"Пророк" - читать интересную книгу автора (Перетти Фрэнк)

27

На университетский городок опустился вечер; с заходом солнца температура воздуха упала и установилась та осенняя прохлада, которая стелется в лощинах и долинах облаками, похожими на испарения сухого льда, и к утру покрывает белым инеем траву и листья. Студенты, сновавшие по дорожкам шумными, оживленными толпами в перерывах между дневными занятиями, теперь двигались через городок редкими стайками, направляясь в библиотеки, на вечерние лекции, культурные мероприятия и политические митинги. На главных дорожках и аллеях зажглись янтарные фонари, а тени за деревьями и густыми зарослями кустов стали чернильно-черными.

Тэд Кэнан был готов – готов и совершенно хладнокровен, словно опытный и безжалостный охотник. Ему представится только один шанс, одна возможность, и он хотел выждать удобный момент. Когда же такой момент настанет, он будет действовать стремительно, доведет дело до конца и скроется отсюда, чтобы улететь обратно на Запад и получить заработанные деньги.

Он тщательно исследовал местность, особенно погруженные во тьму и густо заросшие кустами участки нескольких маршрутов, ведущих к Кларк – холлу, одному из женских общежитий – общежитию, которое интересовало Тэда больше всего. Он не спускал глаз с Шэннон Дюплиес весь день, даже когда она беседовала с чернокожей женщиной, кем бы та ни была. Он недостаточно долго пробыл в университете, чтобы установить точный график каждодневных перемещений девушки, но сегодняшний вечер казался многообещающим, поскольку Тэд знал, где она находится сейчас, куда пойдет потом и когда. После обеда с чернокожими гостями в университетской столовой Шэннон отправилась в библиотеку научной литературы. Библиотека закрывалась в одиннадцать, а дело быстро шло к этому часу. Если только она не пойдет длинным кружным путем по периметру городка, ей придется возвращаться к Кларк – холлу по одному из двух возможных маршрутов, на каждом из которых имелись короткие, но замечательно удобные для задуманного дела участки.

Наиболее предпочтительный маршрут включал в себя отрезок пути, пролегающий по бетонной дорожке за трибунами стадиона и огражденный с одной стороны глухой бетонной стеной, а с другой зарослями густого леса. На ключевом месте от дорожки ответвлялась узкая тропинка, ведущая в лес, а кусты обеспечивали прекрасное укрытие для засады. Тэд наметил два маршрута быстрого бегства с того места: один – по служебной аллее за библиотекой медицинской литературы на улицу, пролегающую вдоль западной границы университетского городка; другой через ботанический сад, идеально подходящий для незаметного отступления убийцы вроде него и граничащий с оживленной улицей, ведущей к Медицинскому центру. Если все пойдет хорошо, каждый из двух маршрутов даст ему возможность скрыться с места преступления задолго до того, как девушки хотя бы просто хватятся.

Второй маршрут, которым она могла пойти, представлялся чуть более рискованным, поскольку кусты и деревья вдоль него росли не столь густо, а путь к бегству начинался дальше, за открытым пространством. Если девушка пойдет той дорогой, возможно, Тэд не станет рисковать сегодня.

В любом случае он выбрал удобную позицию, с которой мог увидеть, каким маршрутом пойдет девушка, чтобы потом опередить ее и спрятаться в засаде. Именно здесь он и сидел сейчас на корточках – одетый во все черное, неподвижный, терпеливый.

Шэннон пыталась заниматься, но никак не могла сосредоточиться. Она посмотрела на настенные часы. Десять пятьдесят пять. Библиотека скоро закрывается, и Шэннон вдруг страшно разнервничалась. Она отложила книгу в сторону. Пожалуй, пора идти спать.

Одиннадцать пять. Со своего наблюдательного пункта Тэд Кэнан увидел, как из библиотеки вышли два молодых человека и, негромко разговаривая, двинулись по главной аллее, залитой янтарным светом фонарей. За ними последовали две девушки. Потом парень и девушка, которые держались за руки и смеялись. Тэд не шевельнулся. Она скоро выйдет.

Мимо прошли два преподавателя; один горячо доказывал свою точку зрения, а другой с ним не соглашался; наконец они свернули за угол, и голоса их стихли в отдалении.

Потом быстро прошагал один парень, ежась от холода.

А потом, на некотором расстоянии позади него, появилась Шэннон Дюплиес. Тэд узнал ее длинную коричневую куртку и толстую вязаную шапочку, которую обычно она носила на макушке, но сейчас опустила низко на лоб, спасаясь от холода. Она несла через плечо большую холщовую сумку на свой обычный манер и, казалось, спешила.

«Ну, детка, какой путь ты выберешь?» Он напряженно следил за тем, как девушка приближается к зданию факультета изобразительного искусства: там она должна будет повернуть либо направо, чтобы пойти по дорожке, проходящей за трибунами стадиона, либо налево, чтобы пойти по менее удобному пути, сквозь рощу и мимо автостоянки.

