"Пророк" - читать интересную книгу автора (Перетти Фрэнк)21Джон аккуратно разложил бумаги на верстаке, а Карл отодвинул в сторону банки и инструменты, освобождая побольше места. Джон дрожал всем телом. – Папа знал... – Он зачарованно смотрел на бумаги. – Ты понимаешь, Карл? Ты видишь, что он написал на конверте? Он знал, что я найду его. Он спрятал там конверт, зная, что я найду его. Карл не находил слов. Он просто пытался осознать важность происшедшего: ошеломленно смотрел на документы, перелистывал их, раскладывал по порядку. Внезапно он что-то заметил и ткнул пальцем в лист бумаги с такой силой, что едва не проткнул его; Джон мгновенно взглянул туда, куда указывал Карл. В глаза им бросилось имя, вписанное в бланк свидетельства о смерти: Хиллари Николь Слэйтер. – Дочь губернатора, – сказал Джон. – Старшая. – Он нашел дату смерти. – 19 апреля 1991 года. Да, это она, никаких сомнений. – Я не знал, что дочь губернатора умерла. – Это событие широко освещалось в новостях. Она умерла от отравления каким-то лекарством, принятым по ошибке... – Джон пробежал глазами документ в поисках причины смерти. – «Гиповолемический шок»... – Что это такое? – Ну... Я толком не знаю. Но давай-ка посмотрим... это произошло в результате «обескровливания организма». То есть она истекла кровью до смерти. А это произошло в результате...Подожди минутку... Карл увидел длинное слово и тоже не смог прочитать его. Джон попытался: «Гипо... про... тром... бинемия. Гипопротромбинемия». Карл ждал объяснений. – М-м... насколько я понимаю, она по ошибке приняла какие-то таблетки... они находились не в той упаковке или что-то вроде этого... – Джон пробежал взглядом текст свидетельства. – Ну да. «Случайная передозировка ворфарина». Это разжижитель крови. У губернатора был тромбоз ноги... Помнишь, Никсон страдал той же болезнью? – Он вспомнил о возрасте сына. – Ладно, вряд ли ты помнишь. Так вот, по слухам Хиллари хотела принять лекарство против менструальных болей, а вместо него приняла разжижитель крови, прописанный губернатору, – и тем самым вызвала смертельное кровотечение. Да, мы освещали обстоятельства ее смерти, похороны и сделали несколько сюжетов общего плана о правильном хранении лекарств, о необходимости держать домашнюю аптечку в порядке и все в таком духе. Эта тема волновала общественность неделю или около того. Карл просмотрел документы. – Дедушка собрал все, что мог, по делу Энни Брювер. Выдержки из заключения патологоанатома... – Да, а это что такое? О, свидетельство о смерти Энни Брювер! – Хорошо. Ага, смотри. Здесь написано все так, как нам говорили Брюверы: «Первичная причина смерти: септический шок... в результате сепсиса... синдром токсического шока». Джон взял другой документ и сравнил со свидетельством о смерти. – Но вот переписанные от руки места из заключения патологоанатома. Так, посмотрим... Ага, вот: «Наиболее вероятное предположение, объясняющее причину смерти в данном случае, заключается в том, что пациентка перенесла аборт, осложненный стафилококковой инфекцией, вызвавшей перитонит и общий сепсис, которые, в свою очередь, привели к токсическому шоку и возникновению дефицита кислорода в жизненно важных органах, в результате чего наступила смерть». – Что ж... во всяком случае, это был не синдром токсического шока, саркастически заметил Карл. – Да, тут прямое противоречие. Но посмотри-ка: еще одна копия свидетельства о смерти Хиллари Слэйтер. – Джон взглянул на квитанцию, приколотую в верхнему правому углу документа. – Одиннадцать долларов, заплачено чеком в Бюро демографической статистики 2 мая 1991 года. Значит, Папа пошел туда и взял копию. – Зачем ему понадобилось покупать два свидетельства о смерти? Джон потряс головой. – Думаю, он не покупал два. Первое выглядит иначе. Оно новее... напечатано в другое время, на другой бумаге. И квитанция выписана только на одиннадцать долларов. Это стоимость одной копии. Карл начинал понимать. – Две девушки, два свидетельства о смерти... Свидетельство о смерти Энни явная фальшивка...Джон закончил мысль: – И, возможно, Папа считал, что свидетельство о смерти Хиллари тоже фальшивка. Похоже, он двигался именно в этом направлении. – Так давай прослушаем пленку! – Давай. – Джон подошел к магнитоле, вставил в нее кассету, чуть помедлил, глядя на сына, и нажал клавишу «пуск». Тишина, казалось, длилась целую вечность. Джон и Карл оба оперлись локтями о верстак и придвинули головы поближе к динамикам. Потом вдруг раздался мужской голос: – Отделение «службы спасения» двенадцатого округа. Женский голос. Молодой, лихорадочный: – Здравствуйте, с моей подругой беда... у нее кровотечение, и оно не останавливается! – Где вы находитесь? – М-м... это в доме губернатора. Вам нужен адрес? – Да, пожалуйста. – М-м... Роанок-Уэст, 1527. – С какого номера вы звоните? – М-м... я не знаю... – На телефонном аппарате, с которого вы звоните, есть номер? – О... 555-9875. – Ваше