Виталий Гладкий Наследство из преисподней

Глава 1

Вагон двинулся с места медленно и плавно. "Классный машинист, – подумал я с удовлетворением. – Может, и довезет меня без приключений куда нужно…" Я имел полное право быть довольным, потому что билет мне удалось купить лишь за час до отхода поезда.

Развернув газету, я углубился в чтение, не обращая внимания на соседей по купе. Все газеты, как сговорились, на первые полосы вынесли статьи и комментарии по поводу взрыва в метро. Погибших людей, конечно, очень жалко, но зачем же столько описаний кровавых подробностей?

У наших людей и так нервы на пределе уже в течение последних двадцати лет…

Я не люблю знакомиться в поездах. Совместное путешествие в ограниченном замкнутом пространстве вызывает почти болезненное состояние откровенности, когда незнакомому человеку за час или два извлекаешь из глубины души и выкладываешь самые сокровенные тайны, которые в другое время и при иных обстоятельствах из тебя не вытащили бы и клещами.

А вот этого мне как раз и не хотелось. Потому что все мои откровения могли быть только самым беспардонным враньем, так как по натуре я человек циничный и осторожный, а розовые кущи, некогда произраставшие в моей душе, превратились в сплошные сучья и шипы без единого цветка.

Увы, надежда отсидеться в засаде была тщетной. Мне не повезло – среди попутчиков оказался болтун (из тех, которые являются находкой для шпионов, как говаривали во времена культа личности).

Это был невысокий, крепко сбитый мужичок, настоящий живчик, с румянцем во всю щеку и улыбкой до ушей, которая была намертво приколочена гвоздями к его круглой физиономии.

– Присоединяйтесь, – сказал он, весело скаля зубы, и широким жестом указав на стол, где лежали неизменная "железнодорожная" курица, соленые огурцы, вареные яйца, кусок сала и ржаной хлеб. – А это, чтобы в дороге не икалось…

И живчик, многозначительно подмигнув, достал из своего объемистого сидора – самопальной сумки, на которую пошло не менее двух метров похожего на клеенку синтетического материала в синюю и красную клетку на белом фоне, – литровую бутылку водки.

Ошибаешься, мужик, подумал я скептически. По поверью, икота приключается чаще всего тогда, когда ктото тебя вспоминает, в частности, родные. Но поскольку из близкой родни у меня был только попугай, которого я оставил на попечение соседей, то такая неприятность мне не грозила.

– Спасибо, я сыт. – Мой ответ был уклончив и отменно вежлив.

– А разве я приглашаю вас наедаться до отвала? – искренне удивился живчик. – Вы неправильно меня поняли. Мы всего лишь выпьем за знакомство и слегка закусим – только чтобы дух водочный отбить. Чисто по-русски. Ведь нам еще ехать и ехать, так что нужно стартовать не торопясь. Или вы мусульманин?

– Нет, я хохол.

– О, земеля! – обрадовался живчик. – Отлично. А я думал, ты москаль.

Переход в общении на "ты" осуществился быстро и незаметно; впрочем, если честно, мужик мне понравился, несмотря на его длинный язык.

Есть такие индивидуумы, которые сразу вызывают симпатию. Обычно они открыты, простодушны и считают, что все люди (за редким исключением) честные и порядочные. Короче говоря, меряют собеседников на свой аршин.

– Должен тебя огорчить, – сказал я с иронией. – Я хохол только частично.

– А остальные части?.. – осторожно поинтересовался мой собеседник.

– Тут у меня проблемы. Прапрадед был поляк, прабабушка – гречанка, бабушка – хохлушка, мать – донская казачка, которая почти всю свою жизнь прожила на Украине.

– Не хило… А негров или цыган в твоем роду, случаем, не было? – спросил он, смеясь.

– Намекаешь на мою фотокарточку?

Я был смугл, кудряв и черен, как галка. Уж не знаю, откуда в моей крови появились такие гены, ведь и мать, и отец были русоволосы. Наверное, от прабабушки-гречанки.

– Ну…

– Сие есть большая загадка, – ответил я, тоже улыбаясь. – Об этом неплохо бы поинтересоваться у мамы, но это уже невозможно.

– Почему?

– Мои старики ушли в мир иной.

– Соболезную… – Живчик на мгновение нахмурился и принял скорбный вид. – Извини…

– Не бери в голову. Все там будем. Так что же мы сидим, как засватанные? Наливай.

