"Борьба с подземной непогодой [Подземная непогода]" - читать интересную книгу автора (Гуревич Георгий Иосифович)

4.

И ВСЕ-ТАКИ Виктор был чуточку разочарован. Мечтая о путешествиях, он настроился на подвиг, на суровую, полную лишений жизнь. Поездка на Камчатку представлялась ему незаурядным предприятием. Он снисходительно взирал на соучеников, чьи пути кончались на Урале или в Западной Сибири.

И вдруг, вместо палатки с водой, замерзающей в чайнике за ночь, он оказался в хорошем бревенчатом доме, где люди спали на мягких тюфяках, под простынями, кушали три раза в день досыта за столом, покрытым скатертью, могли отдохнуть после рабочего дня за шахматами или с книгой в руках.

По вечерам обычно все собирались в столовой, слушали московские передачи для Дальнего Востока или нескончаемые рассказы Петра Ивановича о поисках полезных ископаемых в Якутии, на Кавказе или в Хибинах, о снежных лавинах в Карпатах, о пурге на Таймыре, о землетрясении в Ашхабаде, об охоте на тигров в болотистой дельте Аму-Дарьи и на китов в Беринговом море, о непроходимых болотах и непроходимых пустынях, которые необходимо было пройти. Виктор слушал восторженно, летчик – с недоверчивой улыбкой. Как-то не верилось, что Петр Иванович – этот пожилой медлительный и добродушный человек, любитель поспать и хорошо покушать, мог пережить такие приключения.

– А вы не вычитали это у Майн-Рида? – спрашивал летчик.

Ковалеву было уже под сорок – для летчика критический возраст. В прошлом он был испытателем и истребителем, на войне сбил 26 вражеских самолетов и сам трижды выбрасывался из горящего самолета, был контужен, один раз сломал ногу. Но сейчас его летная жизнь подходила к концу и с каждым годом ему все труднее было проходить через медицинскую комиссию. Он нарочно забрался подальше от врачей, в глушь, на зимовку к вулкану, где он был на целый год избавлен от выслушиваний и выстукиваний.

Старые раны, обида на медиков, борьба с надвигающейся отставкой ожесточили Ковалева. Он стал резок, язвителен, часто задевал людей, даже безобидного Спицына…

– А разве это был тигр? – Прошлый раз вы говорили про тигрицу… – замечал он.

Спицын горячился, обещал показать шкуру.

– Катерина Васильевна видела, спросите у нее, – уверял он.

Но Катерина Васильевна отказывалась удостоверить.

– Все пустяки, – говорила она. – Тигр – тигрица, какая разница? Давно это было. Сейчас ты и мухи не убьешь.

Катерина Васильевна сама могла рассказать не меньше мужа, если бы захотела. Она сопровождала Петра Ивановича и на Кавказ и в Якутию, тонула вместе с ним на Енисее, спасалась от лавины, землетрясения и тигров… Химик по образованию, она работала и коллектором-геологом, научилась спать на земле, есть всухомятку, грести 10 часов в день или 10 часов подряд идти на лыжах. Она не жалела об уюте и не добивалась его, не любила шить, не умела готовить и с удовольствием передоверила хозяйство Тасе. Но раза два в месяц на нее находили припадки хозяйственности. Тогда Катерина Васильевна начинала яростно кроить, вышивать, или стряпать, особенно пирожки. На несколько часов дом наполнялся криком, чадом и угаром и в результате на стол подавалось нечто жесткое, сухое и подгорелое. Ковалев отказывался наотрез, Виктор отламывал маленький кусочек, и лишь Петр Иванович, чтобы утешить супругу, мужественно доедал все до последней крошки.

Грибов обычно не участвовал в общих беседах. Он вообще держался в стороне, с ненужной официальностью. Так ведут себя молодые начальники, еще не умеющие распоряжаться без строгости. В свободное время Грибов писал диссертацию – сложную теоретическую работу, испещренную знаками двойных интегралов и формулами с латинскими и греческими буквами. (Его всегда тянуло к отвлеченной науке.) Он уходил сразу после обеда и сидел над цифрами, не разгибаясь. Но ровно в 8 часов открывалась дверь в столовую и Грибов спрашивал ледяным тоном:

– Тася, мы сегодня будем заниматься алгеброй?

– Девочка устала, пусть посидит, – отвечал Петр Иванович, – всеобщий защитник.

Но Тася начинала торопиться и, суетливо схватив тетрадки, исчезала за дверью… С ее уходом сразу становилось тихо а скучновато. Никто не смеялся, не пел, не восторгался и не ахал. Петр Иванович, скомкав рассказ, говорил потягиваясь…

– Пожалуй, и я пойду поработаю…

– На боку лежа? – спрашивала сердито Катерина Васильевна.

Петр Иванович, игнорируя нападки, важно удалялся в спаленку и плотно затворял за собой дверь. Через минуту из спаленки доносился стук сброшенных сапог и скрипение кровати.

За ним поднималась и Спицына. Пройдясь по комнате, Ковалев спрашивал Виктора:

«Завтра тоже лететь? Тогда надо выспаться, пожалуй». Виктор оставался один, задумчиво разглядывал тропические узоры на замороженном окне и часто… чаще чем нужно, перед ним появлялось смуглое лицо с черными бровями.

Довольна ли ты собой, Елена? Уютно ли тебе в увешанной расписными тарелками квартире Тартакова, любителя редких вещей? Спокойна ли твоя совесть, когда в комоде ты натыкаешься на заброшенный диплом геолога-разведчика? Случается ли тебе лечь в постель в 9 часов, потому что до рассвета нужно вылететь в поле? И вспоминаешь ли ты человека, который думает о тебе на Камчатке?