"Наследница страсти" - читать интересную книгу автора (Джойс Бренда)

Глава 16

Джил через три ступеньки взлетела на второй этаж и только тогда поняла, что Алекс бросился за ней вдогонку — он схватил ее за руку, остановил.

— Джил, подожди. Мы не должны вот так закончить этот вечер.

— Приношу тебе свои извинения, — снова попыталась улыбнуться Джил. — Я действительно устала, потеряла ориентацию. Я никогда раньше не приставала к парню.

Он улыбнулся:

— Мне не нужны извинения. Мы взрослые люди. Нас тянет друг к другу. Это жизнь. Просто в нашем случае все сложнее, чем обычно.

Их разделяли считанные дюймы, она ощущала жар, исходивший от его тела. Джил знала, почему это сложно для нее, но почему это сложно для него?

Они стояли молча, не двигаясь. Потом лицо Алекса исказилось, и он убрал руки с плеч Джил.

— Мне все это не нравится.

— Что именно?

— Когда я наедине с женщиной, которая мне нравится, я хочу, чтобы все шло естественным путем. Но ты прошла через ад, ты одержима Кейт. Ты не совсем здорова, и я переживаю за тебя.

Она физически ощутила его терзания — Алекс решал, преодолеть разделяющее их расстояние или отодвинуться от нее. И Джил, не раздумывая, шагнула к нему, закрыла глаза и прижалась щекой к его груди.

Алекс обнял Джил и зарылся лицом в ее волосы.

— Как хорошо от тебя пахнет, — прошептал он, и, прежде чем Джил осознала его слова, Алекс приподнял ее лицо и их губы встретились.

Одно нежное прикосновение, второе… Сердце Джил колотилось о ребра.

Он оторвался от Джил и посмотрел ей в глаза.

— Завтра кто-то будет очень сожалеть об этом.

Но не успела Джил согласиться, Алекс поцеловал ее, настойчиво раздвинув губы, и внезапно она оказалась у него на руках, а он плечом распахнул дверь в ее комнату.

Еще через мгновение она уже лежала на спине на кровати, а он накрыл ее своим телом. Их губы слились, Поцелуй вышел из-под контроля. Никто так не целовал Джил прежде, в ее затуманенном сознании мелькнула мысль, что он действительно хочет ее, что никто никогда не хотел ее так страстно. Даже Хэл.

Их языки встретились. Рука Алекса скользнула под спортивные брюки, под тонкие трусики.

Джил чуть не задохнулась от наслаждения, когда его пальцы коснулись ее самых интимных мест.

Джил притянула к себе голову Алекса и поцеловала его, вся дрожа. И подумала: «Я не могу ждать».

— Можешь, — хрипло сказал он.

Джил поняла, что произнесла это вслух, их взгляды встретились — его голубые глаза посветлели и горели огнем. Пальцем он коснулся ее клитора. Джил не могла даже двинуться, только глубоко дышала от неистового возбуждения. Алекс улыбнулся Джил, не отрывая взгляда от ее лица, следя за ее реакцией.

Внезапно он убрал руку и прижал ладонь Джил к набухшему пенису, угрожавшему прорвать застежку джинсов. Джил рванула «молнию».

— Сейчас, скорее! — услышала она свой крик.

Алекс сорвал с нее брюки вместе с трусиками. Джил закончила с застежкой и стащила с него джинсы. Она потянулась вперед и языком коснулась вздымающейся хлопчатобумажной ткани его трусов, сдерживавших набухший пенис, желая дотронуться до него языком.

Он стянул трусы и приблизил к ее лицу то, что она хотела получить, — и Джил попробовала его, ощутив соль, пот и запах спермы. Внутри ее что-то взорвалось, и Джил заплакала — но не от боли, а от желания.

— Господи!

Алекс раздвинул ее ноги и толчком вошел в нее. Мгновенно ее внутренние мышцы сократились, плотно обхватив его плоть.

Она никогда не достигала оргазма так быстро и все еще содрогалась в конвульсиях, когда Алекс вышел из нее, поднял ее бедра, и его язык принялся за работу у нее между ног. Вдогонку за первым ее сотряс еще один оргазм.

