"У дороги" - читать интересную книгу автора (Банг Герман)2Рождественские праздники продолжались. Катинке казалось, что уже давным-давно, с тех пор как она покинула родительский дом, она не проводила рождество так радостно и по-домашнему уютно. И не потому, что его отмечали как-то особенно, иначе, чем всегда: один раз они с Баем побывали у Линде, там был Хус и еще кое-кто из соседей, в другой раз фрекен Линде и капеллан зашли к ним вечером с Кьером и Хусом. Сестры Абель явились на станцию к вечернему поезду, их тоже пригласили на огонек. А после ухода восьмичасового поезда затеяли танцы в зале ожидания и сами себе подпевали. Ничего необычного в этом не было. Но все светилось какой-то особенной радостью. Единственный, кто немного «портил дело», был Хус. Он теперь часто ни с того ни с сего вдруг впадал в странную задумчивость. – Хус, вы спите? – спрашивала Катинка. Хус резко вздрагивал на своем стуле. Радость, царившая в доме, передалась и Баю. – Черт возьми, вот что значит хорошая погода, – говорил он, стоя на платформе после ухода вечернего поезда. – В последнее время я чувствую себя преотлично, – ей-ей, преотлично… Даже самые их супружеские отношения как бы помолодели. Не то чтобы в них появилась страсть или пылкость, но просто большая близость и теплота. Наступил канун Нового года, было недалеко до полночи. Супруги Бай сидели в гостиной, собираясь встретить Новый год. Вдруг за дощатым забором раздался оглушительный грохот. – Фу, черт! – сказал Бай. Они играли с Бентсеном в «тридцать шесть», и оба вздрогнули. – Петер не пожалел пороха. В окно постучали, раздался голос Хуса: «С наступающим!» – Черт возьми, да это Хус, – сказал Бай и встал. – Я так и подумала, – сказала Катинка. Сердце у нее все еще колотилось от испуга. Бай пошел открывать. Хус приехал в санях. – Да заходите же, – сказал Бай, – пропустим по рюмочке ради праздника. – Добрый вечер, Хус. – Катинка вышла на порог. – Заходите же, выпейте с нами. Они привязали лошадь Под навесом склада. Катинка дала ей хлеба. Потом они встретили Новый год и решили дождаться курьерского поезда. Он проходил в два часа ночи. – Поиграй нам, Тик, – сказал Бай. Катинка заиграла польку, Бай подтягивал басом. – Недурно мы когда-то отплясывали, верно, Тик? – И он пощекотал шею жены. Они вышли на платформу. Небо было облачным впервые за много дней. – Будет снегопад, – сказал Бай. Он взял пригоршню мягкого снега и бросил в лицо Малышу-Бентсену. И все стали играть в снежки. – А вот и поезд! – сказал Бай. Раздался отдаленный гул. – Тьфу, черт, тьма хоть глаз выколи, – сказал Бай. Гул приближался. Вот состав покатил по мосту. Маленький огонек становился все больше, и наконец из темноты с громыханием вынырнул поезд, похожий на гигантского зверя с горящими глазами. Пока поезд с грохотом мчался мимо, все четверо стояли молча. От паровоза валил пар, свет из вагонов бежал по снегу. Поезд пыхтя исчез в темноте. – Что ж, – сказала Катинка. – Вот и новый год начался. Они помолчали. Она прижалась к мужу и потерлась виском о его щеку. Бай тоже расчувствовался. Он наклонился и поцеловал жену. Шум поезда замер вдали. Все четверо вернулись в дом. Лошади Хуса солоно пришлось на обратном пути. Он нахлестывал ее кнутом так, что она неслась вихрем, да в придачу осыпал ее ругательствами. Было темно, начинался буран. Катинке не спалось. Она разбудила Бая. – Бай, – сказала она. – Чего тебе? – Бай перевернулся с боку на бок. – Послушай, какой ветер… – Ну и что – мы же не в открытом море, – спросонья отозвался Бай. – Да ведь метет, – сказала Катинка. – Как ты думаешь, Хус уже добрался до дому? – О, Господи, наверное… И Бай снова уснул. Но Катинка уснуть не могла. Она беспокоилась о Хусе, который был в пути в такой буран. Тьма кромешная, а он в округе человек новый. Как странно, что Хус приехал сюда всего три месяца назад… Хоть бы он поскорей добрался до дому… Катинка снова прислушалась к вою пурги… И он был сегодня чем-то расстроен… Молчал, – она его уже изучила, – и о чем-то грустил… Что-то с ним творится неладное. Да, да, с ним что-то неладное в последнее время… Только бы он поскорей добрался до дому– пурга так и метет… Дремота стала одолевать Катинку, и наконец она уснула рядом с мужем. На второй день нового года в пасторскую