"Ныряльщик" - читать интересную книгу автора (Герасимов Сергей)

Герасимов СергейНыряльщик

Сергей Герасимов

НЫРЯЛЬЩИК

(рассказ)

Океан был сер, и небо пока оставалось серым, рассветным, но не хмурым, а обещающим вскоре ясную погоду. Остров Большого Якоря стоял, поднимаясь над маслянистой гладью, как большая каменнная глыба. Но то был не камень, не металл и не пластик - это было вещество, совершенно незнакомое и непонятное для людей - вещество, неподвластное износу, восстанавливающее повреждения и, в то же время, способное служить хорошей почвой для огромных якорных деревьев, которые расли здесь и больше нигде.

В большом холле корабля была модель: глобус Лайны в разрезе и, увеличенный,

Остров Большого Якоря на нем. Сейчас остров поднимался над морем примерно на километр, а его корень уходил в магму километров на пятнадцать. Остров на самом деле представлял собою что-то вроде безумного галактического компаса, точнее, стрелки компаса, которая всегда пыталась удерживать направление на одну и ту же точку Вселенной, и, по мере вращения галактики, направление стрелки изменялось.

Но галактика вращалась, прецессируя, поэтому всего лишь раз в два миллиарда лет корень острова оказывался направлен абсолютно точно в нужную точку (давно уже вычисленную земными компьютерами).

- И вот, этот час настает, - радостно сообщал гид, - мы точно не знаем, когда именно, но это случится в один из ближайших десяти-двадцати дней.

- Что случится? - скептически поинтересовался бородатый турист.

- Никто не знает. Но такое бывает только раз в два миллиарда лет. Корень острова наконец-то выберет абсолютно правильное направление. Может быть, остров - это антенна, по которой нам передут космический сигнал. Согласитесь, редкое событие. Все предсказания сходятся на том, что что-то произойдет.

Что-нибудь достойное внимания. А может быть и ничего. Тем не менее, сейчас высота острава максимальна. С восходом солнца мы подойдем поближе и вам разрешат фотографировать. Если вы упустите такую возможность, ждать новой прийдется довольно долго - и в этом случае - до встречи через два миллиарда лет!

- Великовато для антенны, - заметил турист.

Обычная высота острова была всего метров пятьсот или шестьсот. В последние же недели он вырос почти в два раза и теперь смотрелся внушительно.

Янсон вышел на палубу. Конечно, здесь ничего не произойдет в ближайшие дни, - думал он, - если бы прогнозисты ожидали хоть что-то серьезное, сюда бы не пускали туристов. Хорошо, что облака расходятся. Сегодня нужно яркое солнце, такое яркое, что проницает толщу воды на добрую сотню метров. Чем ярче солнце, тем легче работать.

Солнце планеты Лайна было не жарким, но ярким - светило примерно в полтора раза ярче земного, поэтому большинство туристов носили солнцезащитные очки.

Один из туристов полулежал в шезлонге, любуясь восходом. Он тоже был в темных очках.

- До встречи через два миллиарда лет, - повторил он стандартную шутку туркомпании.

- До встречи, - ответил Янсон и подошел к поручням. Внизу стальные крылья корабля быстро резали невысокие бугристые волны, так быстро, что волны срезались дольками, как будто были сделаны из сливочного масла - и только далеко позади корабля вспухал яркий пенный след.

Ценность острова была не только в том, что он все время поворачивался, точно указывая на некоторую точку Вселенной. И даже не в том, что он был первыим и пока единственным доказательством существования разумной жизни вне Земли, - несомненно, техническим утройством сверхцивилизации, которая оставила его навечно на захолустной планетке Лайна, чтобы, может быть, когда-нибудь вернуться. Скорее всего, они не вернутся никогда: в той самой точке сейчас лишь остатки сверхновой звезды, которая взорвалась Бог знает как давно. Но кроме всего этого, на острове были ещё и морские луковицы.

Морские луковицы действительно напоминали обычные луковицы - и размером, и формой, и цветом. Скорее всего, это было не растение, а биологический механизм, который умел воспроизводить сам себя, подобно растению. Первая морская луковица была выловлена тридцать лет назад и оказалась первой Абсолютной Вещью, попавшей в руки человека. Потом у острова было найдено несколько других Абсолютных

Вещей, но ни одну из них не удалось применить с пользой. Но луковица совсем другое дело. Оказалось, что её сок способен излечить любые мыслимые болезни - и человека, и животных, и даже растений. Сок луковицы не только излечивал, но и давал абсолютную регенерацию: известен даже случай "поросских близнецов", когда больному ампутировали ногу и смазали разрез живительным соком - и уже через два дня нога отросла. Более того, соком смазали и отрезанную ногу, мало на что рассчитывая - и через четыре дня нога отрастила на срезе полное человеческое тело. Таким образом получилось из одного взрослого человека два, и второй не был глуп, как новорожденный младенец. Удвоилось не только тело, но и разум, память, может быть, душа.