Джил не могла двинуться, и не потому, что он сжимал ее бедра мертвой хваткой.

Она охнула, когда Алекс снова лег на нее.

Джил еще не отошла от второго оргазма, а Алекс уже был в ней, и, изумленная, она поняла, что в ней снова нарастает желание, которое никуда не исчезало. Он начал двигаться.

Джил схватила его за плечи так крепко, словно цеплялась за жизнь. А может, так оно и было. Алекс так и не снял шерстяного свитера, уже промокшего насквозь. Внезапно он притянул ее к себе еще ближе, стараясь проникнуть в нее как можно глубже, и снова Джил взлетела на вершину блаженства.

— Перевернись, — потребовал он.

Джил хотелось убить его за то, что он оставил ее, но Алекс уже снова был в ней, посылая мощные толчки. Краем сознания Джил слышала свои крики, слышала его дыхание сзади, чувствовала его усилия, еще и еще, и наконец он заставил ее распластаться и упал сверху.

Алекс лежал совсем неподвижно. Джил слышала громкие удары своего сердца. Ее сознание прояснилось, и первое, о чем она подумала, что укрыта его таким теплым телом и что он обнимает ее, обхватив ладонями ее груди. Джил улыбнулась, и Алекс скатился с нее.

— Тебе не было больно? — прошептал он.

— Нет.

Алекс посмотрел на нее, и она увидела, что он улыбается улыбкой сексуально удовлетворенного мужчины. Он обнял ее и привлек к себе. Джил заснула первой.

Джил остановилась на пороге утренней комнаты. Погруженный в газету, Алекс не заметил ее. Сердце у нее работало, как автомобильный мотор, включенный на полную мощность, а сама Джил была сплошным комком нервов.

Как она могла переспать с ним? Он не любит ее, она не любит его. Как могут два практически чужих человека испытать вдвоем такую безумную, грубую страсть?

Прошедшая ночь была огромной ошибкой. Но Боже мой, она думает о новой ночи в объятиях Алекса. Что же ей делать?

В этот момент Алекс заметил ее. Он вскочил, чуть не опрокинув стул и расплескав на скатерть кофе из своей чашки.

Он нервничает, потому что тоже сожалеет о случившемся? И может, она все же небезразлична ему, хоть немного?

— Привет, — нервно выговорила Джил. — Доброе утро.

— Доброе утро, — ответил он стоя, пока она шла к столу.

Алекс налил ей кофе. Этот жест вдруг обрел огромное значение. Сколько мужчин в этот день делали то же самое? О Боже! Если бы вернуть все назад. Если бы они оставались просто друзьями.

— Спасибо, — сказала Джил. — Какой сегодня солнечный день. — Щеки у нее запылали.

Он смотрел на нее так, словно она говорила по-китайски. Наконец вымолвил:

— Да.

Джил пила кофе, опустив глаза. Интересно, надо ли обсуждать то, что случилось этой ночью, или они просто сделают вид, что ничего не было? Алекс пришел ей на помощь.

— Что у нас сегодня на повестке дня? — спросил он и принялся за яичницу.

С облегчением и вместе с тем разочарованная, Джил взяла лепешку с изюмом.

— Часовня.

— Я так и думал. Отвезу тебя туда после завтрака.

Джил остро чувствовала неловкость, возникшее между ними напряжение.

— Если хочешь, я могу съездить сама.

— Я тебя отвезу, — твердо сказал он. — Просто я устал. — И бросил на Джил многозначительный взгляд, от которого она покраснела. — Я по-прежнему хочу, чтобы ты немного отдохнула от своих поисков.

— Я не могу. По крайней мере сейчас. Мы в Йоркшире, а когда я еще смогу сюда выбраться.

— Да, ты права. — Он немного помолчал. — И кроме того, должен признать, мне тоже любопытно, что случилось с твоей прабабушкой, Джил.

Их взгляды встретились, и вдруг, совершенно непонятно почему, Джил ощутила — что-то не так. Алекс лгал ей. Она почувствовала это.

