"Соль земли" - читать интересную книгу автора (Георгий)

3

— А дорогу-то к вершине холма ты хорошо знаешь, Уля? Не заплутаемся мы? — спросил Алексей, когда Лисицын свернул в сторону и быстро исчез в лесу.

Ульяна прищурившись, посмотрела на Краюхина и, обиженно поджав губы, проговорила:

— Вы всё меня, Алексей Корнеич, за трёхлетнюю принимаете.

— Да что ты, Уля, откуда ты это взяла?! — воскликнул Алексей.

— А будто и нет? О делах своих всё с тятей и с тятей. А я тайгу не хуже его знаю.

Она диковато покосилась на Краюхина, но, заметив на его лице улыбку, смутилась и опустила голову.

— Теперь, Уля, твой черёд наступил водить меня по тайге. Видишь, вот сегодня пошли и завтра пойдём. Ты ещё сама не рада будешь, отказываться начнёшь, — серьёзно сказал Алексей.

Ульяна вскинула голову и впервые посмотрела на Алексея таким смелым, пристальным взглядом, что он даже растерялся.

Не сводя с него строгого взора, она с какой-то особенной задумчивостью и рассудительностью много пережившего человека произнесла:

— Я и прежде, Алексей Корнеич, успеха вам хотела. А с тех пор как с доктором на Синее озеро сходила, у меня всё ваше дело мечтой жизни стало.

— Даже мечтой жизни? — переспросил Алексей.

— Мечтой жизни, — твёрдо повторила она.

Он понял, что девушка говорит об этом серьёзно, и погасил улыбку.

— Спасибо, Уля, спасибо! Ты, может быть, и не догадываешься, как дорога в моём деле всякая поддержка. — Алексей вздохнул, глядя куда-то поверх леса.

Ульяна промолчала. Во всей её тонкой, подобранной фигурке, перетянутой поверх простенького платья широким патронташем, чувствовались нетерпение и скрытая сила.

— Пойдёмте, Алексей Корнеич, — предложила она и зашагала легко и свободно, радуясь, что бездействию наступил конец.

Алексей шёл за Ульяной и, глядя на то, как подпрыгивают на её спине толстые светло-русые косы, думал: «А что, пожалуй, зря я с ней не считался… Тайгу она знает не хуже, чем старые охотники. Полна удали, энергии».

Алексей понимал, что девушка может увлечься им, но думать об этом всерьёз он не хотел. Ученицы старших классов школы, где он преподавал географию, как это обычно бывает, были все немного влюблены в молодого учителя той чистой и возвышенной любовью, какая непременно сопутствует этому возрасту. Как только придёт первая настоящая любовь и в душе возникнет большое чувство, это светлое увлечение бесследно исчезнет, не оставив по себе, может быть, никаких воспоминаний.

Ему и в голову не приходило, что Ульяна пережила уже эту пору и её чувство к нему было куда более сильным и сложным, чем простое увлечение.

Когда они поднялись на предхолмье и по ровной площадке, поросшей стройным, отборным сосняком, стали огибать Тунгусский холм в поисках более удобного подъёма, Ульяна, молчавшая всю дорогу, запела. Она вначале пела тихо, почти вполголоса, и Алексей улавливал лишь мелодию, не разбирая слов. Но постепенно её голос становился все громче и наконец зазвенел в полную силу:

Как бы мне, рябине, К дубу перебраться? Я б тогда не стала Гнуться и качаться. Тонкими ветвями Я б к нему прижалась И с его листами День и ночь шепталась…

Алексею много раз приходилось слышать пение Ульяны. Он слушал её и в клубе, и в доме Лисицыных, и в тайге, и даже на районном смотре самодеятельности. Он признавал за ней большие способности, советовал ей развивать их, однако пение Ульяны до сих пор его как-то не волновало.

Но в это утро голос девушки прозвучал для него по-иному. Алексей вдруг почувствовал, что простая, бесхитростная песня схватила за сердце, пробудила в нём не то тоску, не то грустное раздумье. Как брошенный в реку камешек вызывает круги на спокойной поверхности воды, так её песня вызвала в его душе новый строй мыслей и чувств. В одно мгновение ему припомнилось детство, замелькали в памяти обрывки каких-то споров с профессором Великановым, отдельные фразы из писем Софьи, вспомнились её мягкие, бархатистые глаза, такие ласковые и внимательные и такие беспомощные, когда нужно рассмотреть что-нибудь вдали. Всё это пронеслось стремительно, как в вихре, но ощущение какой-то щемящей и приятной боли сердца не проходило.