– О! – радостно воскликнул живчик. – Это по-нашему. Теперь я верю, что ты пусть и не совсем хохол, но казак – точно. Что тоже очень хорошо. Однако для начала давай познакомимся. Антон… – Он протянул мне руку.

Я на мгновение заколебался – сказать правду или соврать? И все-таки я соврал, крепко пожав его квадратную ладонь:

– Меня зовут Вячеслав…

Против истины я погрешил на самую малость – в метрике меня нарекли Мстиславом. Уж не знаю, кому из моих предков пришло в голову дать своему сыну древнерусское имя и по какой причине, но я не очень его любил и праздновал. Оно казалось мне выспренним, чересчур значимым и, соответственно, требовало к себе уважительного отношения, которое должно было выражаться через высокий общественный статус.

Увы, как раз этим я никогда не мог похвастаться.

– Славик, значит… Вот за это мы и выпьем, то есть, за знакомство, – сказал Антон и довольно развязно обратился к еще одному действующему лицу нашей дорожной интермедии, девице с чопорными пуританскими манерами, скромно сидевшей в уголке с книгой в руках: – Не составите нам компанию, дорогуша?

Она внимательно слушала наш треп, делая вид, что увлечена чтением. Едва узрев девушку, я сразу же нашел ей место в своей личной классификации человеческих типов, которая никак не тянула на мировое признание, а тем более – на Нобелевскую премию.

Девице уже перевалило за тридцать, но по всем сопутствующим признакам (мужикам с опытом они достаточно хорошо известны, так что перечислять их не стоит) она еще не состояла в браке и принадлежала, согласно моим псевдонаучным изысканиям, к племени грызунов.

Такие особи сначала усердно грызут гранит науки, чтобы получить высшее образование. Затем с азартом и старательностью вгрызаются в работу, пытаясь отказом от радостей молодости, исполнительностью и повышенной принципиальностью сделать карьеру. А потом, далеко не в юном возрасте, ищут себе достойного мужа-подкаблучника, чтобы грызть его до самой кончины, вымещая на нем злость за свои несбывшиеся мечты и чаяния.

– Нет, – ответила девушка холодно и отчужденно.

При этом на ее лице (кстати, довольно-таки миловидном) промелькнула гримаса, которую можно было истолковать как презрение к грубым неотесанным мужланам, способным лишь хлестать водку и ублажать свое чрево.

– Напрасно, – благодушно сказал Антон, разливая водку по чайным стаканам. – Дезинфекция спиртным для любого человеческого организма большое благо. Это я недавно в журнале вычитал. Научная статья, профессор написал.

Девица не повелась на его наивную попытку продолжить разговор, сидела, уткнувшись носом в книжные страницы. Но Антон был мужик настырный, а потому атаковал ее с другой стороны:

– Если не пьете водку, то у меня есть отличное винцо… – С этими словами он снова нырнул в свой сидор и достал оттуда оплетенную лозой бутыль домашнего вина. – Молдавское, десятилетней выдержки. Старый друг привез. У нас была встреча в Москве. Так что не побрезгуйте, качество продукта и отменный вкус гарантированы.

– Я не пью, – отрезала девушка.

Наверное, она хотела сказать "не пью с разными проходимцами", если судить по выражению ее лица, но сдержалась.

– Вот те раз! – воскликнул Антон с искренним огорчением. – Вы уж извините, но я впервые вижу непьющего человека. Это у вас, милочка, такой принцип или вы природный феномен?

Черт побери! Я присмотрелся к Антону внимательней. А ведь этот сукин сын не так прост, как кажется на первый взгляд…

Его круглая "швейковская" физиономия по-прежнему источала благодушие и непосредственность, но в глубоко посаженных голубых глазках светилась насмешливая ирония вперемешку с сарказмом.

– Феномен, – поспешил я на выручку девице, уже готовой отбрить Антона по полной программе, а заодно рассказать ему в доходчивой форме, что она уже давно не милочка. – Не пора ли нам выпить, дружище? А базар-вокзал оставим на потом.

Она с уничижением посмотрела в мою сторону – как рублем одарила – и опять отгородилась от нас книжным переплетом.

– Давно пора, – весело согласился Антон.

Мы чокнулись стаканами и одним махом их опорожнили. А затем дружно набросились на закуску.

Конечно же, я сказал неправду, когда ответил Антону, что не голоден. Просто я рассчитывал спустя какоето время навестить вагон-ресторан. Но коль уж подвернулась такая щедрая халява, то грех было не попользоваться ею с усердием и наибольшей эффективностью.

