"Смерти нет" - читать интересную книгу автора (Глуховцев Всеволод, Самойлов Андрей)

Глава 7 СМЕРТЬ НЕГОДЯЕВ

Утро вставало так, будто его волокли силой: на работу, на работу!.. А оно не хотело, упиралось, плакало дождем, оно не хотело светать. И не рассвело; не рассвело по-настоящему. То, что серело за окном, назвать светом и утром... ну нет, только не на русском языке.

Жженый проснулся с тяжелой, чугунной головой. Вроде бы она не болела, но от тяжести трудно было поднять ее, трудно думать... ой... Черт! Трудно было жить.

От таких мыслей он разозлился на себя и встал. Кровь прихлынула к глазам, потемнело, шатнуло. Он схватился за стену.

В соседней комнате приглушенно бормотали голоса. Жженый прошел туда и увидел, что его орава сидит, жрет. Тощий, Мыло, Пистон, Ботва — и Дешевый тут же притулился сбоку, жадно рвал мелкими зубами какую-то дрянь.

Бесцветные глаза Пистона радостно округлились.

— О, — проговорил он, — босс... С проснутием вас!

— С пробуждением, — хмуро поправил босс. — Тухляк на карауле?

— Да. — Пистон замельтешил. — Садитесь, садитесь! Покушайте.

Жженый хотел было отказаться, но подумал, что пожрать надо. Как бы там ни было, а это дело таково, что без него нельзя.

При начальнике душегубы притихли. Чавкали, глотали молча. Сам Жженый ел быстро и неразборчиво — лишь бы зубам была работа. Прочие, глядя на него, тоже заработали челюстями поживее: как-то сразу до всех дошло, что сейчас босс подымет их зачем-то, а раз так, то надо утробу набить поскорей.

Предчувствия сбылись. Жженый проглотил последний кусок, вытер губы рукой и объявил:

— Так. Мне надо кое-что сказать вам. Давайте-ка все при оружии на крышу. И Тухляку скажите. Я туда пошел.

Через пять минут боевики стали выползать на крышу. Явился и Тухляк. Не было только Ботвы.

— Где он? — спросил Жженый сумрачно.

— С... ть пошел, — ответствовал Пистон. — Понос что-то его прошиб.

— Жрать надо меньше. — Жженый окинул взглядом свое поганое воинство, задержался на Дешевом. — Что у тебя с рожей?

Здесь, в каком ни есть дневном освещении раскрас физии обозначился явственно. Дешевый вновь начал путано излагать то же, что ночью сочинил Пистону.

— Ладно, — оборвал его Жженый, — не подохнешь... Ну где этот болван?!

Ботвы не было. Жженый осерчал.

— Да говорю же, босс, с... ть пошел, — вновь пустился в объяснения Пистон, но Жженый рассвирепел совсем:

— Что?! Да он что, растудыт его, веревку проглотил?. Ладно, я сейчас. Ждите!

Кипя гневом, он пошел вниз. На площадке между девятым и восьмым этажами он увидел на полу засохшие бурые пятна.

Кровь. Жженый приостановился.

Ах да. Это Дешевый здесь долбанулся мордой в трубу. Ну да, вон там...

Внизу зашуршало.

Жженый напрягся — но это оказался Ботва, всего-то навсего. Он вышел из-за угла, подтягивая штаны, стал подниматься вверх. Глядел под ноги себе, бурчал что-то.

Своего шефа он прежде ощутил, чем увидел. Жесткие, как из дерева, пальцы стиснули его глотку. Ботва разинул рот, выкатил глаза.

И вот тогда-то он встретил взгляд Жженого — такой, что чуть вторично не обгадился.

— Э-э... — просипел он.

Пальцы сжались крепче.

— Что, — шепнул Жженый с ужасной задушевностью, — по-хорошему не понимаем?..

Он так встряхнул подшефного, что у того перебултыхнулись все внутренности.

— Значит, будем учить по-плохому. — Жженый улыбнулся еще ужаснее, чем говорил.

В свободной руке неведомо откуда — точно из воздуха! — взялся нож. Ботва облился холодом. Затем жаром. Затем его пробила дрожь.

— Я... — прохрипел он сквозь мертвую схватку, — я... нет! Я ничего... Босс... виноват... я...

Хватка разжалась.

— Виноват, — подтвердил Жженый. — Вот учу. Опаздывать нельзя. Запомнил?

— Да, босс.

Ботву трясло. Колени ходили ходуном. Урок удался.

Жженый спрятал нож. Ну, идем.

На крышу командир вышел спокойный, равнодушный, как всегда. Ботва плелся следом, все еще нервно вздрагивая.

— Ну вот, все в сборе, — подытожил Жженый. — Слушай меня. Сегодня ночью я имел встречу с нашими... покровителями.