Девушка дошла до здания факультета изобразительного искусства. Потом остановилась. Что она делает? Она поставила сумку на землю и принялась рыться в ней. Неужели забыла что-то? «Слишком поздно, детка, библиотека уже закрылась».

Девушка оглянулась и посмотрела в его сторону. Тэд не шелохнулся. Он знал, что его не видно в зарослях.

Потом она как будто приняла решение, подняла сумку и...повернула направо.

«Ну давай, давай, порадуй меня. Да! Она явно собирается идти самой удобной дорогой!»

Девушка шагала к стадиону, не оборачиваясь.

Тэд пулей вылетел из своего укрытия, взбежал на холм, пересек маленький мостик и бросился по извилистой дорожке к стадиону. У заранее намеченного места он прыжком метнулся в лес, словно черная газель, петлгя между деревьями и кустами, понесся к месту засады и достиг его задолго до появления девушки.

С бешено колотящимся сердцем он скорчился за густым кустом, чувствуя кипение адреналина в крови. Мысленно он уже видел, как все происходит; он уже чувствовал ее горло под своей рукой.

Из своего укрытия Тэд видел на дорожке круг света от последнего фонаря. Между этим кругом и ним простиралась тьма – именно такая, как нужно, – и до сих пор еще ни один человек не прошел мимо.

Он услышал сначала шаги, и только потом увидел девушку. Он напрягся всем телом и замер.

Быстрое, мерное цоканье каблучков по бетону становилось все громче и отчетливей по мере приближения девушки.

Потом Тэд увидел, как она проходит сквозь последний луч янтарного света и вступает в темноту, в расставленную на нее ловушку.

Она шла прямо посередине бетонной дорожки, опустив голову в низко надвинутой на лоб шапочке, зябко прижав руки к груди, с сумкой на плече. Она не смотрела по сторонам. Он прыгнет на нее прежде, чем она сообразит, что происходит. Она приближалась. Он приготовился к прыжку. Она поравнялась с его укрытием.

Он выскочил из-за куста бесшумно – как привидение, как неясная тень, как жилистый демон смерти. Он обхватил ее сзади за плечи, зажал ладонью рот, и она не издала ни звука. Она боролась, извивалась, вырывалась, но он держал ее железной хваткой и собирался закончить дело быстро. Он потащил ее в лес.

У-х-х! От страшной боли в паху у Тэда глаза полезли на лоб. Он скорчился, в его помрачившемся сознании билась лишь одна мысль: «Держи ее крепче, не отпускай». Ему удалось удержать девушку, пока он пытался прийти в себя от боли, пронзившей все тело.

Бац! Локоть врезался Тэду в ребра с такой силой, что ему показалось, он уже никогда не сможет вздохнуть.

Каким-то образом девушка высвободила одну руку и с размаху ударила его в лицо. Он откачнулся назад. Каким образом ее нога оказалась позади него? Он споткнулся о подставленную ногу и грохнулся навзничь на землю.

Шаги! Топот бегущих ног! Его окружают! Игра закончена. Охотник превратился в жертву.

Он поднялся на ноги, колени его подкашивалась, он никак не мог выпрямить трясущееся тело, и мучительные спазмы выворачивали все внутренности.

– Стоять! – раздался крик с дальнего конца дорожки. – Полиция!

С трудом переставляя ноги – это мало походило на бег, – Тэд рванулся к лесу. Краем глаза он увидел полицейского, одетого под Шэннон Дюплиес, который наставил на него револьвер 38-го калибра.

Тэд достиг границы леса, из последних сил сделал два прыжка в глубь зарослей и наткнулся на огромную мускулистую махину с могучими руками и бешено сверкающими глазами.

– Куда спешишь, приятель? – осведомилась махина, отшвыривая Тэда обратно на бетонную дорожку.

В мгновение ока он снова вскочил на ноги, готовый броситься в бегство, но огромный чернокожий мужчина уже схватил его за воротник и ремень брюк, поднял в воздух и с размаху швырнул в бетонную стену. Тэд мячиком отскочил от нее и упал в руки двух? трех? десяти? полицейских, которые тесно окружили, крепко схватили его и заковали в наручники.

Все было кончено. О черт, да еще как кончено!

– Вы имеете право хранить молчание... – сказал один полицейский.

Тэд Кэнан поднял глаза и увидел, как один полицейский снимает парик и вязаную шапочку, второй убирает пистолет в кобуру, еще два местных полицейских стоят со своими ночными дубинками наготове, а одинокий оратор в форме зачитывает его права.

А что касается махины, поджидавшей Тэда в лесу... ею оказался чернокожий великан, который сейчас нависал над ним, сложив на груди мускулистые руки, понимающе улыбаясь, глядя на него свирепым взглядом, каким лев глядит на убитого врага.