имя? – Я... меня зовут... э-э... Хиллари Слэйтер. – Ваша подруга в сознании? – Она... Я сейчас не вижу ее. – Дыхание у нее нормальное? – Она дышит с трудом. – Вы сказали «с трудом»? – Да, как будто ей тяжело дышать. – Она задыхается? – Нет, но она... она дышит очень тяжело. – И вы говорите, у нее кровотечение? – Да, и оно не останавливается! – Какого рода кровотечение? Ответ девушки прозвучал неразборчиво. – Какого рода кровотечение? Откуда идет кровь? – Она сделала аборт. – Она сменила за последний час больше двух прокладок? – Она,.. у нас кончились прокладки. Она сменила... уже штук семь. – Хорошо, оставайтесь на связи. Я вышлю машину. Глухой стук трубки, брошенной рядом с телефоном. Голос диспетчера: – Алло, вы слышите меня? – Ответа нет. – Вы слышите меня? Алло! – Гудки. Один высокий, один низкий и еще два между ними. Голос диспетчера: – Двенадцатый округ, «служба спасения 231», «скорая помощь 231», маточное кровотечение, дом губернатора, Роанок-Уэст, 1527. – Потом снова в трубку: Алло, вы слышите меня? – Ответа нет. Голос диспетчера, сообщающего по рации: – «Служба спасения 231», «неотложная помощь 231», примите вызов: женщина неизвестного возраста, затрудненное дыхание; неизвестно, в сознании ли сейчас; возможная причина – аборт. В данный момент нахожусь на связи с домом губернатора. Голос по рации на фоне сирены: – «Неотложная помощь 231», вызов принят. Долгая пауза. Приглушенные переговоры по рации. Потом отдаленные звуки. Безумный женский крик, торопливые шаги. Глухой стук вновь поднимаемой трубки. Голос диспетчера: – Алло, вы слышите меня? Мужской голос, полный отчаяния, лихорадочный: – Кто это? Мне нужен телефон... – Сэр, это отделение «службы спасения» двенадцатого округа. Мы выслали в дом губернатора машину «неотложной помощи» и «службы спасения». Кто вы, сэр? – Я губернатор Слэйтер! Это моя дочь! – Она в сознании, сэр? – Нет, нет, кажется, нет! – Она нормально дышит? Губернатор кричит в сторону: – Она дышит? Эшли! Она дышит? – Женщина истерически кричит что-то в отдалении. Губернатор снова говорит в трубку: – Она дышит, но, кажется, потеряла сознание. – Она дышит нормально? – Нет... нет, она задыхается... очень затрудненное дыхание. – Вы хотите оказать ей первую медицинскую помощь? Я помогу вам. – Да! Мне просто необходимо... Женщина что-то кричит. Глухой грохот распахиваемых дверей, торопливые шаги, голоса. – О, они приехали! Слава Богу! – Бригада «службы спасения» прибыла, сэр? – Да! – Отлично, сэр, теперь они займутся этим, хорошо? – Да, спасибо. – До свидания. Щелчок. Конец записи. Джону нужно было сесть, и он тяжело опустился прямо на пол. – О Господи... О Господи Боже... О Иисус... – молился он дрожащим голосом, закрыв глаза. Карл нажал кнопку обратной перемотки. Он хотел еще раз прокрутить запись. Они прослушали пленку еще три раза, напряженно вслушиваясь в каждое слово, стараясь ничего не пропустить. Потом они вернулись к бумагам, которые Папа собрал и спрятал... для Джона. – Да, – сказал Джон, у которого тряслись руки и стоял комок в горле. Посмотри на это письмо. Папа говорил мне, что писал губернатору Слэйтеру, но так и не получил ответа от него лично. Копия письма гласила: «Уважаемый господин губернатор! Во-первых, позвольте мне присоединиться ко всем гражданам нашего штата и выразить вам свои соболезнования по поводу безвременной смерти вашей дочери Хиллари. Моя жена Лилиан и я ежедневно вспоминаем вас и вашу семью в молитвах. С печалью и смирением я перехожу теперь к главной цели данного письма. Я не вправе судить никакого другого человека, но все же должен сказать то, что Господь вложил в мое сердце, и указать на факты, которые вам уже известны, но оставлены вами без должного внимания – что может обернуться серьезным вредом как для вас самого, так и для многих других людей. Зная истинную причину смерти вашей дочери, я глубоко встревожен тем обстоятельством, что вместо того, чтобы пролить свет на означенную причину и выступить против тех лиц, той практики и той политики, которые допустили подобное, вы в выборе линии поведения по-прежнему руководствуетесь политическими соображениями – показывая тем самым, что ничего не изменится, что все будет продолжаться по-старому и страшная беда, которая случилась с вашей дочерью, не будет последней. Священное Писание напоминает всем нам о том, что все открыто глазам Божьим и что «нет ничего тайного, что не сделалось бы явным, ни сокровенного, что не сделалось бы известным и не обнаружилось бы». Вы представили обществу свой образ, но он недолговечен. Он скоро рухнет – и что тогда? Увидят ли люди перед собой достойного человека, когда не будет этого образа? Что еще мне остается, кроме как предостеречь вас, даже умолять вас: отвратитесь от обмана и станьте на путь честности! Ни один политический успех не стоит вечных мук, которые вы навлечете на себя, и страшных страданий, которые вы неминуемо причините