"Варяг" - читать интересную книгу автора (Дойников Глеб Борисович)

Глава 14. На земле. На сопках Манчжурии

Порт-Артур. Апрель-май 1904 года.

Капитан японской армии Кабаяси сидел и смотрел на карту уже в течении получаса. Со стороны солдатам казалось, что их командир прорабатывает маршрут марша, который должен был начаться через час. Но на самом деле капитан просто смотрел в никуда. Не подобает воину проявлять слабость и заваливаться прямо на землю, как сделали его подчиненные. Но и он сам отчаянно нуждался в передышке.

Кабаяси наконец-то мог позволить себе расслабиться, впервые за последние три недели. В голове был абсолютный вакуум, который бывает только сразу после окончания тяжелой работы и заполняется с началом новой. Оборонительные позиции русской армии на перешейке были наконец-то прорваны и у молодого самурая появился шанс пережить этот день, хотя еще полчаса назад он был уверен в обратном. Утром на его глазах русской шрапнелью была выкошена колонна воинов Ямато, которую вели в атаку предствавители лучших самурайских семей Японии. Они проявили недовольство "черепашьими темпами ведения войны", и император «посоветовал» им отправиться в Манчжурию и самоличным примером на поле боя, а не в газетных статьях, показать, как воюют настоящие самураи. Теперь залитые кровью обломки фамильных доспехов остались где-то там, на перепаханной взрывами и пулями полосе земли перед русскими укреплениями¹. Из той колонны, попавшей под обстрел полевой батареи, выжило не более пятнадцати процентов личного состава, и в следующую атаку их повел уже сам Кабаяси. Еще утром он командовал вторым батальоном полка, ко второй атаке под его началом был уже весь полк, но увы — число его подчиненных существенно не увеличилось. Командир полка был ранен шрапнелью, командир первого батальона убит.

Хотя добрая половина русских батарей уже была подавлена японскими орудиями, стрелявшими с закрытых позиций, и огнем канонерок с моря, вторая атака тоже сорвалась. Под плотным ружейным огнем японская пехота снова откатилась. На запрос об артиллерийском обстреле русских люнетов, из которых велся плотный фланкирующий огонь, пришел обескураживающий ответ — стрелять нечем. На орудие осталось по два-пять снарядов на случай отражения контратаки. Первая попытка японских мелкосидящих кораблей подойти вплотную к берегу и «перепахать» русские укрепления также была неудачна. Пара русских, более крупных, да еще и бронированых канонерок с непроизносимыми для японца названиями «Гремящий» и «Отважный» устроили японским коллегам кровавую баню². Японцы почти не строили специальных мелкосидящих судов для действия в прибрежной зоне, предпочитая обходиться китайскими трофеями и старыми кораблями. Все деньги, выделяемые на флот, шли на строительство эскадренных, морских кораблей. Вот Кабаяси и имел «удовольствие» в течении получаса наблюдать за избиением японского прибрежного флота. Взрыв девятидюймового снаряда, после которого от маленькой деревянной канонерки «Иваке» остались только щепки на воде, вызвал неприятную ассоциацию с событиями ночи высадки восемь дней назад, двадцать первого апреля. Он невольно вспомнил свой личный опыт «участия» в морском сражении и даже поморщился, что для самурая равноценно истерике. Тогда, среди ночи, транспорт, с которого его полк еще не успел высадиться на берег, был пронизан снарядами, а соседний — подорван миной. Одно дело воевать на суше, где можно стрелять в ответ, прижаться к земле, отступить, в конце-концов! Но куда деваться в море с транспорта, который медленно заваливается на борт? Что делать пассажиру в морском бою — паниковать и путаться под ногами команды или просто медитировать и наслаждаться зрелищем? Хотя какое тут наслаждение, скорее полное непонимание… Взять хотя бы тот самый взрыв, осветивший половину неба, и в честь которого все на транспорте дружно проорали "Банзай!", уверенные, что где-то там, в темноте, императорский флот разделался с очередным русским крейсером. Увы, на следущий день в штабе дивизии их «обрадовали», что треть снарядов, предназначенных для поддержки высадки, погибла вместе с перевозившим их транспортом.

Впрочем, когда подошедшие крейсера японского флота отогнали наконец настырные русские лодки, а канонерки со второй попытки прошерстили окопы, времени на воспоминания не осталось. Третья за день атака, в которую Кабаяси повел сводный отряд, собранный из остатков трех полков, увенчалась успехом. Русские начали отступление, и надо было озаботится их преследованием. Теперь можно было надеяться прожить до начала штурма укреплений самого Порт-Артура.

На формирование походных колонн, боевого охранения и необходимый отдых после боя ушло порядка двух часов. Но не успел Кабаяси отдать приказ выступать, как из-за цепи высот, за которыми расположилась японская артиллерия, послышалась орудийная стрельба. Ну конечно, зло сжал зубы капитан, на артналет по русским окопам — снарядов не нашлось. На поддержку лобовой атаки пехоты — тоже. А сейчас куда они палят, эти чертовы артиллеристы? Наверняка "салют в честь победы". С удивлением ожидая посыльного с разъяснением, что все это значит, ибо разрывов снарядов он не наблюдал, Кабаяси предпочел отложить начало преследования. Однако возвращения молодого курсанта, исполняющего роль делегата связи (при каждом взгляде на юного самурая Кабаяси вспоминал себя во времена войны с Китаем), он не дождался, а вместо этого из-за холмов показался… Железнодорожный состав!

Кабаяси от удивления открыл рот, что для прекрасно владеющего собой японца, офицера и джентельмена, было совершенно не характерно. Но его оплошности никто не заметил — на приближающийся поезд глазели все. Нет, капитан понимал, что все по настоящему боеспособные части сейчас, после атак русских позиций "лежа отдыхали", изображая подготовку к маршу. Он и правда не ожидал многого от того полка, что был направлен три дня назад на северо-восток навстречу соединениям, которые уже должны были форсировать Ялу, а остальные тыловые части вообще, по мнению капитана, доброго слова не стоили. Но ПРОПУСТИТЬ ПАРОВОЗ С СОСТАВОМ до линии русских укреплений сквозь внешнее кольцо блокады, сквозь все тыловые части, сквозь позиции артиллерии в конце-концов? Что могло помешать остановить его стрельбой из орудий, хотя бы и прямой наводкой? Что ж, тем лучше для него и его сводной группы — теперь весь груз на законном основании достанется им.

