"Ирландский дневник" - читать интересную книгу автора (Бёлль Генрих)Странствующий дантист от политики- Скажи мне по совести, - спросил меня Патрик после пятой кружки пива, - считаешь ли ты всех ирландцев малость чокнутыми? - Нет, - ответил я, - я считаю только половину ирландцев чокнутыми. - Тебе бы надо стать дипломатом! - сказал Патрик и заказал шестую кружку. - А теперь скажи мне уж совсем по совести: считаешь ли ты ирландцев счастливым народом? - Я считаю, - сказал я, - что вы счастливее, чем можете догадаться, а если б вы догадались, какие вы счастливые, вы б, уж верно, нашли какую-нибудь причину, чтобы стать несчастными. У вас есть много причин чувствовать себя несчастными, но главное - вы любите поэтическую сторону несчастья. Твое здоровье! Мы снова выпили, и только после шестой кружки пива Патрик решился наконец спросить меня о том, о чем уже давно хотел спросить. - А скажи-ка, - спросил он тихо, - ведь Гитлер был - мне думается - не такой уж плохой человек - просто он - мне думается - слишком далеко зашел. Моя жена ободряюще кивнула мне. - А ну, - тихо сказала она по-немецки, - не робей, выдерни у него этот зуб. - Я не зубной врач, - так же тихо ответил я жене, - и мне надоело по вечерам ходить в бар; всякий раз я должен выдирать зубы, всякий раз одни и те же, хватит с меня. - Дело того стоит, - сказала мне жена. - Ладно, Патрик, слушай, - приветливо начал я, - мы точно знаем, куда зашел Гитлер: он шел по трупам миллионов евреев, детей… Лицо Патрика болезненно передернулось. Он велел принести седьмую кружку и печально сказал: - Эх, жалко, что и ты попался на удочку английской пропаганды, очень жалко. Я не дотронулся до своего пива. - Ладно, - сказал я, - дай уж я выдерну у тебя этот зуб; может, тебе будет немножко больно, но иначе нельзя. Только после этого ты станешь по-настоящему славным парнем. Так что давай я приведу в порядок твою челюсть, я все равно уже считаю себя странствующим дантистом… Гитлер был… - начал я и рассказал ему все. Я уже набил руку, я стал искусным врачом, а когда пациент тебе симпатичен, действуешь осторожнее, чем когда работаешь просто по привычке, просто по обязанности. - Гитлер был… Гитлер делал… Гитлер говорил… Все болезненнее дергалось лицо Патрика, но я заказал виски, я выпил за его здоровье, и он выпил, чуть поперхнувшись. - Ну как, очень было больно? - осторожно спросил я. - Да, - сказал он, - очень, и пройдет еще несколько дней, пока вытечет весь гной. - Не забывай регулярно полоскать рот, а если будет болеть, приходи ко мне - ты знаешь, где я живу. - Я знаю, где ты живешь, - сказал Патрик, - и я непременно приду, потому что болеть будет наверняка. - И все-таки, - сказал я, - хорошо, что зуб вырван. Но Патрик промолчал. - Выпьем еще по одной? - грустно спросил он. - Да, - сказал я. - Гитлер был… - Перестань, - сказал Патрик, - перестань, пожалуйста, там открытый нерв. - Ну и прекрасно, - сказал я, - значит, он скоро отомрет, значит, надо выпить еще по одной. - Неужели тебе не бывает грустно, когда у тебя выдерут зуб? - устало спросил Патрик. - В первую минуту бывает, - сказал я, - а потом я радуюсь, когда больше не гноится. - А всего глупей, - сказал Патрик, - что теперь я и вовсе не знаю, чем мне так нравятся немцы. - Они, - тихо сказал я, - должны тебе нравиться не Принесли восьмую кружку пива - ее заказал Генри, англичанин, который ежегодно проводит здесь отпуск. Он подсел к нам и удрученно покачал головой. - Не знаю, - сказал он, - почему я каждый год езжу в Ирландию; не знаю, сколько раз я уже говорил вам, что никогда не жаловал ни Кромвеля, ни Пемброка и никогда не состоял с ними в родстве, что я всего-навсего лондонский клерк, которому полагается двухнедельный отпуск и который мечтает провести его у моря; не знаю, зачем я каждый год проделываю сюда далекий путь из Лондона ради того лишь, чтобы выслушать, какой я хороший и какие скверные все англичане; это так утомительно… А что до Гитлера… - сказал Генри. - Ради бога, - сказал Патрик, - не говори о нем. Я больше не могу слышать это имя. Во всяком случае, не сейчас… Позднее, может быть… - Здорово, - сказал мне Генри, - ты, кажется, хорошо поработал. - У каждого есть свое честолюбие, - скромно сказал я, - а я, видишь ли, привык каждый вечер выдирать по зубу; я уже точно знаю, где он находится; я начал разбираться в политической стоматологии, я рву основательно и без наркоза… - Видит бог, - сказал Патрик, - но разве мы не превосходные люди, несмотря ни на что? - Да, вы превосходные люди, - сказали мы все трое в один голос: моя жена, Генри и я. - Право же, вы превосходные люди, но вы и без нас отлично это знаете. - Выпьем еще по одной, - сказал Патрик, - для приятных снов. - И посошок на дорожку! - И стопку за кошку! - сказал я. - И рюмку за собачку!… Мы выпили, а стрелки часов все еще показывали - как уже три недели подряд - половину одиннадцатого. Половина одиннадцатого - это полицейский час для сельских кабачков в летний сезон, но туристы, иностранцы делают более сговорчивым неумолимое время. Когда подходит лето, хозяева достают отвертку, два болта и наглухо закрепляют обе стрелки, а некоторые покупают себе игрушечные часы с деревянными стрелками, которые можно прибить гвоздями. Тогда время останавливается, тогда поток черного пива льется все лето, не иссякая денно и нощно, а полицейские спят сном праведников. |
||
|