"Шиворот-навыворот" - читать интересную книгу автора (Энсти Ф.)

3. НЕОЖИДАННЫЕ ОСЛОЖНЕНИЯ

Когда мистер Бультон пришел в себя, то обнаружил, что его куда-то везут по широкой, ярко освещенной улице в тряском экипаже.

В голове у него по-прежнему был туман, и какое-то времл он лежал, прислушиваясь к дребезжанию стекол кеба.

Его первое ясное ощущение было связано с едой. Он пытался понять, что подаст на обед ему Барбара. Есть ему совершенно не хотелось, и лишь нечто изысканное могло возбудить аппетит.

Мысль об обеде вызвали образ столовой, а затем внезапно на него нахлынули воспоминания о камне Гаруда. Мистер Бультон содрогнулся, до того ясны, отчетливы и ужасны были эти воспоминания. Но чувство страха вдруг уступило место ощущению того, что сейчас он в безопасности.

Поскольку, до того как упасть в обморок, он.был в столовой, то, обнаружив, что едет в кебе, незадачливый мистер Бультон вдруг совершенно успокоился, ибо он часто возвращался домой именно этой дорогой.

Окончательно придя в себя, он лишь усмехнулся, вспомнив померещившуюся ему сцену с талисманом, – что за шутки способно выкидывать наше воображение.

«Как это мне такое приснилось?» – удивленно спросил он себя, ибо и в сновидениях мистер Бультон никогда не переступал черту вероятного. Впрочем, он быстро приписал эту фантазию влиянию тушеных почек, которыми угощался в клубе на ланч, а также странного коричневого шерри, поданным Робинсоном в конторе.

– Сильно же все это на меня подействовало! – воскликнул мистер Бультон. – До сих пор не могу прийти в себя!

Как правило, пробуждаясь от кошмара, мы испытываем нарастающее облегчение, по мере того как детали ужасного сна постепенно исчезают из нашей памяти, которая без сожаления расстается с ними. Но Поль Бультон, напротив, очнувшись, ощущая нарастающую тревогу.

Первым предвестником беды, пожалуй, послужило странное ощущение, что он занимает в кебе куда меньше пространства, чем обычно.

Дабы успокоиться, Поль начал восстанавливать в памяти день по минутам, до того самого момента, когда он сел в кеб. Это должно было окончательно подтвердить нереальность событий, якобы случившихся с ним дома. Но беда состояла в том, что все его воспоминания заканчивались на том, что он оставил свою контору, – он решительно не мог припомнить, что садился в кеб.

Может быть, он очень спешил и отправился домой поездом подземки? Нет, это было накануне, а что у нас сегодня – суббота, воскресенье? Но воспоминания были совсем свежими, а в субботу он помнил, как ушел из фирмы в два часа, а потом отправился с Барбарой в театр.

Медленно и неотвратимо подкралось воспоминание, что он уже сегодня обедал, и причем обедал довольно плотно.

«Если это так, – размышлял Поль, – то я вовсе не еду домой обедать, но в таком случае куда я вообще еду?»

Простая мысль, что с ним что-то стряслось, заставила его призвать все силы рассудка, чтобы положить конец неразберихе.

Кеб миновал кварталы ярко освещенных магазинов и теперь проезжал через район частных особняков, поэтому Полю пришлось ждать, пока бледный свет уличного фонаря не осветил карету. Тогда он положил ноги на противоположное сиденье и осмотрел брюки и башмаки.

Он никогда не носил ничего подобного. Всегда подтянутый и аккуратный, он особенно следил за чистотой и фасоном обуви и покроем брюк. Но на нем невесть откуда оказались грубые ботинки на толстой подошве с широкими носами. У одного даже на боку была заплатка. Брюки были из грубой тяжелой материи, которая рекламировалась как «обладающая повышенной прочностью и особо рекомендуемая учащимся». Внизу у них была бахрома, и они лоснились подумать только, лоснились на коленках!

В приступе отчаяния мистер Бультон стал лихорадочно ощупывать себя. Он был какой-то маленький и худенький! Мистер Бультон имел небольшой животик, но теперь он обнаружил, что у него впервые за двадцать лет появилась талия – и никакой, казалось бы вполне естественной, радости от этою открытия не испытал.

