"Игра" - читать интересную книгу автора (Джойс Бренда)

Глава девятнадцатая

Джеральд в одиночестве сидел в темном холле дома Легера, проклиная собственную дочь.

Она ослушалась его, предала его. Она не очаровала, не подчинила себе Лэма О'Нила — последнюю надежду. Вместо этого королева обручила ее с этим проклятым англичанином, сэром Джоном Хоуком, капитаном гвардии, безусловно, преданным короне. Или Катарина не понимает, что с каждым проведенным в Саутуарке днем его жизнь угасает? Он не мог так жить дальше — в бедности, в изгнании, лишенный власти — не мог, и все! Как могла она так поступить? Ослушаться его приказа явиться к нему, черт побери!

Он невольно подумал, что она такая же дьявольски упрямая, какой была ее мать. Внезапно он ощутил глубокую тоску по своей первой жене. Когда они познакомились, ей было тридцать шесть лет, а ему всего шестнадцать, тем не менее это не могло сдержать их страсти. Джоан все еще была поразительно красивой, более красивой, чем многие молодые девушки. А что касается постели… Джеральд вздохнул. Она знала такие вещи, о существовании которых он и подумать не мог. Ее страсть была не менее сильной, чем она сама.

Она была ему абсолютно предана, хотя ее сын, граф Ормонд, был врагом ее мужа. Джоан ни единого раза не предала его. Она любила его до самой своей смерти.

Чуть ли не самую большую горечь в своей жизни он испытывал от того, что она умерла в одиночестве, в Эскетоне, пока он находился в Тауэре по приказу королевы и не мог быть рядом с ней. Но это случилось семь невыносимо долгих лет назад.

Джеральд? Почему вы сидите в темноте? — спросила Элинор, поспешно входя в комнату.

Джеральд заморгал, когда его жена принялась зажигать свечи. Вскоре холодный полупустой холл осветился. Чем-то она напоминала ему Джоан. Она была очень красива и очень умна. И упряма. Такая же хорошая спутница жизни, как и Джоан.

— Я размышляю.

— Ну, вы все равно ничего не сможете сделать, — горько сказала она, угадав его мысли. — Вы должны лишить наследства эту изменницу, вашу дочку, вот что!

Джеральд никогда бы не подумал лишить Кэти наследства. Она заслуживала взбучки, но она была его единственной дочерью и единственным ребенком от Джоан.

— Лишить наследства? — Он засмеялся с горечью. — У меня сейчас ничего нет, как же я могу лишить ее наследства?

— Сегодня они с Джоном Хоуком вернулись в Лондон. Если вы не поедете переговорить с ней, я сама это сделаю, — заявила Элинор, сверкая глазами.

— Я не желаю, чтобы вы с ней ссорились, — твердо сказал Джеральд. — Кроме того, еще не все потеряно — до звона колоколов еще далеко.

— Что вы имеете в виду, милорд?

— Принесите мне перо, леди. И найдите посыльного, безусловно нам преданного.

Элинор вернулась с пером, чернильницей и клог чком пергамента. Ее голубые глаза возбужденно сверкали.

Что вы хотите сделать, дорогой? Джеральд немного подумал и принялся писать.

Я хорошо знаю людей. Я сообщу пирату о случившемся. Если и найдется кто-то достаточно умный и достаточно смелый, чтобы изменить положение, то это Лэм О'Нил. — Он улыбнулся жене. — Я думаю, что как раз хватит времени, чтобы послание дошло до него и чтобы он успел поставить все на свои места.

Остров Эйрик, Атлантический океан

Дул обжигающе холодный ветер. Он нес последнее дыхание зимы, завывая над голым островом, представлявшим собой всего-навсего громадный скалистый выступ, хотя на его южной оконечности росли ели, противостоявшие натиску ветра и моря. Вдоль берегов тянулись узкие загроможденные валунами полоски песка, прилегавшие к вздымающимся утесам. Даже летом прибой яростно накатывал на них в не прекращавшейся схватке камня, земли и воды. На северной оконечности острова находилась глубоководная гавань с узким входом, который охраняли две башни с пушками. В гавани покачивались на якоре «Клинок морей» и несколько других боевых кораблей О'Нила.