усадьбу съехались гости. Собралось чуть ли не пол-округи, и комнаты от самой прихожей наполнились шумной болтовней. Так бывало всегда– в пасторском доме все чувствовали себя вольготно. Вдова Абель с «птенчиками» появилась тогда, когда уже начали играть в шарады. Дамы Абель всегда являлись позже всех. – Время уходит у нас между пальцев, – говорила фру Абель. – Нам так трудно расстаться со своим гнездышком. В дни, когда сестрицы Абель собирались в гости, они все утро бродили по дому в пеньюарах и ссорились. Фру Абель приходилось одеваться в последнюю минуту, и вид у нее всегда был такой, точно ее потрепала буря. В поисках костюмов для шарад все шкафы в пасторском доме были перерыты вверх дном. Фрекен Агнес, облачившись в штаны одного из хусменов, изображала толстяка, а потом эскимоса, а Катинка – его жену-эскимоску. – Как хорошо, что вы никогда не ломаетесь, моя прелесть, – говорила фрекен Линде. Они так отплясывали эскимосский танец, что у Катинки даже голова закружилась. Фру Бай развеселилась до того, что стала почти проказливой. Малютка-Ида участвовала в шарадах, только в другой партии. Они большей частью представляли какой-нибудь гарем или купальню. И при каждом удобном случае Иду прижимал к себе и тискал потрепанный блондин в форме младшего лейтенанта. Пожилые гости толпились в дверях, глядя на игру. В саду под окнами стояли старший работник, два хусмена и батраки. Они скалили зубы, глядя, какие штуки «откалывает» их «барышня». Пастор Линде ходил из комнаты в комнату. – Они веселятся, веселятся всласть, – приговаривал он, возвращаясь к гостям постарше. Фру Абель проводила пастора взглядом. Она сидела рядом с женой мельника. – А ведь и правда, здесь очень весело. – Да, – сказала мельничиха. – Слишком весело для пасторского дома. – Слово «пасторского» было произнесено не без суровости. Дочь мельничихи Хелене стояла рядом с матерью. Она предпочла уклониться от игры. Мельник с женой отстроили себе новый дом, они хотели быть на виду в округе. Дважды в год они принимали гостей, и те чинно сидели, таращась на новую мебель. Мебель так и оставалась новой. В гостиной повсюду были разложены вещицы, вышитые руками фрекен Хелене. В будни семья ютилась в старом флигеле. Раз в неделю новый дом протапливали, чтобы мебель не испортилась. Фрекен Хелене была единственной дочерью. Ее наставнице фрекен Иенсен поручили с особым усердием налегать на иностранные языки. Фрекен Хелене была первой модницей в округе и питала неукротимое пристрастие к золотым безделушкам. Но дома какое бы платье она ни надевала, она ходила в серых войлочных туфлях и белых бумажных чулках. В гостях она чуть что обижалась и с кислой миной усаживалась возле матери. – Вы правы, – говорит фру Абель, – мои птенчики тоже считают, что здесь бывает чересчер уж весело… – Мама, – заявляет Малютка-Ида, – дай мне твой носовой платок. – Сию минуту. Малютка-Ида довольно бесцеремонно выхватывает платок у матери. Малютке-Иде по роли понадобился ночной чепец, а она обнаружила, что ее собственный носовой платок не отличается безукоризненной чистотой. – Ах, они так увлечены игрой, – говорит фру Абель жене мельника. Шарады кончились, до ужина решили поиграть в жмурки. В зале поднимается визг и такая беготня, что, того гляди, обвалится старая печка. – Ой, печка, – кричит молодежь. – Осторожней, печка! – Я здесь, ау, я здесь! Малютка-Ида так устала, что рухнула на стул. Она с трудом переводит дух, до того у нее колотится сердце. – Потрогайте. Слышите, как бьется, – говорит она и прижимает руку лейтенанта к своей груди. Катинка водит – ее так закружили, что она еле стоит на ногах. – Нет, вы только поглядите на мою прелесть, – кричит фрекен Агнес… – Ау! Ау! Катинка поймала Хуса. – Кто это? Он наклоняется, Катинка ощупывает его волосы. – Это Хус, – кричит она. Старый пастор Линде хлопает в ладоши, созывая гостей к столу. – Хус, что с вами? – говорит Катинка. – Случилось что-нибудь? – С чего вам вздумалось? – Вы что-то невеселы в последнее время… не такой, как раньше… – Ничего не случилось, фру Бай… – А я, – говорит Катинка, – я почему-то так счастлива… – Да, – говорит Хус, – это видно. Пришел Бай, он играл в карты. – Господи помилуй, на кого ты похожа! – говорит он. Катинка смеется: – Это мы танцевали эскимосский