– Мы взяли тебя, гнида, и тебе лучше во всем признаться и выдать сообщников!

В комнате Шэннон зазвонил телефон. Она встала из-за стола, где сидела в ожидании, и подняла трубку.

– Шэннон? – раздался голос полицейского.

– Да.

– Мы взяли его.

Голос диспетчера:

– Алло? Вы слышите меня?

Мужской голос, полный отчаяния, лихорадочный.

– Кто это? Мне нужен телефон...

– Сэр, это отделение «службы спасения» двенадцатого округа. Мы выслали в дом губернатора машину «скорой помощи» и «службы спасения». Кто вы, сэр?

– Я губернатор Слэйтер! Это моя дочь!

– Она в сознании, сэр?

– Нет... нет, кажется, нет!

– Она нормально дышит? Губернатор кричит в сторону:

– Она дышит? Эшли! Она дышит? – Женщина истерически кричит что-то в отдалении. Губернатор снова говорит в трубку: – Она дышит, но, кажется, потеряла сознание.

– Она дышит нормально?

– Нет... нет, она задыхается... очень затрудненное дыхание.

– Вы хотите оказать ей первую медицинскую помощь? Я помогу вам.

– Да! Мне просто необходимо...

Женщина что-то кричит. Глухой грохот распахиваемых дверей, торопливые шаги, голоса.

– О, они приехали! Слава Богу!

– Бригада «службы спасения» приехала?

– Да!

– Отлично, сэр, теперь они всем займутся, хорошо?

– Да, спасибо.

– Всего хорошего. Щелчок.

Запись оборвалась. Джон нажал клавишу «стоп».Вечер понедельника, самое начало девятого. Детектив Боб Хендерсон сидел на краешке мягкого кресла в гостиной Джона; довольно долго он с непроницаемым лицом просто смотрел на кассетный магнитофон. Наконец самым спокойным и деловым тоном, какой он только мог изобразить, Хендерсон спросил:

– Это единственная пленка с записью?

– Я сделал несколько копий, и они хранятся в надежном месте, – ответил Джон.

Хендерсон снова уставился на магнитофон в глубокой задумчивости, потирая подбородок.

– Понятно... то есть все было, как говорит Шэннон Дюплиес: Хиллари Слэйтер умерла после аборта.

– Именно, – прямо сказала Лесли. Никаких «если», «вероятно» или «но».

Дин напомнила детективу:

– Она была там, мистер Хендерсон. Она все видела и готова все засвидетельствовать.

– Знаю, – сказал Хендерсон. – Она говорила мне по телефону. Она даже знает вымышленное имя Хиллари – на случай, если нам понадобится судебный ордер на получение медицинских документов в клинике.

– Именно поэтому Кэнан и пытался убить ее, – добавил Макс. – Шэннон слишком много знает, и они боятся, что она заговорит.

Хендерсон поднял руку.

– Постойте, постойте, давайте не будем спешить. Давайте соберем все факты, прежде чем делать выводы. Но Макс уже был готов с выводами.

– Какие еще факты вам нужны? Эта пленка была у Джона Баррета – старшего, и его убили. На пленке записан голос Шэннон Дюплиес, и в субботу кто-то пытался убрать ее! Вы должны спросить себя, кто и почему!

– Я спрашиваю себя: qui bono? – сказал Хендерсон.

– Что это значит? – спросил Макс.

– Кому это выгодно? – Хендерсон уставился в пол и еще немного потер подбородок рукой. – И послушайте, мне действительно не нравится ответ на этот вопрос. – Он наставил палец сначала на Джона, потом на Лесли. – И вам, господа репортеры, тоже следует поостеречься! Вы себе представляете, насколько это опасно?

Джон пожал плечами.

– Именно поэтому мы вам и позвонили. Мы думали, что наконец нашли улику, с которой вы сможете работать.

Хендерсон только уныло потряс головой и беззвучно выругался, поспешно добавив тут же «извините». Он перебрал в уме все имеющиеся факты.

– Так... Шэннон убеждена, что губернатор и глава его администрации старались заткнуть ей рот – постоянно. Она говорит, что Дэвин не давал ей покоя, принуждая к молчанию, а она сказала, что может заговорить, и тогда несколько дней спустя – на нее, то есть на подсадную утку, нападает Кэнан.

– Ну и все в порядке! – воскликнул Макс. – Вы попали в точку.