Алекс и Джил вышли из машины и направились к старой каменной церкви. Она стояла близко от дороги, за каменной стеной, в окружении красивого зеленого газона, живой изгороди из розовых кустов и старых дубов. Чуть подальше располагался каменный коттедж викария, отделенный от церкви вымощенной камнем дорожкой и еще более густой живой изгородью.

Войдя внутрь, Джил живо представила себе, как сюда приходила Кейт — молиться и надеяться.

— Чем могу служить? — К ним шел викарий в темном костюме с белым пасторским воротником.

— Викарий Хьюит? — спросил Алекс, выступая вперед и протягивая руку. — Я — Алекс Престон, племянник лорда Коллиизуорта. Я звонил несколько минут назад.

Мужчины поздоровались, Алекс представил Джил, объяснил, что привело их в часовню, и Хьюит отвел их в маленькую комнату в задней части церкви, где хранились все церковные записи. Там он нашел требуемый том и положил его на старый поцарапанный стол в центре комнаты.

— Все, кто умер в 1909 году и был похоронен на этом кладбище, зарегистрированы здесь. Разумеется, в хронологическом порядке, — добавил он.

Алекс поблагодарил викария, и они с Джил склонились над пожелтевшими страницами. 17 мая 1908 года умер и в тот же день был похоронен мужчина по имени Джордж Томпсон. Затем шла дата 30 сентября 1908 года. Потом 3 декабря того же года. После этого пошел 1909 год.

У Джил сильнее забилось сердце. Ведя пальцем, она уткнулась в первую дату этого года — 21 мая. 12 января 1909 года отмечено не было. Кэтрин Аделайн Галлахер не значилась в этой книге.

— Должно быть, это ошибка, — сказал Джил. — Давай вернемся назад.

Они перелистнули несколько страниц и наткнулись па 1907 год. Внимательно просмотрели все записи до 1909 года. Кэтрин Аделайн Галлахер нигде не была отмечена; совершенно ясно, что на кладбище церкви Хинтон-Вэйл не было погребения женщины с таким именем.

Джил и Алекс обменялись взглядами.

— Странно, — сказала она.

Он не ответил.

— Кто-то похоронил ее, но в большой тайне.

— Похоже, в этом все дело. Полиция ничего не смогла найти. Кейт, конечно же, похоронили тайно. Вопрос — почему? Кто-то пошел на большой риск, похоронив ее здесь.

— Да. — Джил сжала кулаки. — Без сомнения, Кейт похоронил ее же убийца, что говорит о теплых чувствах к ней с его стороны.

— Кого ты обвиняешь?

— Смотри сам: Эдвард обманул Кейт и женился на Энн. Думаю, что Кейт причиняла ему беспокойство, вряд ли она была готова спокойно уйти в тень и позволить ему жениться на ее лучшей подруге.

— Джил, притормози. Может, она умерла при родах. Может, она снова забеременела. Такого рода скандалы тоже скрывали. Ты все подгоняешь под свою версию. Ну что ты надеешься найти? Кейт умерла девяносто лет назад. Ты уже не можешь изменить то, что с ней случилось.

— Мне кажется, твоя семья знает об этом гораздо больше, чем говорит.

— В самом деле?

Джил внимательно посмотрела на Алекса. Теперь она уже не видела в нем мужчину, в объятиях которого лежала прошлой ночью. Теперь они словно стояли по разные стороны баррикад.

— Давай вернемся в дом, — сказала наконец Джил. — В старых поместьях, как это, должны храниться бухгалтерские книги. Найдем подпись Эдварда, и первым делом в понедельник я сравню ее с подписью Барклая. И если они окажутся одинаковыми, Алекс, тогда у меня будет доказательство, что Эдвард был любовником Кейт и у них был сын.

— Хорошо, — согласился Алекс.

— Умеешь же ты испортить настроение.

Он улыбнулся.

— Кто-то же должен держать тебя в узде, малыш, иначе одному Богу известно, что ты натворишь. — Алекс сказал это почти с обожанием.

Алекс аккуратно вырвал из огромного гроссбуха страницу. Сложил и передал Джил.