танец. Она идет к столу вместе с Хусом. Бай выхватывает Малютку-Иду из-под носа у лейтенанта, тот идет за ними следом с сыном школьного учителя. – Хансен, – говорит лейтенант. – Кто эта девица? – А вон ее мамаша, та кривая, рядом с пастором, они живут по соседству на доходы с ренты. – Огневая девка, – говорит лейтенант. – И грудь у нее шикарная… Все рассаживаются по местам, пастор во главе стола. За ужином он провозглашает два тоста: «За отсутствующих» и «За веселую компанию». Эти тосты слово в слово провозглашаются за пасторским столом вот уже семнадцать лет. Напоследок подают миндальный торт – а к нему хлопушки. Пастор предлагает хлопушку фрекен Иенсен – они тянут ее за два конца. Лейтенант пристроился со своим стулом поближе к фрекен Иде. Стулья сдвинуты так тесно, что Ида оказалась чуть ли не на коленях у молодого человека. Гул стоит такой, что ничего не слышно– все смеются, с треском разрывают хлопушки и читают вслух вложенные в них записки. – Молодость, молодость, – говорит пастор Линде. – Хус, это нам с вами, – говорит Катинка. Она протягивает ему хлопушку. Хус тянет хлопушку за свой конец. – Записка у вас, – говорит Катинка. Хус разворачивает клочок бумаги. – Вздор, – говорит он и рвет бумажку на мелкие клочки. – Хус, зачем– что там было написано? – Кондитеры всегда пишут только о любви, – заявляет Малютка-Ида с другого конца стола. – Фрекен Ида! – Это говорит лейтенант. – Теперь наша с вами очередь. Малютка-Ида оборачивается к лейтенанту, и они вдвоем разрывают хлопушку. – Фу, как неприлично! – кричит Ида. В ее записке речь идет о поцелуях– лейтенант читает записку вслух, щекоча своими усиками щеку Иды. Гости слегка отодвинулись от стола, дамы обмахиваются салфетками. Молодежь раскраснелась от жары и молочного пунша, его наливают гостям из больших серых кувшинов. Щупленький студентик провозглашает тост за «патриархальный дом пастора Линде», все встают и кричат «ура». Студентик чокается с пастором. – Ах вы, юный революционер, – как же это вы пьете за мое здоровье? – спрашивает пастор. – Можно питать уважение к – Верно, верно, – говорит пастор Линде. – Все верно. Молодежь должна за что-то бороться, не правда ли, фру Абель? Фру Абель не сводит глаз со своей Малютки-Иды. Малютка-Ида такая резвушка. Она почти лежит в объятиях лейтенанта. – Конечно, ваше преподобие, – отвечает фру Абель. – Ида, душенька моя (душенька не слышит), Малютка-Ида, ты не хочешь чокнуться со своей мамой? – говорит фру Абель. – За твое здоровье! – говорит Малютка-Ида. – Лейтенант Нильсен, – она протягивает ему бокал, – чокнитесь с мамой… Вдова Абель улыбается: – Ах, чего только она не выдумает, моя Малютка-Ида… Щупленький студентик интересуется, читала ли фрекен Хелене Софуса Шандорфа… Фрекен Хелене читает только книги из местной библиотеки. – Я убежден, что это направление – благороднейший результат деятельности нашего титана Брандеса… И вообще свободы духа. – Брандес? А-а, это тот самый еврей, – говорит фрекен Хелене. На мельнице именно так представляют себе свободу духа. А студент уже воспарил к великому Дарвину. Бай что-то сказал фрекен Иенсен, и та вспыхнула до ушей. – Гадкий, – говорит фрекен Иенсен и хлопает Бая по пальцам. – Хус, – говорит Катинка. – Надо принимать жизнь, как она есть… и… – И что? – В ней ведь все-таки столько хорошего… – Лейтенант, – кричит фрекен Ида, – вы чудовище! Старый пастор складывает руки и кивает. – Поблагодарим хозяйку за угощение, – говорит он и встает. Все с шумом поднимаются из-за стола, наперебой благодарят хозяйку. Агнес уже сидит за роялем в гостиной – сейчас начнутся танцы. – Хотела бы я знать, обратила ли ты внимание на Иду,:– говорит матери Луиса-Старшенькая. – Я готова была сквозь землю провалиться. Малютка-Ида танцует в первой паре с лейтенантом. – Больше задора! – кричит фрекен Агнес. Она играет песенку из ревю «На канапе», так что струны гудят. Бай кружит Катинку, – держась за руки, они мчатся из одной комнаты в другую. Впереди всех пастор Линде в паре с фрекен Иенсен – она только охает. – Линде, Линде! – кричит пасторша. – Ведь у тебя ноги больные! Фрекен Агнес барабанит по клавишам, так что в ушах звенит. – Боже мой, я сейчас умру, – говорит дочь мельника Хелене. Внезапно музыка обрывается. Запыхавшиеся пары в