"Эхо Великой Песни" - читать интересную книгу автора (Геммел Дэвид)

Глава 8

Анвар вел урок, когда пришли солдаты. Шесть его старших учеников решали сложную архитектурную задачу, где требовалось рассчитать вес и напряжение. Анвар дал им чертежи одного здания, и они должны были определить, рухнет оно или выстоит. Они непременно решат, что рухнет, и тогда он скажет им, что это здание музея в Эгару. Придется им считать заново.

Он любил учить, любил наблюдать, как развиваются умы его учеников. Молодые с их интуитивным полетом фантазии не уставали удивлять его. Они еще не отгорожены от мира стенами традиций.

При виде солдат он ощутил мимолетное раздражение. Велев ученикам продолжать без него и записать решение на табличках, он набросил на костлявые плечи плотный красный плащ и вышел впереди двух солдат на солнце. От яркого света заслезились глаза. У вновь отстроенного университета его ждала колесница.

— Не слишком быстро, — садясь, предупредил Анвар погонщика. Тот с ухмылкой щелкнул кнутом над двумя мелкими лошадками.

Ехать, к счастью, было недолго, и Анвар с громадным облегчением сошел у глинобитного дворца. Здание, как всегда, вызвало в нем отвращение. Безобразная кубышка. Зодчим, строившим дворец, недоставало воображения.

Стражник проводил его в царские покои. Аммон, раздетый, лежал лицом вниз на столе, и молодой раб его массировал. Анвар молча остановился на пороге; царь, приподнявшись на локте, по-мальчишески усмехнулся.

— Рад видеть тебя, учитель.

— Твое приглашение для меня всегда большая честь, государь.

Аммон отпустил раба, закутался в плащ из тяжелого синего шелка и вышел в сад. Цветущие деревья насыщали воздух густым ароматом. Царь растянулся на траве, предложив Анвару сесть рядом.

— Как дела в университете?

— На будущий год станет лучше, а еще через год — тем более. Некоторые ученики уже превосходят своих учителей. Я переведу их в наставники.

— Это хорошо. Знание — ключ к будущему. Я помню, как ты говорил это мне.

— Ты был отменным учеником, повелитель. Возможно, лучшим из всех, что у меня были.

— Возможно? — с широкой улыбкой повторил Аммон. — Плохой же ты дипломат. Кто же говорит «возможно», когда речь идет о царе?

— Боюсь, что ты прав, государь.

Аммон поманил к себе стоящего неподалеку слугу.

— Принеси холодное питье мне и моему гостю. — Слуга с поклоном удалился, и царь снова откинулся на траву. Солнце играло на его намасленной коже.

— Аватары уничтожили наш отряд, — сказал он.

— Как ты и предсказывал, государь. Насколько я понял» твой брат больше не будет тебе досаждать.

— Да. Он погиб, увы. Но вот что любопытно: враг выслал против него лишь горстку вагаров во главе с одним-единственным аватаром.

— Вирук?

— Он самый. Столь слабый отклик на брошенный нами вызов. Что это значит?

— Они слабее, чем кажутся, государь.

— Верно. Но мне думается, что время для открытого удара еще не настало.

— Не мог бы ты посвятить меня в ход своих рассуждений, государь?

Слуга принес золотые кубки с фруктовым соком. Аммон поблагодарил его и сел.

— Тот, кто ударит первым, даже если он победит, будет ослаблен. Моя армия могла бы, возможно, завоевать пять городов, но мы понесли бы огромные потери — и как нам тогда выдержать натиск враждебных племен?

— Я нахожу твои рассуждения здравыми, государь. Нам было бы выгодно, если бы первый удар нанесли наши враги.

— Именно так. И по счастливому совпадению Джудон Партакийский как раз это и замышляет.

— Чем я могу помочь тебе, государь?

Аммон отпил из кубка.

