"Соль земли" - читать интересную книгу автора (Георгий)2Григорий Владимирович Бенедиктин жил у матери. Конечно, эта квартира не имела тех удобств, к которым привык он, но всё-таки жить здесь было можно. Из большого дома, бывшего когда-то собственностью матери, ей принадлежала теперь только одна четвёртая часть. Григорий был единственным сыном, и старушка не чаяла в нём души. В ту же ночь, когда он пришёл с чемоданами в руках и горькой гримасой на лице, мать уступила ему свою маленькую уютную комнатку, а сама устроилась на диване в кухоньке. — Поселюсь у тебя, мама, временно, — сказал Григорий и, помолчав, добавил, что он будет благодарен ей, если она не станет допытываться, что именно произошло между ним и Мариной. Мать обещала. И вот уже несколько дней, втайне терзаясь за сына, она продолжала хранить свой обет. Григорий лежал в постели с книжкой в руках, когда в окно ударил ослепляющий свет фар и за стеной дома послышался хруст гальки под колёсами автомобиля. Через минуту в дверь раздался стук. Бенедиктин быстро вскочил с кровати, торопливо надел пижаму и, стараясь опередить проснувшуюся мать, подошёл к двери. — Товарищ Бенедиктин, это я — Мартынов, шофёр директора. Мне велено привезти вас в институт, — услышал Бенедиктин в ответ на свой вопрос: «Кто там?» — Что стряслось, товарищ Мартынов? — обеспокоенно спросил Бенедиктин, открыв дверь. — Не могу знать, — сказал шофёр, продолжая стоять за порогом. — Проходите. — Спасибо. Я жду вас в машине. — И шофёр исчез в темноте, сгустившейся перед наступлением рассвета. «Что же могло произойти? Уж не умер ли Захар Николаевич? Старик в последнее время часто жаловался на нездоровье. А может быть, что-нибудь произошло с экспедицией Марины?.. Но к чему такая срочность?» — раздумывал Бенедиктин, сидя в машине рядом с шофёром. Длинный массивный корпус института был погружён в темноту и выглядел таинственно и загадочно. У Бенедиктина засосало под ложечкой. Предъявив вахтёру пропуск, Бенедиктин беспокойно запетлял по тёмным коридорам. «Идиоты! Копейки экономят на электричестве, а того понять не хотят, что от этой экономии неудобство на душе», — про себя ругался Бенедиктин, прислушиваясь к протяжному гулу, возникавшему от его шагов. Возле директорского кабинета Бенедиктин остановился и, вытирая платком вспотевший лоб, заглянул в полуоткрытую дверь. Водомеров сидел за столом, уставший и озабоченный. По обыкновению, в кабинете стоял сумрак — горела только настольная лампа. Бенедиктин потоптался возле двери и, сказав себе для ободрения: «Чему быть, того не миновать», — вошёл в кабинет. Водомеров, откинувшись на спинку кресла и устремив взгляд куда-то в угол, сосредоточенно думал. Он так был увлечён своими мыслями, что на Бенедиктина даже не посмотрел. Бенедиктин расценил это по-своему: «Пропал я!..» — Прибыл по вашему вызову, Илья Петрович, — сказал наконец Бенедиктин, чувствуя, что он не в силах больше переносить этого молчания. Водомеров дёрнулся всем своим полным, тяжёлым телом и поднял сонные глаза. — Хорошо, Григорий Владимирович, хорошо, — усиленно растирая короткопалой рукой мясистое лицо и теребя седой ёжик волос, сказал Водомеров. То, что директор назвал его по имени и отчеству, и то, что в его голосе не слышалось никакой угрозы, приободрило Бенедиктина. — Утомились, Илья Петрович? — выразил сочувствие Бенедиктин. — Ужасно, ужасно! Никакой личной жизни. Скоро жена даст отставку, — позёвывая, пробубнил Водомеров. — На юг бы вам, Илья Петрович, в санаторий, — с ещё большим сочувствием в голосе проговорил Бенедиктин, присматриваясь к директору и стараясь догадаться, что заставило