Его последняя надежда рухнула, когда, сняв шляпу, он стал ощупывать макушку. Там, где прежде была широкая гладкая яйцевидная поверхность, с редкими кустиками растительности по бокам, он обнаружил кудрявую густую шевелюру. Это открытие совершенно его подкосило. Правда оказалась, слишком горькой. Он чуть не разрыдался в голос.

Да, это был не сон, навеянный плохим пищеварением, но страшная реальность! Ужасная сцена в столовой вовсе не приснилась, а имела место на самом деле. Теперь его, Поля Бультона, владельца фирмы на Минсинг-лейн, человека уважаемого и состоятельного, везли в школу, словно он всегда был мальчиком, в которого его превратили колдовским манером.

Ему пришлось сделать над собой огромное усилие, чтобы иметь возможность продумать свои дальнейшие действия.

«Хладнокровие и спокойствие, – внушал он себе дрожащим голосом. – Все зависит только от этого».

Он немного утешился, увидев в окошечке широкую спину Клегга, кебмена, державшего своих двух лошадей в конюшне на Пред-стрит. Поль иногда нанимал его в плохую погоду.

Клегг обязательно узнает его, несмотря на колдовство!

Поль решил, что сейчас же велит поворачивать и ехать домой. Пусть домашние знают, что от него так легко не избавиться. Если Дик считает, что сбагрил его, и дело с концом, то он сильно ошибается. Он еще покажет, где раки зимуют!

Любой разумный человек поймет, кто он такой, несмотря на дурацкую внешность. Главное, предоставить неопровержимые доказательства. Дети, клерки, слуги – все ояй быстро свыкнутся с его новым обликом, научатся не обращать внимание на видимости. К тому же есть возможность все вернуть на свои места с помощью волшебного камня!

– Не буду терять времени! – произнес Поль и, опустив окно, высунулся наружу и стал кричать: «Стой! Стой!»

Но Клегг то ли не услышал, то ли не захотел услышать. Он вовсю гнал лошадей. Вообще, среди извозчиков он всегда славился лихачеством.

Теперь они проезжали мимо Юстона. Вечер был холодный и слякотный, над домами висел коричневый туман, а выше виднелось сине-черное небо. Мокрая улица напоминала черный канал, и по ее чернильной глади двигались экипажи, больше походившие на лодки. В туманном сумраке краснели отблески уличных фонарей. В такой вечер очень не хочется выходить из дома.

Поль собирался открыть дверь экипажа и спрыгнуть, но у него не хватило мужества. Впрочем, кеб летел так быстро, что и для более проворного пассажира прыжок мог бы оказаться опасным. Поэтому Поль решил подождать, когда они приедут на вокзал, а там уж он растолкует Клеггу, что к чему.

«Надо заплатить ему побольше, – размышлял, мистер Бультон, – я дам ему соверен, только пусть отвезет меня домой». И он стал рыться в карманах в поисках мелочи, которую обычно имел в изобилии. Обнаружил он, однако, совсем иные и загадочные предметы, выуживая их поочередно из карманных глубин. Он увидел пенальчик для карандашей, отломанный кусочек хрустальной подвески для люстры, маленькую книжечку, в которой была изображена мельница, и при быстром перелистывании страниц она как бы начинала вращать крыльями, позолоченный сломанный варган, оловянного солдатика, монеты из Гонконга с дырками посередине, зубчатые колесики от часов. Новые поиски вознаградили Поля куском тянучки, завернутой в коричневую бумагу.

Морщась от отвращения, Поль швырнул находки в окно, а затем, нащупав в боковом кармане кошелек, быстро вынул и раскрыл его.

Там было ровно пять шиллингов – именно эту сумму составили монетки, выданные им Дику в столовой. Теперь уже эта сумма не показалась ему столь щедрой. Проклятый камень выполнил его желание с полной и безоговорочной точностью. Поль стал точной копией Дика и даже содержимое карманов точно соответствовало запасам, сделанным его сыном. Внешне он был как две капли воды похож на сына, но самое ужасное заключалось в том, что внутренне он остался самим собой и томился в своем новом обличье как в темнице. К этому времени кеб, преодолев подъем, въехал под высокую, украшенную шпилем арку вокзала Сент-Панкрас, и, дернувшись, застыл у ступенек входа в помещение касс.