другим, если не измените свою нынешнюю политику и не предпочтете служить правому делу. Чтобы сохранить надежду, позвольте мне напомнить вам, что «если мы признаем наши грехи, Он будет верен и простит нам наши грехи и очистит нас от всякой неправды». Бог, Который требует праведности, указал нам путь к праведности. Обратитесь же к Господу! С глубоким уважением Джон У. Баррет – старший». – Хм-м. Да, Папа в своем репертуаре, – сказал Джон. – Теперь я понимаю, почему он так действовал губернатору на нервы. – Он взглянул на дату в начале письма. – 6 мая 1991 года. Это еще до смерти Энни. – Он посмотрел на Карла и увидел на его лице такое же ошеломленное выражение, какое, вероятно, появилось и на его собственном лице. – Он знал, Карл. Он знал. Ты представляешь... Когда Макс встретился с ним у Женского медицинского центра и рассказал ему про Энни, Папа уже знал про Хиллари Слэйтер. И «страшная беда», о которой он говорил в письме... действительно произошла. Еще одна девушка умерла – точно так же, как Хиллари. А потом одна мысль, одна догадка внезапно пришла Джону на ум, и он понял так ясно, словно всегда знал это: – Карл, бьюсь об заклад, они умерли в одной и той же клинике. Папа сразу понял это. – Другая мысль осенила его. – И...думаю, Господь сказал об этом и мне, позже... Однажды я вдруг понял, что Энни была не единственной. Именно это и надеялся доказать Папа. – И кто-то убил его. – И кто-то убил его. Теперь оба сели – Джон на табурет. Карл на пол. Узнав такую вещь, невозможно легко и просто перейти к рассмотрению следующей. Они должны были все тщательно обдумать, взвесить, а для начала поверить в свою гипотезу. Дотянувшись до верстака, Джон взял и перелистал другие бумаги. – Да, смотри: «Глен Мерфи... Эл Коннорс, фельдшеры». И тут номера телефонов. Вероятно, Папа связался с медиками, приезжавшими по вызову к Хиллари Слэйтер. А вот телефон Макса и Дин Брюверов, и... подумать только! здесь адрес и телефон доктора Марка Деннинга. Интересно, успел ли Папа добраться до него? – Во всяком случае, Лесли добралась. – И можешь не сомневаться, мы поговорим и со всеми остальными. – Джон положил бумаги обратно на верстак. – Нам надо хорошенько подумать, Карл! Тут требуется мозговая атака. Что нам известно? На что указывают все факты? Карл начал с простейшего вывода: – Хиллари Слэйтер умерла в результате неудачного аборта... и судя по всему, врач действительно напортачил. – А истинные обстоятельства смерти скрыли – придумали эту версию с передозировкой ворфарина для средств массовой информации, в том числе и новостей Шестого канала... А теперь выходит, что даже свидетельство о смерти было сфальсифицировано. Нужно проверить, кто заполнял его. С этого момента события приняли несколько странный оборот. – Но как дедушка все узнал? Когда он узнал? – Может, Господь сказал ему, я не знаю. Но он получил копию свидетельства о смерти 2 мая, то есть через две недели после смерти Хиллари – значит, он проверял свою гипотезу, это мы знаем. Потом, всего четырьмя днями позже, он написал губернатору. Из Папиных слов я понял, что он так и не получил ответа, каковое обстоятельство не кажется странным. Потом Джон потряс головой. – Хм-м... Неудивительно, что он выступал на митинге губернатора со всеми этими речами. Он хотел так или иначе привлечь внимание Слэйтера. – Джон слабо улыбнулся при следующем воспоминании: – Он довольно долго преследовал губернатора – с мая по сентябрь, – стараясь привлечь его внимание. Думаю, в конце концов он начал здорово действовать Слэйтеру на нервы. – Но чье-то внимание он привлек – кто-то ведь дал ему эту пленку. – Посетитель... – задумчиво проговорил Джон. – Он приходил в тот же день, когда я приезжал к Папе на встречу, эту последнюю нашу встречу. По словам Джимми и Чака, этот человек появился около десяти часов. Он не задержался на долго, а значит, особых дел к Папе у него не было. Думаю, он просто занес пленку... и, вероятно, вторую копию свидетельства о смерти Хиллари. – Джон кивнул, по частям восстанавливая общую картину происшедшего. – Конечно... Когда я пришел, у Папы на столе лежал плейер Чака Кейтсмана, и Папа плакал, ион сказал, что узнал одну вещь, которой очень хотел бы поделиться со мной, но не может, поскольку... – Поскольку ты еще не в ладах с Истиной, – вставил Карл. Славный старина Карл, как всегда, излишне прям. Впрочем, Джон не видел смысла возражать. – Да... да, верно. Но сейчас я стараюсь, по крайней мере. Карл принял ответ. – Ладно. Но у меня вопрос: почему дедушка? Джон мог только строить гипотезы: – Возможно, после того, как Папа побывал на митинге... ты же знаешь, его показали по телевидению тем же вечером... кто-то решил, что такой противник губернатора идеально подходит для того, чтобы отдать ему пленку. – А как ты думаешь, этот осведомитель знал, что дедушкин сын работает на телевидении в программе новостей? Хороший вопрос, прочитал Карл выражение лица отца. – Вполне возможно. Но пленка... Насколько я понимаю, человек с улицы не может просто явиться на станцию неотложной помощи и сделать такую запись. К подобным записям нет свободного доступа, они не подлежат огласке. Карл был заинтригован. – О... Так, значит, мы говорим не о человеке с улицы. – Да, вероятно, это кто-то из окружения губернатора. Возможно, этот человек читал Папины письма и видел его на митинге... а возможно, даже знал о Брюверах и о том, как Папа помогал им выяснить обстоятельства дела... – Точно. Точно. – ...