Рядом с доком раскинулся небольшой поселок, в котором жили матросы и работали корабельщики. Там же жили их жены и дети и обреталось несколько шлюх. В поселке имелись кузнец, мясник, мельник, булочник, плотник и лавочник, торговавший всем, чем угодно. Было и несколько пивных.

От поселка узкая тропа, извиваясь среди утесов, поднималась к крепости Лэма. На самом верху на гранитном основании стоял средневековый замок. Широкий провал перекрывался подъемным мостом, а чтобы проникнуть за высокие каменные стены, требовалось миновать подъемную решетку и сторожевую башню над воротами. По четырем углам крепости располагались квадратные башни с узкими бойницами. Внутри находилась четырехэтажная башня, в которой имелся большой холл и несколько других помещений. Когда-то в крепости жил какой-то лорд в изгнании, а позже пираты. Но она была достроена сравнительно недавно, и к башне примыкал большой кирпичный особняк, с застекленными, а не затянутыми кожей окнами. На черепичной крыше высились пять длинных труб.

Лэм построил этот дом, потому что не выносил запустения древней башни, которая казалась ему мрачной и населенной привидениями. Он не боялся привидений, но думал, что новый, более жизнерадостный дом поможет ему избавиться от чувства одиночества, которое охватывало его каждый раз, когда он останавливался на острове. И все же особняк не привлекал его, несмотря на сияющие панели стен и богатую обивку. Однажды он попробовал жить в нем и, к своему ужасу, обнаружил, что чувствует себя здесь гораздо более одиноким, чем в средневековой башне.

Лэм сидел за тяжелым выщербленным столом. Расположившийся на табурете у очага Макгрегор наигрывал на волынке задумчивую мелодию. Мальчик Ги съежился у его ног. Отблески огня пробегали по смышленому детскому лицу. Музыка была успокаивающей, но Лэму она действовала на нервы. Дни тянулись медленно, зияя пустотой. Как, черт побери, мог он выдержать здесь еще хотя бы один день, если он чувствовал, что готов выскочить из собственной кожи? До этого ему никогда не докучало вынужденное пребывание на острове из-за плохой погоды.

Лэм в который раз осторожно развернул письмо. Оно было от его матери, Мэри Стенли, и датировано двумя неделями раньше. Хотя он всегда ее навещал, когда почему-либо высаживался на английскую землю, в последний раз он этого не сделал. Фактически он не видел ее уже полтора года, что представляло не в лучшем свете его сыновние чувства. Мэри Стенли писала:

Милый мой сын, Лэм, как всегда, я больше всего думаю о тебе. Надеюсь, что у тебя все хорошо и Господь хранит тебя от бед. Мой милый, прошу тебя быть осторожнее. Помни, что я не перенесу, если с тобой что-то случится.

До меня дошли слухи, что ты захватил на море Катарину Фитцджеральд, и, по правде говоря, я нисколько не удивилась, помня наши с тобой беседы. Я могла бы догадаться, что когда-нибудь это должно случиться. Но ты же не просто жестокий пират, как твой отец?

Милый Лэм, я знаю, что ты не похож на Шона, что ты никогда не мог бы поступить так, как он. Говорят, что Катарина очень напоминает свою мать, бывшую графиню Ормонд и Десмонд. Я хорошо помню Джоан. Она была необыкновенно красивой и необычайно сильной и умной. Если ее дочь очень похожа на нее, я боюсь, как бы у вас не нашла коса на камень. Милый Лэм, будь осторожен с этой девушкой. Она может представлять для тебя не просто политическую, а гораздо большую ценность. И еще помни, что Джоан была к нам очень добра, когда ты был еще в пеленках. Из всех дам, кого я встретила в те печальные, но и радостные дни (радостью был ты), она была одной из немногих, кто относился ко мне по-дружески и без жестокости. Я знаю, Лэм, что ты ни при каких обстоятельствах не причинишь вреда ее дочери. И я понимаю, почему ты захватил ее именно таким образом. Только наберись терпения, мой милый, если собираешься завоевать ее, а я подозреваю именно это. С любовью и надеждой Мэри.

