"Марафонец" - читать интересную книгу автора (Голдман Уильям)

20

Джанеуэй закончил сборы в полной тишине.

– Ты еще слушаешь?

Бэйб кивнул.

– Это только предположение, но со временем начинаешь чувствовать, как работает чья-то мысль. В нашем деле, когда нанесен вред кому-нибудь из наших близких родственников, мы автоматически предполагаем, что это не случайность. Дэйв рассказал мне про нападение на вас в парке и что прибыл уговорить тебя ехать в столицу на время. – Джанеуэй принялся застегивать сумку. – Он еще что-то здесь оставлял, так, на случай?

– Не пытайтесь перехитрить меня: вы уже спрашивали об этом, и я ответил – нет.

– Да, все-таки ты достойный брат своего брата.

Бэйб подошел с Джанеуэем к двери.

– Я живу в «Карлайле». Мы, нефтяники, живем на широкую ногу. Заходи, если захочешь, мой телефон семьсот сорок четыре шестнадцать ноль-ноль, комната две тысячи один. – Джанеуэй взялся за ручку двери. – Теперь слушай: до утра нашего наблюдения за тобой не будет, потому что сейчас работает полиция, я не доверяю даже лучшему из них. Так что запрись и просиди всю ночь здесь, идет?

– Господи, наблюдение?

– Сиди и не выходи наружу, пока я не проверю личный состав.

– И что потом? Мне всю жизнь придется терпеть таскающегося по пятам сыщика-болвана?

– Для тебя в виде особой привилегии выберем только интеллектуалов и длинноволосых. Мы проработали с Дэйвом вместе много лет, были очень близки, поверь, когда мы встретимся в аду, мне будет в чем отчитываться, и я не хочу, чтобы он пилил меня еще и за то, что я плохо смотрел за тобой. В общем, сиди смирно.

– Если вы так заботитесь о моей безопасности, тогда почему оставляете одного?

Джанеуэй поставил сумку на пол.

– Я полагаю, что это очевидно. Как еще мы найдем убийц, если они сами не придут за тобой? Ты думаешь, мы имеем дело с недоумками? Ты думаешь, они ворвутся сюда и скажут: «Ах черт, он переехал», – а тут мы выпрыгнем из чулана и скажем: «Руки вверх, ребята!»? Если тебя здесь не будет, они это узнают и не придут. Если ты будешь здесь, все равно они могут не прийти. Слишком рискованно, они понимают, что мы тоже не сидим без дела, они догадаются о наблюдении. Но если у них будет безнадежное положение, а я на это рассчитываю, они придут.

– Другими словами, вы хотите охранять меня, но еще и использовать как приманку?

В первый раз за все время Джанеуэй показался усталым.

– Я хочу поймать убийц. Других намерений у меня нет. Может, ты что придумаешь? Если ты хочешь пойти со мной в «Карлайль», ради Бога, пошли. Я сниму тебе номер, я отвезу тебя в Вашингтон, мы спрячем тебя, пока все не успокоится. Все, что захочешь, будет сделано, только скажи.

Бэйб не размышлял ни минуты.

– Я не испугался, мистер Джанеуэй, клянусь. Теперь, когда я все знаю, я думаю – это здорово. Понимаете, историкам не часто выпадают приключения, профессия у меня малоподвижная, вы понимаете? Сиднем торчишь целый день, читаешь, читаешь, читаешь. Да я и не собирался никуда идти до обеда. То, о чем вы меня просите, нетрудно сделать.

Джанеуэй пристально смотрел на Бэйба, пытаясь определить, говорит ли он правду. Бэйб же подумал о себе: храбрился бы я, если бы не умел стрелять и у меня не было бы заряженного пистолета в ящике письменного стола. Хоть бы Джанеуэй оказался прав, тогда можно быстро отомстить убийцам. Вот придут они, и он их пристрелит. Бэйб потрогал рукой кровь Дока, запекшуюся на его рубашке.

– Ладно, – сказал Джанеуэй. – Я ухожу, ты остаешься. Как ты найдешь меня?

– quot;Карлайльquot;, семьсот сорок четыре шестнадцать ноль-ноль, две тысячи один.

Джанеуэй искренне удивился.

– Я достойный брат своего брата, – похвастался Бэйб.

– Запри за мной дверь, – приказал Джанеуэй. Он взял сумку и ушел.

Бэйб запер за ним дверь.

Теперь все ушли.

И Док ушел.

Время траура.

Бэйб вернулся к своему креслу и сел. Теперь никто не вмешается, не будет лезть в душу. Он сидел один, единственный, кто остался от союза Г. В. и Ребекки Леви.