Понятно, что сок Абсолютных луковиц имел чрезвычайную, хотя и не абсолютную, ценность. Но добывать луковицы было практически невозможно, потому что их плантации, явно искусственного происхождения, очень хорошо охранялись.

Любое техническое устройство уничтожалось, как только оно подходило слишком близко. Множество кораблей, лодок, подводных роботов, батискафов и прочей мелочи погибло здесь, пока человек понял, что все попытки бесполезны. Защита плантаций была такой же абсолютной, как и сами луковицы - она не подпускала к себе чужую технику. Пытались использовать ныряльщиков, но защита распознавала человеческое тело, точно отличая его от дельфинов, акул и рыб, увы. Поэтому луковицы находили не чаще чем раз в несколько лет - те, которые были вынесены потоками за пределы плантации. Такова официальная версия.

Однако на черном рынке всегда можно было достать сок морской луковицы - по астрономической цене. Это значило, что некоторым ныряльщиками удавалось обмануть защиту.

Янсон перешагнул одной ногой через поручни. Потом снял часы и бросил в воду. Чем меньше техники, тем безопаснее. До острова - киломеров двенадцать спокойного моря. Это немного для отличного пловца. Янсон был одним из тех ныряльщиков, которые знали, как обманывать защиту.

Оттолкнувшись от борта, он нырнул и сразу пошел в глубину. На десяти метрах сдавило уши и он решил пока не погружаться дальше. Темное дно, ещё не освещенное солнцем, бугрилось мутной чернотой где-то внизу, на глубине метров восьмидесяти. Дно здесь довольно ровное, без щелей, ям и холмов. В принципе, спрут, охраняющий плантацию, может дотянуть щупальца и сюда, но, скорее всего, его здесь нет. Спрут представлял собой сложную систему из длинных многокилометровых прочных нитей - что-то вроде подводной паутины. На нитях были острые выросты, напоминающие кусочки бритвы. Как только спрут чувствовал вторжение, его нити обматывали и сдавливали чужака. Лезвия глубоко резали кожу во многих местах. Акулы, которых Спрут не трогал, обычно завершали дело. У человека, замеченного Спрутом, шансов уже не было.

Янсон мог находиться под водой больше часа. После этого ему требовалось несколько часов спокойно полежать на солнышке. Его организм был специально модернизирован и приспособлен для глубоких нырков. Конечно, стоила такая операция очень дорого и все расходы оплачивал заказчик.

Когда он добрался до острова, солнце уже поднялось высоко. Его косые столбы ходили в глубине, желтые вперемежку с голубыми, наполненные белыми искорками мелких рыбок, и освещали темно-зеленые пятна на самом дне - там, где лежал

Спрут. Даже с близкого расстояния Остров казался колоссальным каменным монолитом и не верилоссь, что это вещество может быть и бесконечно прочным и одновременно мягким, нежным, податливым, упругим, как кожа на лице девушки.

Стена острова уходила вниз совершенно вертикально, уходила и терялась подо дном

- а потом ещё на пятнадцать километров в глубину - и заканчивалась острием, плавающим в магме, указующим на некую точку в космосе, неподвижную, возможно, уже миллиарды лет. Вдоль стены острова тянулись узкие полоски обратной гравитации и морская вода, потоками толщиной в ладонь или чуть больше, устремлялась вверх. Там она собиралась в озеро, питала корни деревьев и снова падала вниз, наполняя воздух шумом и запахом морской соли. Таким образом поверхность - или кожа? - острова всегда была влажной. Может ыть, это необходимо было для его существования. Или - кто знает - для его жизни.

Янсон выбрал одну из полос, побольше, и прижался к гладкой мягкой поверхности. В первые секунды всегда кружилась голова. Потом он открыл глаза и увидел, что мир перевернулся: море стало небом, а небо - морем, обратная гравитация перевернула его представление мира. Сколько ни тренируйся, а никогда к этому не привыкнешь. Сейчас он скользил по стене вверх, головой вперед и чувствовал, что падает, разгоняясь, в бездну. Этот разгон несложно остановить - достаточно чуть отодвинуться от стены, оттолкнувшись от неё руками - тогда нормальная гравитация уравновесит обратную.