Лэм, наверное, раз десять перечитал ее письмо. Ему было стыдно. Нечасто он сожалел о выбранном жизненном пути — какой смысл раздумывать над тем, чего нельзя изменить? И хотя Мэри никогда открыто не осуждала его занятие пиратством, Лэм знал, что она тайком мечтала о том, чтобы в один прекрасный день он стал благородным и чинным английским джентльменом. Это желание было несбыточной, пустой мечтой. Он не мог изменить того, кем и чем был его отец, и наверняка Катарина не смогла бы этого забыть. Заниматься разбоем на море вынудили обстоятельства его рождения — он не был ни англичанином, ни ирландцем. Мэри понимала это не хуже его.

Лэм аккуратно сложил письмо, спрятал его в маленькую шкатулку, в каких женщины обычно хранят драгоценности, и запер ее. Ключ он повесил себе на пояс, а шкатулку поставил на каминную полку и принялся расхаживать по комнате.

Раньше, когда ему становилась на острове одиноко, он имел дело лишь с самим собой. Тогда он мог с этим справиться. Но теперь… Теперь везде, где бы он ни был, куда бы ни смотрел, ему виделась огненно-рыжая соблазнительница. Даже его мать писала о ней.

Он вспомнил, как решительно Катарина отвергла его предложение, и побагровел от злости и унижения. Он знал, что слишком горд для того, чтобы просить ее передумать или хотя бы изменить ее мнение о нем.

Лэм повернулся к огню, стараясь подавить обуревавшие его чувства. Теперь Катарина была при дворе, и на некоторое время это его устраивало. Политические игры зашли слишком далеко, и конца еще не было видно. Но все когда-нибудь кончается, и Лэм задумался, не сделать ли Катарину своей женой даже против ее воли. Зная ее так, как он знал сейчас, Лэм понимал, что не смог бы поступить с ней таким образом. Но и отпустить ее он тоже не мог, особенно к другому мужчине. Он выругался, нарушив тишину каменных стен.

Заметив, что Макгрегор перестал играть и вместе с Ги уставился на него, Лэм снова стал мерить шагами холл и вынудил себя улыбнуться мальчику.

Капитан, что-нибудь требуется? — Ги вскочил. «Мне требуется рыжая девица, такая же страстная, как и я», — подумал Лэм.

Нет, Ги.

Мальчик нерешительно топтался на месте.

— Сядь и слушай музыку, — мягко произнес Лэм. Ги послушно уселся, а Макгрегор сказал:

— К нам кто-то пожаловал.

Лэм тоже услышал негромкий звон колокола на сторожевой башне. Зимой из-за воя ветра только этот колокол и можно было услышать. Вскоре в холле появились матрос с красным от холодного ветра лицом и закутанный в плащ посетитель.

Капитан, этот человек только что прибыл с посланием для вас.

Посетитель, дрожа от холода, снимал капюшон и перчатки. Наверняка он прибыл на остров на борту судна с припасами, за которым Лэм раз в месяц посылал в Белфаст. Человек был незнаком Лэму. Пригласив его сесть, Лэм едва заметно кивнул.

Откуда-то возник лакей, поймал взгляд Лэма и торопливо вышел. Через минуту он вернулся с горячим пуншем и едой. Лэм сказал матросу:

Джейк, иди в кухню погреться и хорошенько поешь.

Краснолицый матрос исчез следом за лакеем.

Лэм уселся на скамью напротив посланца. Макгрегор снова принялся тихонько наигрывать на волынке. Ги отвернулся.

— Кто вас послал? — вполголоса спросил Лэм.