изнеможении валятся на стулья вдоль стен. – Фу, даже жарко стало, – говорит Бай лейтенанту, утираясь платком. – Хорошо бы пропустить кружечку пива. Лейтенант совсем не прочь. Они бродят по комнатам. В столовой на подоконнике стоят бутылки с пивом. – Это что, деревенское пиво? – спрашивает лейтенант. – Нет, от Карлсберга. – Тогда я не прочь. – Вот укромный уголок, – говорит Бай. Они входят в кабинет пастора, маленькую комнату, где на выкрашенных в зеленый цвет полках стоят сочинения Эленшлегера и Мюнстера, а на письменном столе копия торвальдсеновского Христа. Они поставили бутылку на стол и сели. – Я сразу смекнул, чем пахнет дело, – сказал Бай. – Но подумал, пусть его получает удовольствие, да заодно и она, подумал я… – Огневая девчонка… Роскошная грудь… И танцует здорово. Так и прижимается к тебе. – А что ей еще остается, бедняжке, – сказал Бай и осушил свою кружку. – А та, другая, что за особа? – Лейтенант имел в виду фрекен Агнес. – Превосходная девушка, – сказал Бай. – Но это совсем другой коленкор, – сказал он. – Приятельница моей жены. – Вон что, – сказал лейтенант. – Я так и подумал: эта из Собеседники перешли к широким обобщениям. – Провинциальные девицы, – сказал лейтенант. – Они, само собой, недурны… но… Понимаете, господин начальник станции… Нет у них того обхождения. Что там ни говори… город совсем другое дело… Сам лейтенант «устроился» весьма недурно. – Я, видите ли, стою на частной квартире… Это куда лучше… Куда сподручнее… Незачем соваться во Фредерике или на Вестер… – А девчонки там недурны? – Лихие девчонки, накажи меня Бог, лихие девчонки… – М-да, я ведь теперь поотстал… Ничего не поделаешь, человек семейный… На правах зрителя, лейтенант, только на правах зрителя… даже если иной раз отлучишься в город на пару дней… – На правах зрителя, – повторил он еще раз. – Можете мне поверить, лихие девочки, – сказал лейтенант, – и притом обходительные… – Говорят, они уезжают в Россию. – Да, говорят… На пороге появился пастор Линде. – А, вот вы где, господин начальник, – сказал пастор и вошел в кабинет. – Да, господин пастор, мы тут сидим себе и философствуем… потихонечку… да еще прихватили парочку бутылок… – На доброе здоровье. Здесь и в самом деле уютно. – Пастор обернулся с порога. – А в гостиной играют в фанты, – сказал он. Бай с лейтенантом отправились в гостиную. Там игра была уже в разгаре: «упавшие в колодец» выбирали « спасителя». Тщедушный студентик, толковавший о «благороднейшем результате», выбрал Катинку. – Поцелуйтесь! – закричала Агнес. Катинка подставила щеку, чтобы «результат» мог ее поцеловать. Студентик покраснел до ушей и едва не чмокнул Катинку в нос. Катинка засмеялась и захлопала в ладоши. – Я выбираю, выбираю… Хуса, – сказала она. Хус подошел и наклонился к ней. Он поцеловал ее в голову. – Выбираю фрекен Иенсен, – сказал он. Голос его сорвался, точно он вдруг охрип. Ложась в постель, где ее поджидал Бель-Ами, фрекен Иенсен все еще вспоминала поцелуй Хуса. Катинка так задумалась, что не заметила, как слегка прислонилась к радикальному студенту. Гости разошлись. Посреди гостиной фрекен Агнес оглядывала поле брани. Вся мебель была сдвинута с места, на полу по углам громоздились стаканы, на книжном шкафу красовались тарелки из-под пудинга. – Уф, – сказала она и села, – можно подумать, будто здесь побывал сам сатана. Вошел капеллан Андерсен. – А-а, это вы, – сказала она. – Вы были сегодня очень милы. – Фрекен Агнес, вам было весело? – Нет. – Чего лее ради вы стараетесь? – Отвечу– ради того, чтоб было весело другим. Только вы один всегда брюзжите… Помогите-ка мне лучше навести порядок, – сказала она. И принялась расставлять мебель. – Больше я никуда не пойду с Идой, – заявила Луиса-Старшенькая. – Говорю тебе– никуда. Мне стыдно смотреть в глаза соседям. – Это все потому, что тебя никто не приглашает танцевать. А я должна скучать с тобой за компанию– да? Вдова Абель никогда не вмешивалась в перепалки дочерей. Она знала, что они не кончатся, пока не будет накручена последняя папильотка. Вдова на цыпочках ходила по комнатам, складывая одежду своих «птенчиков». – Тьфу, черт, устаешь от всей этой сутолоки, – сказал Бай. Он с трудом вышагивал на одеревеневших ногах. Катинка не ответила. Они молча шли по дороге к дому. |
|
|