"Лили (Том 2)" - читать интересную книгу автора (Гэфни Патриция)

Глава 25

– И как ты не сопреешь в такую жару, а, Лили? Апрель на дворе, а ты сидишь у огня, согнувшись в три погибели, как старая ведьма!

С этими словами Лауди развернула над матрацем чистую простыню и принялась подтыкать ее по углам.

– Гэйлин говорит, с тех пор, как ты поселилась в домике мистера Кобба, сюда перетаскали больше дров, чем пошло на обогрев всего Даркстоуна. Тебе бы выходить почаще во двор, что ты сидишь тут, как сова? Да я у вас днем, а не ночью, чтоб все тебя видели.

Она искоса бросила взгляд на Лили, но та не ответила и не подняла глаз от шитья.

– Умом тронулась, вот что я вам скажу, – пробормотала Лауди себе под нос, расстилая шерстяное одеяло поверх простыни и взбивая подушку. – Да и отощала, ну просто мешок с костями, смотреть страшно.

Габриэль поднялся со своего места рядом с креслом Лили, потянулся и неспеша направился к двери.

– Вон даже пес одурел от жары! Лауди, ворча, подошла к дверям и опустилась на корточки перед Габриэлем.

– Ух ты, красавчик, – замурлыкала она и погладила его по лбу.

Габриэль вежливо моргнул и отвернулся.

– Да уж, дело известное, только на хозяйку ты и смотришь, больше ни на кого не глядишь! Вот у кого сердце верное, благослови его Господь!

Распрямившись, она открыла дверь, и Габриэль выбежал наружу.

– Ну, что там у нас еще осталось? Подмести да пыль вытереть, – сама себе ответила Лауди и подошла поближе к камину. – А ну-ка, покажи, что ты сегодня шьешь? Дай глянуть! Ой, какой крошечный чепчик, вот здорово! Чтоб мне сгореть! Эта малютка еще не родилась, а одежек у нее – больше, чем у королевы!

Лили нарушила молчание:

– Это мальчик.

Ободренная результатами своих маневров, Лауди живо возразила:

– А вот и нет! Миссис Кармайкл говорит, что будет девочка, а уж она-то знает толк в таких вещах.

– Нет, будет мальчик, – покачала головой Лили и вернулась к своему шитью.

Лауди встала, подбоченившись.

– Все? Больше тебе нечего сказать? За весь злосчастный день? Тьфу на тебя. Лили, что ты с собой делаешь? Сидишь тут в четырех стенах, как зачумленная, ешь одна, ни с кем ни словечка, даже со мной поговорить не хочешь! Да ты тут зачахнешь! А знаешь, что про тебя говорят? Что ты нос задираешь и знаться ни с кем не хочешь, больно гордая стала!

– Кто так говорит? – спросила Лили без особого любопытства.

– Энид. Она так и сказала Розе. Ну, я ей надавала оплеух, впредь будет помалкивать Сложив руки на груди, Лауди сделала паузу в ожидании ответа, но его не последовало. Досада на ее простеньком круглом личике сменилась плутоватым выражением лукавого бесенка.

– Ну что ж, словами горю не поможешь, видно, придется тебе жить, как живется.

Схватив с камина перьевую метелку и напевая про себя, она начала обметать пыль с мебели. Потом как бы невзначай обронила:

– Хозяин сегодня встал поздно. Плечи Лили напряглись, пальцы замерли над вязанием. Исподтишка наблюдая за нею, Лауди продолжала:

– А чего удивляться? Стрингер говорит, полночи не спал, все пил. Запрется в спальне, да и пьет горькую. Раньше, бывало, выпивал с молодым хозяином, да тому теперь нельзя: еще, говорят, от раны не оправился.

Она бросила еще один взгляд украдкой: Лили, не отрываясь, смотрела на тлеющие угли, и лицо у нее было такое, что Лауди бросила метелку и подошла к ней.

– Да что с тобой? Все хорошо. Лили, все в порядке, а что не в порядке, то можно исправить! Выйди на солнышко, прогуляйся, а там и на божий свет веселей видеть станешь! Негоже тебе киснуть тут целый день! Что ты, в самом деле, монашка в келье?