и, возможно, знал, что я – его сын и работаю на телевидении. – Но это только догадки – и ничего больше. – Но тут есть обстоятельство, которое меня настораживает: если... подчеркиваю, если... Папу убили из-за этой пленки, тогда кто же та девушка, что звонила в «службу спасения»? Она свидетельница. Она может подтвердить, что Хиллари сделала аборт; она сказала про аборт, это записано на пленке. А судя по всему, Хиллари находилась в тяжелом состоянии, поэтому я не удивлюсь, если эта девушка... Она назвалась подругой Хиллари, так ведь? – Да. То есть они дружили. То есть... – То есть я не удивлюсь, если окажется, что именно подруга Хиллари вероятно, близкая подруга – отвозила ее домой из клиники после аборта. А следовательно, она знает, в какой клинике это происходило. – И мне показалось, она убежала оттуда, услышав, что идут губернатор с женой. – Конечно. Это был тайный аборт – про который родители не должны были знать. Подруга отвозит Хиллари в клинику, привозит обратно, но события принимают непредвиденный оборот; подруга звонит в «службу спасения», но тут, посреди разговора, домой возвращаются родители; подруга бросает трубку рядом с телефоном и убегает. Карл выпалил следующую мысль: – Да! И помнишь? Она не хотела называть диспетчеру свое имя! Она замялась, а потом сказала, что ее зовут Хиллари Слэйтер. – Она была напугана. И не хотела фигурировать в этом деле. Затем Карл помрачнел. – Интересно... знает ли губернатор, кто она такая? – Думаю, хотел узнать. Налицо попытка скрыть истинные обстоятельства дела. Та история с передозировкой ворфарина служила дымовой завесой. На месте губернатора я бы захотел узнать, кто была подруга Хиллари. Она много знает и, безусловно, знает, что история с ворфарином – вымысел чистой воды. – Но, может, он вообще не знает, что она была там? Джон на миг задумался. – Должен знать. Хиллари была не в состоянии сама позвонить. В лучшем случае она находилась в полубессознательном состоянии, когда делался вызов, и, судя по всему, в другой комнате. Трубка лежала рядом с телефоном, и «служба спасения» уже приняла вызов, когда губернатор пришел домой. На месте губернатора я бы понял, что с Хиллари была подруга. – Если бы он прослушал эту пленку, то, возможно, узнал бы голос. – Но сначала он должен был получить ее. – Джон посмотрел на магнитолу. – И получил. А теперь она у нас. Карл завороженно уставился на магнитолу. – Слушай, мы держим в руках динамит, ты понимаешь? Джон тоже завороженно смотрел на магнитолу. – Да, верно. Слэйтер вторично выдвинул свою кандидатуру на пост губернатора, проблема абортов находится в центре избирательной кампании, а его дочь умерла после неудачного аборта, и он скрыл это... – Потом Джон бессильно опустил голову. – И если... это произошло в той же самой клинике... значит, смерть Энни Брювер можно было предотвратить. – И значит, – добавил Карл, – той подруге Хиллари может грозить серьезная опасность. Джон подошел к верстаку. – Давай соберем все это и спрячем. Я позвоню Лесли. Нужно приступать к действиям. В понедельник по всему городу начали появляться яркие, броские плакаты с Джоном Барретом и Эли Даунс, которые держали в руках страницы сценария и смотрели сверху на потоки транспорта, словно бдительные наблюдатели за ходом истории, словно богоподобные стражи Истины – с добрым выражением лица и пристальным проницательным взглядом. Огненные буквы, пущенные по голубому фону, гласили: «БАРРЕТ И ДАУНС, ВАША ГЛАВНАЯ КОМАНДА ТЕЛЕ-ВЕДУЩИХ», а ниже следовала строка: «ПЯТИЧАСОВЫЕНОВОСТИ ШЕСТОГО КАНАЛА – ЦЕЛЫЙ ЧАС НОВОСТЕЙ!» Великий Прорыв начался, и весь город знал об этом. Видео. Интерьер большой церкви, битком набитой людьми. Камера медленно проплывает по толпе, выхватывая из нее скорбные, иногда плачущие лица. Печальное событие. Смена кадра. Священнослужитель в черном одеянии говорит с кафедры. Звук: «Все наши дети растут, словно цветы в саду, и порой Господь решает сорвать один из них для Своего букета. В Хиллари Господь нашел прекраснейший цветок из всех. Нам будет недоставать ее. Нам будет недоставать ее улыбки, ее смеха, ее любви к жизни...» Быстрая перемотка вперед. Священнослужитель быстро шевелит губами, дергая головой налево, направо и вниз, к своим записям. Следующий кадр. Губернатор с семьей в первом ряду. – Останови здесь, – сказал Джон. Лесли отпустила клавишу перемотки и нажала клавишу