Поль выпрыгнул из экипажа и закричал:

– Клегг, почему, черт возьми, ты не остановился! Я же тебе приказывал!

Клегг был дюжий краснолицый детина с хриплым голосом. Он производил впечатление убежденного противника трезвого образа жизни.

– Почему я не остановился? – переспросил он, наклоняясь со своего кучерского места. – А потому что не хочу терять хорошего клиента, вот почему.

– Ты что, меня не знаешь?

– Не знаю? – снова переспросил Клегг с намеком на сентиментальность.Я знаю вас с пеленок – я знавал вашу первую няньку – отличная была молодая особа, жаль только пристрастилась к зеленому змию и плохо кончила, как это часто случается. Я помню вас в детстве и в отрочестве. Я возил вас на этот вокзал уже дважды. Мне ли вас не знать?!

Поль осознал бессмысленность дальнейших объяснений.

– Тогда везите меня скорее назад. Коробки можете оставить. У меня... важное дело. Совсем о нем забыл. Клегг мерзко подмигнул.

– Вот это да! – сказал он чуть не с восхищением. – Опять за старое! Но только этот номер со стариной Клеггом не пройдет. – Какой номер? – удивился Поль.

– Отвозить назад с вокзала юных джентльменов, которых родители отправили учиться, – пояснил Клегг. – В прошлый раз вам стало так нехорошо в моем кебе, что я сдуру повернул лошадей и поехал назад. За это мне не заплатили ни пенса. Ваш папаша страшно рассердился и сказал, что если это повторится, он больше не станет меня нанимать. А я не хочу ссориться с вашим папашей. Зачем терять хорошего клиента?

– Я дам вам за это соверен, – пообещал Поль.

– Если бы вы об этом помалкивали, я бы, глядишь, мог вас ссадить на углу, – неуверенно заговорил Клегг, что вселило в сердце Поля надежду. – Надо поглядеть, как ваше самочувствие. Надо же! – воскликнул он с презрением, поняв по выражению лица Поля, что тот и не собирается платить. – Да вы здоровехоньки! Поезжайте в школу и не сбивайте с пути истинного честного извозчика, которому надо зарабатывать на жизнь. Что ты на это скажешь, дружище носильщик, – осведомился он. – Этот молодой джентльмен отлынивает от школы, хотя должен благодарить небеса, что его посылают учиться. Вот я, например, трудящийся человек. Мои дети грызут всякую премудрость и французский язык в интернате, а я плачу мои м раз в неделю и радуюсь. Почему, скажите на милость, носильщик и юный джентльмен? А потому что я знаю, как это важно, хоть и сам человек необразованный. Но когда я вижу, что юноша не ценит прекрасные возможности, дарованные ему провидением и папашей, я болею душой. Клеггу противно видеть такую черную неблагодарность!

Клегг громко произнес этот монолог, бурно жестикулируя, к просвещению носильщиков и огорчению мистера Бультона, только и сказавшего:

Езжайте своей дорогой. Вы пьяны.

– Пьян?! – гневно возопил Клегг, вставая с козел. – Вы только полюбуйтесь на этого юношу, который смеет упрекать отличного семьянина в пьянстве! Это после того, как он возил его папашу в дождь и стужу добрых пятнадцать лет! Он еще скажет, что эта вот лошадь тоже пьяна! С него станется! Чтобы ноги вашей отныне не ступало в мой кеб. Я так и скажу вашему папаше. Юный негодяй и коварный змей! Пьян! Это же надо такое сказануть!

Продолжая ругаться и ворчать, Клегг взял в руки вожжи и отбыл восвояси, поскольку Боулер заранее ему заплатил.

– Куда прикажете, сэр? – осведомился носильщик, успевший за это время положить коробки Поля на тележку.

– Никуда, – отрезал мистер Бультон. – Я не еду. Найдите мне кеб с трезвым извозчиком.