Лили сбросила с плеча ласково похлопывающую руку Лауди и вскочила на ноги.

– Ладно! – вскричала она, бросив вязанье на кресло. – Я пойду гулять! Давно надо было бежать со всех ног, чем сидеть и слушать, как ты меня пилишь!

В четыре шага Лили пересекла комнату, схватила свою соломенную шляпку и, выходя, в сердцах хлопнула дверью.

– Пошли, Габриэль! Пойдем на эту чертову прогулку!

Габриэль гонялся за бабочкой среди голубых незабудок, росших по обеим сторонам от дорожки. В крошечном садике перед коттеджем управляющего анютины глазки и лаванда были уже в полном цвету. Лили успокоилась: она даже не заметила начала цветения. Вдоль подъездной аллеи кивали головками цветы страстоцвета, воздух был напоен медовым ароматом вереска, клевера и кипрея. Прячась в тени папоротников и пышных мхов, лиловые фиалки боролись за жизнь с бледно-желтыми примулами. Красногрудая малиновка, усевшись на зеленую ветку ивы, подала голос, заглушая щебечущих в небе жаворонков.

Постепенно Лили замедлила шаг и свернула на тропинку, ведущую к озеру. Она не сомневалась, что в этот час там никого, кроме нее, не окажется. Вспугнутый ею заяц вскочил, перевернулся в воздухе и дал деру. По кустам утесника, стоявшим вдоль дороги, взбирались толстые волосатые гусеницы, а на высокой орешине пара рыжих белок во всю прыть гонялась за третьей.

Тяжело ступая. Лили прошла по мягкому и чистому, позлащенному солнцем приозерному песку к своему любимому плоскому камню и села в двух шагах от ослепительно синей воды.

– Не смей больше приносить мне дохлую рыбу! Слыхал?

Габриэль даже не подал виду, что эти слова обращены к нему, и неспешно побрел прочь. Вскоре он скрылся среди разбросанных по берегу черных валунов.

Лили сбросила туфли и вытряхнула из них песок. Солнце пригревало ее ноги. Через минуту она поднялась и сняла чулки. А уж оставшись босиком, невозможно было удержаться от соблазна окунуть ноги в воду. Ей пришлось от неожиданности отпрянуть: хотя весна и пришла в Корнуолл, вода в Пиратском пруду все еще была холодная, как лед.

Она опять села на камень, стряхнула мокрый песок с подошв и задумалась. Может, Лауди и вправду обиделась? Но ее болтовня могла бы и святого вывести из терпения! Конечно, Лауди желает ей добра… Но подобные мысли лишь усугубляли у Лили чувство вины. Лауди не одобряла выбранный ею для себя распорядок, считала его “чудным”. Со своей точки зрения она, наверное, была права, но Лили нарочно устроила свою жизнь в Даркстоуне так, чтобы ее дни проходили безрадостно и скудно. Вот уже два месяца она была гостьей в поместье виконта Сэндауна, но гостьей чрезвычайно странной, замкнутой, редко показывающейся на глаза. Жила она в коттедже мистера Кобба в полном одиночестве, почти не выходила наружу и ни с кем не разговаривала, кроме Габриэля и своего ребенка. Замечая в себе явное сходство с Меро, Лили иногда в шутку говорила Габриэлю, что ему, видно, на роду написано жить в заброшенных домиках с чудаковатыми одинокими женщинами.

Она закрыла глаза и откинулась назад, упираясь руками в песок и запрокинув подбородок к солнцу, полной грудью вдыхая свежий воздух. Солнце чудесно пригревало, его тепло проникало прямо до костей. Огонь камина, топившегося в ее комнате день и ночь, никогда не согревал ее так. Возможно, Лауди права, ей следует чаще бывать на воздухе. И не только по ночам, когда можно не опасаться встречи с кем-нибудь. Особенно с Дэвоном.