Он действительно был теперь один. Какое это мертвящее слово «один». Не было старого семейного очага, куда можно было бы вернуться. Теперь страшненькая комната студента стала таким очагом, и одно это было уже поводом для отчаяния и траура. Старая конура, чулан с грязной раковиной, ржавой водой, крохотной ванной без окна и почти незаметным, затерявшимся в углу окном с потрескавшейся рамой, через которое и воздуха-то толком не поступало, ни ветерка...

Бог ты мой! Окно... Проклятое окно! Оно ведь не заперто, а рядом пожарная лестница. Убийцы Дока проберутся к нему по пожарной лестнице, спрячутся в темноте, достанут свои винтовки с глушителями и ворвутся, будут его пытать, убьют и уйдут.

Бэйб метнулся к окну: конечно, закрыто.

Придурок, сказал он себе. Треплешь себе нервы по пустякам вместо того, чтобы предаваться скорби.

Бэйб вернулся к своему креслу и сел. Попробовал предаться скорби. Не вышло.

– Док, – сказал он вслух, – придется тебе подождать до следующего раза.

За всю сознательную жизнь у Бэйба не было ни одного приключения, и радостное волнение охватило его.

Т. Бэйбингтон Леви был в опасности!!!

Фантастика!

Пусть теперь шпана попробует назвать меня Гусем, пусть кто угодно попробует. Возьму-ка я пистолет, суну его в карман, так, чтобы видно было, и пройдусь мимо крыльца со шпаной, пускай посмотрят на пушку, может, наложат в штаны. Главарь их, возможно, и наберется смелости спросить шепотом: «О, сэр, это что?.. Ну, вы понимаете?» А я, Леви, повернусь и отвечу: «Не знаю, зайдем за угол, посмотрим?» Нет, надо придумать ответ получше. Чтобы отбрить так отбрить. Ну-ка, ну-ка...

Можешь не мучиться, сказал он себе, Джанеуэй велел не высовываться до обеда.

А, пошел он. Я уже не мальчик.

– Я уже не мальчик, – произнес Леви вслух.

Он историк, а у историков есть право выбора, если только они не марксисты: с ними Леви было не по пути. Он свободен, он мог уйти и прийти, когда ему вздумается, как он и делал все время, что живет в этой дыре.

Разве он не прожил здесь целое лето без единого несчастного случая, не считая парка, – здесь, на 95-й Западной улице Нью-Йорка? А если ты пережил лето на 95-й, и если ты в августе без кондиционера, тебе не нужны никакие оперативники с их представлениями о безопасности.

Бэйб сидел совершенно спокойный, пока не услышал, как кто-то взламывает окно.

Он не ударился в панику, не завопил и не бросился бежать. Подскочил к столу, рванул на себя нижний ящик – и вот пистолет у него в руке. Он взвел курок и пошел к окну.

Естественно, там никого не было.

Просто что-то скрипнуло, как это всегда бывает в старых домах, а остальное дорисовало его воображение. Бэйб стоял неподвижно с пистолетом в руке и не чувствовал ни гордости, ни стыда.

Он чувствовал страх.

Он вспомнил мгновение, когда страх овладел им: когда он схватил оружие. Потому что пистолет был реальностью, реальностью были и убитый брат и возможность самому стать жертвой.

Бэйб начал потеть.

Господи, воздуха бы глотнуть. Он двинулся было к окну, но остановился. За ним стояла только пыль. И вообще у пожарного выхода темно, там мог притаиться убийца.

Пот уже тек по нему в три ручья. Во рту было сухо. Очень хотелось чего-нибудь попить – прохладного и приятного. Молочного коктейля. Наверное, молочный бар за углом давно закрыт, а может, и нет, в такие жаркие ночи он открыт, пока есть посетители. Но даже если и закрыт, лучше прогуляться, чем стоять тут в тишине, дергаясь с пистолетом на каждый шорох.

Тщательно упрятав пистолет в карман брюк, Бэйб взял бумажник, ключ и вышел из дома.

Сердце, черт его возьми, колотится как бешеное.

Юл Бриннер, к примеру, запросто пошел бы без оружия в молочный бар, или еще кто-нибудь из известных актеров. А вот он, съежившись от страха, крался по освещенной лестнице за смесью холодного молока, шоколада и тоника.

Бэйб медленно шел к главному выходу. Через каждые пять-шесть шагов он останавливался, оглядывался по сторонам, прислушиваясь и всматриваясь, чтобы убедиться, что никто не подкрался к нему сзади.

Так он и шел, останавливаясь и дергаясь, сжимая в кармане брюк рукоять пистолета.

Господи, подумал Бэйб, страх-то какой.

А совсем недавно было предвкушение приключения...

Но не более того.

Он добрался до крыльца, остановился, выглядывая из-за двери на улицу и пытаясь высмотреть полицейских. Никого не увидел.

Осторожно, с колотящимся сердцем, готовый к бою и бегству, Бэйб вышел в ночь. Бабье лето было в самом разгаре – ни ветерка, ничего, что помогло бы перенести жару.