– Да, я попал... в весьма паршивую ситуацию, где мне нужно быть уверенным в своей правоте – я имею в виду, абсолютно уверенным, – чтобы сделать какой-либо ход. – Хендерсон глубоко вздохнул и переключился с ошеломленного тона на размеренный. – Ладно, что-то у нас есть для начала. Я связался с полицией университета, и мы точно установили личность Тэда Кэнана. Этого парня я знаю. Он здешний и имеет досье длиной в три наших руки. Я сам арестовывал его пару раз. Поэтому, полагаю, целесообразно спросить, с какой стати мелкому хулигану тащиться чуть ли не на другой конец страны, чтобы напасть на единственную в университете девушку, которая случайно оказалась лучшей подругой покойной дочери губернатора? – Он взглянул на Лесли. – Это у вас была та видеозапись?.. Лесли кивнула.

– Верно... видеозапись с митинга губернатора. На пленке есть Тэд Кэнан и, кажется, еще один тип, который затеял драку.

– Да, мне нужно будет просмотреть запись, прежде чем Кэнана передадут нам. Я хочу узнать, есть ли у него какие-нибудь близкие друзья, на которых я смогу надавить.

– Я принесу пленку завтра.

Хендерсон просмотрел страницы своего блокнота с заметками, сделанными во время разговоров с Шэннон, Брюверами, Джоном и Лесли и в ходе прослушивания пленки «службы спасения».

– Многие факты у нас имеются... но многое еще остается загадкой. – Он перелистнул страницу. – Похоже, либо губернатор Слэйтер лгал, либо кто-то лгал ему. Мне бы хотелось докопаться до истины и узнать, кто лгал и почему... – Он пресек возражения со стороны Макса, поглядев на него и добавив: – узнать наверняка. А кроме того... – Хендерсон перевел взгляд на Джона. – Знаете, та ваша гипотеза о штабеле труб теперь приобретает куда больше смысла, не так ли? При отсутствии четких отпечатков пальцев на автокаре нам придется искать какой-нибудь другой след. Ладно, теперь у нас имеется дымящееся ружье – мотив и возможная связь с человеком, нажавшим на курок. Гипотеза становится правдоподобной... весьма правдоподобной. Но все-таки у меня остается один существенный вопрос: каким образом, черт побери, пленка попала к вашему отцу?

– Мы ищем в окружении губернатора. Один мой друг пытается выяснить, не появилось ли в недавнее время у губернатора каких-нибудь врагов из числа ближайших сотрудников, посвященных в обстоятельства дела.

Хендерсон сжал губы, напряженно размышляя.

– Вы говорите о человеке из непосредственного окружения губернатора?

– Возможно. Ребята в магазине говорят, что у Папы был посетитель в то утро. Я тогда заезжал к нему и видел у него плейер Чака.

– Я загляну туда, возьму у них описание того парня. Нам нужно найти его во что бы то ни стало.

– Он мог просто выполнять чье-то поручение, мы же незнаем.

– Само собой, не знаем. – Хендерсон открыл блокнот на странице, где оставалось еще место для записей. – Джон, позвольте вас спросить, почему эта пленка оказалась у вашего отца? Я имею в виду, он ведь просто торговал водопроводным оборудованием! Зачем давать такого рода пленку торговцу водопроводным оборудованием?

– Ну... помните, я говорил про его религиозные убеждения?

Хендерсон энергично кивнул.

– Ах да, противник абортов, который настраивает против себя сторонников свободы выбора. То есть он действительно имел влияние в сфере политики.

– И я знаю, он страшно действовал губернатору на нервы. Он написал Слэйтеру письмо о его дочери и явно знал все про аборт еще до того, как получил пленку.

Хендерсон поднял глаза от блокнота.

– Откуда он знал? Джон пожал плечами.

– Он был пророком.

Лицо Хендерсона слегка перекосилось.

– Вы хотите, чтобы я записал это? Джон улыбнулся.

– В настоящее время это основная гипотеза. Да. Хендерсон записал.

– Это дело полно сюрпризов, скажу я вам... – Потом он обвел взглядом всех присутствующих. – Хорошо, теперь я хочу обратиться ко всем вам с практически невыполнимой просьбой. Постарайтесь держать себя в руках. Не болтайте языком. Дело слишком серьезное, слишком опасное, и если что-то где-то сорвется прежде, чем мы полностью подготовимся к наступлению, мы можем потерять все, понимаете? Это в первую очередь относится к вам, господа репортеры!

– И к вам тоже, Хендерсон! – парировала Лесли. – Позвольте напомнить вам, что в вашем полицейском участке постоянно сшиваются репортеры, готовые на убийство ради подобной сенсации. Но и вы, и я знаем, что мы имеем дело с людьми, которые специализируются на лжи и фальшивых имиджах, и если они заподозрят, что мы вышли на их след...

Хендерсон рассмеялся.

– Заподозрят? Да они все знают! Ведь полиция только что арестовала их наемного убийцу, как вы не понимаете! Лесли сбросила обороты.

– Да, резонное замечание. Итак... значит, всем надо действовать быстро и тихо.

