничего.

— Мне это место досталось по наследству,

— От отца?

— Нет, от друга.

— Ах вот как. От друга, — понимающе протянул Джесс.

Кэйди одарила его саркастической усмешкой.

— Может, вам тоже не стоит спешить с выводами, мистер Голт?

Он сразу пожалел о своих словах. Не следовала разыгрывать из себя циничного всезнайку в разговоре с этой Макгилл.

Маленький Хэм появился как раз вовремя.

— Привет, — робко сказал он, прячась за спинкой стула Кэйди.

Джесс подмигнул ему. В присутствии Кэйди мальчик расхрабрился, особенно когда она положила руку ему на затылок, но все-таки смотрел на Джесса расширенными и круглыми, как полтинники, глазами.

— Привет, — ответил Джесс. — Гляди, что я только что поднял с пола. Не понимаю, как ты его проглядел, пока подметал?

— Чье это? — спросил Хэм, уставившись на двадцатипятицентовик, который Джесс протягивал ему на ладони.

— Понятия не имею. Думаю, теперь твое.

— Вот это да! Спасибо, мистер Голт.

— А я тут при чем? На полу валялось. Ты нашел, ты и забирай.

Он заметил, что устремленный на него взгляд Кэйди смягчился. Это было что-то новенькое. Какие чудные у нее глаза, когда в них нет подозрительности и настороженности! Настоящие карие — теплые и бархатистые. В этих глазах можно утонуть с головой и при этом чувствовать себя очень даже уютно.

— Вам удалось пообедать и принять ванну, мистер Голт?

Он с трудом заставил себя очнуться, чтобы ответить утвердительно и рассказать ей, как ему понравился обед у Жака. Маленький Хэм жадно ловил каждое его слово, и Джесс вспомнил себя в семилетнем возрасте. Как-то раз его сестра сообщила ему на ухо в воскресной школе, что мать Мария-Алоизия ничем не отличается ото всех других людей: принимает пищу, спит в кровати, ходит в уборную, ну, словом, все.

Наемный стрелок Голт, вероятно, казался Хэму легендой, как вдруг выясняется, что этот героический вымысел поглощает отбивные в ресторане напротив и принимает ванну в задней комнате парикмахерской Куомо! В душе Джесс не мог ему не посочувствовать.

— Если вас все еще интересует игра в покер, — продолжала между тем Кэйди, — вон те парни делают весьма приличные ставки. Начинают каждый вечер около десяти. Они не транжиры и никогда не играют в долг. Все по-честному. Никакого шулерства я в своем салуне не допускаю.

— Рад слышать.

Судя по виду, она ему не поверила, но Джесс сказал правду. Он отлично умел играть в покер, но никогда не занимался шулерством.

— Кроме того, у вас всегда есть возможность сыграть в «блэк джек», — добавила она с дерзкой улыбкой, словно бросая ему вызов.

— Да нет, вряд ли, — покачал головой Джесс, улыбаясь в ответ.

— Нет?

— Полагаю, вероятность выигрыша слишком мала.

— А вы попробуйте, тогда узнаете наверняка.

— Я взял себе за правило никогда не играть против заведения.

— Риск действительно выше, — согласилась Кэйди, — но и награда гораздо больше, если сумеете выиграть.

Они оба умолкли, уставившись друг на друга. Разговор принял какой-то странный оборот, и дело было вовсе не в «блэк джеке». Даже Хэм это понимал.

— Ну что ж, — сказала мисс Макгилл, отодвинув свой стул.

Джесс готов был поклясться, что ей не хочется уходить. Поскольку она пришла, чтобы просить его съехать, можно считать, он одержал победу. Ему не хотелось оставаться одному: если не считать Хэма, он ни с кем так долго не разговаривал в течение многих недель.

— Вы не могли бы завтра показать мне город, мисс Макгилл?

Дурацкий ход. Выражение ее лица обрушило его с небес на землю. Кэйди стремительно поднялась с места, вдруг вспомнив, с кем имеет дело.

— Мне очень жаль, — пробормотала она, причем по лицу было видно, что ей ничуть не жаль, — завтра я занята.

— Завтра суббота, — вставил Хэм. — Чем вы хотите заниматься, мисс Кэйди?

— Делами.

— Какими делами?

Она с досадой перевела дух.

— Важными делами.

Джесс поднял ноги на стул, который она только что освободила.

— Не будем об этом, — бросил он небрежно. — Я совсем забыл, что у меня тоже завтра полно дел.

Теперь она смутилась. А может, даже пожалела о своем отказе?

— Ну что ж… — неуверенно повторила Макгилл.

Он лишь окинул ее недобрым взглядом.

— Прошу меня извинить, — она повернулась и ушла.

Вскоре после этого Хэм тоже его покинул. «Не напиться ли с тоски?» — подумал Джесс, но решил, что не стоит. В самом паршивом настроении он бросил деньги на стол и вышел из салуна на свежий воздух.

Это был тихий конец города. Издалека, откуда-то справа, доносились пьяные крики (вероятно, это веселились непуганые клиенты Уайли), но большинство добропорядочных жителей Парадиза в этот час уже досматривали третий сон. Тонкий серп едва народившейся луны, похожий на серебряную запятую, висел над церковным шпилем, почти не давая света. Широкий тротуар утопал в тени от навеса над крыльцом. Джесс подошел к ограждению. Лишь вспыхнувший в темноте огонек сигары подсказал ему, что рядом кто-то есть. И в самом деле какой-то человек стоял, прислонившись к столбу.