— Когда начнутся боевые действия, наши люди в городах не должны оказывать никакой помощи Джудону. Пусть, наоборот, всячески поддерживают аватаров.

— Я передам им соответствующее послание. Один мой агент сегодня как раз отправляется туда с золотом для паджитов. Боюсь только, что они не поймут твоего приказа. Ненависть к аватарам заслоняет им более отдаленные перспективы.

— Тебе известны имена всех паджитов?

— Всех вожаков, государь.

— Они увидят, как падут аватары. Увидят, что я держу свое слово. Потом они должны умереть.

— Они умрут, государь.

Облако закрыло солнце, и царь вздрогнул.

— Вернемся в дом. Я проголодался.

Подвижник-маршал Раэль не часто испытывал удивление.

За восемьсот лет с ним произошло все, что только может произойти с человеком, и он, как многие из старших подвижников, жил в круге знакомых, постоянно повторяющихся событий. Он изведал дружбу и измену, любовь и ненависть, а также все то туманное и расплывчатое, что пролегает между этими понятиями. За восемь столетий он повидал, как друзья становятся врагами, любимые начинают делать человеку зло, а закоренелые враги превращаются в побратимов. В жизни для него почти не осталось новизны, поэтому все, что его удивляло, он воспринимал как подарок — даже если этот подарок окрашивался болью.

Стоя на стене над восточными воротами Эгару, он обозревал плодородные земли по обе стороны от реки Луан. Не старше тридцати на вид, как все аватары, с коротко подстриженными синими волосами, он был одет в камзол-тунику из плотного белого шелка с золотой вышивкой на высоком воротнике и манжетах. Панталоны из тончайшей кожи и почти столь же тонкие, выше колен, сапоги облегали его длинные ноги. Ни оружия, ни украшений Раэль не носил. На его пальцах отсутствовали кольца, и золотой обруч не блестел на лбу.

Солнце светило ярко, пригревало сильно, и Раэль с благодарностью принял холодный напиток, поданный адъютантом Катионом. Катиону не было еще и семидесяти — он принадлежал к тем немногим аватарам, которые родились уже после крушения мира. Как все молодые, он следовал заведенной Вируком моде и красил в синее только виски. Он входил в число потомков Раэля, будучи правнуком его третьего правнука, и Раэль любил этого юношу.

— Что нам известно о планах Джудона? — спросил маршал.

— Вожди всех племен приглашены на сход для обсуждения территориальных вопросов, — ответил Катион. — Грязевики отказались прибыть, но все остальные согласились. Собрание состоится через пять дней в Рен-эль-гане, где, как верят туземцы, находился некогда Колодезь Жизни. Это место у них считается священным, и сходы всегда происходят там.

— Какой причиной эрек-йип-згонады объяснили свой отказ?

— Царь сказал, что день, назначенный для собрания, совпадает с их религиозным праздником.

— Просто его не попросили вести собрание, — улыбнулся Раэль.

— Верно. Джудон Партакийский действует единолично.

— Что нам известно об этом человеке? — Раэль уже знал ответ, но хотел проверить, сколько внимания уделил молодой аватар грядущему кризису.

— Он был вождем партаков семнадцать лет, став им после смерти своего отца. У него больше двенадцати тысяч воинов, а все племя насчитывает около сорока тысяч человек. Партаки кочевники и делятся на множество мелких кланов — всего около трехсот.

— Я спрашивал о человеке, Катион. Расскажи мне о нем.

— Он суровый правитель и утверждает, что происходит от пророка, открывшего Колодезь Жизни… Прошу меня извинить — больше я ничего не могу добавить.