— Надеюсь, никто этого не заметит. — Джил оглянулась через плечо на открытую дверь кабинета, куда по возвращении из церкви ее привел Алекс.

— Сомневаюсь, что сюда заходит кто-нибудь, кроме служанки, которая здесь прибирает. — Алекс вернул том на полку, где стоял с десяток других таких же томов. Записи поместья восходили к 1495 году, и на Джил это произвело впечатление.

— Ну что, готов к походу на чердак? — бодро поинтересовалась она.

— Хочешь подняться на чердак? Сегодня? — Солнце сияло так ярко, что казалось, они находились во Флориде. — Ты еще не видела Робин-Гуд-Бэй. А пообедать мы могли бы в пабе.

— Поедим позже. — Джил улыбнулась. — Алекс, все отправляют старый хлам на чердаки. У меня даже не хватает воображения представить, что можно найти у вас на чердаке. Мы не можем уехать, не исследовав его.

— Иди за мной, — вздохнул Алекс. По дороге на самый верх он рассказал, что детьми они часто забирались в Стэнс-море на чердак. — И когда нас там заставали, то всегда ругали.

Когда они наконец оказались на чердаке, Джил подумала: и месяца не хватит, чтобы осмотреть все хранившиеся здесь сундуки, ящики и коробки, но, вздохнув, направилась к дорожным сундукам, окованным латунью и поставленным один на другой.

Алекс помог стащить самый верхний, затем следующий; порывшись в них и не найдя ничего, кроме старой женской одежды годов сороковых или пятидесятых, они перешли к стоявшим дальше коробкам. За этими коробками, завернутый в полотно и прислоненный к стене, стоял какой-то большой плоский предмет. Заинтересовавшись, Джил вытащила его и сняла ткань. И по спине у нее пробежал холодок.

Перед ней была картина — портрет в натуральную величину. Невозможно было ошибиться в том, кто был изображен на этой картине. Солнечным днем в саду среди тюльпанов сидела Кейт. Она была потрясающе красива.

— Алекс! Посмотри, что я нашла!

— Вижу, — только и сказал он, подойдя сзади.

Глядя на Кейт, Джил внезапно поняла, какое чувственное у нее лицо. Глаза потемнели, манят к себе, рот приоткрыт, словно она только что сделала вдох или вот-вот заговорит. Кейт была полностью одета, но впечатление картина производила далеко не невинное.

И Джил вдруг вспомнила себя на фотографии, сделанной Хэлом. На том снимке у нее было точно такое же выражение лица.

— Я видел этот портрет раньше, — тихо проговорил Алекс.

Джил вздрогнула.

— Что?

— В детстве мы частенько забирались сюда. В тот день, когда мы нашли этот портрет, мы были здесь все четверо: я, Томас, Лорен и Хэл.

У Джил заныло сердце.

— Хэл видел ее.

Алекс кивнул.

— И что потом?

— Ничего. Пришла экономка, отругала нас. Конец истории.

— А Хэл тогда в первый раз увидел Кейт?

— Не знаю.

Алекс лгал. Джил облизнула пересохшие губы.

— И как Хэл отреагировал на картину?

— Не помню. Я умираю от голода.

«Он переменил тему, значит, что-то знает и не говорит», — подумала Джил.

— Одержимость Хэла началась в тот день, да?

— Понятия не имею. Ты закончила допрос?

— Это не допрос. Я просто удивлена, что ты ни разу не упомянул об этом портрете.

— Я забыл о нем.

— Понятно, — отозвалась Джил. Может, Алекс и правда забыл о нем. — Дай я еще загляну в коробки, и пойдем.

— Тебе не надоело?

— Нет.

Она направилась к картонным коробкам, размышляя, кто спрятал картину. Потом он поняла, почему ее спрятали. Кейт умерла, и все, связанное с этим делом, должно было исчезнуть. Разумеется, кто-то из членов семьи спрятал портрет, иначе он висел бы где-нибудь, например, в Аксбридж-холле, и все спрашивали бы о Кейт, не давая похоронить эту тайну.