— Добрый вечер, — рассеянно поздоровался Джесс, на всякий случай положив руки на рукоятки револьверов и глубоко вдохнув чистый ночной воздух.

Незнакомец повернулся к нему. Замедленность его движений настораживала больше, чем любая спешка. Он словно готовился столкнуться лицом к лицу с самим дьяволом или с собственной смертью. В снопе света, падавшего из окна салуна, Джесс узнал его: это был человек с лицом мертвеца у стойки бара. Тот самый, что всячески пытался уклониться от встречи с у ним.

— Док, — прошептал Джесс, вспомнив, что именно так обращался к нему бармен. — Спичка есть? — спросил он, просто чтобы завести разговор, и вытащил папироску из кармана.

Казалось, прошла целая вечность, но в конце концов доктор (если он действительно был доктором) нащупал в кармане спичку и чиркнул ею по поручню ограждения. Его правая рука так тряслась, что ему пришлось поддержать ее левой. Он был чисто выбрит с гладко зачесанными назад от высокого лба черными волосами. В краткой вспышке пламени спички его глаза жутковато блеснули в глубоких орбитах на изможденном, белом как мел лице.

Джесс глубоко затянулся папиросой, выжидая.

Ждать пришлось недолго.

— За восемь месяцев я не взял в рот ни капли, — заявил Док тихим голосом, обращаясь не к Джессу, а к двурогому серпу на небе. — Ни единой капли с той самой ночи.

На сей раз молчание затянулось.

— Он вам говорил, что она так и так могла умереть?

Джесс благоразумно промолчал.

— Скорее всего, нет, но это правда. Даже если бы я приехал вовремя, даже если бы я был трезв… Роды были такие тяжелые, что она бы, скорее всего не выдержала. А ребенок…

Он ссутулил плечи, обеими руками ухватившись за поручень.

— Он был уже мертв, он задохнулся. Пуповина обмоталась вокруг шеи. Так иногда бывает. Джефферс это знал, но он… Вы же его видели. Нет нужды объяснять вам, что он за человек.

Доктор медленно выпрямился.

— Как вы меня нашли?

Джесс ничего не ответил.

Тонкие губы доктора дрогнули в презрительной усмешке.

— Вы небось гордитесь собой, мистер Голт? Вам нравится такой способ зарабатывать на жизнь? Я совершил ужасную ошибку, но я, по крайней мере, пытался спасти жизнь. А вы…

Он отвернулся и сплюнул на мостовую. Джесс стоял, по-прежнему не двигаясь и храня молчание. Он просто не знал, что сказать.

Доктор попятился и снова прижался к столбу. У него не осталось ни сил, ни воли к сопротивлению, он увял, будто сложился пополам.

— Как вы собираетесь это сделать? — спросил он безучастно. — Выстрелите мне в спину? Вызовете на дуэль?

Хриплый безнадежный смешок вырвался из его горла.

— Пару раз я сам был близок к этому. Чуть было не сделал за вас вашу грязную работу. Да, не так давно… — пояснил он. — Но теперь… сказать вам по правде, я не хочу умирать. Это усложняет вашу задачу? А может, упрощает? Хотя вообще-то мне наплевать.

— Послушайте, — начал Джесс.

— Нет, это ты меня послушай, сукин ты сын! Вот смотри — это все, что у меня есть. Сто семьдесят долларов. Я сегодня забрал их из банка, как только узнал, что ты в городе. Больше у меня нет ни цента. Я собирался послать эти деньги… ладно, не имеет значения. Это немного, но, думаю, все-таки больше, чем стоит моя жизнь. Если ты их возьмёшь, меня к утру здесь не будет.

Джесс не пошевелился. Тогда доктор с размаху шлепнул пачку денег на поручень прямо перед ним.

— Тебе-то что? Джефферс ничего не узнает. А может, деньги тут ни при чем? Может, тебе просто нравится убивать? Или ты хочешь, чтобы я тебя умолял? В этом все дело? Что ж, ты можешь…

— Я здесь не из-за вас.

— Что?

— Вы заблуждаетесь. Я не знаю никакого Джефферса.

Держась за поручень и спотыкаясь, доктор добрался до ступеней крыльца и рухнул на нижнюю. Опершись локтями на колени, он уставился в землю у себя между ног. Плечи его сотрясались, То ли от озноба, то ли от смеха, но изо рта не вырвалось ни звука.

Джесс взял деньги и положил их на ступеньку рядом с доктором. Долгое время ни один из них не произнес ни слова. Наконец Джесс тихо заговорил, глядя прямо перед собой, на погруженные в тень витрины на другой стороне улицы:

— Полагаю, однажды вы совершили ошибку. Меня это не касается, но, похоже, в душе вы расплачиваетесь за нее до сих пор. Я ничего про вас не знаю, но если вы приехали сюда… работать, начать все сначала, у меня нет возражений. Это не мое дело. А то, что вы мне сейчас рассказали… этого просто не было. Мы с вами ни о чем не говорили. Мы даже не встречались.

Все так же медленно доктор поднял голову и посмотрел на него. Впервые за все время разговора краска вернулась в его лицо, глубоко запавшие глаза заблестели. Неужели от слез?

— Я…

— Ну что ж, спокойной вам ночи. — Джесс ощущал мучительную, обжигающую, как кипяток, неловкость. — Пойду прогуляюсь, хочу немного размяться. Увидимся.

Ему хотелось бежать со всех ног, но он заставил себя отойти от крыльца прогулочным шагом. Главное — уйти подальше и не слышать, как доктор произнесет роковые слова, которые прикончили бы его наверняка: «Благодарю вас».