— Ты мог бы добавить, что он толст и весит больше, чем трое твоих солдат, вместе взятых, — стало быть, он жаден. У него сорок жен и более пятидесяти наложниц — стало быть, похотлив не в меру. Пророк, о котором ты упомянул, предсказывал, что когда-нибудь из его рода выйдет военачальник, который объединит все племена и завоюет мир. Джудон, объявив себя его потомком, примеривает плащ завоевателя. Одно это изобличает, сколь велики его амбиции. Он созывает сход не для того, чтобы обсудить мелкие земельные разногласия между племенами, а для того, чтобы провозгласить себя полководцем. Это означает, что пятидесятитысячная армия может нанести удар по пяти городам до наступления осени.

— Мы не сможем остановить их, маршал, — сказал Катион.

— Нет, если они выступят. Как продвигается следствие по делу об убийстве подвижника Балиэля?

— Мы продолжаем собирать сведения, маршал. Но в Эгару много говорят о людях, называющих себя паджитами, что на старовагарском означает…

— Общество тайных убийц.

— Да. Всем нашим многочисленным осведомителям приказано разузнать побольше об этом обществе. Слухов больше, чем нужно, но улик пока недостаточно.

— Я читал донесения. Двое лучших твоих осведомителей недавно погибли — это так?

— Да, маршал, но почему вы упомянули об этом? Оба умерли по несчастной случайности. Первый вышел из таверны пьяным на глазах у нескольких свидетелей. Он упал с причала в гавани и утонул. Второй был кузнецом, и лошадь, которую он ковал, лягнула его в голову, что также подтверждено свидетелями.

— Вызови этих свидетелей и допроси их с пристрастием.

— С какой целью, маршал?

— Ты мой кровный родич. Катион, и я очень тебя люблю, но ты не желаешь думать. Твоему пьянице пришлось бы пройти две мили, чтобы добраться до гавани и свалиться там в море.

Дом его находился в другой стороне. Тебе не кажется, что он, сумев протащиться две мили, достаточно отрезвел бы, чтобы избежать падения? И что он делал в гавани среди ночи? Там и ворота заперты. По-твоему, мертвецки пьяный человек прошел две мили и перелез через ворота лишь для того, чтобы броситься в море? Что до кузнеца, то ему проломили затылок.

Часто ты видел, чтобы коваль поворачивался к лошади задом?

— Я все понял, маршал. Виноват. Меня ввели в заблуждение.

— Вот-вот. Оба эти человека убиты. Займись сначала свидетелями смерти кузнеца. Когда продержишь их пару суток без сна, пришли за мой, и я сам допрошу их.

— Слушаюсь.

Раэль отпустил Катиона, прошел по стене до винтовой лестницы и спустился вниз. Вагарские солдаты, проходящие выучку под бдительным надзором аватарских офицеров, отдавали ему честь.

Пройдя через пустые залы офицерского собрания, он поднялся в свой кабинет на третьем этаже и сел так, чтобы видеть из окна далекие горы.

Сегодня его удивили две вещи — одна любопытная, другая радостная.

Для начала он сосредоточился на радостной. Один из учеников подвижника Ану принес ему весть об успехе южной экспедиции. Ее участники зарядили четыре сундука и должны прибыть домой через две недели.

Раэль передал Ану свою благодарность и наилучшие пожелания, на что ученик с поклоном ответил:

— Вы сможете высказать это ему лично, господин. Подвижник Ану приглашает вас к себе — в полдень, если вам удобно.

Это послужило вторым поводом для удивления. Ану, Святой Муж, жил в уединении более тридцати лет. Он объявил, что намерен состариться и умереть, отдал свои кристаллы Раэлю и удалился в дом на вершине холма над заливом. Это пошатнуло его репутацию среди аватаров. Он был для всех Спасителем, единственным аватаром, предсказавшим крушение мира. Он убедил более двухсот человек отправиться с ним на север. Они прошли через пустынные равнины, преодолели горы и, наконец, прибыли к воротам Пагару, первого из пяти городов.

Там, на дальнем севере, обитало всего шестьдесят аватаров, которые встретили пришельцев с холодной любезностью.

На следующий день Земля сошла со своей оси, и солнце взошло на западе.