Кстати, прошлой ночью эта стратегия ее подвела. Она гуляла по мысу незадолго до полуночи и внезапно увидела перед собой его высокую, широкоплечую фигуру за одним из поворотов тропинки. Ночь была темна, он стоял к ней спиной, глядя на воду. За три дня до этого, впервые за несколько недель, он постучался в ее дверь и предложил поужинать с ним и с Клеем. Лили решительно отказалась и отослала его прочь. Прошлой ночью ей стало неловко: она не ожидала так скоро увидеть его вновь и решила потихоньку удалиться, но тут он внезапно обернулся и заметил ее. Долгое время оба молчали и вдруг заговорили одновременно.

– Извините, я вас не заметила…

– Сегодня слишком темно для прогулок в одиночестве…

Оба смущенно умолкли и опять стали вглядываться друг в друга в темноте.

– Ну что ж… – сказала Лили, собираясь уйти.

– Может, прогуляешься со мной? – торопливо предложил Дэвон. – Зачем?

Он выпрямился, и в его голосе зазвучали саркастические нотки. Эту язвительную интонацию, которую Лили ненавидела всей душой, Дэвон часто использовал в последнее время в разговоре с нею.

– Потому что на дворе весна, ночь теплая, а нам все равно идти в одну и ту же сторону.

– Причины веские, что и говорить, – ответила она после напряженной паузы. – Тем не менее я отказываюсь. Спокойной вам ночи.

– И вам спокойной ночи.

Он отвесил ей преувеличенно вежливый поклон, и Лили явственно различила в его дыхании сильный и ни с чем не сравнимый залах алкоголя.

– Будьте осторожнее по дороге домой, – резко бросила она. – Вы не в себе.

– Что вы говорите? А где же я? Она презрительно пожала плечами и повернулась, чтобы уйти, но он схватил ее за руку и удержал.

– Ты ведь не станешь плакать, если я грохнусь с этого проклятого утеса?

Огромным усилием воли Лили заставила себя сдержаться и не выдернуть руку. Не обращая внимания на горечь, невольно сквозившую в его шутовском вопросе, она сделала вид, будто всерьез обдумывает ответ, и в конце концов ясно и отчетливо произнесла:

– Нет.

Его пальцы разжались. Подобрав подол, Лили поспешила прочь.

* * *

Вернувшийся без добычи Габриэль положил тяжелую голову ей на колени и позволил почесать себе за ушами. Чарли взбрыкнул (она назвала ребенка Чарли в память о своем отце), и Лили рассеянно погладила живот свободной рукой. Вчера она причинила боль Дэвону, и теперь с грустным вздохом вынуждена была признать, что ее глупое сердце скорбит об этом. Лили старалась уверить себя, что пострадала только его гордость; однако жестокость была не в ее натуре, и ей не нравилось причинять людям боль. Даже такому человеку, как он.

Лили не хотела признаться себе самой, как сильно взволновали ее эти встречи: две за четыре дня. Лили не упускала возможности сказать Дэвону, чтобы он оставил ее в покое, но ей становилось невыносимо тяжко, когда он покорно уходил. Даже на болотах после смерти Меро она так не страдала от одиночества, как здесь в поместье. При каждой встрече с Дэвоном она как будто вновь оживала, хотя ничего, кроме горечи, она Не испытывала.

Решимость ей не изменила: она по-прежнему не питала к Дэвону иных чувств, кроме презрения, и все еще хотела оставить его при первой же возможности. Какая низость с его стороны – использовать Клея как предлог, чтобы с нею увидеться! В своем добровольном затворничестве Лили чуть ли не больше всего страдала от невозможности увидеться с Клеем. Ей было неловко, потому что о его медленном выздоровлении она узнавала лишь от Лауди да от миссис Кармайкл, новой экономки, а сама так и не навестила его.

