"Томасина" - читать интересную книгу автора (Гэллико Пол)

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

7

На заднем дворе ветеринарной лечебницы стояла мусоросжигательная печь. По вечерам Вилли Бэннок сжигал в ней грязные бинты, отбросы, а также тела умерших животных. Она была новая, электрическая, и мистер Макдьюи очень ею гордился.

От улицы и от огорода, вотчины миссис Маккензи, дворик был отделен забором.

Конечно, Мэри Руа запрещалось и заглядывать на больничный дворик, но в огороде она играла. Сиживали в огороде и отец ее с соседом-священником, которому нравились и цветы, и овощи, и зелень, выросшие в столь близком соседстве со смертью.

Сейчас, незадолго до ленча, миссис Маккензи гладила наверху и не могла услышать, как вернулась и как плакала осиротевшая хозяйка. К тому же, плакала Мэри тихо, не кричала, не рыдала, просто лились по щекам слезы, словно ей и положено теперь жить плача, как прежде она жила смеясь и улыбаясь.

Решительно и мрачно Мэри Руа прошла в кухню, где стояло на полу нетронутое молоко, дожидаясь исцеленной Томасины, вышла в огород и приблизилась к забору. Он был выше ее. Она нашла два ящика, поставила их друг на друга и влезла на них. На заднем дворе больницы, венчая кучу мусора, длинной полоской золотистого меха лежала Томасина. Глаза ее были закрыты, губы раздвинуты.

С несвойственной ей расторопностью Мэри Руа вгляделась в окна обоих домов. В них никого не было. Миссис Маккензи гладила, распевая гимны (по-видимому, раскаленный утюг напоминал ей об адском пламени), отец и Вилли трудились над собакой.

Мэри Руа легко и быстро перелезла через забор, подбежала к мусорной куче и схватила свою покойницу, как шотландская вдова, разыскавшая тело на поле боя. Она положила ее на плечо, поставила другие ящики, влезла на забор, отодвинула их ногой и спрыгнула. Потом, прижимая к груди еще не остывшую кошку, она отворила калитку и побежала по улице.

Хьюги, сын лерда, живший в большом поместье, в миле от берега, заслышал плач и вышел к ней, когда она, выбившись из сил, опустилась на траву у высокого дуба.

— Ой, Мэри! — сказал он. — Что с Томасиной?

Мэри подняла мокрое лицо и увидела, что ее друг и защитник стоит рядом с ней на коленях. А он, услышав приторный запах, сам сообразил, что случилось, и осторожно начал:

— Может, оно и лучше… Может она была не-из-ле-чи-мо больна…

Мэри взглянула на него с отчаянием и ненавистью. Мягкосердечный Хьюги понял, что так говорить нельзя, но совершенно растерялся от криков, слез и рыданий. «Папа и не пробовал! — кричала Мэри. — Он плохой… Ты плохой… Все вы…» В конце концов она уткнулась лицом в мох и стада скрести ногтями землю.

Хьюги не понимал, что можно так плакать из-за кошки — у них в парке их кишело сотни, и он не отличал одну от другой. Но он слышал, что люди с горя умирают, и очень испугался за Мэри. Он был достаточно взрослым, чтобы понять: не можешь утешить — отвлеки.

— Вот что, Мэри, — сказал он. — Мы ее как следует похороним. Прямо сейчас! У нас есть атласная коробка, туда ее и положим. Устелем коробку вереском, он очень мягкий… Ты слышишь меня, Мэри Руа?

Она его слышала. Рыдала она все тише и тише, хотя и не поднимала головы. А он, ободренный успехом, развивал свою мысль:

— Устроим шествие через весь город. Ребят соберем много. Ты наденешь траур, пойдешь за гробом и будешь громко рыдать.

Мэри Руа приподнялась и посмотрела на него поверх Томасининого тела.

— У миссис Маккензи есть черная шаль, — сообщила она.

— А я возьму у мамы накидку на голову, — подхватил Хьюги. — И Джеми будет играть на волынке! Он учился, очень здорово играет. Представляешь — в юбочке, в шапочке с лентами и дудит «Плач по Макинтошу».

Мэри Руа слушала как зачарованная. Глаза ее стали круглыми, словно монетки, и слезы на них высохли.

Хьюги говорил:

— Я тоже надену юбочку, накину плед на плечи, возьму кинжал и сумку… Все будут на нас смотреть и приговаривать: «Вот идет вдова Макдьюи» — это про тебя, а про Томасину: «Упокой ее, Господи!»

— Правда, Хьюги?

— Еще бы! — Он сам увлекся своей выдумкой. — И мы поставим надпись!

— Какую такую надпись?

— Ну вроде могильного камня. Сперва ставят дощечку… если спешат… — Его синие глаза загорелись, и, запустив пальцы в темные кудри, он медленно продекламировал: «Здесь лежит Томасина… зверски умерщвлена… 26 июля 1957 года».

Мэри Руа с обожанием глядела на него, а он говорил:

— Я скажу надгробное слово… «прах во прах возвратится…» похвалю ее… распишу, как ей хорошо на небе… Мы забросаем могилу цветами. Джеми опять залудит… и мы устроим поминки…

Мэри обняла его, склонившись над Томасиной.

— Вот и молодец! — сказал Хьюги, вытер ей лицо чистым платком и помог высморкаться. Потом он аккуратно отряхнул ее фартучек от листьев и травинок.

— Я ее возьму, — заторопился он. — Положу в коробку. Позову Джеми, соберу ребят. А ты беги, одевайся! Что за похороны без вдовы?

Она послушно побежала к дому, улыбаясь и плача. Больше всего ее умиляла фраза «Зверски умерщвлена».