Предсказание Ану оправдалось, и его нарекли Святым Мужем.

Но его решение состариться и умереть показалось всем непристойным. Аватару не подобало вести себя так. Совет Подвижников в полном составе постановил поместить его под домашний арест, чтобы никто из вагаров не увидел, как дряхлеет и распадается человек высшей расы. В пяти городах проживало около двухсот тысяч вагаров, которыми управляло всего-навсего пятьсот семьдесят аватаров. Подвижники боялись, что вагары, узнав, что Ану стареет, как всякий простой смертный, перестанут относиться к своим правителям с должным почтением. Дом Ану охраняли аватарские солдаты, и всех вагарских слуг удалили.

Подвижника обслуживали трое его учеников-аватаров, и все эти тридцать лет он не общался ни с одним из членов Совета.

И вот теперь он зовет Раэля к себе.

Маршал прошел из кабинета в свои жилые покои. Слуга-вагар поклонился при его появлении и доложил, что госпожа Мирани в саду на крыше. Раэль взошел по лестнице и снова оказался на солнце. Сад разбил Вирук двадцать лет назад, и в нем густо пахло розами и жимолостью. Мирани сидела под трельяжем в тени вьющихся роз — желтых, красных и белых. Раэль перевел дыхание: красота Мирани и после ста лет по-прежнему пьянила его.

Свои длинные светлые волосы, синие на висках, она связала позади белой лентой и занималась росписью только что обожженной фарфоровой вазы. На щеке у нее остался мазок голубой краски.

Бремя ответственности свалилось с Раэля — сейчас он был просто мужем своей жены. Мирани, почувствовав, что он здесь, повернула к нему голову и улыбнулась.

— Ну как? — спросила она, указывая на вазу.

— Очень красиво.

— Ты даже не взглянул.

Раэль опустился на колени рядом с ней. Тонкую, узкогорлую вазу Мирани расписала фигурами бегущих, смеющихся женщин, — Контарские девы, — пояснила она. — Помнишь этот миф? Они услышали волшебную музыку Варабидиса, покинули свои дома и пришли к нему на гору.

— Я ведь сказал: это очень красиво. Но где же Варабидис?

Разве ему не полагается быть здесь?

— Им нужен был не он, а его музыка. Что привело тебя домой так рано?

Он рассказал ей о приглашении Ану.

— Возможно, Святой Муж раздумал умирать и хочет снова войти в Совет, — предположил он.

— Не думаю. Ану человек постоянный.

— Не желаю видеть его слабым, дряхлым. Даже думать об этом противно.

— Ты видишь стариков то и дело, Раэль. Если Ану зовет тебя, значит, дело важное. Как я сказала, он человек постоянный и не стал бы беспокоить тебя из-за пустяков. Возможно, ему было еще одно видение. Ты непременно должен пойти к нему.

— Знаю, знаю. — Раэль взял платок и вытер голубое пятнышко со щеки Мирани. — Вернуть бы тебя в Совет. Ты в десять раз умнее Капришана.

— Политика меня больше не интересует.

— Вот этого я никогда не мог понять.

— Если бы ты понял, то ушел бы, как и я, — улыбнулась она.

— Ты думаешь, что я занимаюсь бесполезным делом?

— Вовсе нет. Любым обществом должен кто-то управлять.

Но ответь мне на один вопрос, дорогой. Что нужно всякому нормальному человеку?

— Семья, дом, дети. Еда на столе. Здоровье и некоторый достаток.

— Верно. А когда человек, помимо этого, хочет еще и властвовать, он перестает быть нормальным. Это относится ко всем членам Совета. Человек же, который хочет управлять всеми и каждым, — просто сумасшедший. Такого нельзя допустить к власти.

— В таком случае ты — идеальный советник, — засмеялся Раэль, — поскольку не желаешь быть таковым.

Ее улыбка померкла.

— Возможно. Но я несла эту службу шестьдесят лет и слишком много видела. Ступай к Ану и передай ему привет от меня.