воспроизведения. Священнослужитель продолжает речь; губернатор Хирам Слэйтер сидит рядом с женой и двумя оставшимися детьми. – Хорошо, назови всех еще раз по именам. Кто есть кто? Был вечер понедельника после семичасового выпуска новостей. Джон, Лесли и Карл сидели в гостиной Джона и просматривали видеопленки, которые Лесли отобрала из архива студии – черновой материал о похоронах Хиллари Слэйтер. – Это, понятное дело, Эшли Слэйтер – жена Хирама Слэйтера. – Она здорово переживает, – заметил Карл. – Так оно и было. В тот вечер, когда они нашли Хиллари, ее пришлось отвезти в больницу и напичкать транквилизаторами. – Лесли вопросительно взглянула на Джона. – Об этом мы ничего не сообщали, верно? Джон помотал головой. – Мы вообще не вдавались в такие подробности – и поступали совершенно правильно. Лесли нажала клавишу «пауза». – Эта девочка – Хэйли Слэйтер. Вторая дочь, пятнадцать лет, в настоящее время студентка-второкурсница Академии Святой Троицы. Они с братом учатся в ней сейчас. Джон отметил это с интересом: – Ага... это что-то новое. Я не помню, чтобы они посещали католическую школу. – Они не посещали. В прошлом году все трое детей учились в частной школе Адама Брайанта. Многие сенаторы и высокопоставленные чиновники отправляют туда своих детей, когда начинается сессия законодательного органа. Это хорошая школа, никакой показухи, надежные академические знания. В общем... сразу после смерти Хиллари губернатор забрал Хэйли и Хайятта из школы Брайанта и отдал их в Академию, вот так, быстро. – Запомним. – А это Хайятт. Ему, кажется, двенадцать. Сметливый парнишка. Я как-то брала у него интервью. – Лесли повторно нажала на клавишу «пауза», и запись пошла дальше. Они внимательно рассмотрели присутствующих – множество высокопоставленных лиц и большое количество неопознанных друзей и родственников. – Конец пленки, – сказала Лесли. – Ты говорила, у тебя есть запись с друзьями Хиллари, – напомнил Джон. – Сейчас. – Лесли вынула из видеомагнитофона кассету с записью похорон и полезла в сумку за следующей. Она поставила ее и нажала клавишу «пуск». Видео. Школа Адама Брайанта, вид с улицы. Лесли пояснила: – Этот сюжет я помню. Его делала Джойс Петрочелли. Пока идут кадры школы, можете представить себе голос Джойс за кадром; она читала текст вроде следующего: «Учащиеся школы Адама Брайанта скорбят о смерти подруги, и всем нуждающимся оказывается психологическая поддержка...» – Верно, я помню сюжет, – сказал Джон. – Теперь нам нужно попробовать отыскать ту самую подругу, которая звонила в «службу спасения» – так что смотрите и слушайте внимательно. На экране появилась симпатичная светловолосая девушка с несчастным лицом; она говорила в микрофон, видневшийся у нее под подбородком: – Она была... она была действительно замечательная. Мне будет не хватать ее. Джойс Петрочелли, находившаяся за кадром, спросила: – Вас многое связывало? – Ну, в общем... – Это не она, – сказал Карл. – Да, не она, – сказал Джон. Лесли нажала клавишу быстрой перемотки вперед и держала до тех пор, пока на экране не появилось другое лицо – молодой человек. Она снова перемотала пленку до следующего лица. Молодая негритянка. – Это так печально... мы с нетерпением ждали выпускных экзаменов... Я хочу сказать, у нее впереди была вся жизнь... – Девушка начала плакать. – Вряд ли это она, – сказала Лесли. Джон посмотрел на Карла. Карл отрицательно покачал головой. Быстрая перемотка. Круглолицая девушка с кудрявыми каштановыми волосами. – Хиллари всегда была такая веселая. Она не заносилась и ничего такого, хотя и была дочерью губернатора – она просто вела себя, как все мы. Она была чудесная. Не то. Быстрая перемотка. Еще два юноши. Потом снова девушка – с короткими белокурыми волосами, нервно ломающая пальцы. – Ну... мы вместе с Хиллари пели в хоре, она замечательно пела... Карл подался к экрану, и Джон тоже. На лице Лесли отразилось сомнение. – Это просто ужасно, понимаете? Сегодня она с нами, а завтра ее нет. И просто не знаешь, что думать, что говорить... – Нет, – сказала Лесли. – Нет, – согласился Джон. Но на этом запись кончалась. Они не нашли Подругу 911. – Что еще? – спросил Джон. – Еще три пленки, – сказала Лесли. – Я достала наш сюжет о Мемориальном фонде Хиллари Слэйтер и пару сюжетов, сделанных в дополнение к основному. М-м... вот этот о правильном хранении лекарств, а это сюжет Дэйва Николсона о том, как держать в порядке домашнюю аптечку. Последние два Джон отмел решительным жестом. – Нет, дополнительные сюжеты нам не нужны, если только в них не упоминается о Хиллари. – Не упоминается. И еще я взяла... – она посмотрела на Джона, словно спрашивая его согласия, – запись, сделанную на митинге губернатора, с твоим отцом. Джон внутренне напрягся и сказал: – Хорошо, прокрути ее. Может, мы сумеем понять, о чем он говорил. Это были знакомые кадры – до боли знакомые. Вот Лесли стоит перед камерой, а на заднем плане виден Папа, возвышающийся над толпой. Лесли явно ждет реплики, после которой она должна начать свой репортаж с места события. – Странно, правда? – сказала Лесли. – Я еще даже ничего не говорю, а они там на студии записывают все с самого начала. Думаю, Тине Льюис нужен был этот материал – вот и весь разговор. Как и в тот день, Джон почувствовал острое желание выругаться, разве что теперь он постарался сдержаться. Папа говорил, но они практически не слышали слов. – Э-э... сделай чуть погромче, пожалуйста. Лесли прибавила звук, и слова Джона Баррета – старшего стали различимы. »...