— Уля, спой ещё раз эту песню, — горячо попросил Алексей и повернул к толстой сосне, вывороченной в бурю с корнями. Он сел на дерево и вытащил из кармана портсигар.

Ульяна не стала отказываться. Она как будто знала, что он попросит её повторить песню.

Ульяна стояла от него в пяти шагах, приподняв голову. Она пропела песню ещё раз. Живой и осязаемой почудилась Алексею горькая тоска, мрачное одиночество и тихая, но неиссякаемая страсть рябинки. И не то было удивительно, что голос Ульяны был звонким и свободным, а то, сколько чувства несло в себе каждое слово, сколько жизненного опыта угадывалось за каждой интонацией.

Ульяна взглянула на Алексея, ища в его глазах одобрения, но он сидел, опустив голову. Девушка подошла к лесине, села рядом.

Алексей подумал: «Таково уж свойство талантливого человека — вмещать в своей душе чувства, лежащие за пределом личного опыта и возраста. Откуда бы ей знать тоску одиночества?..»

— Ты лучше петь стала, Уля, — сказал Алексей и, помолчав, добавил: — И мой совет тебе: не откладывай учёбу, поезжай в город.

— Да что вы, Алексей Корнеич, разве срок мне ехать сейчас в город? — почти с обидой отозвалась Ульяна.

— А когда же будет срок?

— Когда? Как вы найдёте здесь руду и уголь, тогда и будет срок.

— А если я не найду тут ни руды, ни угля? — вполне серьёзно спросил Алексей.

Она приняла его слова за шутку и горячо сказала:

— Будет вам, Алексей Корнеич, смеяться надо мной! Этого быть не может. Даже дедушка Марей Гордеич и тот говорит: найдёте!

Алексей никогда не сомневался в правоте своих взглядов на геологию Улуюлья, но, сталкиваясь всякий раз с той верой в него, которая была у людей, знавших, что он занимается изучением таёжного края, он чувствовал какой-то особенный подъём. В такие минуты ему казалось, что он не отступит, если даже потребуется отдать Улуюлью всю свою жизнь.

Испытывая чувство, близкое к гордости, Алексей повернулся к Ульяне и заговорил вдумчиво, серьёзно, так, как никогда ещё не говорил с ней:

— Если б мне, Уля, удалось найти хоть одно доказательство выхода на поверхность коренных пород, всё бы сразу переменилось. Я бы подорвал неверие многих учёных и хозяйственников в перспективность нашего края. Пошли бы сюда комплексные экспедиции, поисковые партии, понаехали бы учёные… — Он помолчал, мечтательно вскинул глаза, но сразу же опустил их и глухо закончил: — Труден первый шаг, первый поворот, первое усилие, Уля, чтобы поколебать старое, годами утвердившееся!

— Я читала, Алексей Корнеич, одну книгу про Мичурина, — взволнованная доверием Краюхина, сказала Ульяна. — Его до революции не хотели признавать, считали чудаком…

— Куда мне до Мичурина! Тот гений.

— Я о другом говорю, Алексей Корнеич, — поспешила уточнить она. — Я о том, что большой или малый подвиг у зачинателя, а путь у него один — через препятствия.

Алексей поднял голову и посмотрел на Ульяну долгим удивлённым взглядом. Ульяна высказала мысли, пришедшие ей в голову не теперь. И он опять подумал о том же, о чём думал уже сегодня: как же он ошибался в своих представлениях! Он всё ещё считал её неразумной белобрысой девчонкой, способной лишь петь песни да бездумно, поражая всех своей смелостью и ловкостью, бегать по таёжным трущобам. Она ж, выходит, серьёзный, вдумчивый человек.

— Правильно, Уля! Путь у первооткрывателей один — борьба, — сказал Алексей. — Потом, когда новое победит, даже странным кажется, как это могли люди цепляться за старое, ведь оно сдерживало их собственное движение. Но уж такова сила старого.

Алексей заметил, что его слова преобразили Ульяну. Глаза её заблестели, и она подняла головку с длинными косами, став сразу внимательной до строгости.

— Уж это точно, Алексей Корнеич! Когда вы откроете Улуюлье, ваши противники будут недоумевать, как могли они не верить вам.

— Но до того дня, Уля, когда это произойдёт, возможно, так же далеко, как от нас с тобой до вершины Тунгусского холма, — с усмешкой сказал Алексей, взглянув в ту сторону, где, темнея хвойным лесом, возвышалась, как сторожевая башня замка, шапкообразная маковка Кедровой гряды.

— А может быть, и ближе, Алексей Корнеич, — также с усмешкой, в тон Алексею, ответила Ульяна.