Лили попыталась успокоиться и разобраться в своих мыслях. Слишком часто ей приходилось расстраиваться и огорчаться – это могло повредить малышу. Она прислонилась спиной к нагретой солнцем скале, свесив одну руку и ощущая под пальцами влажный нос Габриэля. Но слезы навернулись на глаза так неожиданно, что она не успела совладать с собой: опять ее охватило чувство безысходного горя. “Прости, Чарли”, – прошептала Лили, сама не зная, за что просит прощения и почему чувствует себя такой виноватой. Правила, установленные ею для себя на срок ожидания, больше не работали, защитные барьеры, которые она возвела вокруг себя, начали рушиться, и тут уже ничего нельзя было поделать. Возможно, на ее теперешнем состоянии сказывался приход весны, но самым невыносимым было тяготившее ее одиночество. Затворничество стало для нес медленной пыткой, но Лили считала, что только такой ценой сможет обрести спокойствие и уверенность и то, чего больше всего на свете жаждала ее душа, – покой.

– Как тебе сегодняшний денек, Гэйб? Она вытерла слезы на щеках, твердо решив, что пора бы ей перестать, как выразилась бы Лауди, “киснуть”.

– Лауди была права, надо нам с тобой выходить почаще. Смотри, какое чудное небо! Вон то облако похоже на человека, видишь? Вот он закуривает трубку, а шляпа съехала на один глаз…

– Лопни мои глаза, опять она разговаривает с собакой!

Лили подскочила на месте от неожиданности.

– Лауди, ради всего… Не смей подкрадываться ко мне вот так!

– Вовсе я и не думала подкрадываться! Топала, как солдат на плацу! Могу потопать обратно, если не хочешь получить записку.

– Какую записку?

– Вот эту. Только что мальчишка-посыльный принес. Ждет ответа.

Лили опасливо взяла в руки листок, предполагая, что записка от Дэвона. Она ошиблась: записка была от Клея. Он хотел ее видеть. Не откажется ли она выпить с ним чаю в четыре часа?

– Ну и каков твой ответ? Лили бережно сложила записку.

– Да, – сказала она, не давая себе времени на слишком долгие раздумья. – Скажи посыльному, что я приду.

– Придешь? Вот и чудненько, так я ему и передам. Отличные новости, а? Леди Лили изволит прийти!

– Я же сказала, что приду! Иди, Лауди, скажи посыльному.

– Иду, иду. Подумаешь, всего-то одну записочку получила от молодого хозяина, и глянь, она уже командует тут, как важная дама, и слова ей не скажи! – проворчала Лауди.

Но ее глаза искрились весельем; прежде чем уйти, она послала Лили радостную улыбку и лишь потом повернулась и побрела назад, волоча ноги по песку.

* * *

– Я пришла навестить мистера Дарквелла… Клея… Клейтона Дарквелла.

До чего же неловко стоять перед Стрингером и делать вид, будто она и в самом деле гостья, настоящая леди, пришедшая с визитом! Почтенный и невозмутимый дворецкий всегда выводил ее из равновесия, но на этот раз ей просто хотелось провалиться сквозь землю.

– Он меня пригласил, – выпалила Лили, стараясь (Крыть смущение.

– Да, мисс. Сюда, прошу вас.

Она последовала за ним через холл и удивилась, когда он не свернул ни вправо, ни влево, достигнув подножия лестницы, но стал подниматься прямо наверх. Ей казалось, что Клей примет ее в одной из гостиных на первом этаже. Но так было даже лучше: на втором этаже у нее куда меньше шансов столкнуться с Дэвоном в это время дня. В доме стояла тишина. Время как будто остановилось: все выглядело в точности как год назад, когда она появилась здесь впервые. Лили прекрасно помнила, как полировала вот эти самые перила, как смахивала пыль с дубовых панелей на стенах и с картин в золоченых рамах. А ведь с тех пор миновала целая жизнь.

Стрингер добрался до дверей в комнату Клея и постучал: тихий голос пригласил их войти. Дворецкий распахнул двойные двери, почтительно отступил назад, давая ей дорогу, и закрыл их за нею.

– Лили! Входи, входи!

Клей приподнялся на подушках, высоко взбитых в изголовье кровати с балдахином. Отбросив бумагу и перо и испачкав при этом покрывало чернилами, он широко улыбнулся в знак приветствия.