В желудке у Джил заурчало. Не обратив на это внимания, она с мрачной миной открыла уже шестую коробку. В ней хранилась стеклянная посуда. Она уже собиралась закрыть ее и сказать Алексу, что готова идти, когда посмотрела на бокалы для вина, отделенные друг от друга картонными перегородками. Неизвестно зачем, но не в силах отделаться от мысли, что кто-то желает непременно скрыть правду о Кейт, Джил вынула четыре бокала, затем еще четыре. Ниже лежали восемь бокалов для коньяка. Она вынула и их. Дно коробки было выстлано кусками газет.

— Что ты делаешь? — полюбопытствовал, подойдя к ней Алекс. — В сундуке одежда — детская одежда.

— Не знаю, — ответила Джил, собираясь вернуть бокалы на место. — Я уже тоже созрела для ленча.

Джил еще раз заглянула в пустую коробку, где не осталось ничего, кроме обрывков бумаги. Ни о чем не думая, она вытащила и их, под ними ничего не было. Чувствуя себя последней дурой, она посмотрела на обрывки в руке и замерла. Она поняла, что куски газеты были вовсе не рваными, хотя и разной формы. Она смотрела на аккуратно вырезанные из разных газет статьи. На верхней она заметила дату — 1909 год.

Теперь уже Джил не сомневалась, что это не совпадение.

Она разгладила кусок газеты — это была целая статья в четыре абзаца. Небольшой, но набранный жирным шрифтом заголовок гласил: «Поиск наследницы Галлахеров заканчивается». Статья от 15 сентября 1909 года.

Едва дыша, Джил просмотрела другие вырезки. Все они касались исчезновения и поисков Кейт.

— Алекс! На дне коробки лежали вырезки из газет, посвященные исчезновению Кейт! — хрипло закричала Джил, разглаживая куски газетной бумаги. И тут в мозгу у нее что-то щелкнуло — эти вырезки тоже спрятали.

Еще один заголовок попался ей на глаза, дата — 15 января 1909 года. «Закрытые свидетельские показания лучшей подруги не дали ключа к разгадке тайны Кейт Галлахер».

Алекс присел рядом с ней на корточки.

— Так, так, — сказал он. — Кто-то собирал сувениры.

Джил встретилась с ним взглядом.

— Вопрос — кто?

1 июня 1907 года

Над лужайкой разносился смех, сливаясь с веселыми криками играющих детей и лаем собак.

— Какая идиллия, — вздохнула Кейт, обращаясь к Энн.

Девушки стояли неподалеку от темного, мерцающего пруда, по нему плыла стая уток, за которыми следовала пара роскошных лебедей. На другой стороне пруда стоял Суинтон-холл, охотничий домик лорда Уиллоу. Домик этот был старым шотландским замком, квадратным, массивным, со старинными парапетами, над которыми на фоне ярко-голубого неба развевались флаги с гербами Уиллоу — синие с золотом. С десяток дам и джентльменов и несколько детей, помимо двух подруг, принимали участие в пикнике.

— Я всегда как-то по-особому любила Шотландию, — с улыбкой заметила Энн. Обе в белых шелковых платьях, с желтой отделкой — у Кейт и зеленой — у Энн, девушки, взявшись за руки, гуляли вокруг пруда. — Я всегда хотела, чтобы отец купил дом где-нибудь на севере, но он отказывается. По-моему, отец — единственный англичанин, который презирает охоту.

— И это очень странно, — засмеялась Кейт.

— Энн!

Кейт замерла при звуке пронзительного голоса леди Бенсонхерст. Девушки обернулись, причем Энн с такой же неохотой, как и Кейт.

Почтенная леди подошла к ним в сопровождении красивой дамы лет сорока, которую Кейт презирала не меньше, чем мать Энн. Леди Сесилия Уиндэм улыбнулась Энн и посмотрела сквозь Кейт, словно той вообще не существовало. Кейт знала, баронесса не любила ее, потому что в присутствии Кейт лишалась внимания представителей мужского пола, к которому так привыкла.

— Энн, мы с Сесилией едем в деревню, чтобы купить те восхитительные колокольчики, которые мы видели два дня назад. Хочешь поехать с нами? — Леди Бенсонхерст улыбнулась дочери, намеренно игнорируя Кейт.