Через пару минут он был уже наверху. Вершина острова представляла собой неглубокую чашу, наполненную теплой морской водой. Соленость воды здесь была намного меньше, чем в море - настолько, что вода годилась для питья. Эта вода питала корни якорных деревьев, которые свешивали свои могучие ветви над километровым обрывом. Он вышел на берег. Отсюда был прекрасный вид. На горизонте виднелось туристическое судно. Можно приступать к делу. Нужно спешить. Через тринадцать дней за ним придет катер. Янсон был на острове уже в шестой или седьмой раз. Он любил остров и иногда разговаривал с ним, как с человеком.

- Привет, - сказал он, - как ты, не скучал без меня? Понимаю, у тебя сейчас важное время, вон как ты вырос. Покажешь мне что-нибудь особенное? Ну, парнишка, пора приступать к делу.

Он посмотрел на солнце. День уже вступил в фазу солнцестояния. Планета

Лайна не вращалась вокруг своей оси, подобно остальным планетам, зато с огромной скоростью носилась по вытянутой орбите вокруг звезды-карлика, и это создавало видимость дня. Солнце довольно быстро вставало и садилось, а потом зависало в небе и практически не двигалось целых шестнадцать часов. Во время солнцестояния оно казалось маленьким, с яблоко величиной. Здешний день был почти вдвое длинее земного.

Якорные деревья были невысоки, но тянули ветви на добрую сотню метров. В коре короткого ствола были вырублены ступени и Янсон поднялся до первой развилки не хуже, чем по городской лестнице. Метров двадцать он прошел по ветви первого порядка, а потом поднялся на главную длинную ветвь. Ветка была метра три в диаметре и не кругла, а вогнута сверху - так что ходить по ней - одно удовольствие. Если, конечно, не закружится голова от вида километровой пропасти под ногами. На шестидесятом метре ветки Янсон имел тайник. Дойдя, он проверил: передатчик, питательные и кислородные таблетки, нож. Все на месте, сюда никто не совался за время его отсутствия.

Он проглотил кислородную и подождал, пока легкое покалывание не прекратится в кончиках пальцев. Ткани его тела были способны запасать кислород, подобно тканям тел некоторых земных ящериц. Таблетка делала этот запас на двадцать процентов больше. Начинался ветер, но ветка не раскачивалась: во-первых, она слишком прочна, а во-вторых, на якорных деревьях нет листьев, они ловят солнце всей своей шкурой, как кактусы. На всякий случай он засунул одежду подальше вглубь тайника. Не хватало только, чтобы ветер её сдул в море. Потом он взял сетку, пробежался последние метры, уже предчувствуя несравненное ощущение полета, и прыгнул вниз.

Спрут узнает людей двумя способами: во-первых, он каким-то образом различает их мысли; во-вторых, он распознает человеческую схему движений при плавании. Поэтому обмануть Спрута на самом деле можно - чтобы изменить схему движений, ныряльщики плыли всегда спиной вниз и вперед, хотя это и тяжело. При этом они старались не думать - только видеть, слышать, ощущать, действовать автоматически. Они контролировали свое сознание. К счастью, человек на самом деле думает не так уж и много. Мы думаем, просто пережевывая в уме обрывки старых мыслей и впечатлений, но от этой привычки можно избаваться. Кроме того, мы думаем всегда, когда встречаем что-то новое и неожиданное. Ничего нового на острове Якоря не было, поэтому тренированный ныряльщик имел хороший шанс - за две недели, оговоренные контрактом, Янсон собирал до двухсот луковиц, а иногда и больше.

Янсон вошел в воду головой и погрузился метров на пятнадцать. Потом перевернулся спиной вниз и начал работать руками. Над ним дробилось и переливалось жидкое зеркало поверхности. Блестящие, будто ртутные, волны, шли одна за другой, шли чтобы разбиться о стену острова. Он выдохнул, чтобы стать тяжелее, и облако трепещущих пузырей взлетело над головой, и с шорохом ушло в неровно-голубую полутьму. Теперь он погружался быстрее.

По пути он несколько раз столкнулся с нитью, со щупальцем Спрута. Он ни о чем не подумал, а только отреагировал как рыба или кальмар. Щупальцы остались неподвижны. У дна он выдохнул воздух ещё раз - чтобы подьемная сила исчезла совсем, и стал наощупь собирать луковицы, которыми было усеяно дно. Он все ещё смотрел вверх. Но теперь вверху что-то происходило.