Лили почему-то боялась, что он начнет ее упрекать, но его откровенная радость заставила ее улыбнуться. Что-то словно оттаяло у нее внутри.

– Клей, я так рада тебя видеть! Казалось, не было ничего на свете естественнее и проще, чем подойти к нему и осторожно обнять.

– Но почему… Ты плохо себя чувствуешь? Мне говорили, что ты уже ходишь. Я бы не пришла, если бы знала…

– П-просто я немного.., прихворнул, – тщательно подбирая слова, пояснил Клей. – Дэв с-считает, что в прошлое во-воскресенье я слишком долго сидел на террасе. Но теперь я в порядке. М-м-марш… Доктор Марш разрешил мне за-завтра встать. Садись! Вон кресло, а если хочешь.., можешь сесть рядом с-со мной.

Лили предпочла кресло и придвинула его прямо к кровати. Она не знала, что ожидать, и поначалу вид Клея ужаснул ее. Он был худ, как щепка, и цветом лица почти не отличался от накрахмаленных наволочек на подушках. Сквозь кожу просвечивали кости, отчего лицо выглядело особенно белым. Прекрасные голубые глаза на худом лице казались огромными, кадык выпирал на тонкой шее. Он был похож на больного подростка. Однако в ходе разговора се тревога понемногу улеглась: голос, жесты, выражения принадлежали прежнему Клею. Через несколько минут Лили освоилась и перестала смущаться. Клей всегда нравился ей, она ценила его дружбу.

– Ты прекрасно выглядишь. Лили. Честное слово. Ты здесь у нас уже… – Он нахмурился, пытаясь вспомнить. – Сколько?

Она смущенно опустила взгляд.

– Почти два месяца.

– Ну да, два месяца, а я т-тебя видел только раз. И-и-издали. Ты мне помахала и у-у-у…

– Убежала. – Лили вспыхнула от смущения. – Я знаю. Прости, я…

– Нет-нет, все в порядке, – торопливо заверил ее Клей. – Ты не волнуйся. И-извини, что принимаю тебя з-з-здссь. Это вызывает во-воспоминания.

Она удивленно подняла на него глаза.

– О нашей первой встрече, – с шаловливой улыбкой пояснил Клей.

Лили рассмеялась, и звук собственного смеха поразил ее, настолько он был непривычен.

– О, да, для меня то утро стало очень поучительным. И совершенно незабываемым.

Клей принялся рассказывать о своем медленном выздоровлении, а Лили облегченно перевела дух и посочувствовала ему.

В одной из пауз она обратила внимание на лист бумаги, который он отбросил при ее приходе. Рисунок на листе напоминал чертеж.

– Что это? – спросила она, указывая на него рукой.

– Это корабль.

– Можно посмотреть? О, Клей, как красиво! Просто замечательно.

Для нее это было всего лишь хаотическое нагромождение линий, снабженное загадочными цифровыми выкладками на полях (Лили решила, что это указаны размеры), и все же чертеж, выполненный уверенной и твердой рукой, с явным знанием дела, произвел на нес сильное впечатление.

– Спасибо. Это шлюп.

– Вот как?

– Я решил по-послать его в Таможенную службу. Их суда устарели, а тут бу.., бушприт длиннее, и он втягивается. И б-больше места для парусов, потому что я увеличил ширину су-судна в средней части, не и-и-из-меняя раз.., размеров корпуса. Видишь?

Она неопределенно хмыкнула в ответ и осторожно спросила:

– А тебе не кажется, что в этом есть.., какая-то ирония?

– В том, что я создаю корабли для таможенников? Еще бы! Смех, да и только! Но это.., кажется, только это мне и удается по-настоящему. И мне это нравится, Лили. Очень нравится.

– Да я уж вижу.

– Это все, на что я гожусь. Мои ду-дурацкие мозги.., еще не совсем…

Раздался стук в дверь. Клей сказал: “Войдите!”, и в комнату вошел Фрэнсис Морган.

– Добрый день, – проговорил он, отвесив общий поклон.