Криком вывев полк из оцепенения, капитан отдал приказ выдвигаться бегом к насыпи и, если паровоз не остановится добровольно — открыть огонь по рубке и, при необходимости — котлу. Сам он не удержался и в первых рядах побежал в сторону приближающегося поезда. По мере приближения состав все больше и больше казался Кабаяси каким-то неправильным…

Почему одна платформа и один вагон поставлены впереди паровоза? Что это за дым идет из хвоста поезда — пожар от попавшего японского снаряда или второй паровоз? А если второй паровоз, то зачем — состав не такой уж и длинный? И что же это за груз, который русские настолько упорно пытаются провезти в Порт-Артур? И почему за первым поездом дым поднимается к небу еще гуще, как будто там еще пара составов тянется? Вопросов становилось все больше, и их масса превысила критическую, когда за первым поездом из ложбины действительно показался второй. Отдать хоть какой-то приказ или даже просто придумать, что именно приказать, Кабаяси уже не успел. Головной поезд взорвался огнем. По бегущей к нему японской пехоте с обоих бортов БРОНЕПОЕЗДА били по пять пулеметов, а с головной и хвостовой площадок часто рявкали по паре маленьких, но вредных пушек Барановского. Иногда редко, скорострельность немногим лучше выстрела в минуту из-за картузного заряжания, но солидно рыкали и башенные 87-мм пушки³. Они абсолютно устарели для флота и их с радостью вымели с флотских складов, но на суше мощные шрапнельные снаряды весом в шесть килограммов, которых во Владивостоке нашлось превеликое множество, были еще весьма актуальны.

В рубке легкого бронепозда "Добрыня Никитич" Балк, наблюдая за мечущимися по полю под ливнем шрапнельных и пулеметных пуль японцами, задумчиво проговорил, обращаясь к Михаилу.

— Больше так легко не будет… И так три раза мы их накрыли, сыграв на эффекте неожиданности. Сначала передовой отряд, который невесть зачем перся вдоль железки; потом на станции, когда их артиллерию проредили; и вот эти. Теперь если еще провести эшелоны удастся, то первым в церкви свечку поставлю. Странно, почему же нас японцы не так уж и активно обстреливали из орудий?

— Простите, товарищ лейтенант, но вы ЭТО называете "не активно"? — как обычно, влез поручик Ржевский, во все дырки затычка, — да у нас у всех броневагонов крышы сейчас не стальные, а свинцовые от расплющенных шрапнельных пуль! Хорошо хоть, мы и у эшелонов крыши железом накрыли, а то привезем в Артур кучу раненых вместо подмоги.

— Эх, молодо-зелено, поручик, — усмехнулся, не отрывая бинокля от глаз, Балк, — не были вы под настоящим обстрелом… Вы бы лучше задумались, какого хрена они по нам вообще шрапнелью стреляли? Да уже после первых снарядов должны были понять, что нам это как слону дробина, и перейти на гранаты. Так нет же, почти каждая новая батарея дает по несколько залпов той же шрапнелью, и все!⁴ Хорошо, что у них переменных трубок нет, а то бы нам и шрапнели "на удар" хватило. Не намного хуже бронебойного снаряда работает. Ладно, будем считать, что прорвались мы божьими молитвами. Теперь только дойти до разъезда на Талиенван, пропустить эшелоны с пехотой и боеприпасами дальше в Артур, а мы втроем с "Ильй Муромцем" и "Алешей Поповичем" начнем показывать японцам, что такое мобильная оборона с широким использованием флангового пулеметного огня при артиллерийской поддержке на колесах.

Наполеоновские планы Балка были прерваны взрывом снаряда серьезного калибра в паре сотен метров от контрольной платформы. Взлетев по трапу в башню, Балк покрутил по горизонту обзорный перископ и остановил его, уставившись в сторону моря. Сверху донеслась грязная ругань.

— Какая-то блядская калоша-канонерка под берегом болтается, наши пукалки ее разве что поцарапают, а на ней одна дура калибра… Ну, на глаз дюймов так восемь-девять, и если современная и скорострельная Армстронга — то нам хана. С "Ильи Муромца" ее пока не видят и минут пять еше обстреливать не смогут. Если старье Круппа — то у нас еще есть шанс, там и скорострельность — выстрел в две минуты, и точность соответствующая⁵. Вроде у них еще что-то установленно на корме, но зачехлено почему-то. Машинное, тьфу, блин… На паровозе — полный вперед!

— Зачем? — донесся из переговорной трубы голос прапорщика Дерюгина, бывшего машиниста.

— Вероятность попадания обратна квадрату скорости! Быстро, я сказал! — проорал в ответ Балк.

Из трубы донеслось что-то вроде: "чем материться, просто сказать можно было", но так или иначе поезд ускорился. Канонерка успела выстрелить по головному бронепоезду еще три раза, потом ситуация на поле боя резко, как бывает только в кино и на войне, изменилась. На выползшем из-за закрывавшей обзор гряды холмов тяжелом БеПо "Илье Муромце" разглядели, в какой переплет попал брат «Добрыня», и приняли меры. В составе этого БеПо были четыре платформы, на которых были смонтированы два 120-мм морских орудия Канэ с «Рюрика», пара 120-мм гаубиц Круппа, столь удачно захваченных «Богатырем», и пара старых 6-ти дюймовых мортир. Сейчас, не успел «Илья», скрипя буксами, замереть на рельсах, как его морские артиллеристы занялись своим прямым делом — обстрелом надводных целей. Канонерка успела перенести огонь на новую, более опасную цель, но на стороне русских были и большее число орудий, и их большая скорострельность, и устойчивая земля под платформами, в отличие от качающейся палубы канонерской лодки. Первый снаряд, попавший в маленький корабль, был выпущен из пушки. Как и второе попадание пушечного снаряда, он нанес серьезные, но не смертельные повреждения. Лодка попыталась уйти из зоны поражения, но упавший по крутой траектории гаубичный снаряд пронизал ее практически насквозь и взорвался почти под днищем корабля. Подброшенная взрывом вверх, с перебитым хребтом — килем, канонерка прожила еще десять минут, и за это время получила еще три уже не нужных снаряда. На единственной спущенной шлюпке смогли спастись двадцать пять членов экипажа из сотни бывших на борту. Тем временем убегавший от снарядов на всех парах «Добрыня» догнал "отступающие русские войска"…

Рядовой Пятого Восточно-Сибирского стрелкового полка Александр Бурнос уходил от Цзиньчжоу последним. При обстреле люнета их роты с моря его засыпало близким разрывом снаряда. На откапывание, успешный поиск под кучами земли винтовки и безуспешный — правого сапога ушло около часа. Он уже готов был припустить вслед за уже еле видневшимися отступавшими товарищами, но тут его кое-что отвлекло…