Он никогда не считал себя бесстрашным человеком, и это к лучшему: бесстрашные, насколько он знал, долго не живут. Он умел казаться бесстрашным, он даже мог обмануть детектор страха на обязательной проверке перед поездкой на

Остров. На самом деле, живой, отчетливый страх смерти всегда жил в его душе - страх собственный, маленький и почти ручной, как черный котенок с большими зелеными глазами. Сейчас в зелено-голубом пространстве над ним из ничего формировались быстро движущиеся кубы и сферы; вибрирующие полупрозрачные змеи проплывали во всех направленях; то там, то здесь вспыхивали фонтанчики ярких желтых искр. Остров просыпался. Сегодня, единственный раз за два миллиарда лет, здесь что-то происходило. Это было страшно, но страх - главная эмоция любого живого сущства, неразумного в том числе; страх неразумен, поэтому Янсон не боялся бояться и не боялся что Спрут заметит его страх. Страх - это все-таки не мысль. Его руки продолжали шарить за спиной, вслепую нащупывая луковицы.

Страх есть страх, а работа есть работа. Он сам выбирал это, он сам стремился к этому, он сам шел к этому всю жизнь. Он начал тренироваться в четыре года. С семи лет он тренировался ежедневно. В одиннадцать ему сделали первую операцию и он научился нырять на пятидесятиметровую глубину. В шестнадцать, на контрольных сборах, он убил своего напарника.

Тогда они вдвоем спускались по реке. У них была металлическая лодка без весел и мотора. Река мощным потоком уходила под землю и неслась там километров двадцать, прежде чем выйти на поверхность и разлиться широким спокойным полукругом на равнине. Они должны были пройти подзеный путь реки и остаться живы. Может быть, были виноваты весенние ливни, может быть ещё что-то, но воды в подземном русле оказалось немного больше, чем они предполагали. Довольно скоро вода достала до потолка пещеры и дышать стало нечем. Тогда они перевернули лодку и спрятались под ней. Они неслись в подземной трубе и понимали, что никто и ничто не может спасти их; понимали, что воздуха в лодке никак не хватит на двадцать километров пути.

Напарник напал первым. Но Янсон был готов к нападению. На двоих воздуха не хватит, но у одного человека все-таки остается шанс. Проблема в том, чтобы отделаться от лишнего дышашего, хватающего воздух рта быстро и без усилий.

Две-три минуты активной борьбы - и воздуха не останется. В тот день Янсон победил и остался жив. Он никогда не считал, что сделал что-то неправильно. Но чувство вины осталось с ним. Чувство вины и страх. Именно с того дня страх смерти поселился в нем. С того дня он перестал быть самонадеянным ребенком и стал настоящим ныряльщиком, настоящим профессионалом.

Ближайшее щупальце Спрута слегка шевельнулось. Янсон похолодел. Кажется, он позволил себе воспоминание. Как это могло случиться? - это из-за неожиданности, только из-за неожиданности: несколько геометрических фигур напоминали контурами и цветом ту самую перевернутую лодку, которая двадцать лет назад несла их через пещеру. Не стоило нырять в эти дни, когда все ожидали, что что-нибудь произойдет. Кажется, он позволил себе только что ещё одну небольшую мысль. Он подумал о том, что именно было этой мыслью - и это снова была мысль.

Спокойно, это ещё не катастрофа, - подумал он, но это снова была мысль. Теперь это уже была катастрофа.

Он начал медленно подниматься сквозь слои подводной паутины. Сейчас он полностью контролировал свое сознание; даже страх и тот стал тупым и мутным, как боль в желудке, которую ощущаешь во сне; но нити с лезвиями уже тянулись к нему со всех сторон и не было от них никакого спасения. Именно так и гибли все ныряльщики до него. Эта охранная машина - абсолют смерти, выдуманный сверхчеловеческим умом и ни один человек не сможет вырваться из её обьятий. Он ощутил, как первое щупальце обмоталось вокруг его левой лодыжки. Второе перехватило его грудь и плавным движением разрезало кожу по диагонали слева направо. Кровь поднялась над ним, как облако красного дыма. Несколько секунд - и акулы будут здесь. Впрочем акул сегодня нет; эти безмозглые куски убивающего мяса испугались того, что творилось здесь под водой. Акул нет, но это ничего не меняет. Еще одно щупальце обвилось вокруг бедер. Крови стало больше, намного больше.