Носильщик оглянулся. Еще недавно у вокзала разгружалось несколько экипажей. Сейчас, как назло, укатил пустым последний из них.

– Вы найдете извозчика внутри, у платформы прибытия, – сказал носильщик, – но если вы готовы немного подождать, то и сюда вот-вот кто-нибудь подъедет.

Поль решил подождать. Он вошел в зал, где находились кассы и стал слушать, не раздастся ли стук колес кеба, расположившись возле большого жаркого камина.

Зал был полон отъезжающими. В нем царила обычная вокзальная суматоха. Поль заметил, что из этой толпы за ним следит маленький мальчик в костюме из толстого синего сукна и несоразмерным с его ростом цилиндре. Наконец мальчуган решился и подошел к Полю.

– Привет, Бультон, – развязно проговорил он. – Значит, опять все сначала, а? – и мерзко захихикал.

У него было бледное лицо с веснушками, зеленые глаза, длинные, плохо расчесанные черные волосы, неуклюжая походка и глуповато-нахальная ухмылка.

Мистеру Бультону пришлась очень не по душе фамильярность юнца, и он счел за благо промолчать.

– Тебе нечего сказать товарищу, – укоризненно продолжал мальчишка.Послушай, тебе надо сдать багаж.

– Не надо, – сухо отозвался Поль, поскольку больше молчать было нельзя. – Я еду домой.

Его собеседник громко присвистнул.

– Снова, значит, на каникулы? Короткий же у тебя семестр. Ну ты даешь, Бультон! Если бы я заявился домой вот так, мой папаша устроил бы дикий скандал! А ты не разыгрываешь?

Сохраняя невозмутимость, Поль отошел от приставучего мальчишки. Еще не хватало ему общаться с соучениками сына!

– Скверно себя чувствуешь? – не унимался тот, следуя за Полем и взяв его за руку. – Расстроился, что надо возвращаться к старику Гримстону? Конечно, приятного мало. Хороню хоть из-за снегопада мы задержались дома. Вот было бы здорово, если бы сейчас был первый день каникул! Но что с тобой? Чем я тебя обидел?

– Пока ничем, – отвечал Поль. – Я молчу просто потому, что не имею удовольствия быть с вами знакомым.

– Ну как. знаешь, – обиженно проговорил школьник. – .Просто я решил, что раз мы с тобой дружили и сидели на одной парте... Ты меня что, не помнишь?

– Нет, – сказал Поль. – Говорю вам, что понятия не имею, кто вы такой.Произошла ошибка, о которой мне некогда распространяться. Но вот подошел кеб, а потому прошу извинить меня, любезнейший...

Он попытался освободить свою руку от объятий мальчика, смотревшего на него с неподдельным восхищением.

– Ну и молодчина ты, Бультон, – сказал он. – Всегда выдумываешь что-нибудь такое! Ты же меня прекрасно помнишь. Я Джолланд. Ладно, повеселились и хватит валять дурака. Давай лучше поговорим. Много жратвы везешь с собой, а?

Совет перестать валять дурака и неуместный вопрос насчет .«жратвы» окончательно взбеленили нечастного мистера Бультона. К вокзалу подъехал кеб и нужно было торопиться, а не объясняться с этим несносным типом.

Он двинулся к выходу, волоча на буксире Джолланда, по-прежнему державшего его за руку. К счастью, кеб еще не уехал, а его недавний пассажир, высокий и широкоплечий, стоял спиной в Полю, расплачиваясь с извозчиком. Поль успел вовремя.

– Носильщик! – крикнул он. – Где носильщик? Поставьте мой багаж в кеб. Да бог с ним с багажом! Займите кеб! А ты, юный нахал, перестань держать меня за руку. Не видишь, мне некогда.

– Ну ты вообще! – одобрительно воскликнул он. – Давай, беря кеб.

Получив свободу, Поль подбежал к кебу как раз, когда пассажир рассчитался е извозчиком и резко обернулся. Свет газового фонаря упал на его лицо, и Поль узнал знакомые черты человека, которого он менее всего желал бы сейчас встретить – это был директор школы его сына доктор Грим

Неожиданная встреча ошеломила его. В обычных обстоятельствах в такой встрече не было бы ничего ужасного, но теперь Поль отдал бы все на свете за возможность успеть забраться в кеб и обрести свободу, прежде чем Доктор поймет его намерения, – или же дружески поздороваться с ним, отвести в сторонку и спокойно поведать ему о приключившемся.