Энн посмотрела на подругу.

Та послала ей выразительный взгляд.

— О, прошу прощения, ты тоже можешь присоединиться к нам, Кейт, — сказала леди Бенсонхерст.

— Я, пожалуй, пас. — Кейт сознательно использовала фразу, которую джентльмены произносят при игре в покер.

Леди Бенсонхерст узнала жаргон и разозлилась.

— Прошу тебя говорить по-английски как подобает, дорогая Кейт.

— Но я ведь не настоящая англичанка, — ответила Кейт, невинно распахнув глаза.

Мать Энн обратилась к дочери:

— Ты поедешь с нами. Кейт может делать что пожелает. — Она повернулась и пошла прочь, слегка переваливаясь, как те утки, что сейчас стремительно плыли к противоположному берегу пруда. Леди Сесилия последовала за ней.

— Я не хочу ехать в город, — простонала Энн.

Но Кейт замерла, не слыша слов лучшей подруги, ее сердце внезапно сжалось. К участникам пикника только что подъехал на великолепном жеребце лорд Бракстон, явно прибывший из Лондона. Она не знала, что он тоже приглашен сюда. О Боже! Кейт едва дышала, ее охватил восторг, она не знала, что делать!

Кейт не видела его несколько месяцев. Сразу после рождественских каникул отец послал его в Чарлстон, где семья имела собственность.

— Кейт? Тебе нехорошо?

Эдвард, сидя в седле, разговаривал с мужчинами, о которых, как знала Кейт, слыла самая дурная слава. Она не могла отвести от него глаз. И вдруг он посмотрел в сторону Кейт и увидел ее. Их взгляды встретились.

Она отвела глаза.

После встречи на балу у Фэрчайлдов Эдвард дважды — до своего отъезда в Америку — навещал ее в Лондоне. Один раз они катались в парке, а в другой — съездили на ярмарку под Лондоном, в небольшой городок Хэмпстед. Оба раза они великолепно провели время, только встречи заканчивались слишком быстро в отличие от последовавших затем семи месяцев разлуки. Время никогда не тянулось так медленно.

За эти месяцы Кейт узнала, что ему двадцать шесть лет, что каждая девушка его круга мечтает заполучить Эдварда в мужья. Что он, видимо, не спешит жениться. Что Эдвард ни за кем ни разу серьезно не ухаживал. И что до отъезда из страны никого, кроме нее, не навещал.

— Кейт! Это же лорд Бракстон! — тихо воскликнула пораженная Энн.

Кейт проследила за взглядом подруги и увидела, что Эдвард спешился и направляется к ним.

— И в самом деле, — улыбнулась Кейт. Не зная, что делать, она нервно крутила руки.

Эдвард остановился перед девушками и поклонился.

— Дамы. — Его взгляд остановился на Энн. — Леди Бенсонхерст, если не ошибаюсь?

Когда он заезжал за Кейт, Энн оба раза не было дома. И теперь она опустила глаза и протянула руку.

— Нас не представляли должным образом, — скромно пробормотала Энн.

— Счастлива это сделать, — сказала Кейт, обмениваясь с Эдвардом взглядом. — Виконт Бракстон, моя дорогая подруга леди Энн.

Он склонился над рукой Энн, потом над рукой Кейт. Кажется, бесконечно долго сжимая ее ладонь, Эдвард с улыбкой сказал:

— Вы обе так милы. — И смотрел при этом в глаза Кейт, даже не взглянув на Энн. — Когда вы приехали в охотничий домик лорда Уиллоу?

— Только позавчера, — ответила Кейт, стараясь говорить спокойно. — И проведем здесь еще неделю.

— Как мне повезло, я тоже пробуду здесь целую неделю.

Сердце Кейт подпрыгнуло.

— Чудесно, — прошептала она. — Я не слышала, что вы вернулись, милорд.

— Я вернулся лишь несколько дней назад, — также негромко проговорил он, не отводя от нее глаз.

Кейт тоже не могла оторвать от него взгляда. Они оба пробудут здесь целую неделю. Какое блаженство! Это будет началом, началом чего-то волшебного, вечного. Она представила себя в его объятиях, целующим ее.