К счастью, обе руки оставались свободны. Он достал из сетки морскую луковицу. Почему бы и нет? Если человек здесь бессилен, то пусть Абсолютная жизнь сразится с Абсолютной смертью. Два создания сверхчеловеческого разума, направленные одно против другого. Луковица сможет спасти человека, даже если он будет разрезан пополам. Но если из него сделают фарш, что тогда? Он вонзил в луковицу зубы и проглотил первый кусок. Вкус был острый, терпкий, обжигающий и в то же время мягкий. Вкус, который пока неизвестен ни одному человеку земли.

Каждый кусок, проглоченный им, стоил примерно два миллиона земных долларов.

Он не помнил, что было дальше. Первое, что он увидел, было волнистым стеклом поверхности. Сетка с луковицами осталась при нем. Он вынырнул и несколько раз глубоко вдохнул воздух. Стена острова была совсем рядом. По положению солнца он понял, что прошло много времени. Нырнув в поток обратной гравитации, он привычно поплыл к вершине. Как могло случиться, что Спрут отпустил? Впрочем, почему бы и нет? Значит, сила жизни, заключенная в луковицах, больше чем сила этой машины-убийцы. Акул не было и они не сьели умирающее тело. Когда сердце остановилось, спрут отпустил то, что осталось от человека, а луковица воскресила останки. Кажется, все очень просто.

Первое, что он увидел на вершине острова - люди. Вначале он не понял, в чем была их странность, но потом увидел, что люди были одинаковы. И, в добавок, они были точной копией его самого. Людей было четверо.

- А вот ещё один, - сказал один из Янсонов.

- Луковицы с тобой? - спросил второй. - Тебя не было целых пять дней.

- Пять дней? - удивился Янсон.

- Наверное, твое тело отрастало из маленького кусочка. Может быть, из отрезанного пальца или уха. Спрут мог нарезать много частей и каждая из них вырасла в отдельного человека. Но это не важно, важно что луковицы на месте.

Клади свой улов сюда.

Луковиц было довольно много, но все-таки меньше, чем бывало обычно на пятый день. Штук шестьдесят или семьдесят, в основном среднего размера. Две или три большие. И это ещё придется делить на пятерых.

Не оборачиваясь, он пошел к дереву. Позади раздался смех. Он поднялся по ступенькам, вырубленным в коре, и только тогда обернулся. Оказывается, на вершину острова поднялся ещё один Янсон, теперь уже шестой. Теперь им меня не догнать, - подумал он.

- Эй, ты куда? - спросил один из Янсонов.

- Стоять! - закричал другой.

Но было поздно. Янсон уже бежал по ветке. Добежав до тайника, он достал нож.

- Брось! - сказал один из Янсонов, - нас пятеро, а ты один.

- А вы попробуйте, - ответил Янсон.

Может быть, они и попробуют. Но в любом случае, все они знают, что в живых должен остаться только один. И, может быть, даже не имеет значения, кем будет этот один, потому что все Янсоны, возродившиеся из кусков разрезанной плоти, одинаковы, идентичны, тождественны. Он спрыгнул с дерева и встал спиной к стволу, чтобы обезопасить себя сзади. Ничего подобного оружию на острове нет и быть не может. Здесь нет даже камней. Поэтому они не нападут первыми. Но даже если они победят, все равно конец один: всего один живой Янсон и вполне сносное количество луковиц.

К утру он победил. Или победил кто-то другой, ведь все они одинаковы.

Янсоны попытались применить такитику выжидания. В конце концов, он напал первым. Когда все кончилось, он сложил все тела на краю обрыва и прочел молитву. Потом сбросил их в воду. Через несколько минут или часов тела будут съедены акулами. Конечно, ещё может появиться седьмой, восьмой или двадцать восьмой Янсон, поэтому пока надо быть начеку. Он сосчитал луковицы, их оказалось семьдесят три. Обычно за первые шесть дней он собирал не меньше восьмидесяти. Поэтому нужно спешить. Работа есть работа.

Он снова поднялся по ветви якорного дерева. Яркое утреннее солнце косо освещало гофрированную бутылочно-зеленую поверхнсть воды.

- Ну что, Остров, - сказал Янсон, - как дела сегодня? Ты уже успокоился?

Теперь будешь ждать ещё два миллиарда лет? Как выдерживают твои механизмы такой долгий срок? Впрочем, я не знаю, кто из нас на самом деле механизм, ты, теплый и мягкий, или я, выполняющий этот проклятый контракт, связанный по рукам и ногам. Ты знаешь что такое контракт? Это форма жизни. А невыполнение контракта - наоборот. Через неделю должно быть двести луковиц. Поэтому - пока.

Он разбежался вверх по ветви и прыгнул. Конечно, он не успел отдохнуть, но его новое тело ощущало себя свежим и сильным. И кроме того работа еть работа.