Губернатор, я прошу вас, обратитесь к своему сердцу и измените свою политику, ибо если вы этого не сделаете, Господь сделает это за вас...» Карл, зачарованный видом и голосом старика, пророчествующего с бетонной чаши, подался вперед и напряженно всматривался в экран. Джон смотрел на Папу совершенно новыми глазами. Внезапно он осознал, насколько он солидарен с этим маленьким человеком, с этим одиноким голосом, выступающим против толпы. «Подобно древнему царю Навуходоносору, – говорил Папа со слезами на глазах, – вы создали свой образ, призванный увлекать людей: возвышенный образ, могучий образ, великий образ – куда более великий, чем вы сами. Но прошу вас, остерегайтесь: Господь напомнит вам, что вы вовсе не этот образ». Джон видел реакцию толпы – враждебность, ненависть. Но Папа продолжал, он просто продолжал проповедовать с пылом отчаяния. И неудивительно, подумал Джон. В этот момент, когда толпа насмехалась и издевалась над ним, а его собственный сын стыдился его, он знал о Хиллари и знал об Энни. Он говорил от их лица – и от лица скольких еще? И сколько еще он знал такого, чего Джон, Карл и Лесли пока не обнаружили? Сколько раз желал он, чтобы кто-нибудь, кто угодно выслушал его, но никто не слушал? Вероятно, губернатор даже не видел его письма. Его собственный сын относился к его убеждениям с недоверием. Неудивительно, что Папа стоял там один-одинешенек. Это был не сумасшедший и не религиозный фанатик. Это был убитый горем человек, которого толкнули на крайние шаги, который просто хотел поступить правильно, просто хотел быть услышанным. – Почему бы тебе просто не заткнуться, болтун? – раздался голос из толпы. Джон напряг зрение, пытаясь рассмотреть человека, прокричавшего эти слова, но безуспешно. – Истину должно доносить до людей, даже оглушенных вопиющей ложью, ответил Папа. – Опять он, – послышался женский голос. – А ну слезай с клумбы! – прокричал еще кто-то. – Тебе здесь нечего делать! Потом толпа принялась скандировать Папе в лицо: – Ура, Хирам! Ура, Хирам! – и Папины слова потонули в шуме и криках. Джон смотрел, как Папа, со страдальческим выражением лица, пытался достучаться, докричаться до людей. Но рев толпы перекрывал его голос. У его ног вырос угрожающий лес кулаков. – Довольно, – сказал Джон. – Останови здесь. Лесли нажала клавишу «пауза». Изображение на экране застыло. Там стоял Папа, простерев руки к толпе – и его окружала толпа, разъяренное сборище людей, потрясающих кулаками, выкрикивающих проклятия с искаженными от гнева лицами. Надпись на экране могла бы гласить: «Распни его!» Джон бессильно опустил голову, закрыл лицо ладонями. Ему нужно было собраться с силами. Лесли сомневалась, стоит ли продолжать просмотр записи. – Я не знаю... Возможно, это все, что есть с твоим отцом...Потом его схватят и вытащат оттуда. Не знаю, захочешь ли ты видеть... Джон несколько раз глубоко вздохнул, пытаясь справиться со своими чувствами, а потом вытер набежавшие на глаза слезы. – Лесли... Карл... Это был не безумец... – Когда он поднял голову, они не смотрели на него. Вероятно, они слышали Джона, но взгляды их были прикованы к экрану. – Нет, – сказала Лесли с встревоженным лицом. – Не безумец. – Ни в коем случае, – сказал Карл. Джон снова взглянул на экран, на одинокого пророка, ставшего предметом ненависти толпы. – Он был прав. Все сказанное им – правда. Карл завороженно смотрел на экран, на Джона Баррета – старшего, отстаивающего свои позиции. – Это мой дедушка. Вот какой он был! Человек... человек твердых убеждений! Джон тоже не отрываясь смотрел на этого страдающего пожилого человека, и сердце его исполнялось тоской. – Человек твердых убеждений, – повторил он, а потом ему в голову пришло выражение из его религиозного прошлого: – Он прочно стоял на основании веры. Лесли погрузилась в молчание, не отрывая взгляда от экрана, прижав пальцы к губам. Джон Баррет – старший говорил с ней. Джон видел это по ее лицу. – Лесли... Она легко вздрогнула, отвлекаясь от раздумий. Она посмотрела на Джона с Карлом, потом снова перевела взгляд на экран. – Он... его невозможно было поколебать, правда? Смотрите: вокруг него бурлит людское море, а он держится непреклонно, просто твердо стоит на своем. – М-м-м. – Джон кивнул, полностью понимая ее мысль. – Да, мы как-то говорили об этом, верно? – Мы говорили об этом. – Лесли еще