Водомерова вызвать его глубокой ночью. — Какой там юг! — безнадёжно махнул рукой Водомеров и опять на минуту как бы впал в забытье. «Что же он тянет, почему ничего не говорит?» — думал Бенедиктин, томясь каждой секундой директорского молчания. — Эх, Григорий Владимирович, нелёгкая это штука — строить новый, социалистический мир! — глубоко вздохнув, сказал Водомеров. — Устали вы, Илья Петрович, устали, отдохнуть вам надо. — Бенедиктин говорил только затем, чтобы как-нибудь заполнить паузы. — Нет, братец мой, Григорий Владимирович, отдыхать не придётся. Не то время! Ты знаешь доцента Петрунчикова? — не замечая, что переходит на «ты», спросил Водомеров. — Слышал. — Так вот этот Петрунчиков пошёл на нас в наступление. Как ни утомлён был Водомеров, он рассказал о выступлении Петрунчикова на пленуме райкома со всеми подробностями. Не умолчал и о своей краткой речи. Когда директор заговорил об этом, в его голосе послышались виноватые нотки: как, мол, хочешь суди меня, Григорий Владимирович, а иного выхода не было. Бенедиктин словно переродился. Всего лишь несколько минут тому назад он сидел напротив Водомерова в страшном смятении, придавленный тревогой и страхом, и самые мрачные мысли теснились в его голове. «Вот оно что: Петрунчиков! Ну, это ещё терпимо, как-нибудь перенесём!» — приободрил себя Бенедиктин. — Мудрый вы человек, Илья Петрович! — смело придвигаясь к столу и беря Водомерова за руку, воскликнул Бенедиктин. — Будь на вашем месте другой, менее опытный товарищ, плохо бы нам всем пришлось. Ох, как плохо!.. Водомеров выпрямился в кресле и закашлял в кулак. Бенедиктин знал эту привычку директора — кашель был деланным, глуховато-добродушным, как будто Водомеров хотел сказать: «А, что там считаться! Не первый год с людьми работаю!» Они помолчали, думая каждый о своём. «Зря я опасался, что не поймёт он моего дальновидного хода. Видать, и он бывал не раз в сложных переделках», — думал Водомеров о Бенедиктине. А тот сидел, и мысли его уносились далеко вперёд: «Как всё складывается! Сама судьба сводит меня с Соней. Глупец я буду, если не воспользуюсь этим случаем. Там, в лесной глуши, она лучше поймёт меня». В эти мгновения мысли Бенедиктина так высоко воспарили, что он видел себя в доме Великановых на правах полновластного хозяина. «А как Марина? — спросил он сам себя и тут же ответил: — А что Марина? Пусть себе живёт, я мешать ей не стану». — Не знаю вот, как посмотрит на ваш отъезд Захар Николаевич, — прервав затянувшееся молчание, сказал Водомеров. Бенедиктин словно очнулся. Он встряхнул головой и посмотрел на Водомерова с благодарностью. В самом деле, а как отнесётся к этой затее профессор? Он загрузил Бенедиктина срочной работой, установил ему жёсткие сроки для подготовки диссертации. Менять же своих решений старик не любит. — Да, да, Илья Петрович, это вопрос законный, и вы хорошо сделали, что его поставили, я совершенно упустил из виду Захара Николаевича, — торопясь, проговорил Бенедиктин. Водомеров промолчал, но по тому, как он забарабанил толстыми короткими пальцами по стеклу, прикрывавшему стол, Бенедиктин понял, что директор испытывает затруднение. — Я думаю, Илья Петрович, профессор не враг институту, — заговорил Бенедиктин с жаром, — он заинтересован в его расцвете и добром имени не меньше вас. Объясним ему: так, мол, и так. Партийные органы считают, что в Улуюльской экспедиции необходимо усилить партийный глаз, посоветовали сверх комплекта командировать члена партбюро… Бенедиктин говорил, не глядя на Водомерова, но, сказав последние слова, он бросил на директора мимолётный взгляд и замер. Водомеров