Сейчас этот здоровый, жилистый и злой на весь мир белорус, которого его непосредственный командир, поручик Кирленко, не раз называл худшим солдатом роты, с трудом переставлял ноги. Его, за имеемое по всем вопросам собственное мнение, которое он к месту и не к месту высказывал, не любили командиры. Его, за тяжелые кулаки и еще более тяжелый характер, побаивались и так же недолюбливали служившие с ним солдаты. Кирленко за последний год продержал его под ружьем больше, чем любых других трех солдат роты вместе взятых. Но сейчас Бурнос идеально смотрелся бы не только на первой полосе японской газеты — как последний русский солдат, отступающий с поля боя, чему способствовали бы отсутствующий сапог, грязный, замученый до крайности и потрепаный вид вкупе с легкой контузией. Его фотографию с гордостью поместили бы на первой полосе и отечественные "Новое время" и "Русский инвалид", будь у них шанс ее заполучить. Почему? Да потому что он не только продолжал тащить с собой винтовку, волоча ее за зажатый в правой руке ремень. Через его левое плечо свешивался тот самый поручик Кирленко, с которым у них давно легкая взаимная неприязнь переросла в стойкую обоюдную ненависть. Поручика засыпало тем же снарядом, что и Бурноса, и его приглушенный стон, донесшийся из-под земли, не дал белорусу сделать ноги налегке.

Сейчас он продолжал переставлять ноги вдоль насыпи из чистого упрямства. Любой другой солдат давно оставил бы позади командира и винтовку и, с облегчением, побежал бы за помощью, лишь бы оказаться подальше от настигающих японцев. Он легко оправдал бы себя и перед начальством, и перед своей совестью, тем, что с помощью товарищей быстрее дотащил бы офицера к своим. Но сама мысль — бросить своего — пусть даже на время, пусть для его же блага, пусть даже Кирленко, которого он мысленно не один десяток раз придушил — не могла прийти в голову Александру. Если бы его кто спросил — зачем он тянет за собой еще и винтовку — то вопрошающий просто был бы послан. Скорее всего, причина столь бережного отношения к вверенному ему имуществу крылась в хозяйственной натуре померковного белоруса.

Звон в ушах и периодические стоны несомого командира не позволил солдату расслышать приближение догоняющего поезда. Да раздайся сейчас трубный глас архангелов — не факт, что Бурнос отреагировал бы сразу — он был вымотан до крайности. Только гудок нагнавшего его состава и жуткий металлический визг тормозов заставили его вытереть со лба пот и обернуться. Увидев в паре десятков метров за своей спиной поезд, Бурнос резонно решил, что его догнали японцы. Устало уронив на землю продолжавшего оставаться без сознания поручика, Александр вскинул к плечу винтарь и всадил в будку паровоза все четыре оставшихся в магазине патрона. После этого он охлопал себя по карманам и поясу, убедившись, что боеприпасов больше нет. Тогда слегка покачивающийся от усталости солдат застыл над телом командира в характерной позе со штыком наизготовку. Из будки слышался громкий мат, сопровождаемый противным верещанием ушедшей в рикошет последней пули.

За бравым солдатом с помоста вокруг будки наблюдали Балк, Великий Князь Михаил и Ржевский. Наименее удачно из всех троих упал Балк, что неудивительно, учитывая, что ему сначала пришлось сбить с ног двоих оторопело открывших рот товарищей.

— Запорю насмерть, скотина! — отчего-то фальцетом проорал, не вставая, однако, с настила, Ржевский.

Стиснувший от боли зубы Балк не успел даже начать отчитывать поручика, как за него взялся его "начштаба и заместитель по всем вопросам" Великий Князь Михаил.

— Поручик, молчать! И ни слова про свечку (эту шутку Балк благоразумно не рассказывал при Ржевском, так что тот недоумено захлопал глазами, зато машинист и кочегар в рубке порскнули)!! Нет уж, голубчик, вы сейчас у меня к этому солдатику выйдете и в ноги ему поклонитесь! На таких, как он, вся земля русская держится уже тому лет так триста, а вы: «запорю». Как так можно со своим боевым товарищем? Серж, вы лучше подсчитайте, сколько он на себе командира тащил, но при этом еще и оружия не бросил. Нет, Георгиевкий Знак Отличия он заслужил однозначно.

В такт его словам молча кивал довольный учеником Балк. Кажется, программа по обработке члена царской семьи начинала приносить свои плоды.

— Вот только выходить к нему пока не надо, Михаил Александрович, — продышался наконец сквозь боль в боку, куда пришелся удар броневого угла, Балк, — видите — у человека шок и контузия. Он с этой стороны никого, кроме японцев, не ждал, вы ему кланяться станете, а он вам — "коротким коли". Но насчет Георгия солдатику — это вы, товарищ великий князь (почему Балк каждый раз произносил это с улыбкой, было загадкой для всего личного состава бронедивизиона "Варяг"), совершенно правы. Позвольте мне с товарищем солдатом пообщаться.

Привстав на колено и высунув голову из-за бронеограждения, Балк как мог громко гаркнул:

— Эй, браток, у тебя все патроны вышли или еще есть? А то мы подкинем, если надо.

— Мне на вас и штыка хопиць, гады жаутопузыя, — не удивишись, что японцы говорят с ним на чистом русском языке, мгновенно ответил Бурнос.

— А за каким чертом ты, солдатик, портишь краску русского бронепоезда "Добрыня"? — встав в полный рост, грозно поинтересовался Балк, — да еще чуть не застрелил Великого Князя Михаила Александровича Романова? Чо за самоуправство, ТОВАРИЩ боец?

— Гусь свинне не таварышь, — тихонько, как ему казалось, пробормотал себе под нос Бурнос.

Он, наконец, поверил, что это свои и, расслабившись, кулем осел на землю. Рядом картинно воткнулась штыком в землю винтовка, сил держать ее больше не было.

— Ну, я такой гусь, что с любой свиньей справлюсь, не беспокойся, — отозвался спрыгнувший на землю Балк, — эй, в третьем броневагоне — а ну, четыре человека с носилками сюда, примите раненого! А по поводу «товарищей» я тебе, любезный, сейчас объясню, но давай на ходу — время дорого, так что полезай в первый вагон. Заодно расскажешь, как дошел до жизни такой.