— Джеральд Фитцджеральд.

У Лэма в груди все сжалось. Человек вытащил из-под плаща запечатанное письмо и подал ему. Лэм помедлил, потом поднялся и подошел к окну. Стараясь не выказывать обуревавшего его любопытства, он не спеша развернул письмо и принялся читать. Лицо его побелело от гнева.

Катарина Фитцджеральд обручена с сэром Джоном Хоуком и должна быть обвенчана с ним в пятнадцатый день апреля. Королева даже даровала ей в приданое небольшое, но очень хорошее поместье в Кенте.

Теперь лицо Лэма стало медленно багроветь. Его охватила неудержимая ярость.

— Какой сегодня день, черт побери? — взревел он. Макгрегор отложил волынку.

— Тридцатое марта.

Лэм отчаянно старался взять себя в руки, но при мысли о Катарине в объятиях другого в его жилах снова забурлила сотрясавшая его ярость. Все же, когда он заговорил, голос его был леденяще спокойным.

Мы едем в Лондон, — сказал он. Ничто в его тоне не позволяло догадаться, что внутри него мечется выпущенный на свободу зверь. — Немедленно.

Отплытие все-таки пришлось отложить из-за метели. На долгих двенадцать дней.

Лондон, 15 апреля 1571 года

Большие колокола собора святого Павла звонили не переставая. По улице перед собором было ни пройти, ни проехать. Вдоль нее выстроились многочисленные кареты, ожидая своих благородных владельцев, приехавших принять участие в церемонии бракосочетания. Здесь же разъезжали верхом сопровождающие. А на тротуарах рядом с поднимающимся к небу собором выстроились сотни лондонцев всех рангов и званий. Подобное бракосочетание было огромным событием, и они, сгорая от любопытства, ждали возможности взглянуть на венчающуюся пару.

Наконец появились новобрачные. В толпе раздались аплодисменты. Несколько женщин упало в обморок. Сэр Джон Хоук был одет в свою красную с золотом форму с пристегнутым церемониальным мечом. На ногах у него были черные высокие сапоги, на голове — шляпа с плюмажем. В толпе поднялся гул голосов, быстро сменившийся приглушенным перешептыванием. Невеста была столь же прелестна, сколь блестящ жених. Ее белому, усыпанному жемчугом бархатному платью позавидовала бы любая женщина еще и потому, что оно подчеркивало идеальные формы невесты. Но ахи и охи как женщин, так и мужчин вызвало ее лицо, необыкновенно прекрасное, с высокими скулами и полными губами. Весь ее вид заставлял мужчин завидовать жениху.

Толпа осыпала новобрачных горстями зерен, желая им плодовитого союза, и только когда новобрачные поднялись в ожидавшую их коляску, запряженную парой белых лошадей, все заметили, что на их лицах не было улыбок.

В сложенном из гранита очаге горел огонь, согревая украшенные резными панелями и затянутые тканью стены спальни в Барби-холле. По полу расстелили свежие, сладко пахнущие камышовые циновки. В середине комнаты стояла кровать со столбиками по углам, без балдахина, но все равно очень массивная, укрытая синим с золотом бархатным покрывалом и мехами. Покрывало было откинуто.

Сердце Катарины бешено колотилось. Усталость, которую она ощущала после венчания и свадебного приема во дворце Ричмонд, исчезла, сменившись нервным возбуждением. Теперь она была женой Джона Хоука. О Господи! Катарина стояла, закрыв глаза, пока Елена раздевала ее.

«Что я наделала!» — эта непрошеная мысль не покидала девушку. Но время сомнений и колебаний прошло, строго напомнила она себе. В конце концов, она была почти уверена, что любит Джона Хоука.

И она была счастлива, точно была. Именно об этом она мечтала, именно этого хотела — жизнь наконец-то давала ей то, что ей причиталось: благородство, всеобщее уважение и вскоре, она надеялась, ее первого малыша.