Если его и удивило присутствие Лили, Фрэнсис не подал виду. Как всегда, он выглядел щеголем: голубой камзол поверх серебристого жилета и брюки цвета бутылочного стекла. Тщательно уложенные золотистые волосы были слегка припудрены.

– Привет, Фрэнсис, – сердечно поздоровался Клей. – Как поживаешь? Бери стул, п-п-присоединяй-ся к нам.

– Нет-нет, я на минутку, только поздороваться, меня Дэвон ждет внизу. Как ты себя чувствуешь. Клей?

– Отлично. А ты?

– Тоже не жалуюсь. Как поживаете, мисс… Лили? Ну, конечно, сообразила Лили, он же не знает, как ее называть, не знает, почему она вернулась и каково ее положение в доме. И что он должен думать о ее беременности? Щеки у нее вспыхнули, но она заставила себя улыбнуться, стараясь смягчить неловкость ситуации.

– Хорошо, мистер Морган, спасибо. Клей и Фрэнсис обменялись еще несколькими любезностями, затем Морган заметил:

– Ну мне пора, я зашел только на минутку. Береги себя, Клей.

– Ты тоже, Фрэнсис. Еще увидимся. Двери за ним закрылись. Клей откинулся на подушки. :

– Дэв говорит, что раньше я Фрэнсиса терпеть не мог, – тихонько признался он. Лили кивнула.

– Да, я тоже это помню.

– Но я не помню почему. Вроде бы.., вроде бы он неплохой парень. Очень внимателен ко мне после ранения.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что вы стали друзьями?

– Ну да, вроде того. Странно, правда?

– Очень странно.

– Скоро приедут Алисия и моя мать. Через несколько дней. Ой, прости, я тебе не говорил? Алисия была так до-добра… Она была здесь, когда я очнулся.

– После ранения?

– Да. И ос-с-ставалась, пока р-р-родные не попросили ее вернуться. Ее сестра з-з-заболела, им понадобилась ее помощь.

– Наверное, она прекрасная сиделка.

– Лучше всех.

Пора было уходить, Лили не хотела утомлять его.

– Я так рада была снова с тобой повидаться, Клей.

– Я тоже рад тебя видеть.

– Не знаю, помнишь ты или нет, но ты всегда был добр ко мне, а я считала тебя своим другом.

– Я помню.

– Я не зашла тебя навестить, но мне очень жаль, если ты подумал, что я стала хуже к тебе относиться с тех пор, как вернулась. Просто я.., отвыкла от людей. Ни с кем не могла говорить, понимаешь?

– Тебе пришлось чертовски несладко, – он неуклюже взял ее за руку.

– Лауди говорит, что тебя мучают головные боли. Мне очень жаль, что с тобой случилось такое ужасное несчастье. Я не хочу, чтоб ты думал, будто мне все равно.

– А я и не думал.

Лили улыбнулась, с удовлетворением отметив, что перенесенные невзгоды никак не сказались на очаровательной самоуверенности Клея, привыкшего к роли всеобщего любимца. Взглянув на их сомкнутые руки, она сказала:

– Полагаю, Дэвон рассказал тебе, о чем он думал вначале. Что это.., будто это я в тебя стреляла” Глаза Клея наполнились сочувствием.

– Да. Это было ужасно.

Помолчав в знак согласия, Лили спросила:

– А сколько времени прошло, прежде чем ты вспомнил?

– Вспомнил?..

– Что это была не я.

Клей посмотрел на нее озадаченно.

– Должен тебе сказать, что я до сих пор ничего не помню.

– То есть как?

– Не помню очень многое даже из того, что было до выстрела. Целых месяцев как не бывало. Все, что я действительно помню, так это разные мелочи за несколько дней до покушения: помню, к примеру, как мы с Дэвом вместе завтракали. А дальше – полный туман. Но память возвращается по… – он сделал нетерпеливый жест.

– По кусочкам?

– Да, по кусочкам. Все время что-то вспоминается. ч Лили разжала пальцы, поняв, что слишком сильно стискивает руку Клея.