Подвижник-маршал на своем любимом сером мерине проехал через Западный парк и поднялся в гору. Здесь дул свежий морской бриз и сильно пахло солью. Миновав рощу и мощеную дорогу в гавань, Раэль свернул направо и по тропе поднялся к чугунным воротам дома Ану. Двое часовых-аватаров отдали ему честь. Раэль оставил им коня и прошел за ворота. У крыльца его встретил тот же ученик, что приходил к нему утром. Обритый наголо, с синей бородкой, он провел Раэля в маленькую библиотеку на втором этаже. Тяжелые шторы на окнах полностью заслоняли дневной свет, и в комнате горели три лампы. Ану сидел в глубоком кожаном кресле с развернутым свитком на коленях. Он спал, но проснулся, когда ученик тронул его за плечо.

— А, это ты, Раэль. — Ану прошелся костлявым пальцем по белым, падающим до плеч волосам. — Добро пожаловать.

Вид Ану вызвал у Раэля омерзение. Кожа шелушилась, как у высушенной на солнце ящерицы, тощая шея покрылась морщинами. Не выказывая отвращения, Раэль сел напротив старика и спросил:

— Зачем ты подвергаешь себя всему этому?

Морщинистое лицо расплылось в улыбке.

— А почему ты этого не делаешь?

Раэль покачал головой. Спорить не было смысла — они обсудили это еще много лет назад.

— Можно я отдерну шторы? На дворе так хорошо.

— Нет, Раэль. Я люблю полумрак. — Старик откинулся на спинку кресла и снова закрыл глаза.

— Ты хотел меня видеть, — сдерживая раздражение, сказал Раэль.

— Да. Извини. — Глаза Ану открылись. — Возраст, сам знаешь. Впрочем, откуда тебе знать. Итак… У тебя четыре полных сундука, Раэль, но это последние. Извержение вулкана порвало линию.

— Четыре сундука дадут нам несколько лет. За это время многое может случиться.

— Может. И случится. — Ану смежил веки, и Раэлю показалось, что он спит, но старик промолвил:

— Мы многое теряем из-за своей вечной молодости, Раэль.

— Что, например?

— Гибкость. Понимание. Перспективу. Старости сопутствуют физические недомогания, но это искупается способностью проникать в суть вещей. Все живое в природе растет, умирает и возрождается. Даже Земля, как мы убедились на собственном горьком опыте. Все, кроме аватаров. Мы забыли, что значит расти, Раэль, что значит меняться и приспосабливаться. Мы такие же, какими были тысячу лет назад. В лучшем случае.

Тысячу лет назад мы с Верховным Аватаром придумали Белую .Пирамиду. Это было чудо, произведение гения. Какими изобретениями мы могли бы похвастаться за последние двести лет?

Какого прогресса мы достигли? Мы застыли во времени, Раэль. Мы всего лишь эхо великой песни.

— Может быть, все это и верно, хотя я сомневаюсь. И что же дальше? Ты полагаешь, что мы станем лучше, если будем стареть и умирать? И многие ли согласятся на это, даже если ты прав?

Только не я. Мне нравится быть молодым и сильным.

— Кристаллы были для нас благословением, а стали проклятием, — с грустью сказал Ану. — Но я многому научился за последние годы. — Он улыбнулся. — Когда я перестал пользоваться кристаллами, мое зрение сделалось острее. Теперь я вижу многое, что было от меня скрыто.

— Ты поэтому хотел меня видеть?

— Отчасти, Раэль. Дай мне, пожалуйста, воды.

Маршал подошел к столику в виде бронзового куста с золотыми листьями. На листьях лежал массивный слиток голубого стекла, а в нем стояли глиняный кувшин и два золотых кубка.

— Глина рядом с золотом выглядит нелепо, — усмехнулся Раэль. — Я пришлю тебе более подходящий кувшин.