– И сохранять спокойствие! Пока мы еще ничего не знаем наверняка. Постоянно повторяйте себе это – и не делайте поспешных выводов. Давайте сначала составим полную и ясную картину.

– Вполне разумное предложение, – сказал Джон.

– Договорились, – сказала Лесли.

– Я бы советовал поторопиться, – сказал Макс.

– Ладно, я пошел, – Хендерсон поднялся на ноги. – Буду поддерживать с вами связь. Лесли, позвоните мне, и мы просмотрим видеозапись. И еще, Джон, если Шэннон захочет добавить что-нибудь к сказанному, дайте мне знать.

Джон встал, чтобы пожать Хендерсону руку.

– Я связался с другом, работающим там на телевидении. Он собирается взять интервью у Шэннон перед камерой и выслать мне весь отснятый материал.

– Отлично.

– И еще, Лесли... – Джон знаком подозвал ее.

– Да?

– У тебя с собой копия «Инструкций на послеоперационный период»?

Лесли полезла в сумочку.

– Да, точно. – Она протянула фотокопию Хендерсону. – Вот... Оригинал мне передала Шэннон, а она получила его прямо в Женском медицинском центре. Наверху страницы вы увидите название и адрес клиники.

Хендерсон с интересом заглянул в бумажку.

Джон продолжал:

– Лесли, обязательно передай одну копию инструкций миссис Вестфол из Центра охраны человеческой жизни. Расскажи ей про Шэннон. Возможно, Мэри выступит с показаниями теперь, когда появился еще один свидетель.

– Возможно, у Мэри есть своя такая памятка, – задумчиво предположила Лесли. Карл хлопнул в ладоши.

– Послушайте, но это будет уже кое-что! Тогда мы сумеем доказать, что оба аборта производились в одной клинике!

– Я позвоню ей завтра, – сказала Лесли.

– И, полагаю, необходимо ввести в курс событий Аарона Харта, адвоката, высказался Джон.

Все они оживленно разговаривали, когда Хендерсон закрыл за собой дверь квартиры Джона и начал медленно спускаться по лестнице – погруженный в раздумья, глубоко озадаченный и все еще не пришедший в себя от потрясения. Сегодня на него свалилась куча информации – почти больше, чем он мог переварить за раз.

Он подошел к своей полицейской машине без опознавательных знаков и с минуту просто стоял, прислонившись к ней.

– Qui bono? – снова спросил он себя, глядя на вечерний город. Похоже, все стрелки указывают в одном направлении. Да-а-а... С таким темным делом ему еще не приходилось сталкиваться.

Хендерсон сел в автомобиль, продолжая мысленно перебирать многочисленные факты, раскладывать их по полочкам, выстраивать в цепочки и приходить к довольно поразительным заключениям.

– Кому это выгодно? – снова спросил он, а потом бессильно уронил голову на руль, поскольку ответ казался очевидным.

Совещание за высокими дубовыми дверями конференц-зала началось рано утром, но все приглашенные на него лица явились точно к назначенному часу и по первому требованию.

Во главе длинного стола стоял Хирам Слэйтер, Справа от губернатора сидел его первый помощник и организатор митингов Мартин Дэвин. Слева сидела Вилма Бентхофф, организатор избирательной кампании губернатора, а слева от нее Мэйсон Хартли и Юджин Роуэн, новаторская команда консультантов по рекламе.

Все прочие присутствующие являлись особыми гостями, выбранными Слэйтером и Дэвином, – людьми, имеющими решающее значение для осуществления тщательно продуманного плана, который собирались сейчас представить губернатор и помощник.

Первой из них была Тина Льюис – хорошая знакомая Мартина Дэвина и исполнительный директор программы новостей Шестого канала.

Справа от нее сидела Гретхен Рафферти – мрачнолицая, рыжеволосая феминистка, политическая активистка и глава движения за право женщин на аборт.

Рядом с ней сидела Кэндис Делано – закаленный седовласый столп радикального феминизма и председатель Объединенного фронта феминисток; женщина, которая ненавидела мужчин и никогда не боялась во всеуслышание заявлять об этом.

Напротив них разместилась привлекательная темнокожая женщина с хорошо поставленным голосом по имени Фанни Вулф – председатель и спикер Общества планирования семьи.

Рядом с ней сидел Мерфи Болен, немолодой мужчина с усталым лицом и гладко зачесанными назад редкими седыми волосами, – редактор отдела новостей крупнейшей в городе газеты «Ньюс Джорнал».

Они только что узнали правду о смерти Хиллари Слэйтер из уст самого Хирама Слэйтера, после чего прослушали короткий доклад Тины Льюис о сюжете, вызревающем в настоящее время где-то за кулисами Шестого канала.