нахмурился, и даже при тусклом освещении было заметно, что лицо его стало багровым. — Нет, нет, ваш проект не подходит, — сердито забубнил Водомеров. — Мы не можем обманывать Великанова. Хотя он беспартийный, у нас нет от него никаких секретов. Полное до-ве-рие! — Ну как же, зачем же, я всё абсолютно понимаю, я лишь говорю, что это тоже истина, такие голоса раздавались на партбюро, и это могло быть очень убедительным для Захара Николаевича, — сказал Бенедиктин. — Нет, нет. Об этом не может быть и речи, — решительным тоном отрезал Водомеров. — Мы обязаны доложить Захару Николаевичу правду — всё как есть. Говорить всю правду Великанову Бенедиктин не хотел. «Это неостроумный шаг, но деваться некуда», — думал он с унынием. — Я полагаю, что Захар Николаевич противиться вашему отъезду не будет. Он любит дочь и беспокоится за неё ежечасно. А вы всё-таки где надо и присмотрите за девушкой и поможете в трудную минуту. Водомеров говорил всё это мучительно долго. Он ворочал челюстями с усилием. Но всё-таки это было уже отступлением от его первоначального замысла, и Бенедиктин приосанился. — Ну, конечно же, само собой разумеется, Илья Петрович! — всё больше и больше оживляясь, восклицал Бенедиктин. — Я ежедневно имею честь наблюдать, как страдает, как изнывает в тоске мой учитель. Я прошу вас, Илья Петрович, в своей беседе с ним, так сказать, специально подчеркнуть эту сторону дела. Пусть для старика это будет утешением… — А как же, скажу! Все мы люди, все человеки и живём не одной службой, — как бы в поучение и потому несколько живее сказал Водомеров. — Совершенно верно! Более того: отмеченные вами свойства нисколько не унижают даже великих мира сего. Они очеловечивают их, делают земными, как всех смертных… Водомеров недослушал Бенедиктина и громко зевнул, прикрывая рот толстой ладонью. — Домой пора, Григорий Владимирович! Добрые люди вставать скоро будут. — Водомеров поднялся. — Такова уж нелёгкая доля руководителей, — испустив протяжный вздох, посочувствовал Бенедиктин. — Да… — неопределённо протянул Водомеров и, замыкая стол и погромыхивая связкой ключей на серебряной цепочке, сказал: — А только никто с этим считаться не станет. Чуть чего, тебе же в вину и поставят: дескать, сидел по ночам, себя замотал и людям не давал жизни. — Ну что вы, Илья Петрович! У кого же повернётся язык сказать такое? Право же, это было бы высшей несправедливостью… — Так вот что, Григорий Владимирович, — второй раз переходя на «ты» и не замечая этого, сказал Водомеров, — извини, но вначале доставь домой меня, а потом поезжай сам. Тут хоть разница в пятнадцать минут, но я просто уж обессилел. — Пожалуйста, Илья Петрович, поступайте как удобнее. Я, если сказать честно, всё ещё не утратил фронтовой привычки: два-три часа сна в сутки для меня вполне достаточно. — Молодость. Кровь сильней кипит. — И это правда, Илья Петрович, — поспешил согласиться Бенедиктин. Они вышли из института и сели в автомобиль. Через полчаса Бенедиктина встретила в дверях обеспокоенная мать. — Что-нибудь случилось, Гриша? — Всё идёт нормально, мама, — сбрасывая с себя шуршащий макинтош, спокойно ответил Бенедиктин. Мать вопросительно смотрела на сына. — Собери мне, мама, завтра чемоданчик с самыми необходимыми вещичками. В командировку отправляют, к Марине в Улуюльскую экспедицию. — Вот как! Значит, все ваши дела уладятся сами собой? — Посмотрим, мама, посмотрим… Ты знаешь меня, я не люблю преждевременно делиться своими замыслами, — произнёс Бенедиктин, проходя в свою комнату. — Ну иди, иди, отдыхай. Не сердись, — мелко и суетливо крестя его спину, прошептала мать. |
|
|