— Мне вполне подходит этот. — Ану дрожащей рукой взял кубок с водой. — Он напоминает мне, что все наши богатства, как бы велики они ни были, происходят из земли, из глины.

— Учитель всегда остается учителем, — мягко заметил Раэль, снова садясь напротив него.

— Такова моя натура, — согласился Ану.

— Ты великий учитель, друг мой. Без тебя империя погибла бы окончательно. Нам следовало прислушаться к твоим словам.

— Еще не поздно, Раэль. Но об этом после. Я хочу, чтобы ты отдал мне один сундук.

Раэль удивился.

— Зачем?

— Я построю новую пирамиду, почти такую же, как та.

Раэль ответил не сразу. Предложение Ану открывало перед ним необозримые перспективы. Такая пирамида могла обеспечить аватарам власть и могущество еще тысячу лет.

— Но как это возможно? — спросил маршал. — Музыка утрачена. Как ты намерен обрабатывать и передвигать двадцатитонные блоки? Предположим, с этим ты как-то справишься, но как ты уложишь их на место? Это неосуществимо.

— Музыка не утрачена, Раэль, — просто, без всякой похвальбы сказал старик.

— Докажи! — прошептал Раэль.

Ану достал из кармана своего широкого одеяния маленькую флейту и встал.

— Опустись на колени и протяни правую руку, — велел он Раэлю.

Маршал повиновался, и Ану стал выдувать из флейты ноты — тихие, как шелест осеннего ветра в траве, легкие, как пух, сладкие, как первые весенние птичьи трели. Раэль полностью погрузился в музыку, и Ану ступил на его протянутую ладонь. Раэлю показалось, что нога подвижника сейчас вдавит его пальцы в пол, но ладонь не шелохнулась, и Ану продолжал стоять на ней. Музыка утихла.

— Встань, Раэль. Подними меня к потолку.

Раэль встал без труда, совершенно не чувствуя веса Ану, и поднял руку.

— Теперь опусти меня обратно и посади в кресло.

Раэль сделал это, и старик, как перышко, опустился на сиденье.

— Почему ты не сказал мне об этом раньше? — спросил маршал.

— Зачем мне было говорить? Я хотел, чтобы и другие аватары овладели этим древним знанием. Хотел убедиться, что у нашей расы еще есть будущее. Но никто так и не пожелал заняться этим. Разве что Ро — но он слишком привязан к прошлому, чтобы простирать руку в будущее.

— Но ты мог бы научить нас! — сказал Раэль, разрываясь между почтением и гневом. — Эти годы были для нас трудными. С твоей помощью мы достигли бы гораздо большего.

— Вы могли найти в математике все, что искали. Но ты так и не вник в смысл моих слов, Раэль. Мои умственные способности возросли, когда я перестал пользоваться кристаллами.

Смертность — вот что дает нам желание познавать, приспосабливаться, прокладывать новые пути в будущее. Без этого мы стояли бы на месте, желая повторения одного и того же. Так что же, дашь мне сундук?

— Дам. Но что заставило тебя передумать? Какое видение явилось тебе?

— Поговорим об этом снова, когда на небе появятся две луны.

Раэль понял это в том смысле, что Ану не желает говорить о своих мотивах. Во рту у маршала пересохло. То, что предлагал Ану, почти пугало его. Это возрождало надежу — и было чревато отчаянием.

— Сколько времени это займет? — спросил он, зная заранее, что услышит: несколько десятилетий. Как им пережить эти годы?

— Полгода, — ответил Ану.

Раэль вздохнул. Как видно, Ану все-таки выжил из ума, — Я учился математике у тебя, Ану. Если я помню правильно, Белая Пирамида сложена из миллиона каменных блоков.

— Из миллиона ста семидесяти тысяч, — уточнил старик.