Гретхен Рафферти покраснела и стиснула зубы крепче, чем обычно. Кэндис Делано без всякого смущения изрыгнула несколько непристойных ругательств. Фанни Вулф сразу принялась набрасывать в блокноте некоторые стратегические соображения. А Мерфи Болен поднял брови, подпер подбородок кулаками и длинно, печально присвистнул.

Первой заговорила Гретхен Рафферти:

– В конце концов, кому какое дело? Вовсе не обязательно всем знать это.

Кэндис Делано громко добавила:

– А как насчет права на тайну частной жизни? Разве не за него мы боролись все эти годы?

Тина подняла руку, прося возможности ответить, а потом коротко ответила давить собирались на нее, и она это знала:

– История получит огласку. С этим фактом всем нам необходимо смириться.

Кэнис Делано не собиралась смиряться с означенным фактом.

– Получит огласку через ваших подчиненных? Вы рассказываете нам, что не имеете власти над этими любителями сенсационных разоблачений?

– Я могу сделать то, что в моих силах, но...

– Тогда остановите их, выгоните с работы, сделайте что-нибудь! Нам не нужны такого рода...Тина принялась

сердито защищаться:

– Я не уполномочена никого увольнять, и я не могу запретить им выискивать и вынюхивать – мы живем в свободной стране...

– Выискивать и вынюхивать? Вы не можете запретить им выискивать и вынюхивать?

– Подождите, – пришел на помощь Тине Мерфи Болен. – Суть дела заключается в том, что у некоторых людей эта история вызовет повышенный интерес. Именно такой истории они и ждут, чтобы расправиться с губернатором. Так что вы можете тратить время на поиски виноватого, но Типа права: история получит огласку. Если не через ее людей, то еще через кого-нибудь.

– Через этих фанатиков, противников свободы выбора... – пробормотала Кэндис.

– Безусловно, – согласилась Гретхен Рафферти. Слово взял Мартин Дэвин:

– Именно поэтому мы и пригласили всех вас. Насколько мы понимаем, предотвратить разглашение этой истории мы не в состоянии. Но давайте поищем возможные линии поведения, ребята. Мы в силах проследить за тем, каким образом эта история появится в средствах массовой информации, как она будет звучать, как выглядеть. В этом смысле мы можем взять ситуацию под контроль и первыми сообщить о случившемся, дав истории нашу трактовку. Что значит пара мелких сошек с Шестого канала по сравнению с нашими объединенными усилиями – особенно если мы перехватим у них сенсацию?

Фанни Вулф приготовилась записывать любые соображения.

– И что вы предлагаете?

Дэвин уже подготовил и распечатал план действий и теперь раздал копии всем присутствующим.

– Это черновой план сражения, открытый для обсуждения, усовершенствования, поправок и так далее. Но помните: нам необходимо начать действовать сегодня же, если мы хотим нанести удар по противнику. Если история получит огласку прежде, чем мы успеем первыми огласить ее, мы потеряем командные позиции. Но если мы сумеем сделать ход первыми и взять в свои руки инициативу в формировании общественного мнения, наши противники будут выглядеть довольно жалко со своими попытками догнать нас.

Все принялись просматривать заметки, розданные Дэвином. Никто не подпрыгнул от радости и не восхитился мудростью плана, но никто не мог предложить ничего лучшего.

Хирам Слэйтер сам начал комментировать план:

– Как вы видите, мы решили пойти на довольно суровые меры, возможно, даже принести некоторые жертвы на алтарь ситуации, и это одна из причин, почему я собрал всех вас для ознакомления с нашим планом. Если бы я не представил и не разъяснил вам его, несомненно, некоторые из вас сочли бы меня предателем и ренегатом.

– Не стану отрицать, – заметила Гретхен Рафферти.

Фанни Вулф кивнула сама себе. Похоже, она видела в плане смысл.

Мерфи Болен просто молча улыбался: перед его мысленным взором проплывали заголовки передовых статей.

Слэйтер обратился к своей копии.

– Так, теперь я в общих чертах обрисую план. Фаза номер один: я лично сообщу – возможно, устрою пресс-конференцию или выступлю с речью – о том, что Хиллари умерла после аборта...

Кэндис Делано хлопнула ладонью по столу и возмущенно воскликнула:

– Нет! Так не пойдет, губернатор! Тем самым вы вызовете на себя огонь противника!

– Послушайте, Кэндис, – одернула ее Фанни Вулф, – давайте выслушаем губернатора. Иногда нужно действовать решительно и прямо, а иногда нужно действовать тонко.

Гретхен согласилась:

– Продолжайте, губернатор. Слэйтер продолжил:

– Фанни нашла верное слово: тонко. Уверен, все мы понимаем, что во многом реакция общественности зависит от того, как мы сообщаем о том или ином событии. Мое предложение заключается в следующем: я выступаю с информацией о смерти Хиллари, но преподношу ее таким образом, словно я узнал обо всем только недавно, – но, даже узнав все, я не жалею о том, что не остался в неведении, поскольку мы с Эшли уважали право Хиллари на личную жизнь, – и несмотря на этот несчастный случай, высший идеал, то есть право человека на тайну частной жизни, не поколебался в моих глазах. Послушайте, если мы действительно верим во всеобщее право женщин регулировать деторождение, то этот закон является действительным для всех, включая меня и моих собственных детей – именно это я собираюсь сказать.