Но оба варианта оказались невозможными. Поль стоял перед доктором Гримстоном и испуганно глядел на него, дрожа всем телом, напоминая скорее морскую свинку, увидевшую удава, нежели: британского коммерсанта, встретившего учителя своего сына. Он еле стоял на ногах, у него от страха кружилась голова, и он чувствовал, что его вид не внушает никакого доверия. В появлении доктора на вокзале не было ничего неожиданного. Поль Бультон вполне мог бы предположить, что такая встреча более чем вероятна, ибо доктор имел обыкновение в последний день каникул появляться в Лондоне и забирать учеников, ехавших тем поездом, который был рекомендован.на доске объявлений. Поль и сам настаивал, чтобы Дик возвращался в школу под присмотром директора и не озорничал в пути.

Беда кажется нам особенно тяжкой, когда по размышлении мы сознаем, как легко было бы избежать ее, прояви мы необходимый минимум благоразумия а потому мистер Бультон стоял и мысленно ругал себя на чем свет стоит за собственную глупость, наблюдая как экипаж – корабль свободы – уехал, а он остался один на один с несчастьем.

Доктор воззрился на него и подошедшего тем временем Джолланда. Это был высокий внушительного вида джентльмен с окладистой черной бородой и сердитыми серыми глазками с кровяными прожилками. По манере одеваться он походил на священника, хотя и не имел сана. Он поочередно пожал руку каждому из них с видом весьма доброжелательным.

– Бультон, мой мальчик, как дела? Как поживаешь, Джолланд? Отдохнули душой и телом и снова за науку, а? Очень хорошо. Билеты купили? Нет еще? Тогда за мной. Так, держите. Не потеряйте.

И не успел Поль опомниться, как доктор купил и вручил каждому по билету, а потом, положив властную руку на плечо мистеру Бультону, повел его через билетный зал к платформе. «Ужас, – думал Поль, страдая всем сердцем.Сущий кошмар! Если я еще промешкаю, то и оглянуться не успею, как окажусь в Крайтоне. Как бы мне улучить момент и объясниться с ним наедине?»

Словно угадав его желание, доктор сказал Джолланду: «Я бы хотел поговорить с Ричардом с глазу на глаз. А ты пока пойди к газетному киоску и, если увидишь там наших учеников, скажи, пусть ждут меня там».

Они остались одни. Доктор некоторое время шагал, сохраняя мрачное молчание, а Поль, привыкший в любых обстоятельствах рассматривать себя хозяином положения, испытал неведомое ранее чувство своей полнейшей незначительности на огромном коричневом поле платформы под высокими сводами крыши, фермы которой терялись в тумане и паре.

Но в душе Поля еще теплилась надежда. А вдруг доктор угадал его секрет и теперь обдумывал, как бы тактичнее выразить соболезнования?

– Я хотел сказать тебе, Бультон, следующее, – начал доктор, и первая же его фраза уничтожила все надежды Поля. – Я бы очень хотел, чтобы ты в этом семестре наконец взялся за ум и не огорчал, как прежде, своего достойнейшего отца. Ты не представляешь, какие огорчения доставляет нерадивый ученик своим родителям.

«Очень даже представляю», – подумал Поль, но промолчал.

– Надеюсь, ты оставил его в добром здравии, Ричард? У тебя заботливый отец, золотое сердце!

В другое время мистер Бультон весьма обрадовался бы столь лестному отзыву, но теперь все изменилось. Золотое сердце перешло к Дику, а он сам никак не походил на заботливого отца.

– Во время каникул я получил от него письмо, – продолжал доктор Гримстон. – Прекрасное письмо, проникнутое родительской заботой.

Это сильно удивило Поля. Письмо его никак не заслуживало эпитета «прекрасное». Он всего-навсего вложил в конверт чек за обучение сына и записку с возражением по поводу счета за место в церкви и научные лекции с диорамой, сочтя эти расходы лишними.