Катарина вздохнула и подошла к огню отогреть застывшие руки. Она была замужней женщиной — чего еще можно желать? Она радостно встретит своего мужа. Слава Господу, у нее страстная натура. Скорее всего она получит удовольствие, во всяком случае, она на это надеялась.

Елена вытащила шпильки из пышных рыжих волос Катарины, и они свободно рассыпались по спине.

— До чего вы красивы, миледи. Этой ночью сэру Джону не удастся заснуть.

Катарина вспомнила, что за весь день Джон ни разу не улыбнулся ей. Может, он просто нервничал, как большинство новоиспеченных мужей? Или его одолевали сомнения? Вдруг она подумала о Джулии, которой вскоре придется выйти за совершенно чужого человека. Джулия вместе со своим дядей присутствовала на венчании, и Катарина заметила, как она смотрела на Джона. У Катарины мелькнула безумная мысль — на ее месте сейчас должна быть Джулия, именно Джулия должна была стать женой Джона Хоука, ожидающей его в их брачную ночь.

Катарина вздохнула, ужаснувшись тому, что ей могла прийти в голову такая мысль. «Все будет отлично, — уговаривала она себя, тяжело дыша, — после того, как мы проведем ночь вместе». От этой мысли ее прошиб пот.

И даже если не все будет в порядке, это не имело теперь никакого значения. Она была женой Джона по закону и велению Божьему, пока смерть их не разлучит.

Елена вышла, оставив Катарину в одиночестве.

Катарина снова подошла к огню, надеясь согреть свое почти обнаженное тело, укрытое лишь лоскутом шелка цвета слоновой кости, ничуть не скрывавшим ее формы. Одежда, предназначенная для того, чтобы соблазнять. Катарина пожалела, что не надела что-нибудь поскромнее, потом напомнила себе, что хочет ребенка, значит, должна завлечь своего мужа в постель.

Услышав, как они поднимаются по лестнице, Катарина застыла. Семья и ближайшие друзья Джона сопровождали их в Барби-холл для продолжения торжеств. У нее застучало в ушах. Катарина не сводила глаз с двери, слыша крики приятелей Джона, неприличные советы и подбадривающие возгласы. Она содрогнулась. Какой-то примитивный инстинкт подсказывал ей броситься к постели и спрятаться там, но она знала, что это глупый порыв, и не собиралась поддаваться ему.

В двери появился Джон, и, прежде чем она затворилась, Катарина успела заметить сзади него около дюжины разгоряченных выпивкой мужчин, которые уставились на нее, отпуская более чем рискованные шуточки. Катарина съежилась, сложив руки на груди. Она была не в силах пошевелиться. При виде ее глаза Джона широко раскрылись. Он быстро оглянулся и, яростно выругавшись, захлопнул дверь перед носом своих пьяных похотливых приятелей, потом повернулся к ней.

Он смотрел на нее, не двигаясь с места. На нем были только рейтузы и почти совсем расстегнутый мундир. Теперь его глаза мерцали — взгляд, который был отлично знаком Катарине.

Катарина вспыхнула, хотя теперь она была его женой. Джон продолжал ее разглядывать. Она выдавила из себя улыбку, и, хотя ей было очень холодно, опустила руки. Она снова встретила взгляд Джона, увидела, что он уставился на ее грудь, потом его глаза опустились ниже, к месту соединения бедер. У нее мелькнула дикая мысль: этой ночью он не будет думать о Джулии. Эта мысль ужаснула ее.

Джон, не хотите немного вина? — нерешительно предложила Катарина.

Не успел он ответить, как снизу донесся ужасный грохот. Сделав несколько шагов к ней, Джон замер. Внизу кто-то вскрикнул, и мгновением позже послышался яростный звон скрестившихся мечей. Его невозможно было не узнать.

Звуки стали громче. Послышался топот бегущих вверх по лестнице людей.

Джон резко повернулся, изрыгая ругательства, потому что он был без сапог, почти раздет и безоружен. Он подбежал к двери и распахнул ее.