Теперь Кэндис несколько смягчилась, распробовав новый лакомый кусочек. Он пришелся ей по вкусу.

– Итак... – продолжал Слэйтер, – детали моего выступления мы продумаем позже. Затем начнется фаза номер два: нам придется ответить на вопросы которые обязательно возникнут – о безопасности легальных абортов в нашем штате. И тут появится необходимость пойти на некоторые жертвы – именно поэтому все вы собрались здесь. Мне нужно ваше содействие.

Мои консультанты по рекламе... – губернатор перевел взгляд на Роуэна и Хартли, – взяли на вооружение милую простую формулу, мной одобренную: «Имидж это все». Исходя из данной идеи, мы должны вести дело о смерти Хиллари открыто – чтобы рассеять любые опасения и страхи, которые могут возникнуть в общественном сознании. Таким образом, я открыто начну следствие по делу о преступной небрежности врачей не потому, что имею что-то против абортов, но потому, что губернатор Слэйтер – и на этом моменте будет сделано ударение в нашей рекламной кампании – заботится о женщинах.

Тут Кэндис снова загорячилась, и на сей раз Гретхен и Фанни присоединились к ней.

Первой заговорила Кэндис:

– Сэр, вы не можете расследовать деятельность клиник! Это будет означать вмешательство государства в личную жизнь граждан, а следовательно – войну! Наши друзья никогда нас не поддержат!

Гретхен добавила сразу вслед за Кэндис:

– Они точно выступят против; я выступлю против! Это будет равносильно общественной смуте! Фанни попыталась рассуждать здраво:

– Вы нанесете серьезный удар по праву граждан на тайну частной жизни, сэр, и кто знает, сколько посягательств на означенное право и попыток регулировать его произойдет на основании подобного прецедента?

Кэндис процитировала старый лозунг:

– Ни церковь, ни государство не вправе решать судьбу женщины!

Дэвин постучал карандашом по столу, призывая присутствующих к порядку.

– Леди... джентльмены... выслушайте нас, пожалуйста, Сейчас мы имеем дело с холодными фактами печальной действительности. Противники абортов будут настаивать на подобном расследовании. Они обязательно попытаются извлечь из ситуации политическую выгоду, а нам надо найти способ помешать им, правильно?

Губернатор Слэйтер был явно подавлен происходящим:

– Если вы сомневаетесь в моей искренности... Позвольте сказать вам, что мы с самого начала делали все возможное, чтобы скрыть случившееся, поскольку я понимал, сколь сильно эта история дискредитирует наш политический курс. Если бы я предпринял какие-то действия в то время, вы заклеймили бы меня как противника свободы выбора – и вы сами это прекрасно знаете; если бы я ничего не предпринял, оппозиция заклеймила бы меня как бездушного политикана, которого не волнует судьба собственных детей. Я не хотел оказаться в таком положении и определенно не хотел ставить под угрозу ваши интересы. Но теперь мы – я имею в виду, все мы – оказались в таком положении, и нам нужно сделать все необходимое, чтобы из него выбраться.

Присутствующие несколько успокоились и приготовились слушать дальше.

– Теперь позвольте сказать вам, что я не знаю, какая клиника несет ответственность за смерть моей дочери, и я не хочу этого знать и не собираюсь ничего выяснять.

– И мы вам тоже ничего не скажем, – бросила Кэндис.

– Можно я закончу? – укоризненно спросил губернатор и продолжил: – Говоря об открытом расследовании, я имею ввиду, что собираюсь предпринять некоторые действия, о которых будет знать общественность. Я назначу своих людей или поручу заняться этим делом Мартина... – Дэвин кивнул. – Он сделает ряд звонков, задаст ряд вопросов, побеседует с каждым из вас, возможно, даже пригласит вас в состав комиссии по расследованию. Совместными усилиями вы сможете представить достаточно убедительное заключение о безопасности легальных абортов, дать интервью перед камерой, профигурировать в каких-нибудь сюжетах, так? Мы сделаем что-нибудь, что увидит и услышит общественность, и выдадим информацию в образе, призванном успокоить общественное сознание – просто уладим дело и снимем все вопросы. А потом... – Губернатор посмотрел на Тину Льюис. – С помощью наших друзей, работающих в средствах массовой информации, эта история просто канет в забвение – я прав?