И они весело посмеялись над тем, что взялись измерять неизмеримое.

Алексей докурил, бросил окурок на землю и затоптал его каблуком в песок. Ульяна поняла, что можно двигаться дальше. Она встала, поправила ремни ружья и сумки и, увидев, что Алексей поднялся, пошла.

Они шли молча, Ульяна вела Алексея на холм, избегая крутых подъёмов.

На пути часто попадались обнажения то в виде глубоких ям, взрытых вывороченными корнями деревьев, лежавших тут же, то в виде обвалов, промытых дождевыми потоками в ненастье.

Алексей в таких местах задерживался, осматривал обнажения, брал в руки камни, иногда глядел на них через лупу и сильным рывком отбрасывал их в сторону. Ульяна внимательно наблюдала за ним, терпеливо ждала, когда он скажет: «Дальше, Уля».

От зноя, от испарины, поднимавшейся с земли, стало уже трудно дышать, но и путь их подходил к концу. До вершины Тунгусского холма оставались считанные шаги.

Ульяна с Находкой, без устали с лаем метавшейся по лесу, первыми достигли вершины.

— Победа! — весело закричала Ульяна Алексею, который ещё был на подходе.

Тяжело дыша, Алексей остановился рядом с Ульяной. Осмотрелся. Трудно было поверить, что вершина Тунгусского холма, казавшаяся снизу островерхой, на самом деле представляла собой обширную площадку, окаймлённую лесом и заросшую густым кустарником. По-видимому, когда-то крупный лес здесь был выжжен. Правда, на середине этой площадки стояла огромная лиственница. Алексею никогда ещё не приходилось видеть такого толстого и высокого дерева. На самой площадке свободно бы уместился десятиэтажный дворец.

— Наши охотники говорят, что с этой лиственницы край света видно, — засмеялась Ульяна, показывая рукой на дерево.

— А ты была на ней, Уля? — спросил Алексей, закинув голову и осматривая острую, как шпиль, макушку лиственницы.

— Что вы, Алексей Корнеич! Я поднималась только до половины, а лезть дальше струсила. Качает сильно! А день был тихий.

— Кто-нибудь поднимался до вершины?

— Только мой тятя. Да ещё не раз! Рассказывал он, что с макушки даже Синее озеро видно.

— Представляю, какое зрелище!

— Полезете, Алексей Корнеич?

— Нет, Уля. От высоты голова кружится.

— И у меня тоже. И как взгляну вниз, сердце замирает.

— А где же камни? — нетерпеливо спросил он.

— Сейчас, Алексей Корнеич, будем искать! — С трудом пробираясь сквозь кустарник, Ульяна полезла в чащу.

О камнях на вершине Тунгусского холма Алексею рассказал Лисицын. Это случилось после того, когда Марей Гордеич посоветовал Алексею побывать там.

О камнях знал и Марей Гордеич. По его словам выходило, что в годы, когда он жил в Улуюльской тайге, к этим камням, похожим на два больших сундука, часто приходили с верховий Таёжной тунгусы. Камни считались у них священными, и они приносили сюда разноцветные лоскутки, которые оставляли на ветках деревьев.

Показания Лисицына несколько противоречили тому, что рассказывал старик. Лисицын с дочерью ежегодно в чернотропье ставили на Тунгусском холме капканы на колонков и камни видели каждый раз, но это были простые камни величиной с голову, с кулак, и на сундуки они никак не походили. Короче говоря, всё надо было осмотреть самому.

Чаща была такой густой, что Ульяна бесследно исчезла в ней, Алексей подождал немного, не зная, куда ему идти, и крикнул:

— Уля, где ты?

Ульяна ответила с противоположной стороны площадки:

— Не могу найти, Алексей Корнеич. Помнится, что лежали возле этой берёзки. Вы ждите. Я подам голос.

Алексей стоял молча, смотрел на простиравшуюся вдаль Кедровую гряду, думал: «Загадочная складка. И происхождение её с рекой не связано. Пойменная долина лежит намного дальше. Надо попробовать пройти с компасом». Он вытащил из кармана компас, встряхнул его, положил на ладонь. Стрелка задрожала, запрыгала, её сильно повело, но в тот же миг она отскочила и замерла. Алексей решил встряхнуть компас ещё раз, положить его на пенёк и сверить его показания с картой, но послышался голос Ульяны:

— Алексей Корнеич, нашла!

Пряча на ходу компас, Алексей бегом бросился на её зов. Но ветки кустов, стлавшиеся по самой земле, цеплялись за ноги, и ему пришлось идти шагом.