Катарина стояла не двигаясь, словно пораженная молнией.

В комнату ворвался Лэм О'Нил с окровавленной рапирой в руке. Он окинул Катарину пронзительным взглядом, и мгновением позже острие его рапиры уперлось в тонкую кожу на шее Джона. Джон вдавился в стену. Катарина в ужасе прижала ладони ко рту. На лице Лэма мелькнула жестокая улыбка.

— Как будто я прибыл вовремя? — спросил он. Катарина разинула рот.

— Я убью вас! — Хоук был в ярости.

Как? — расхохотался Лэм. — На ваших вассалов вряд ли можно рассчитывать, к тому же они уже связаны. Ваша рапира валяется внизу, и я ее сломал. Но если вам так хочется умереть, то пожалуйста. Я с удовольствием помогу вам.

Джон дернулся вперед. Рапира проткнула кожу, и по его шее потекла струйка крови.

— Нет! — закричала Катарина, бросаясь к ним. Лэм спокойно взглянул на нее и произнес:

— Подержи ее, Мак.

Катарина только теперь заметила стоявшего в дверях Макгрегора. Когда он двинулся к ней, она вскрикнула, но ей некуда было бежать. Шотландец схватил ее своей медвежьей хваткой.

Комнату заполнили люди О'Нила. Лэм отдал краткий приказ, и на руках Джона оказались кандалы. Лэм убрал рапиру в ножны, схватил Джона и толкнул его к кровати. Один из его людей бросил ему еще один браслет. Он поймал его и приковал лодыжку Хоука к одному из кроватных столбиков.

Хоук задохнулся, побагровев от ярости.

Это вам даром не пройдет!

Лэм все время улыбался, как будто наслаждаясь каждым мгновением своей бесшабашной затеи, но теперь улыбка пропала, и он повернулся к Хоуку, сверкая глазами.

Сегодня я лишу ее невинности, что должен был сделать еще месяц назад в Уайтхолле.

Хоук дернулся, пытаясь разорвать кандалы.

— Считайте себя мертвецом. Я найду вас.

— Она моя, и всегда была моей. — Лэм повернулся, и Макгрегор, без слов поняв его, отпустил Катарину.

Теперь Катарина поняла, что происходит, и инстинктивно бросилась к двери. Это было настолько же глупо, насколько и бесполезно, потому что люди О'Нила загородили ей выход. Тогда она закричала, но никто ее не тронул. Она попыталась протиснуться между ними, но это было все равно, как если бы она хотела пройти сквозь каменную стену.

Лэм схватил ее сзади за волосы. Она ахнула от боли, потом замерла, задыхаясь, но до мелочей воспринимая окружающее, как дикая необъезженная кобыла, готовая броситься прочь при первой возможности. Лэм не спеша приближался к ней, наматывая волосы на руку.

Катарина отлично понимала, что он задумал, и готова была яростно броситься на него, но чтобы это сделать, ей нужно было вырвать волосы из головы. Она не двинулась.

Вдруг он отпустил ее, перекинул через плечо и быстро вышел из комнаты. Катарина принялась извиваться. Он крепко хлопнул ее по заду. Это было очень больно, и она стихла, сдерживая подступившие к глазам слезы. Она подняла голову и в последний раз встретила бешеный взгляд Хоука. Как бы хотелось ей чем-нибудь подбодрить его. Она видела, что он не просто взбешен действиями Лэма, но и сходит с ума от беспокойства за нее.

Но Лэм уже сбегал по ступеням вниз. Катарина больно колотилась о его плечо. Он поставил ее на ноги. Ее завернули в плащ, он заткнул ей рот кляпом и забросил на пританцовывающего огромного серого жеребца. Через мгновение он уже сидел сзади нее, обхватив ее одной рукой, словно железным обручем, и они понеслись прочь.

— Я уже сказал вам однажды, — прохрипел он ей в ухо, — что приеду за вами, когда настанет время.

Катарина испепелила его взглядом, полным слез и дикой неукротимой ярости.