Далеко, однако, уехать не удалось — теперь препятствие было посерьезнее, чем одинокий русский солдат. Один из шальных японских снарядов разорвался на насыпи, рваный рельс и превращенные в щепки шпалы исключали возможность дальнейшего движения, но главная проблема была даже не в почти полном сносе самой насыпи дороги. Для такого случая на «Добрыне» на контрольной платформе имелся запас шпал и рельсов, а в одном из вагонов — и ремонтная бригада. По их оценке, на приведение полотна в порядок требовалось не более двух часов. Хуже было то, что поперек полотна лежали пара вагонов и паровоз. Очевидно, машинист паровоза, невесть как и зачем оказавшегося в зоне обстрела, не заметил повреждения дороги и состав сошел с рельсов. На устранение подобного препятствия Балк не рассчитывал, и в составе дивизиона крана не было даже на «Кулибине».

По такому случаю на полотне железной дороги лейтенант капитан-лейтенантского оклада, хотя уже почти капитан 2-го ранга — за подрыв стратегического моста, Балк имел тяжелый и сложный разговор со своим заместителем полковником Романовым.

— Михаил Александрович, давайте без эмоций, — в третий раз пытался воззвать к голосу разума своего «великого» заместителя, — кто-то должен не только отправиться на лошади за помощью в Артуру, но и привести ее. Кран на пратфрме и еще минимум полк, для организации нормальной обороны и медленного, а не панического отхода к Дальнему.

— Вот сами вы туда, Василий Александрович, и отправляйтесь!

— А кто будет организовывать оборону перешейка на голом месте одним неполным, кое-как обученым, собраным с бору по нитке полком против двух дивизий, вы? Точно сумеете? А может, Ржевскому приказать? Тогда хоть новый повод для анекдотов появится…

— Вы считаете, что я совсем ни на что полезное в боевой обстановке не способен? — начал тихо закипать Михаил, — и поэтому хотите меня отослать подальше от боя?

— Нет, я считаю, что каждый должен заниматься тем, что у него получается лучше, чем у других. Нашу встречу с Алексеевым помните? Да если бы не вы, пришлось бы нам вместо Артура его драгоценную особу во Владивосток сопровождать всеми тремя бронепоездами. Только ваш авторитет и, уж простите за откровенность, принадлежность к царствующей семье (при этих словах Михаил досадливо поморщился), позволили нам заниматься тем, чем мы и дожны заниматься на самом деле. А не будь вас с нами, вместо помощи Артуру были бы мы почетно-бесполезным эскортом. Вот в Артуре вам предстоит сделать то же самое, только не с Алексеевым, а с Фоком и Стеселем. С ними мне не справится.

— А почему вы так уверены, что с организацией обороны справитесь лучше меня? — не собирался сдаваться без боя великий князь, — я все же сухопутный полковник, а откуда у вас, морского лейтенанта, взялись знания об организации "ротного опорного пункта"? Да и сам этот термин, который отнюдь не в ходу?

— Гм. Вас результаты учений нашей роты во Владивостке не убедили? Мы тогда условный бой у целого батальона вроде как выиграли…

— Одно дело по воздушным шарикам и афишам отсреляться из пулемета⁶, а совсем другое по реальному противнику. Но выглядело впечатляюще, и траншеи этого вашего "полного профиля" тоже дело. Но вот ведь незадача, я у кого из морских офицеров не спрашивал — такому в Морском Корпусе не учат! — полез в бутылку Михаил, — или вы мне сейчас объясняете, где вы взяли все эти новшества, или можете в Артур отправляться сами, а я тут займусь СВОИМ прямым делом — организацией обороны перешейка.

— Слушайте, а получше времени для расспросов вы никак не могли найти? — устало спросил Балк.

— Некогда было, — отрезал Михаил, — а сейчас нам торопиться некуда, кроме как в Артур, вот мы и решаем, кому туда ехать.

— Да уж, такое бы упрямство да вашему брату, у которого вы пока что в наследниках… Ладно, только для проверки моего рассказа вам придется все же отправиться в Артур, там пока телеграф должен работать, запросите у Николая Александровича подтверждение.

— А почему это я ПОКА наследник престола? — оторопело от наезда на царствующую особу поинтересовался Великий Князь Михаил.

— Так у него через пол года сын родится, — усмехнулся Балк.

— Да откуда вы это можете занать, если даже я, его родной брат и первое лицо в списке престолонаследования, не в курсе, и почему именно сын, после стольких-то дочерей…

— Вот об этом я вам сейчас и расскажу, вот только настучу по любопытным ушам подслушивающего поручика Ржевского, которые уже пару минут торчат из-за тендера.

Через пол часа Великий Князь Михаил галопом несся в сторону Порт-Артура в сопровождении урядника Шаповалова. Хотя в составе бронедивизиона и была сотня казаков, лошадей удалось взять с собой всего шестнадцать, и от многочисленного эскорта Михаил отказался. В мозгу великого княза, в такт ударам его высочайшей задницы о седло билась только одна мысль. Его больше всего удивила и запала в душу даже не история Балка об источнике его неожиданых знаний, а ответ на заданый тому ехидный вопрос: "а как бы вы данное препятсвие преодолели там, в вашем времени?". Усмехнувшийся Балк, вытащив карандаш и начав что-то чертить на броне паровоза, сказал, что он на прорыв шел бы хоть и за броней, но не по рельсам. Пока лейтенант спрашивал его высочество о знакомстве с гусеничным движителем, двигателем внутреннего сгорания и прочими техническими новшествами, сам Михаил не мог оторвать глаз от рождающегося на закопченной броне набоска. Тройка башен, пара пулеметных и одна явно побольше, с пушкой, гусеницы, охватывающие корпус — от всего этого веяло чем-то непробиваемо мощным⁷. Как сквозь вату донесся голос Балка, что это в его мире называлось танком, что его концепция родилась в ходе Первой мировой войны, до которой осталось еще десять лет, и что "за этим будущее, Ваше Высочество, а бронепоезд — это вынужденная мера". Кроме этой конструкции Балк набросал и пару танков поменьше, отдалено напомнившие бы знающему человеку Renault FT-17 и что-то наподобие Т-26. Теперь, вспоминая эти рисунки, тщательно затертые Балком по окончанию разговора, Михаил твердо решил, кто именно станет в России шефом нового вида войск. Если эти мини-бронепоезда и правда неуязвимы для пуль и не привязаны к рельсам, то…

Балк, оставшийся с бронедивизионом, был одновременно доволен и страшно на себя зол. С одной стороны, ему удалось убить одним выстрелом двух зайцев — он не только отправил ТВК (как он про себя для краткости называл Михаила) из зоны боевых дейтвий, где шальные пули не делают скидок на чины и происхождение, но и зародить в том интеес к новым методам ведения войны. На помощь со стороны Порт-Артура Балк, знакомый с характеристиками Фока и Стеселя, особо на самом деле не рассчитывал, и уже начал работать над устранением паровоза с насыпи "подручнымы средствами".