– Значит… Значит, ты не помнишь, кто пытался тебя убить? Ты точно не уверен, что это была не я? Он засмеялся.

– Это два разных вопроса: так нечестно. Нехорошо сбивать меня с толку.

Его улыбка угасла, когда он увидал, какое у нее лицо.

– – Я не знаю, кто пытался меня убить, – медленно проговорил Клей. – Но я точно знаю, что это не ты.

– Значит, ты не говорил Дэвону, что это был кто-то другой?

– г Нет, Лили, конечно, нет. Я понятия не имею, кто в меня стрелял.

Лили с трудом перевела дух.

– А почему ты спрашиваешь? Что он тебе сказал?

– Что… Нет, это не важно. То есть, прости, он так и сказал: что ты ничего не помнишь.

Но она не поверила Дэвону: она была твердо убеждена, что он ей солгал!

– Послушай, Лили, не говори никому, что па-память ко мне возвращается, ладно?

– Ладно. Но почему?

– Ну… Дэв считает, что я в безопасности, только пока тот, кто в меня стрелял, думает, что я ничего не помню. Так что мы де-держим это в секрете. Дэв рассказал тебе про Уайли Фолка?

– Про кого?

– Он был моим первым помощником. Ты его видела, когда была на “Паучке”.

– Да, я помню.

– Он убит.

– О, Клей! Мне ужасно жаль. Он кивнул.

– Найден мертвым у себя в доме. Застрелен. Рана в голову.

Лили побелела.

– Что это значит?

– Мы не знаем. Если бы я мог вспомнить! Паническое выражение появилось на его лице и мгновенно исчезло.

– Марш сказал, что я, м-м-может быть, никогда не вспомню. Дэв говорит, что не надо об этом думать, просто надо стараться вспомнить как можно больше о том, что было до выстрела, вспомнить, кто был моим.., п-п-посредником.

– Посредником?

– Это тот, кто продавал.., м-м-м.., контрабандный товар для меня и отдавал мою часть прибыли.

– Отдавал?

– Беднякам, – пояснил Клей со смущенной ухмылкой. – Я был филантропом. – Его улыбка стала шире. – Не смотри на меня так. Лили, ты смотришь.., ну в точности как Дэв. Он говорит, что я был не филантропом, а просто болваном.

Лили сокрушенно покачала головой.

– На сей раз я с ним согласна.

– Он говорит, что я когда вернулся.., из Франции, то сказал ему, будто взял “последний куш”. Будто бы я сказал, что не будь я уже богат, то непременно разбогател бы сейчас.

– А ты так и не помнишь, о чем шла речь?

– И г-г-где это может быть с-с-спрятано, тоже не помню. Уайли был последним, кто знал.

– А остальные члены команды?

– Все разъехались кто куда.

– А теперь мистер Фолк убит, – задумчиво проговорила Лили.

Клей потер себе лоб, крепко зажмурив глаза. Она быстро поднялась с кресла.

– Ты устал. Я слишком долго тут пробыла. Он опять потянулся за ее рукой.

– Ты еще придешь?

– Да, конечно.

– Хорошо. Я так и не поговорил с тобой, о чем хотел. Я забыл.

– О чем речь?

– Это долгий разговор. Насчет Дэва. –; – Ах вот как, – она тотчас же отняла у него свою руку.

– Послушай, Лили…

– Нет, Клей, прошу тебя, не надо. Все было так хорошо, мы так славно поговорили, не надо все портить.

– Но…

– Не надо.

Клей пристально посмотрел на нее. Через минуту ж откашлялся и медленно, раздельно, взвешивая каждое слово, произнес:

– Лили, мне очень жаль, что все так по-получи-лось. Я прошу прощения за моего брата, за все то горе, что он тебе причинил. И если я могу что-то сделать… как-то загладить…

Она склонилась над кроватью и торопливо обняла его, чтобы заставить замолчать.

– Тебе не за что извиняться, – прошептала Лили. – Я скоро опять приду тебя навестить. До свиданья, Клей.

Поцеловав его в щеку, она скрылась за дверью.