несколько мгновений напряженно размышляла, а потом, спрятав эти мысли где-то в глубине своего сердца, вернулась к делу. – Итак... полагаю, мы поняли содержание речи, записанной на этой пленке, Джон согласился, возвращаясь к действительности: – Конечно. По крайней мере, мы примерно представляем, о чем он говорил. И теперь – когда мы знаем то, что знаем, – все это обретает куда больше смысла. – Хорошо, ну а последняя пленка? – спросил Карл. – Конечно, – сказал Джон. – Давай посмотрим ее. Меняя кассеты, Лесли пояснила: – Этот сюжет Шестой канал делал в связи с учреждением Мемориального фонда Хиллари Слэйтер. Кажется, им тоже занималась Джойс Петрочелли. Точно не помню. – Она нажала клавишу воспроизведения, и они, уже с чувством легкой усталости, стали ждать начальных кадров. Видео. Аудитория, полная учащихся. – А, точно! – сказал Джон. – Собрание учащихся школы Адама Брайанта. На кассете поставлена дата? Лесли моментально вынула кассету и посмотрела на наклейку. – 3 мая 1991 года. Когда это было? Примерно через две недели после смерти Хиллари. – Да, две недели. Лесли поставила кассету обратно и нажала клавишу«пуск». Губернатор начал речь; он говорил неофициальным тоном, изредка поглядывая в свои заметки: «Я знаю, что многие из вас были хорошими друзьями Хиллари, и ее смерть стала трагической утратой для всех нас. Годы, проведенные здесь, в школе Брайанта, составили значительную часть ее коротких семнадцати лет, и вы, ее друзья, были для нее главным в жизни. Она часто говорила о вас, и... что ж, вы знаете, как это бывает у старшеклассников: они настолько заняты учебой и общественной деятельностью, и своими друзьями, что родители практически их не видят. Так было и с Хиллари. Она высоко ценила своих друзей, они приносили ей радость, и я знаю, что она приносила радость вам...» Джон быстро сделал мысленную заметку: тогда почему он забрал Хайятта и Хэйли из школы Брайанта? Как насчет их друзей? Губернатор продолжал восхвалять школу, директора школы, учителей и всех старых знакомых, которыми он восхищался. Потом он перешел к главной теме своего выступления, подняв над головой особый конверт. «Для меня как для губернатора вопрос образования является вопросом первостепенной важности, и, будь Хиллари жива, я сделал бы все от меня зависящее, чтобы она получила лучшее образование из всех возможных. Но я хочу, чтобы вы знали: мечты, которые я связывал с Хиллари, по-прежнему живут, и я хочу, чтобы они претворились в действительность – если не через ее жизнь, то через жизнь других учащихся, которые воплощают ту радость, тот характер, те достоинства и целеустремленность, которые отличали Хиллари Николь Слэйтер». Губернатор посмотрел в сторону и улыбнулся. «Итак, когда наступило время решить, кто же станет первым стипендиатом Мемориального фонда Хиллари Слэйтер, нам не пришлось искать долго. Полагаю, будет только логично, если первым стипендиатом станет не только одна из лучших учениц школы Брайанта, но также и одна из ближайших подруг Хиллари. Шэннон?» Зал взорвался бурными аплодисментами и приветственными криками. Камера откатилась назад, быстро поменяла фокус и взяла в кадр очаровательную, нарядно одетую девушку, державшуюся с достоинством, которая шла через сцену, чтобы присоединиться к губернатору на подиуме. Лесли, Джон и Карл разом подались вперед и напряженно всмотрелись в экран. Она была красива, но казалась скованной и смущенной и улыбалась как будто принужденно. Когда она подошла и стала рядом с губернатором, нервно переплетя пальцы рук и устремив взгляд в пол, а не на него, он закончил: «Я знаю, что если бы Хиллари могла видеть нас сейчас, она воскликнула бы радостно: «Давай, Шэннон! Исполни свои мечты!» – Он снова посмотрел в зал. – Самую первую стипендию Мемориального фонда Хиллари Слэйтер мы присуждаем – с гордостью Шэннон Дюплиес! Гром аплодисментов. Теперь все учащиеся встали и разразились аплодисментами и приветственными криками, в то время как камера взяла общий план зала. – Говори же, говори! – непроизвольно вырвалось у Карла. – Она скажет что-нибудь? – спросил Джон Лесли. Лесли пожала плечами. Она не помнила. Губернатор вручил Шэннон конверт, пожал ей руку, а потом... Шэннон повернулась и ушла к своему месту на сцене, где она сидела вместе с учителями и, вероятно, своими родителями. Мать крепко обняла девушку и поцеловала в щеку. Все это время на лице Шэннон оставалось печальное, встревоженное выражение. Они продолжали смотреть. Возможно, еще будет интервью с девушкой. Запись кончилась, по экрану пошла серая рябь. Никакого выступления. Никакого интервью. – Какая жалость! – простонала Лесли. – Где Шэннон находится сейчас? – Вероятно, уехала учиться в какой-нибудь колледж. На полученную стипендию. – Да... стипендия, – задумчиво произнес Джон. – Всего через две недели после смерти дочери губернатор учреждает мемориальный фонд и выбирает стипендиата – лучшую подругу