Один из бронированных вагонов был по крышу забит пироксилиновыми шашками, пожарными шлангами и детонаторами, с помощью которых Василий планировал разнести на части блокирующий фарватер «Фусо» накладными зарядами. Теперь часть этого с трудом выцарапаного с флотских складов добра придется потратить на «расчленение» блокирующих путь паровоза и вагонов. Василию ни к селу ни к городу вспомнилось, какую сцену устроил ему Петрович, которому какие-то «доброжелатели» донесли, что лейтенант Балк вывез со складов флота весь запас пожарных шлангов. Ну кто мог подумать, что у адмирала Руднева были планы удвоить количество пожарных шлангов на всех кораблях? Хоть бы предупредил, а так пришлось сначала объясниться на повышенной громкости, а потом и поделиться…

С другой стороны, объяснение со вторым лицом в государственной иерархии прошло на бегу, совсем не так, как было запланированно, и если за безопасность самого Михаила он теперь был спокоен, то судьба всего бронедивизиона сейчас висела на волоске. Стоит только японцам организоваться и начать полномасштабное наступление до завтрашнего вечера, и придется взрывать ВСЕ поезда со всем грузом и драпать в пешем порядке. Надо будет потом в Артуре, если доживем до него, смонтировать на передней платформе кран помощнее или хотя бы лебедку с выносной балкой. Век живи — век учись.

До полуночи Балк успел разослать роты и полуроты на выбранные им позиции для оборудования опорных пунктов, четыре парных дозора казаков в направлению японских войск и обернуть паровоз парой шлангов со взрывчаткой — взрыв отложили до рассвета. Ночь прошла в снятии с бронепоездов пулеметов и пушек Барановского и перетаскивании всего этого богатства на спешно готовящиеся позиции.

Утром его ждал первый приятный сюрприз — со стороны Артура потянулся куцый ручеек подкреплений. Подошедшая первой полурота, еще позавчера бывшая полнокровным батальоном, была с пол дороги развернута Михаилом. На вопрос не спавшего всю ночь Балка: "что же заставило православное воинство прекратить драп и возвернуться", командующий полуротой штабс-капитан ответил, что когда его ставят перед непростым выбором, он выбирает меньшее зло.

— А конкретнее?

— Ну, видите ли, господин лейтенант, когда есть и приказ генерала Фока "отходить к Артуру на линию фортов", и просьба Великого Князя наследника престола Михаила Александровича, который галопом проносится мимо, "всех, кто меня уважает и кому не безразлична судьба России — прошу вернуться на позиции и поддержать бронедивизион "Варяг"… — я как смог попытался выполнить оба. Отправил всех раненых с сопровождением, а это вышло больше половины личного состава, а сам с наиболее боеспособными солдатами и остатками боеприпасов, как видите, вернулся. Не совсем понимаю, откуда вы тут вообще взялись и почему Великий Князь приказал вам во всем подчиняться… Но, в любом случае, какие будут приказания?

— Люди у вас до предела измотаны, как я вижу. Сначала марш к Артуру, потом, с пол дороги, обратно… Первое приказание — всем по вагонам, найти там места потише и выспаться. А мы с вами прогуляемся до ближайшего опорного пункта, я вам покажу ваши позиции, их как раз сейчас оборудуют, и представлю вам приданых вам пулеметчиков.

— У вас и пулеметы имеются? — удивился штабс-капитан, — богато, однако, флот живет… У нас ни одного не было, потому, наверное, японцы нас и сбили с позиций… А до какого пункта мы прогуляемся, простите?

— Опорного, это как кость в скелете обороны. А по пулеметам — на каждый корабль первого ранга по паре приходится, в смысле — приходилось. Кораблей таких во Владивостоке сейчас пять, а толку от пулеметов на них в морском бою — ноль. Плюс со складов, плюс армейцев в городе разоружили, — разъяснил Балк, — еще с Питера успели почти две дюжины прислать… Итого мы в Артур везли сорок три Максима, причем на облегченных станках, потом увидите. Правда, при прорыве пять повреждены, точнее, четыре просто заклинило, сейчас ремонтируются; а один и правда того — восстановлению не подлежит, сбит с крыши вагона шрапнелью. Патронов к ним — целый вагон. Но все одно, нам бы еще народу поболе, и с артиллерийской поддержкой БеПо — теперь нас так просто не сковырнуть.

— Вы думаете в чистом поле остановить две дивизии японцев, которых поддерживают три сотни орудий?

— Было всего двести орудий, господин капитан, и правда было. Мы при прорыве немного пошалили, — плотоядно усмехнулся одной стороной рта Балк, и много видавшему на своем веку штабс-капитану почему-то от этой усмешки стало немного не по себе, — два десятка орудий стояли в виду насыпи, и за их уничтожение я вам ручаюсь. Пулеметный огонь, он, знаете ли, на дистанции прямой наводки поэффективнее орудийного — в зоне прямой видимости как метлой сметает. Что мы там наворотили огнем артиллерии по пушкам на сопках и за ними — одному Богу известно, времени посылать казаков на проверку не было. У меня всего-то шестнадцать лошадей на три бронепоезда. Да и, судя по тому куцему обстрелу, которому подвегался мой БеПо — боеприпасов у японцев тоже почти не осталось.

Как будто оспаривая слова лейтенанта, после противного свиста в километре от бронепоезда разорвался снаряд. В ответ после недолгой паузы отозвались пару гаубиц "Ильи Муромца". Начинался новый день…

Первая попытка японцев организовать продвижение в сторону Артура провалилась полностью и с большими потерями. Подпустив колонны передового японского полка на пол версты, с расположенных в стороне от дорог высот из замаскированных огневых точек разом ударили несколько пулеметов. Попытка развернуть фронт и атаковать пулеметную позицию рассыпным строем была пресечена огнем во фланг цепи второй группы пулеметов, стоящих в окопах на обочине дороги. Причем они любезно молчали, пока японские цепи не подставились под фланговый огонь. Попав в огневой мешок, японцы в беспорядке отступили. Следующие попытки нащупать обход пулеметных позиций раз за разом натыкались на плотный огонь. Теоретически, пулеметы можно было бы подавить артиллерией, но снаряды еще надо было доставить из Кореи. Собраные с бору по сосенке полсотни снарядов пропали вместе с выдвинутой на прямую наводку батареей — стоило ей занять позиции и начать обстрел, как на перегон вылетели два бронепоеза и перемешали орудия и рассчеты с землей орудийным и пулеметным огнем⁸. Пришлось снова просить японский флот прислать канонерки для обстрела русских позиций с моря, но тем сначала пришлось пополнять боекомплект, и свое веское слово они смогли сказать только через три дня.