Крохотную паузу после «наших» заметили не все. Но кому надо, тот заметил.

Далее Жженый, в сущности, пересказал то, что говорил ему маг. Слушали внимательно, Мыло аж рот открыл от напряжения — для него понимать звучащую речь было работой, и нелегкой.

— Вопросы есть? — спросил Жженый, закончив. Молчание. Тихий шелест дождя. Пистон осторожно откашлялся. Жженый перевел взгляд на него.

— Слушаю.

Пистон затоптался, закряхтел.

— Я хотел, босс... Спросить хотел, да.

— Спрашивай.

— Они не сказали, зачем он им? Ну, этот Муха вот?

— Тебе это так надо знать?

— Мне? — Пистон подавился словом. — Да вы что, босс! Я это так просто...

— Вот запомни, — резко прервал Жженый. — Ничего никогда «так просто» не делай. Даже по малой нужде. А вопросов таких тем более не задавай. Понял?

— Понял, понял, босс, — поспешил заткнуться Пистон.

— Еще вопросы есть?

Тухляк поежился от гнилой сырости:

— Когда? Когда это надо? Жженый немного помолчал.

— Сегодня подготовимся, — решил он. — Отдохнем. А завтра двинемся.

— А как же... — нерешительно начал Пистон и не закончил.

— Что такое?

— Э-э... я просто хотел, а как же если вдруг эти наши вернутся, Слякоть, Скальп? Придут, а нас нет.

— Их проблемы.

Сказав так, Жженый взглянул почему-то на Тощего. Тот совершенно недвижимо стоял, слушал. Даже вроде бы не моргал.

— Ну, пошли, — велел начальник. — А то промокнем.

Это было верно. Дождь сеял и сеял. Вниз повалили все охотно.

Вернулись на восьмой этаж, занялись подготовкой. Чистка оружия, подгонка одежды, бронежилетов... Тухляк решил починить сапоги.

— Подметка отлетает, — объяснил он. — Возьмет да крякнет в пути, что тогда?..

— Швах тогда, — согласился Ботва.

Он уже оправился от шоковой терапии, но вел себя пугливо, зыркал по сторонам — Жженый его умело перевоспитал.

Сам Жженый чувствовал некое странное беспокойство. Откуда оно исходило? — он не мог понять. Что-то с чем-то не срасталось, что-то было не так.

В раздражении от этих непоняток он вышел из квартиры и прошелся по коридору. Однако здесь, в узком затхлом пространстве, ему не хватило воздуху, и он решил опять подняться на крышу.

Стал подниматься. Дошел до промежуточной площадки...

Стоп.

Вот оно! Сошлось.

Жженый понял, в чем дело. Еще когда он спускался, чтоб вразумить Ботву, он заметил это. Но тогда отвлекся.

Вот что: потеки крови с самой кромки люка. Вот они.

Он присел рядом, осматривая внимательно. Дешевый говорил, что споткнулся и мордой долбанул трубу. Если так, то кровь должна быть на полу возле трубы, на ее стенках... так, вот они, капли, есть... А почему вон там, далеко, на полу тоже?.. Так, так. Что-то не так!

Ну ладно, на полу понятно. Дешевый ходил, кровь капала из носа. А вот эти потеки, на краю дыры...

Внезапно для себя Жженый рванул вниз. На бегу проверил то, с чем не расставался никогда: пистолет «вальтер» в кобуре, универсальный нож, фонарик, мини-аптечку. На месте! Жженый был опытный боец.

Предчувствие, неясная еще догадка колесила в нем. Сердце билось учащенно. Добежав до первого этажа, он остановился, чтоб перевести дух. Постоял, отдышался. Вышел из подъезда.

Приемник мусоропровода находился по соседству — узенький, загаженный дверной проем. Когда-то была дверь, но теперь, конечно, и помина не было. Впрочем, никто туда никогда не заглядывал из-за грязи и вони.

Жженый бесшумно вынул пистолет. «Вальтер-29» со сбалансированной системой автоматики и электронным ударным механизмом не нуждался в передергивании затвора. Указательный палец привычно лег на крючок, привычно поджал его — едва-едва, так, чтобы ощущать усилие спуска. В общем-то, предосторожность эта была излишней, но она давно уже обратилась в инстинкт — как у зверя. Разум в этом не участвовал.

Фонарь пока не был нужен, но левая рука легла на него, чтоб потом не вошкаться в потемках. Помещение состояло как бы из двух комнат: первая — прихожая, что ли; а вторая представляла собой собственно приемник, то бишь сюда и попадал мусор.

Конечно, за столько лет все, что должно было гнить и вонять, сгнило, однако вонь отчасти уцелела. Она точно впиталась в стены. Смрад в этой камере был устойчивый.