Хиллари. – Ну... – В голосе Лесли звучало сомнение. – Да, понимаю, я слишком подозрителен, но... сейчас мы ищем хоть какие-нибудь зацепки. Карл понял, к чему клонит Джон. – То есть ты хочешь сказать, что он подкупил ее? – Я знаю одно: нам нужно услышать ее голос. – Хорошо, – сказала Лесли. – Я пороюсь в газетах в библиотеке. Возможно, найду какое-нибудь упоминание о том, в какой колледж она собиралась поступить. Потом позвоню туда и попробую разыскать ее. – А что потом? – спросил Карл. – О чем ты собираешься спросить Шэннон? Лесли пожала плечами. – Пока не знаю. Джон выпрямился в кресле и принялся просматривать составленный в уме список. – У всех нас полно работы, и, думаю, нам нужно действовать быстро, прежде чем нас обнаружат и губернатор сможет замять все дело. – Мы только что видели, как такое случилось, – сказала Лесли. – Ты все правильно поняла, – сказал Карл. – Именно поэтому нам необходимо действовать тайно. Я даже не хочу ставить в известность полицию до тех пор, пока мы не найдем какой-нибудь след, по которому они действительно смогут успешно пойти. Вряд ли мы вмешаемся в какое-нибудь следствие, поскольку в данный момент никакого следствия не ведется. А кроме того, на Шестом канале работает репортер, поддерживающий постоянную связь с полицией, и если до него дойдут слухи о наших подозрениях, эти слухи непременно дойдут и до Тины Льюис, и прочих работников студии. – Так что надо делать? – спросил Карл. Ему не терпелось приступить к действиям. – Карл, мы с тобой позвоним по телефонным номерам, записанным в Папиных бумагах, и постараемся выяснить, кто такой этот фельдшер и что он знает. Потом на основании полученных данных Лесли сможет выйти на... э-э... врача, заполнявшего свидетельство о смерти Хиллари. Лесли нашла свидетельство о смерти и имя врача. – Доктор Лиланд Грей. – Итак, Лесли, ты разыщешь его и посмотришь, сообщит ли он вообще какую-нибудь информацию. Он ли производил вскрытие, а если нет, то кто, и... в конечном счете нам нужно узнать истинную причину смерти. Где-то по ходу дела были совершены какие-то подтасовки или попытки что-то скрыть. – А доктор Деннинг? – спросил Карл. – Я все еще жду его возвращения из Сакраменто, – сказала Лесли. – Но я не беспокоюсь на этот счет. Думаю, это дело в шляпе. – А что сказала Дин Брювер? – спросил Джон. – Чем ближе я ее узнаю, тем больше уважаю. Мы разговаривали сегодня по телефону, и, думаю, она понимает, что произошло, и по-прежнему доверяет нам. Макс все еще не доверяет, и Дин приходится трудно. Она не решается снова взаимодействовать с нами, пока он не остынет. – Заключение патологоанатома поможет нам, не так ли? Лесли улыбнулась. – Если мы сумеем раздобыть его, – а для этого все равно понадобится помощь Дин, – оно послужит прекрасной умилостивительной жертвой. Мы должны убедить Макса, что никто не собирается снова использовать его. Джон нахмурился. – Именно поэтому нам нужно все держать в тайне, пока мы не сможем вести игру на наших условиях. Я по-прежнему придерживаюсь своей гипотезы, – а возможно, и больше, чем гипотезы, – что и Хиллари, и Энни умерли в одной и той же клинике. Но если мы хотим доказать это, нам потребуются официальные показания и от Шэннон Дюплиес, и от другой девушки, назвавшейся Мэри. Если Шэннон Дюплиес является той самой подругой, которая звонила в «службу спасения», и если «Мэри» согласится снова помочь нам и записать свои показания на пленку. А если мы хотим получить такие результаты, мы больше не можем нарушать конфиденциальность дела и совершать промахи. – Желаю успеха! – простонал Карл. Джон твердо ответил: – Такова наша задача, ребята. Такова наша цель. – Такова наша цель, – согласилась Лесли. – Плюс раздобыть любые сведения, проливающие свет на смерть твоего отца? – У меня есть тайное подозрение, что по ходу дела мы наткнемся на них. Одним словом... – Джон принялся делать какие-то заметки в блокноте, не переставая говорить: – У меня есть один приятель в законодательном собрании штата, Чарли Мэннинг. Он обычно поставлял мне частную информацию, когда я работал репортером... – Интересное было время, а? – спросила Лесли. Джон улыбнулся. – О, оно опять становится интересным. Но в любом случае я спрошу у Чарли, происходили ли недавно какие-нибудь перестановки в администрации губернатора. Мне просто интересно, есть ли у кого-нибудь из близкого окружения губернатора причины выступить против него. – Отдав секретную пленку торговцу слесарно-водопроводным оборудованием? спросил Карл, не ожидая ответа. Джон на миг замер. – Хм-м... Что бы Папа ни обнаружил, для кого-то это послужило достаточной причиной, чтобы убить его. Теперь, когда они убили его, давление непременно будет оказано на любого, кто сунется в это дело. – Он сделал паузу, убедился, что все внимательно смотрят на него, а потом закончил: – К чему бы или к кому бы ни вел в конечном счете след, они будут не в восторге от наших действий. |
||
|