– Как сальцо? – спросил Антон с ноткой превосходства в голосе.

– Блеск.

Тут я против истины не погрешил. Розовое на срезе, нежное и ароматное сало было выше всяких похвал. Я был уверен, что такой продукт мог иметь только украинское происхождение; но как получилось, что его везли из России?

– Сам солил, – напыжился Антон.

– В Москве, что ли? – удивился я.

– Ну ты сказал… Конечно, дома.

– Хочешь сказать, что возил сало в Москву на экскурсию?

– Почти так оно и есть, – довольно ухмыльнулся Антон. – Я взял с запасом – чтобы хватило и на обратную дорогу. Пить водку, не закусывая салом, – пустая трата денег и времени, насилие над личностью.

– Ни дня без строчки… – сказал я, возвращая ему улыбку.

– Не понял… Ты о чем?

– О нем, родимом. Так сказал один известный писатель, который настаивал на том, что человек его профессии просто обязан каждый божий день, без выходных и праздников, строчить свои нетленки. А хохол без ежедневной порции сала – уже не хохол.

– В самую точку! – с воодушевлением воскликнул Антон. – Повторим?

– Повторим.

Мы повторили, затем выпили по третьей. Жизнь начала приобретать смысл и становилась светлей и праздничней прямо на глазах.

Девица не выдержала наших гастрономических упражнений и вышла из купе. С верхней полки слышался громкий храп – там обретался еще один наш попутчик, похоже, молодой бизнесмен, которому не удалось достать билет в вагон СВ.

Едва определив свой багаж – небольшую сумку и "дипломат" – в нишу над дверью, он сразу же начал названивать по мобилке своим партнерам, согласовывая цены, количество товара и место встречи.

Все это он проделывал с таким видом, будто находился не в тесном обитаемом купе, а где-нибудь в просторном бунгало на Канарах наедине с природой. Мы для него просто не существовали.

Отзвонившись, он залез на свой чердак и сразу же уснул. Умаялся, сердешный…

– Храпит, падло, – нехорошо скалясь, молвил Антон. – Мешает красиво отдыхать. Может, надавать ему по мордам, чтобы затих часа на два?

Похоже, молодое бизнесдарование вызывало у Антона неприятие.

– Не будь таким кровожадным. У каждого есть свой бзик. Он не виноват, что мамаша родила его с хилыми челюстными мышцами.

– Надо было сызмала их тренировать, – ответил Антон и с удовлетворением потрогал свою челюсть. – Меня в детстве почти каждый день били по бестолковке. И ничего, жив остался. И во сне не храплю.

– Так уж и били? – спросил я с сомнением, окидывая взглядом его крепкую фигуру.

– Ну, не всегда, – осклабился Антон. – Временами. Пока в силу не вошел.

– Думаю, что у него все еще впереди, – рискнул я выступить в качестве пророка, кивком головы указывая на верхнюю полку. – У нас заниматься бизнесом все равно, что ходить по минному полю с завязанными глазами.

– Я тоже на это надеюсь, – живо поддержал меня Антон. – Не люблю таких… борзых и ранних. У него еще молоко на губах не обсохло, а он уже считает себя шибко большой крутизной. Салабон.

– А ты брюзга. Впрочем, и я тоже, как оказалось. Наверное, старость не за горами. Что поделаешь, другое время, другие люди, чуждые нам нравы, которые пропагандируются по телевизору…

– Мало мы их, сук, долбили, – с ненавистью сказал Антон. – Мало!

– Это ты о ком?

– О наших нонешних "друзьях", которые до сих пор, несмотря на клятвенные заверения, так и не выбросили камень из-за пазухи. На контрах им слабо, чтобы там не говорили разные умники, и они теперь лезут к нам через телевизионный экран со своими гребаными ценностями… учителя хреновы.

– А-а, понял… Тебе что, приходилось с ними встречаться накоротке?

– Приходилось… – Антон скрипнул зубами. – Давай выпьем, помянем хороших парней, которые жизней своих не пожалели, чтобы мы не ходили в лакеях у дяди Сэма. Да видать зря.

Я промолчал. А что скажешь? Неумолимое колесо истории повернулось в очередной раз и наше место на его ободе снова оказалось в дорожной грязи.

Мы выпили – медленно, врастяжку – и умолкли, оставшись наедине со своими мыслями. Меня все больше и больше начал интересовать этот мужичок-боровичок.

Только теперь я, наконец, заметил тонкий длинный шрам на его мощной загорелой шее – скорее всего, от удара ножом – и след пулевого ранения на левом предплечье (Антон снял рубаху и остался в полосатой десантной майке).