За эти дни к Балку россыпью подошли около четырех батальонов, три батареи полевых и пара морских шестидюймовых орудий с расчетами и главное — кран на железнодорожной платформе, что позволило растащить обломки взорванного паровоза и провести наконец эшелоны с грузом в Порт-Артур. Прибывший с морскими орудиями мичман Лисицин с «Ретвизана» принес слух о якобы разбитом "высочайшей дланью" носе Фока, отказавшего было Михаилу в выдвижении войск обратно на перешеек.

Авторитет и популярность "товарища Великого Князя Михаила" в армии и на флоте стремительно росли. Этому способствовало и отбитие второй попытки штурма русских позиций японцами под его руководством. Сам Балк к этому моменту отбыл в Артур на поезде, ему надо было отвезти в госпиталь Ветлицкого, поймавшего в грудь шальной осколок, и заняться наконец главным делом, ради которого он и прорывался в Артур — подрывом «Фусо».

В короткой, на бегу, беседе, когда Михаил сходил с прибывшего из Артура поезда, а Балк в него загружался, Василий поинтересовался, с чего это Его Высочество снизошел до рукоприкладства.

— Да пальцем я этого Фока не трогал, — явно не в первый раз отмахнулся от Балка Великий Князь, — просто он столь активно не хотел высылать подмогу на перешеек, а потом все порывался вместо дела устроить празднования и молебен в честь моего прибытия, что я и правда вышел из себя. Ну, пару не слишком подобающих выражений употебил. Короче — старик перенервничал, и у него кровь носом пошла… Уже надоело это всем объяснять. Я уже на клинке три раза, три раза клялся что пальцем этого жандарского гения не трогал. Ну и что толку? Времени нет каждого переубеждать.

— Да к тому же и бесполезно, уж больно легенда выходит красивая, молодым офицерам это, кстати, даже нравится, ворчат только те, что чином повыше, — пробормотал Балк, — давайте лучше повторим, как вы тут без меня будете неделю обороняться. Пункт за пунктом, как мы по дороге планировали, с минимальными потерями и максимальным ущербом. Отходить — можно и нужно…

— Но бежать запрещается, — с улыбкой докончил за Балка Михаил, — отчего же не повторить…

Михаил оказался прилежным и способным учеником, и командовал обороной, не испортив ничего из задумок и планов Балка. Пулеметчики дисциплинированно молчали и открывали огонь в упор. Артиллерийская поддержка пехоте оказывалась исключителько огнем полевых батарей, и появление пары морских орудий⁹ для японских канонерок и авизо, обстреливающих русские позиции, стало неприятной неожиданостью. Канонерская лодка «Осима» после этой неожиданности встала в док на пол года, а старый крейсер «Сайен» отделался текущим ремонтом. Для самих русских самым неожиданным стало то, что после успешного отражения очередного штурма Михаил приказал всем обороняющимся войскам отойти на две версты и зарыться в землю на новой цепочке высот. Возникший было в войсках ропот по поводу бессмысленого оставления одних позиций и оборудования новых прекратился через два дня. С рассветом на пустые позиции, бурную деятельность на которых имитировали команды охотников, обрушился ливень японских снарядов. Японские артиллеристы, дождавшись наконец нового транспорта со снарядами, торопились отыграться за вынужденное недельное бездействие. Однако их усилия и с трудом доставленные боеприпасы пропали даром — атакующую японский пехоту снова встретил плотный пулеметный огонь, но уже на две версты ближе к Артуру. Более того, выскочившие на прямую наводку бронепозда сильно ускорили отход японцев, превратив его в бегство. Впрочем — японцы ученики способные, и «Добрыня», получив три снаряда с замаскированых на прямой наводке орудий, уполз в Дальний на ремонт.

На новой позиции все повторилось по примерно той же программе. Учитывая, что все снабжение японской армии велось исключительно силами китайских носильщиков-кули и подводами на быках, темпы наступления на Порт-Артур обещали стать воистину черепашими. А чтобы еще более это усугубить, Михаил, пользуясь отсутствием сплошного фронта и наличием подтянувшихся наконец из Артура казаков, отправил в тыл к японцам партию охотников под командованием полковника графа Келлера.

Пока Михаил геройствовал на перешейке, Балк (минно-взрывной курс спецназовца-диверсанта ГРУ сдан с оценкой хорошо) с помощью водолазов за пять дней спеленал и туго обернул «Фусо» пожарными шлангами с взрывчаткой. В момент наивысшего прилива, мысленно выматерившись вместо молитвы, Балк под скептическими взглядами Стесселя и свиты (которой молодой выскочка, которому почему-то заглядывает в рот наследник престола, активно не нравился) и с благословения Макарова провернул рукоятку взрывной машинки. Полторы тонны взрывчатки никак не могли выбросить из воды или хотя бы сдвинуть с фарватера три с лишним тысячи тонн металлолома. Но правильным образом расположенные и прижатые к бортам корабля, они разорвали старый броненосец на куски по сто-триста тонн весом, которые уже реально было оттащить подальше лебедками и буксирами. После обследования результатов взрыва водолазы разочарокано потянули, что куски все равно слишком большие и ломать их придется не менее трех месяцев. После отбыти злорадно усмехающегося Стесселя, водолазы «поправились». Теперь по их словам выходило, что теперь разблокировать гавань можно в течении трех неделб, максимум пяти.

После последовали объяснения Василия объяснения неудомевающему Макарову, что всей свите коменданта крепости знать о точном сроке разблокирования фарватера вредно. Балк получил по спине могучий хлопок от двоюродного брата, сбивший его с ног, и благодарность от Макарова. Отвязавшись от обеда в его честь, чем заработал удивленно-довольный от адмирала, Балк рванул в госпиталь проведать Ветлицкого. Из госпиталя герой дня планировал отправиться обратно на перешеек, однако в храме Гиппократа его ожидала совершенно непредвиденная задержка…

Госпиталя в России всегда были магнитом для молодых девиц из хороших семей. Ну где еще вместно искать себе партию приличной девушке, если не среди героев, проливших кровь за отчизну? А уж молодой красавец-поручик со знаменитого на весь Артур бронепоезда, на котором в уже осажденную крепость как рыцарь на белом коне прорвался на помощь подданым сам наследник престола! В общем, такого обилия женского внимания поручик Ветлицкий не испытывал никогда. Никакие объяснения, что сам он был приписан к бронепоезду "Алеша Попович", который прикрывал отход, тогда как Товарищ Великий Князь был за четыре версты, на головном "Добрыне Никитиче", не могли прервать просьбы описать геройские подвиги Его Высочества. "А почему поручик называет Великого Князя своим товарищем?" — мгновенно следовала пулеметная очередь следующего вопроса. Когда в дверь палаты, разорвав кольцо девиц, ворвался Балк, Ветлицкий встретил его как избавителя.