Здесь уже было темно. Кучи окаменевшего мусора скорее угадывались, чем виделись. Но...

Но!

Жженый повидал немало на своем веку. И не только повидал, но и услышал, ощутил и вдохнул. А память у него была отличная — и на звуки, и на прикосновения, и на запахи. И тот тошный душок, что едва-едва коснулся его ноздрей, он знал на сто пудов.

Это тянуло мертвечиной.

Так же бесшумно, как и «вальтер», выскользнул из чехла фонарь. Далеко отставив левую руку, Жженый щелкнул кнопкой.

Узкий луч света прорезал мглу. Вряд ли что-либо можно было разглядеть в нем... но только не для Жженого.

Глаза его сузились. Ноздри раздулись. Луч хищно зашарил по полу и по стенам...

Вот оно.

Жженый сунул фонарь и пистолет на места, резко шагнул вперед, взялся за нечто тяжелое, с усилием поволок это нечто к выходу. Выволок.

В первой комнате он распрямился, вытер руки о бока. Постоял немного над трупом, затем ногой брезгливо перевернул его на спину.

Труп вяло перевалился навзничь, откинув левую руку.

Жженый сплюнул.

В сущности, ему все уже было ясно, когда он тащил мертвяка за ноги. Но теперь, убедившись окончательно, он усмехнулся.

Он не питал теплых чувств ни к кому из своей гоп-компании. Даже равнодушен ни к кому не был. Презирал всех — хотя каждого по-разному. Мыло — за глупость, Тухляка — за нечистоплотность, Дешевого и Ботву — за гнилость духа... Но были двое, кого он терпеть не мог. Не мог он, правда, этого и выказать, но уж питаться своей ненавистью в глубине души никто не смел ему запретить. Он и питался.

Эти двое были — Скальп и Слякоть. И вот оба сдохли!

Мысль поразила его. Он возненавидел двух, и обоим — кранты. Это как? Знамение?..

В упоении он даже и не подумал о том, что Скальп, может, вовсе и не сдох, а пустился в вольную охоту, как не раз уже бывало. Нет! В его понимании этот подонок был трупом.

Жженый и сам не знал, насколько он прав.

Он поднял голову, обвел взором грязнющий потолок. Выражение лица сделалось задумчивое, он закусил нижнюю губу, покивал — и все понял, всю драму, разыгравшуюся ночью: и мотив, и действия... Скорее, не понял, а представил — так ярко, по-настоящему. Его и азарт разобрал, он вновь перевернул изломанный, кошмарный труп ничком. Ну да! Так и есть: ножевое в область сердца. Совсем небольшое. Жженый вспомнил стилет Дешевого, поощрительно кивнул. Все верно.

Он даже зауважал Дешевого. И уважение сливалось с каким-то до конца не понятным духовным освобождением. Все-таки что-то значит! — его враги враз пали смертью гнусных. Это неспроста.

Никогда прежде он такого не переживал. Он удивился. Больше! — изумился. В волнении заходил по вонючей комнате. Потом остановился. Ему стало тесно здесь.

— Так, — сказал он.

И заспешил. Подхватил труп, швырнул его назад во мглу. Отряхнул руки и вышел на улицу.

Свет этого дня все же рассеял муть. Исчез дождь. Побежали облака. Их ткань не выдержала, порвалась, и солнце хлынуло в разливы. Оно причудливо испятнило хмурый мир, окружавший хмурого человека с лицом убийцы и взглядом, от которого какая-нибудь старая дева наверняка бы тут же отдала концы.

Этот человек широкими шагами ходил по двору. Круто разворачивался, шел обратно, вновь поворачивался и шагал еще куда-то.

Думал ли он? Сам он о том не думал. Волны чувств, образов и слов вздымались, рушились и вновь вздьмались в нем. Он почти задыхался в этой буре.

Кончилось тем, что он едва не налетел на дерево. Тогда опамятовался. Он остановился, провел рукой по лбу и взглянул новыми глазами.

— Так, — сказал он уже по-другому. Он и сам стал другим.

Когда вернулся, его встретило какое-то странное молчание. Все его разбойники сидели тихо, возились каждый со своим барахлом и казались если не напуганными, то настороженными, что ли.

Жженый чуть задержал взгляд на Дешевом. Тот словно уловил этот взор, дернулся, но Жженый сразу отвернулся.

— Ну что? — произнес он сурово. Безмолвие.

— Что — что? — осторожно переспросил Пистон.

— Дела как, спрашиваю. Опять тишина.

— Да... нормально, — еще осторожнее выдавил Пистон.

Жженый помолчал, а потом сказал без улыбки:

— Хорошо. Готовьтесь. Вечером проверю. И пошел к себе.