— Иду, Уля, иду! — крикнул он.

Когда Алексей подошёл к Ульяне, он увидел, что она, присев на корточки, внимательно осматривает груду камней, сваленных под берёзкой. С первого взгляда Алексей определил, что камни лежат тут давно и берёзка на многие-многие годы моложе камней. Верхние камни подёрнулись мхом, дождевые капли продолбили в них круглые дырочки, прочертили извилистые канавки.

Алексей поспешно приблизился к Ульяне, опустился напротив неё. Взглянув на него, Ульяна поняла, что он возбуждён. Алексей раскраснелся, хватал один камень, другой, третий и торопливо откладывал.

Потом он выбрал камень тёмно-пепельного цвета и накапал на него из пузырька какую-то жидкость.

Как ни строг в эту минуту был Алексей, Ульяна засмеялась.

— Вы как колдун, Алексей Корнеич!

— Колдун! Тоже мне… студентка! Да ты знаешь, что в пузырьке? Десятипроцентный раствор соляной кислоты. Без неё я как без рук. Если кислота не вскипит — значит, камень этот кварцит. Он мне нужен, а всё-таки…

— А если вскипит? — оживлённо спросила Ульяна.

— Если вскипит — известняк.

— И что же, если известняк? — спросила Ульяна, когда Алексей умолк.

— Это значит, Уля, древнейшие породы, с которыми связаны месторождения железной руды, угля, нефти, не столь глубоко спрятаны в Улуюлье, как утверждают некоторые учёные. Стало быть, их можно найти и… Тут начнётся другая жизнь.

— Да вы мне покажите, Алексей Корнеич, какие они, известняки. Я их вам сколько угодно в промоинах у Синего озера найду, — с запальчивостью сказала Ульяна.

— Больно быстрая ты!

— Найду! — горячо повторила Ульяна.

— Ну, давай, давай найди, — подзадорил её Алексей и кивнул на тёмно-пепельный камень с капельками кислоты. — А видишь, вот камешек не вскипает — и баста! Это кварцит, Уля. Нужная находка, но…

Он отложил камень и принялся перебирать остальные. Край одного камня поразил его гладкой, почти отполированной поверхностью. «Как отёсанный», — подумал он.

— Ты давно, Уля, об этих камнях знаешь? — спросил Алексей, повёртывая в руке камень с отполированным краем.

— Как начали мы промышлять на Тунгусском холме, с тех пор. Я ещё пионеркой была.

— Камни в таком же виде были?

— Их много тут было. Часть мы с тятей растаскали на грузила к ловушкам. А что, Алексей Корнеич? — спросила Ульяна, видя, что Алексей чем-то озадачен.

— Я вспомнил слова Марея Гордеича. Помнишь, он говорил, будто камни лежали, как сундуки… Походит. Видишь, какой край… И всё-таки откуда они взялись тут?

Алексей умолк и сосредоточенно принялся осматривать камни заново — на второй круг. Ульяна поняла, что он не собирается посвящать её во все свои сомнения, и отошла. Она долго стояла молчаливая, с опущенными руками и влюблённым взором смотрела на него: на его крупную голову с взъерошенными выцветшими волосами, свисавшими сейчас на лоб, на ловкие руки с длинными пальцами, на полные губы, шептавшие какие-то слова.

Он словно почувствовал на себе её долгий взгляд, поднял голову, и по мимолётной улыбке, которая озарила его лицо, она догадалась: он доволен сегодняшним днём.

— Алексей Корнеич, обед варить? Вот тут, в чаще, вода есть, — предложила Ульяна.

Он утвердительно закивал головой.

Уля выбрала чистую полянку, круглую как пятачок, и развела костёр. Дымок затрепетал и, расстилаясь дорожкой, пополз прямо на Алексея. Он зачихал и поднялся.

— Ты кашеварь тут, а я пройдусь по склону. Посмотрю, нет ли каких обнажений, — морщась от дыма, сказал Алексей.

— Как будет готов, я крикну.

Алексей скрылся в лесу. Находка, лежавшая под кустом в тени, вскочила и бросилась за ним. Ульяна посмотрела вслед и, зная, как преданно собака служит ей, удивлённо подумала: «Находка за ним, как за мной, начинает бегать». Ульяне было приятно видеть привязанность собаки к Алексею, а она не остановила её, хотя и чувствовала себя в тайге без Находки одиноко.

Она подбросила дров в костёр, взяла котелок и направилась в пихтовую чащу. Тут под защитой плотного слоя веток никогда не пересыхали глубокие ямки, наполненные отстойной снеговой водой.