– По возрасту мы с тобой почти ровесники, – задумчиво сказал спустя какое-то время Антон, пытливо глядя мне в глаза. – Ты, случаем, в Афгане не был?

– Не сподобился, – ответил я как можно хладнокровней.

Я постарался, чтобы на моем лице не дрогнул ни один мускул. Афганскую тему для себя я закрыл давнымдавно и все упоминания о позорной войне, развязанной старыми кремлевскими маразматиками под видом интернациональной помощи, старался пропускать мимо ушей.

Я соврал. Я был на той войне. Но никогда не причислял себя к воинам-интернационалистам, не выставлял напоказ ордена и медали, и не ходил на разные встречи и торжественные мероприятия с патриотическим уклоном. Разве что на кладбище, чтобы помянуть (чаще всего в одиночестве) тех, кого послали, как скотину, на убой во имя надуманных идеалов, замешанных на имперской закваске.

В Афгане воевал другой человек, у которого было мое имя, мое тело и даже мои глупые, наивные мысли, но иная душа. Он мог убить, кого хочешь, не моргнув глазом…

– Что ж, тебе повезло.

– Наверное…

Да уж, мое "везение" в свое время стало притчей во языцех. Мне оно сопутствует постоянно, возможно даже в этой поездке. А потому нужно быть настороже, чтобы не лопухнуться в очередной раз.

– А ты куда едешь? – поинтересовался Антон.

Наверное, он обеспокоился мрачным выражением, которое появилось на моем лице. Все-таки я плохой артист и мне трудно совладать с эмоциями, которые хлынули в голову вместе с воспоминаниями.

Я ответил честно, назвав город, который являлся конечной остановкой. В этом вопросе скрывать мне было нечего.

– В гости или в командировку?

– Ни то, ни другое… – ответил я туманно.

– Значит, отдыхать, – с удовлетворением констатировал Антон. – А что, места у нас классные – сосновый лес, речка, море в трех часах езды… Тачка нужна? Могу подбросить куда надо. У меня, конечно, не "мерс", но тоже на уровне – японец, "ниссан".

– Да-а, машина клевая, не из дешевых.

Антон весело рассмеялся.

– Подозреваешь, что я богатенький Буратино? – спросил он с легкой обидой. – Напрасно. Я эту тачку своими руками собрал из металлолома. Купил ее, разбитую вдребезги, у одного отморозка за гроши, и довел до нужной кондиции. Почти год упирался.

– Завидую людям, у которых такие таланты, – сказал я и тяжело вздохнул. – А у меня руки выросли не из того места, откуда нужно.

– Нашел чему завидовать. Некоторые умудряются прожить всю свою никчемную жизнь, не ударив палец о палец, и при этом едят на серебре, а гадят в золотой унитаз.

– Карма…

– Это что такое?

– Судьба.

– А-а… Ты веришь в судьбу?

– Ничего другого не остается.

– И то верно. Я это понял еще в Афгане. Случай у меня приключился… – На лице Антона появилась гримаса, будто он съел что-то кислое. – Утром нужно было лететь на разведку в горы, а на рассвете, за два часа до посадки в "вертушку", меня положили на операционный стол. Гнойный аппендицит. Никто из моих парней не вернулся… Представляешь, какой-то воспалившийся отросток выступил в роли ангела-хранителя.

Бред!

– Значит, ты еще не все сделал на этой грешной земле.

– Я тоже так решил. Пойдем, покурим…

Мы вышли в тамбур, провожаемые негодующим взглядом девицы, которая читала книгу, примостившись на откидном сидении возле нашего купе. Я любезно кивнул ей, проходя мимо, а Антон лучезарно улыбнулся.

Она независимо фыркнула и опустила голову. Мы с Антоном переглянулись и громко заржали.

Впрочем, девушка этого не услышала, так как в это время мимо нас прогрохотал тяжело груженый товарный состав, заглушивший все звуки.

Курили мы молча, потому что в тамбуре, кроме нас, находились еще три мужика на хорошем подпитии.

Они устроили такой галдеж, что впору было уши затыкать. Перекричать их было невозможно, и мы смирились с вынужденной паузой в нашей беседе.

Неторопливо смоля сигарету, я пытался ответить на вопрос, который задал мне Антон. А и впрямь, зачем я еду в этот город?

Воспоминания захлестнули меня океанической волной и события, длившиеся годы, пронеслись передо мной за считанные секунды…