– Поначалу история наделает шума. Тут мы мало что можем изменить. Но при этом заранее заданном условии здесь вступают в силу два фактора. Во-первых: история такого рода не из тех, на которых средства массовой информации любят надолго задерживаться. Это тема неприятная; и неважно, как она освещается, всегда найдется кто-нибудь, возмущенный вашими действиями, а от этого интерес к предмету очень быстро иссякает. Если говорить о моих собственных коллегах, то я не думаю, что данное дело надолго заинтересует их.

Во-вторых: в наших средствах массовой информации старые новости, но существу, новостями не являются. Нам нужно постоянно держать внимание людей, а следовательно, мы не можем сообщать о старых событиях, всем уже известных. Люди хотят знать свежие новости, самые злободневные, самые последние. Эта история уже устарела, она случилась несколько месяцев назад. Полагаю, если мы дадим сообщение быстро, с самого начала крепко увязав все концы с концами, конечно, оно произведет сильное впечатление и станет сенсацией дня, но на этом все и кончится, а следовательно, мы сможем так же быстро свернуть тему, не видя необходимости возвращаться к ней, и предать ее полному забвению. После первого потрясения общественность в конечном счете потеряет интерес к истории и захочет услышать о чем-нибудь еще. – Тина взглянула на Мерфи Болена, спрашивая его мнения.

Мерфи покорно кивнул.

– Э-э-э... да, это забудется довольно скоро. История настолько сомнительная не будет освещаться долго. Я знаю многих репортеров, которые не захотели бы давать подобное сообщение под своим именем. Любому, решившему выступить с таким материалом, придется ходить по тонкому льду у себя на работе, если вы понимаете, о чем я говорю. А когда шум вокруг дела утихнет, когда история забудется, я не представляю, чтобы нашелся еще репортер, который захотел бы полезть па рожон и снова ворошить старое. – Потом он добавил: – Но, господин губернатор, сделайте, по крайней мере, хоть что-нибудь из того, о чем говорите. Если нам придется давать какие-то сообщения в газете, мы должны оставаться честными.

– Понимаю, – ответил губернатор. Потом он сурово взглянул на Гретхен, Кэндис и Фанни. – Но прежде чем продолжить, позвольте мне сказать вам следующее: не забывайте, пожалуйста, что я защищаю не только себя и свой политический курс – я защищаю также и вас. Я не хотел, чтобы такое случилось, и, конечно же, не хотел, чтобы мою дочь убили, и если при существующих обстоятельствах найдется виновный в случившемся, то это будет не моя администрация, а недобросовестные специалисты-медики, допустившие подобное несчастье. Поэтому вы трое должны тщательно взвесить свои возражения против моего расследования, поскольку, что касается меня, то если я не предприму каких-нибудь действий в связи с этим делом, тогда вам и вашим друзьям во всех этих клиниках придется сделать что-нибудь! Я поддерживал вас, я протолкнул выгодные для вас законы, я защищал ваше священное право на тайну частной жизни и не стоял у вас на пути. Но если вы начнете запросто убивать людей, это обернется скверно и для нас, и для вас – вы меня поняли?

Они приняли слова губернатора к сведению и все поняли, но ответом ему служило холодное, неприязненное молчание. Гретхен непримиримо выдвинула челюсть вперед, Кэндис лишь бросила на губернатора грозный взгляд, а Фанни, не поднимая глаз, продолжала машинально чертить закорючки в своем блокноте.

– Теперь перейдем к фазе номер три, – снова заговорил губернатор. Учитывая, что никакие наши тонкие и ловкие маневры не удовлетворят противников абортов, и предвидя, что они попытаются извлечь максимальную выгоду из смерти Хиллари, мы будем всеми силами стараться отвлечь внимание общественности от факта самой смерти и переключить его на заботу нынешней администрации о женщинах и о праве последних на тайну частной жизни – надежном, разумном и законном праве. Попросту выражаясь, это будет война за имидж. – Губернатор перевел взгляд на Роуэна и Хартли. Теперь слово было за ними.

Юджин Роуэн, в роговых очках и по обыкновению криво повязанном галстуке, встал и заговорил:

– Мы связались с агентами нескольких знаменитостей, которые уже заключили с нами контракты на участие в избирательной кампании, и сейчас работаем над, если так можно выразиться, отвлекающей рекламой – специальной рекламой, которая подчеркнет истинные мотивы действий или бездействия губернатора Слэйтера и закрепит в общественном сознании тот факт, что губернатор Слэйтер заботится о женщинах.

Мэйсон Хартли заговорил не вставая:

– Суть дела заключается в том, что оппозиция, возможно, попытается распускать слухи и клеветнические измышления по поводу того, что губернатор должен был сделать – или не должен был делать – в связи со смертью Хиллари, но мы просто решительно ответим на все выпады, ясно представив мотивы и причины, по которым губернатор сделал или не сделал то, то он... э-э-э... сделал или не сделал. Я внятно излагаю?