— Энн! Мы уезжаем!

— Боюсь, я должна идти. — Энн улыбнулась Эдварду и присела в реверансе. — Рада была с вами познакомиться, лорд Бракстон.

— Я очень рад знакомству, — сказал он с поклоном.

Они оба смотрели на поспешно уходившую Энн, видели, как она забирается в экипаж вместе с матерью и Сесилией. Когда экипаж тронулся, Кейт осознала, что женщины внимательно посмотрели на них с Эдвардом, а потом склонили друг к другу головы. И Кейт знала, что они обсуждают ее и ее шансы поймать самого завидного холостяка Англии и отметают такую возможность, как смехотворную.

— Они просто ведьмы, — сказала она.

— Прошу прощения?

В ужасе от того, что произнесла вслух то, что произносить не полагается, Кейт подняла взгляд на Эдварда, увидела в его глазах улыбку и тоже засмеялась.

— Они говорят обо мне у меня за спиной. Я ирландка, я американка, я не достойна находиться в их обществе, — без всякой горечи сказала она. — Лучше бы судачили открыто, я бы больше их уважала. Какие они ограниченные.

— Лицемерие — ужасная вещь, — согласился Эдвард.

— Но мне даже жаль леди Бенсонхерст. Несмотря на свое богатство и положение, она очень несчастна.

— Вы необыкновенно проницательны.

— Я просто знаю, что у ее мужа есть любовница — французская актриса.

— Я этого не говорил.

— Я прочла это по вашим глазам. Так что какие радости могут быть у леди Бенсонхерст? Занималась бы себе покупками, это единственное, что она может взять от жизни.

— Да, — согласился Эдвард. — Многие женщины были бы счастливы такой судьбой — титулованный муж, который живет своей жизнью, ничем ее не беспокоя и давая полную свободу опустошать магазины. — Его взгляд стал пытливым.

— Нет! Меня магазины не волнуют, и я надеюсь, что мой муж будет так же влюблен в меня, как я в него.

— Однажды, прекрасная Кейт, ваше желание, без сомнения, осуществится. Но ведь у нас еще есть долг, который мы должны выполнить. Мы обладаем титулами и обязаны передать их по наследству. Погуляйте со мной, Кейт, — попросил Эдвард, протягивая ей руку, — рядом с вами я чувствую себя так, словно выбрался из душного чулана и оказался на морском берегу.

— Да вы поэт, сэр. — Кейт засмеялась, и они отошли от пруда.

— Вряд ли. Ваша красота сковывает мой язык. — Они шли по узкой тропинке, уводящей их к другой поляне.

Кейт покраснела.

— Вы преувеличиваете, милорд. Не забывайте, что у меня слишком острый язык, слишком темные веснушки и нос слишком римский. Едва ли у меня модная внешность.

Когда лужайка осталась позади и участники пикника скрылись из виду, Эдвард остановился, остановилась и Кейт. Перед ними открывалась зеленая долина, пересеченная каменными изгородями. Далее высились холмы, покрытые фиолетовым утесником. Небо было изумительного голубого цвета, солнце сияло над ними, теплое и яркое.

— Я нахожу ваши веснушки очаровательными, ваш нос красивым, а если бы вы выбирали слова, то навеяли бы на меня скуку, как большинство дебютанток. Так это бывало раньше.

Несколько минут прошли в молчании. Наконец Кейт спросила:

— И что, за все эти годы ни одна женщина ни привлекла вашего внимания, не завоевала вашего сердца?

— Разве вы не слышали, дорогая Кейт, что у меня холодное сердце, что я отъявленный повеса, что я женюсь только если мой отец шантажом принудит меня к этому или вырвет обещание, лежа на смертном одре?

— О вас такое говорят? — искренне удивилась Кейт.

— Да. Моя репутация настолько черна, что ни одна женщина не может чувствовать себя в безопасности в моем обществе. — Его золотистые глаза посмотрели на нее. — Я пугаю вас, Кейт?

— Нет. Вы не можете меня напугать. Вы можете только заинтриговать меня.