— Прекрасно. Если поделить это число на количество дней в году, то получается, что за один день тебе нужно вырубить, перевезти и водрузить на место две тысячи девятьсот блоков, каждый из которых весит больше тридцати тонн.

— Три тысячи четыреста двадцать два. Для этого мне и нужен сундук.

— Даже с сотней сундуков это невозможно! — вскричал Раэль. — Твои люди не смогут работать с такой скоростью.

— Смогут. Меня не ограничивает ничего, кроме времени.

Как долго ты сидишь у меня, Раэль?

— Полчаса или чуть дольше. А что?

— Ты пришел, как я просил, в полдень. Отдерни штору и посмотри.

Раэль подошел к окну и отвел тяжелую бархатную ткань.

Снаружи стояла ночь и светили звезды. Раэль поморгал, глядя на луну, и спросил:

— Это иллюзия?

— Нет. Ты пробыл здесь десять часов. Время — тоже часть Музыки, Раэль. Ты совершенно прав. Даже если разобрать четыре неудавшиеся пирамиды и пустить эти блоки в дело, понадобится шестьсот опытных рабочих и больше двадцати лет. Такого времени у нас нет — есть от силы полгода. С помощью Музыки я заставлю время танцевать так, как нужно мне. Здесь, в этой комнате, я его замедлил. В долине Каменного Льва я, использовав твой сундук, ускорю его в двадцать раз.

— Ты замедлил время без кристаллов? Не могу в это поверить.

— Кристаллы лишь увеличивают наши возможности. Истинная сила идет изнутри. Это и есть знание, которое мы утратили. — Дну помолчал, испытующе глядя на Раэля. — Есть еще кое-что, над чем тебе следует подумать, подвижник-маршал, — и это революционная мысль.

— Что ты имеешь в виду?

— Шестьсот моих рабочих.

— И что же?

— Они состарятся в двадцать раз быстрее обыкновенного.

Многие не доживут до конца года.

— Я найду тебе новых.

— Нет, Раэль. Ты не понимаешь. Здесь главное время — полгода и ни дня больше. Я не могу уложиться в этот срок, если мои рабочие будут стариться и умирать. С каждым днем, пока продолжается Танец, их мастерство, а с ним и скорость строительства, будет расти. Это входит в мои расчеты, как и замедление Танца каждые пять ваших дней, чтобы получить запас провизии на три месяца.

Раэль понял и был ошеломлен.

— Ты хочешь, чтобы вагары пользовались кристаллами?

Святые небеса! Совет ни за что этого не позволит!

— Ну так не говори им.

— Я должен.

— Это военный вопрос, Раэль, — значит, ты можешь решить его самостоятельно.

— Пирамида — не предмет вооружения, и мы не находимся в состоянии войны.

— Я сказал тебе правду, Раэль. Это военный вопрос. Что до вагаров, они ничего не будут знать о кристаллах — мы скажем им, что применяем магические средства, вот и все. Часть правды им открыть необходимо: они должны знать, что проведут в долине Каменного Льва двадцать лет, но во внешнем мире за это время пройдет всего полгода. Я также пообещаю им, что благодаря магии стареть они не будут и что каждый из них получит жалованье за тридцать лет и станет богачом, когда вернется домой.

— Ты требуешь большого доверия, — заметил Раэль. — И от меня, и от тех людей, которые двадцать лет будут гнуть спину.

— Многое может пойти не так, как задумано, — признался Ану. — Но я должен добиться успеха во что бы то ни стало.

Ты не представляешь себе, как это важно.

— Уверен, что ты мне все объяснишь, когда сам захочешь. — Раэль встал. — Мирани, кстати, шлет тебе привет.

— Она хорошая женщина, — успокоенно улыбнулся Ану. — Боюсь, что слишком хороша для тебя.

— Кто спорит, — улыбнулся в ответ Раэль. — Она не хочет возвращаться в Совет и занимается лепкой и раскраской горшков.

— О нас забудут, а гончары будут всегда, — сказал Ану.