– Но я хочу особо подчеркнуть, Бультон, его родительская любовь не слепа. Он просил меня ради твоего же блага не проявлять ненужной снисходительности, если ты покинешь стезю долга и обязанностей, и я с ним согласен.

Еще недавно Полю казалось несложным изложить доктору Гримстону обстоятельства, приключившиеся с ним в этот вечер. Но слова почему-то застряли у него в горле. Учитель выглядел таким грозным и могучим, а он, Поль, маленьким и беззащитным, что он решил: общественное место, вроде вокзала, не годится для обсуждения столь деликатного вопроса. Поль решил оставить мысль о сопротивлении на некоторое время. «Пожалуй, я не буду ни в чем убеждать его, пока мы не сядем в поезд, – подумалось ему, – там мы избавимся от докучливого мальчишки, и я смогу спокойно растолковать доктору, что к чему».

– Ну а теперь, – молвил доктор, взглянув на большие станционные часы, на которых отразился желтый отблеск фонаря, – нам нора в нуть. Но помни, о чем я тебя предупредил.

И они двинулись мимо газетных киосков, витрины которых пестрели разноцветными обложками книг и журналов, мимо сияющего буфета на платформу, где под фонарем уныло стояло полдюжины школьников разного возраста и роста.

– Ага, – сказал доктор Гримстон с радостью людоеда. – Вот и еще мои питомцы! Неплохая подбирается комнания. Как поживаете, дети? Приятно снова видеть вас отдохнувшими.

Все шестеро, пребывавших в удрученном состоянии, шагнули ему навстречу и приподняли свои цилиндры с заученной учтивостью.

– Встречай старых знакомых, Бультон, – сказал доктор, подталкивая Поля к мальчикам. – Ты прекрасно знаешь их – вот Типпинг, Кокер, Коггс. Как дела, Сиггере? Выглядишь ты неплохо. А вот и новое лицо. Киффин, если не ошибаюсь? Киффин, это Бультон, который будет теперь твоим наставником и познакомит с нашими обычаями и традициями.

К своему ужасу, мистер Бультон обнаружил, что его приветствуют какие-то сорванцы с фамильярностью поистине невыносимой. Ему страшно захотелось вознегодовать и прямо объя вить, кто он такой на самом деле; если это не получилось наедине с доктором, под часами, то теперь об этом и вовсе нечего было мечтать, и ему пришлось волей-неволей выслушать их глу пости.

Типпинг, высокий, рыжий, костлявый, в костюме, из кото рого он вырос давным-давно, и огромных ботинках, сжал, как клещами, руку Бультона и гаркнул «здорово» с интонациями грубо-покровительственным, но и отчасти глуповатыми.

Коггс и Кокер приветствовали его как равного, а Сиггерс, невысокий, худенький и остролицый, в щегольской шляпе, рубашке с воротничком и подковообразной заколкой, протянул: «Как дела, старина?» с томными интонациями завзятого денди.

Кроме того, там еще были Биллком, мальчик с розовыми щеками и сладким голосом, и Киффин, который чувствовал себя в обществе школьников столь же неуютно, что и мистер Бультон. Он держался в стороне и сильно нервничал.

Поль понял, что если он не сделает над собой усилие, его так и будут считать Диком, и эта угроза заставила его принять такое

решение. Хотя его внешность и фигура могут сбивать с телку окружающих, он должен вести себя и говорить, как и подобает джентльмену его лет и положения. Следовательно, он должен преодолеть страх перед доктором и вести себя во время путешествия в Родвелл Маркет так, словно он по-прежнему Поль Бультон, коммерсант, дабы подготовить доктора к тем признаниям, что он услышит от Поля по приезде. Купе вагона с мальчишками, которые будут глазеть и подслушивать – не самое удобное место для таких признаний.

Станционный служащий попросил пассажиров занять свои места. Возник и Джолланд, все это время неизвестно где пропадавший. Появился он со стороны буфета и украдкой смахивал с себя крошки. Ему удалось присоединиться к товарищам незаметно для доктора, после чего все сели в вагон первого класса – в том числе и Поль.