— А вы интригуете меня. С того самого момента, как я вас увидел. Вы ни на кого не похожи и гордитесь этим. Возможно, это самое чудесное, что в вас есть.

— Вы смущаете меня.

— Не думаю. Я скучал о вас, Кейт. Я не думал ни о чем, кроме нашей встречи.

— Я тоже скучала о вас, милорд, — прошептала она. — И тоже, к своему стыду, ни о чем другом не думала.

Мгновение спустя Кейт оказалась в его объятиях, его губы прижались к ее губам. Кейт вернула поцелуй. Почувствовав, как напряглось его тело, она поняла, что перешла все границы. Но потом Эдвард крепче обнял Кейт, и все ее сомнения улетучились. Она приоткрыла губы, ее пальцы впились в крепкие плечи. Поцелуй длился целую вечность. Но когда он окончился, показалось, что прошло всего несколько секунд.

Опустив руки, Эдвард отступил от нее.

— Ни одна женщина не производила на меня такого впечатления, как вы, — произнес он после недолгого молчания. — Я неотступно думаю о вас день и ночь. Мы больше не должны оставаться наедине.

— Почему? — испуганно вскрикнула она.

— Разве вы не понимаете, как это опасно? Мы оба уже очернены сплетнями. Если нас застанут в компрометирующем положении, вы погибнете, моя дорогая.

«Тогда женись на мне», — подумала Кейт, но вслух этого не сказала.

— Мне наплевать на сплетни. Для меня важны только вы.

Он не сдвинулся с места.

— Вы женщина огромного мужества. Вы тоже важны для меня. Но наши страсти захлестывают нас, они могут далеко завлечь нас. Нужно соблюдать осторожность.

— Зачем? Что хорошего в осторожности? Разве она несет радость, любовь, счастье? Разве мы должны прожить наши жизни так, как леди Бенсонхерст? — воскликнула Кейт. — Так мы найдем только несчастье. А с вами, милорд, я обрела счастье. Не просите меня расстаться с ним из-за нескольких злых, ревнивых старух с ядовитыми языками, которые находят удовольствие, принося другим неприятности.

Эдвард снова обнял ее.

— Я не хочу причинить вам боль.

Кейт отстранилась, чтобы увидеть его лицо.

— Как вы можете причинить мне боль, милорд?

— Мой отец намерен женить меня на достойной английской леди. У него есть целый список безупречных невест. Я на волосок от того, чтобы полюбить вас, Кейт. Может быть, я уже люблю вас. — Он погладил ее по голове. — Это будет ужасной ошибкой. Ужасной ошибкой для нас обоих.

Кейт отодвинулась от него.

— Любовь, если она настоящая, смелая и сильная, никогда не станет ошибкой.

— Вы очень романтичны.

— Да. А вы всегда подчиняетесь воле отца?

— Я его наследник. У меня есть долг перед ним, перед титулом.

Кейт ничего на это не сказала. Радость в ее душе смешалась с отчаянием. Как он может думать о таких вещах, когда вот-вот полюбит ее?

— Я не могу попрощаться с вами, когда мы только в самом начале, — сказала она.

Эдвард слабо улыбнулся.

— А разве я говорил о прощании? Я не способен расстаться с вами, Кейт. Возможно, именно это и пугает меня.

— А меня это не пугает, — тихо сказала она, снова приходя в радостное возбуждение.

Его глаза потемнели, и он снова привлек Кейт к себе. На этот раз поцелуй был настолько неистовым, что они упали на колени в траву и оставались так, сплетенные в тесном объятии, пока солнце не заволокло облаком и упавшая на них тень не привела их в чувство.

Позднее, ночью, Кейт, лежа в постели в своей комнате, смотрела в потолок и думала о том, что отец Эдварда может и не одобрить выбор сына. Но это не остановит ее на пути к осуществлению своей мечты. Кейт в этом не сомневалась. Настоящая любовь, такая, как у них, гораздо могущественнее какого-то семидесятилетнего старика, которому следовало умереть еще лет десять назад.

Кейт уснула с улыбкой на лице, и ей снилось будущее, которое принадлежало им с Эдвардом.