Кольцо прелестных надушенных головок, мгновенно оставив Ветлицкого, сомкнулось вокруг Балка, у которого почему-то сразу всплыла в голове забавная картинка. Однажды на охоте он, отстав от товарищей, был окружен стаей волков, те тоже перемещались слажено, быстро, но без лишней суеты… Мотнув головой, чтобы отогнать столь странную ассоциацию, Балк принялся куртуазно раздавать комплименты и давать уклончивые и подобающие ответы на заданные с придыханием вопросы. Балк был в своей среде и наслаждался приятным обществом.

— Лейтенант, но почему вы не остались во Владивостоке, на «Варяге»? Это ведь самый героический корабль нашего флота? — раздался очередной вопрос из щебечущей стайки поклонниц.

— Мне скучно, бес! — как не раз и в своем времени, и уже в этом, во Владивостоке, ответил на подобный вопрос Балк. Но тут привычное течение беседы — после такого признания обычно следовали восхищенные вздохи женской половины слушателей, и можно было подсекать подходящую жертву — было нарушено.

Из дальнего угла палаты, где в тяжелом забытье лежал позабытый всеми мичман с «Баяна», раненый еще во время рейда на японские транспорты, раздался глубокий, уверенный и насмешливый девичий голос. Поившая мичмана девушка, до сих пор не не обращавшая на героя дня никакого внимания, внезапно решила поучаствовать в беседе:

- Что делать, Фауст?

Таков положен вам предел,

Его ж никто не преступает.

Вся тварь разумная скучает:

Иной от лени, тот от дел;

Кто верит, кто утратил веру;

Тот насладиться не успел,

Тот насладился через меру,

И всяк зевает да живет —

И всех вас гроб, зевая, ждет.

Зевай и ты.¹⁰

— Сухая шутка, — машинально пробормотал себе под нос пораженный Балк, и довольно невежливо отодвинув с дороги обступивших его девиц, направился в декламатору.

Из угла на него из-под платка и копны кое-как уложенных рыжих волос смотрела пара голубых, нет, синих, нет — ярко-васильковых глаз. Герой войны, взявший на абордаж броненосный крейсер, подорвавший мост, построивший бронепоезд и прорвавший на нем кольцо окружения, только что разблокировавший гавань Порт-Артура лейтенант, без пяти минут капитан второго ранга Балк был поражен в самое сердце, и тонул, тонул в этих глазах… "Похоже, что Великому Князю Михаилу придется самостоятельно покомандовать еще пару дней, война подождет", — мелькнула в голове Балка странная мысль.

Полковник Келлер внимательно рассматривал в бинокль дорогу на Бицзыво, по которой двигались цепочки китайских кули под конвоем японских солдат. Очередной транспорт с боеприпасами для 2-й японской армии разгрузился…

Да, японцы с нетерпением ждали прибытия именно этой колонны — китайцы, упираясь изо всех сил, волокли на себе и в арбах винтовочные патроны, снаряды к 12-см гаубицам Круппа и 7,5-см пушкам Арисака. Изредка, кроме носильщиков и бурлаков, попадались и группы тяжелогруженых арб, которые тянули впряженные по пять-шесть бурые мулы, серенькие невысокие лошадки и крохотные ослики.

"Уо-уо!"- кричали погонщики-китайцы. Японские солдаты, распределившись по-отделенно вдоль колонны, тщательно вглядывались в окружающие горные склоны, кусты и купы деревьев. Они уже слышали о новой русской выдумке — внезапных налетах русских "kazak"-ов и кавалеристов, обстреле колонн с разгоном местных носильщиков и захватом или уничтожением так необходимого сражающейся на Цзиньчжоу 2-й армии имущества. При этом даже меры охранения помогали не всегда. Именно поэтому столь важный груз сопровождал целый батальон, два эскадрона кавалерии, да еще и с горным орудием. Дозоры, возглавляемые младшими офицерами, должны были заранее предупредить о засадах. Впрочем, большая протяженность колонны не позволяла осуществить ее плотное прикрытие.

Но японцам не повезло. Китайские «доброжелатели» уже донесли до русских весть о приходе в Бицзыво транспортов с боеприпасами, счастливо избежавших внимания русских вспомогательных крейсеров из Владивостока и миносцев из Артура. И поэтому на пути колонны засели в засаде не только две сотни забайкальских казаков, но и пластуны из охотничьих команд, собранные из бывшей пограничной стражи. Поговаривали что Великий Князь Михаил чаще просто озвучивает подсказанные ему этим странным и знаменитым молодым моряком — Балком, решения. Но только за спиной и только вполголоса…, поскольку и князь, и лейтенант были известны своими решительными характерами и владением оружием. Не зря первый носил кличку «Фокобойца», а второй — второй имел уже несколько кличек, среди из которых была "Хана чиновникам". Правда, Келлеру с Балком лично пока встречаться не довелось. Но среди казаков был один из отряда Балка — забайкалец хорунжий Федор Каргин. И его рассказы о делах Балка заставляли задуматься — не хвастает ли казак, преувеличивая, как обычно свойственно охотникам и путешественникам в их рассказах. Впрочем, множество других свидетелей утверждало об истинности таких рассказов. Размышления графа прервал звук, сильно напоминающий звук рвущегося полотна, только более громкий, и суховатый. Треск Максима возвестил, что в засаду попал передовой японский дозор. Одновременно появился посыльный от казаков с сообщением об уничтожении взятых "в ножи" боковых дозоров японцев в предгорьях. Начало боя шло точно по плану. Японская пехота стремительно собираясь во взводы и роты, оставляя лишь небольшое охранение, двинулась вперед. За нею устремился расчет с орудием. В этот момент выстрелы мосинских винтовок и треск трех пулеметов раздались уже с левого фланга практически на всем протяжении колонны. Расстреливаемые почти в упор японцы заметались, теряя людей, в первую очередь офицеров и всякое подобие порядка. Хаоса добавляли разбегавшиеся китайцы, орущие ослики и горящие китайские арбы, а также взрывы импровизированных ручных гранат, которыми были вооружены пластуны. Под прикрытием огня засады несколько взводов пластунов и группы казаков атаковали японских кавалеристов. Часть из них попыталась принять бой в конном строю, но была рассеяна лучше владевшими холодным оружием русскими. Остальные рассыпались в разные стороны, еще больше увеличивая беспорядок в колонне. Лихим броском один из взводов захватил группу повозок в центре колонны, и угрожая китайским погонщикам оружием, погнал ее в предгорья. Позднее, описывая этот бой, русские не без удовольствия отметчали, что взвод захватил повозки со 120-мм гранатами и зарядами к гаубицам Круппа, пополнив таким образом боекомплект бронедивизиона "Варяг"¹¹.

Ничем не помогло японцам и горное орудие. Его расчет был практически выбит в первые же минуты обстрела, а затем подобравшиеся по-пластунски к орудию казаки Платон Веслополов и Федор Каргин подорвали его динамитными шашками. Уцелевшие японцы еще не успели как следует сорганизоваться, а русские уже прекратили обстрел и отошли в горы. Отступившие остатки передового дозора обнаружили горящие и взрывающиеся арбы, убитых и раненых соотечественников и китайцев. Большинство же китайских носильщиков и погонщиков разбежалось. Валялись брошенные ими тюки с патронами и рисом, брошенные в панике улы¹², носились перепуганные ослики, мулы и лошади, звуковую какофонию из криков раненных, взрывов и треска огня дополняли ужасные вопли раненных животных. Японские потери были огромны. Почти все артиллерийские боеприпасы, огромное количество патронов, около четырех сотен убитых и раненных пехотинцев, до эскадрона кавалерии и горная пушка — все это дополнялось разбежавшимися китайцами — носильщиками и погонщиками, большинство из которых не удалось снова поставить в строй, и усилением кризиса с боеприпасами во 2-й армии. Попытка собранных в отряд кавалеристов отбить захваченные повозки с боеприпасами тоже закончилась ничем — пустые арбы стояли недалеко от места засады и, судя по следам, снаряды были увезены на повозках, запряженных более выносливыми русскими лошадями. К тому же около места перегрузки кавалеристов ждал сюрприз в виде "самовзрывающегося фугаса" из нескольких шашек динамита, камней и натяжного взрывателя. Зацепив протянутый среди травы тросик, передовые всадники вызвали подрыв. По обезумевшим лошадям и скидываемым кавалеристам снова щедро и густо прошлись пара пулеметов, установленных на повозках. Понеся потери, японцы благоразумно решили больше не рисковать и вернуться к основным силам. А спустя месяц в синематографе "На Невском" в Санкт-Петербурге при полном аншлаге показывали документальную фильму "Разгром японской колонны снабжения отрядом полковника графа Ф. А. Келлера".

1. Данный факт в нашей истории имел место седьмого сентября, при очередном штурме одного из узлов обороны Порт-Артура — Высокой горы. Микадо изящно избавился от слишком воинственной составляющей японского высшего общества…

2. В нашей реальности командиры русских канонерок отказались идти в бой, отделавшись всего лишь списанием на берег.

3. Имеется в виду стальная четырехфунтовая морская пушка образца 1867 года. Четыре таких орудия были подняты с затонувшего в 1893 году крейсера «Витязь» и хранились в арсенале Владивостока.

Характеристики орудия:

Калибр, дюймы/мм — 3,42/86,87

Длина орудия, мм/клб — 1713/19,7

Длина канала, мм/клб — 1543/17,3

Длина нарезной части, мм — 1182

Число нарезов — 12

Глубина нарезов, мм — 1,27

Вес замка, кг — 24,6

Вес качающейся части, кг — 360

В б/к 4-фн пушки обр. 1867 г. входили чугунные снаряды со свинцовой оболочкой:

а) Граната весом 5,75 кг, вес ВВ — 0,205 кг.

б) Картечная граната весом 6,67 кг, содержащая 36 круглых пуль диаметром 15,9 мм, трубка ударная.

в) Картечь в цинковой оболочке весом 4,8 кг, содержащая 48 пуль диаметром 24,1 мм и весом по 73,8 г.

г) Диафрагменная шрапнель весом 5,94 кг, содержавшая 150 пуль диаметром 12,7 мм, восьмисекундная трубка.

д) Шарохи весом 5,97 кг (до 1876 года).

Начальная скорость до 306 м/с, дальность 3294 м при угле возвышения 14,8⁰. Дальность по трубке для шрапнели — 2240 м, максимальная эффективная дальность картечи — 550–600 м.

4. Балк не мог знать, что их удачный прорыв был фактически обеспечен принесшей себя в жертву «Дианой» — после взрыва от ее снаряда «Коба-Мару» японцы испытывали жесточайший снарядный голод.

5. Канонерская лодка «Чокай» — 1250 тонн, одно орудие 210 мм, одно 120 мм. Оба Круппа. Осталась под берегом одна только потому, что все остальные канонерки с более скорострельными орудиями расстреляли снаряды по русским укреплениям. Кончился боезапас и у 120-мм орудия самого «Чокая», иначе приключениям одного из главных героев пришел бы конец.

6. Самый простой и действенный способ продемонстрировать преимущество флангового огня. На поле расставляется "наступающая неприятельская цепь" из пары сотен воздушных шариков и\или бумажных силуэтов. Потом, по ним выпускается лента на полсотни патронов с фронта, а после подсчета «убитых» — еще столько-же с фланга. Обычно больше вопрос: "а чем фланговый пулеметный огонь эффективнее фронтального?" не возникает.

7. Самым подходящим для впечатления Михаила Балк посчитал конструкцию советского среднего танка 30-х гг Т-28.

8. Увы, в реальности на прямую наводку для экономии боеприпасов с упорством, достойным лучшего применения, выдвигались русские батареи. Обычно это заканчивалось их уничтожением ответным огнем японцев с закрытых позиций после первой пары залпов.

9. Русское командование действительно пыталось усилить оборону перешейка парой морских орудий, но они опоздали буквально на день.

10. На случай, если кто не узнал — «Мефистофель», пушкинский перевод Гете.

11. Только в издании 1957 года, когда неиспользование найденых на поле боя боеприпасов стало нормой всех армий мира, в русских описаниях этого боя стала появляться редакторская сноска. Конечно, никто в здравом уме не стал бы пытаться перетянуть через линию фронта повозки с боеприпасами. Вместо этого с гильзами для 12-см гаубиц Круппа «работали» русские морские минеры. После замены части порохового заряда динамитной шашкой шансов успешно выстрелить таким зарядом, не разорвав орудие, у японцев не было. По послевоенным данным, в рекламации Круппу японское командование указывало, что при стрельбе разорвало пятнадцать 12-сантиметровых гаубиц. Тогда все списали на нестабильность шимозных гранат. Сколько из пятнадцати орудий было подорвано «сюрпризами» русских минеров, а сколько на самом деле пострадали от некачественных снарядов — тайна и поныне.

12. Китайская обувь.