– Эй, Мелендес, – сказал один из банды, – да это Гусь.

– Эй, Гусь, детское время давно кончилось, – услышал Бэйб. Он повернулся, с трудом преодолев желание навести на них пистолет: это всего лишь шпана с крыльца. Четверо стояли, пили вино и курили. Пара девиц, одна довольно ничего. А курили, наверное, марихуану.

Тот, который напомнил о детском времени, их вожак Мелендес. Он сидел в распахнутой на груди рубашке, весь красный от духоты.

– Эй, Гусь, не боишься простудиться в одной рубашонке?! – крикнул он Бэйбу. – Хочешь, одолжу тебе свою куртяшку?

Его дружки рассмеялись.

Этот Мелендес умнее меня, подумал Бэйб. Эта мысль отвлекла его на некоторое время от идиотизма ситуации: поиск открытого молочного бара среди ночи с пистолетом в кармане. Шестнадцатилетний подросток не может превзойти меня в остроумии, решил Бэйб. Он постарался, чтобы его голос звучал как можно более непринужденно.

– Не знаешь, где тут ближайший молочный бар?

– В смысле открытый молочный бар, что ли? – уточнил Мелендес. – Ну, если тебе очень уж хочется, можешь взломать заведение вот тут за углом. Любители молочных коктейлей обычно так и делают.

Шайка опять заржала.

А Бэйб опять был оскорблен и унижен. Какой срам – терпеть поражение от какого-то неграмотного испанца! Бэйб взбежал по лестнице, заскочил к себе и надежно запер за собой дверь. Держа пистолет в кармане, он проверил, закрыто ли окно и нет ли кого в ванной. Распахнул дверь чулана, убедился, что никто не прячется среди одежды. Опустился на колено и заглянул, не залез ли кто под его кровать. Подошел к телефону, набрал номер гостиницы, попросил комнату 2001. Услышал встревоженный голос Джанеуэя:

– В чем дело?

Бэйб смутился.

– Это я...

– Да, Том, что случилось?

– Ничего. Ничего такого.

– Том, но ты ведь позвонил мне. Что там у тебя на уме, выкладывай.

– Да... собрался вот принять душ и завалиться спать, да решил позвонить вам и сказать, что все в порядке.

– Врешь.

– После того, как вы ушли, я был очень возбужден. Я испугался, мистер Джанеуэй, и просто захотелось поговорить, вот и все. Неважно с кем. Это была шутка.

– Ты все еще боишься?

– Нет. Я бы не стал звонить, пока не взял бы себя в руки. Не очень хочется дураком выглядеть.

– Опять врешь.

– Мне уже лучше.

– Хочешь, я приду?

– Нет, сэр.

– Хочешь, я приду и заберу тебя с собой, сюда?

– Правда, нет.

– Это не одолжение, пойми.

– Я понимаю, сэр, но если вы придете сюда, они поймут, что я не один, а если уйду, увидят, что никого тут нет. Давайте оставим все как есть, это лучше всего.

– По всей видимости, они в эту ночь не будут ничего делать. Они не знают еще, что Сцилла мертв: они вернулись на место убийства и увидели, что его нет. Им придется выяснить, чем все кончилось, а на это уйдет время. Так что беды большой не будет, если ты побудешь здесь. Откровенно говоря, что-то мне не нравится твой голос.

– Может, оттого, что я немного беспокоюсь. Понимаете, я выходил наружу... Вообще-то я позвонил, чтобы сказать вам: на улице нет никакого наблюдения, мистер Джанеуэй. Полиция так и не появилась.

Джанеуэй молчал.

– Я проверил тщательно – это действительно так.

– Ты выходил из дома? – с тревогой спросил Джанеуэй, и Бэйб почувствовал его нарастающий гнев. – Единственное, о чем я просил тебя, ты не выполнил.

– Только на секунду, сэр, туда и обратно, и все.

– Леви?

– Да, сэр?

– Ты и не должен был заметить людей из наблюдения. Четверо из Отдела сменят их утром. Ты что думаешь, когда они встанут на посты, на них будут майки с надписью: «Не мешайте. Веду наблюдение»?

– Не смейтесь надо мной. Просто у меня была информация, и я счел нужным поделиться ею с вами.

– Я не смеюсь, если бы я сейчас был у тебя, то дал бы тебе такого пинка, что ты запомнил бы на всю жизнь. Когда я уходил от тебя, там стоял легавый. Не в форме, но стоял; все как надо: и волосы длинные, и делал вид, что он статуя. Не нравятся мне твои речи и поступки. Часов в шесть я буду у тебя. Поставь будильник на без четверти. Если я приду, а кофе не будет готов, твоя жизнь будет действительно в опасности.

– Спасибо, мистер Джанеуэй.

– Да чего там. Я был другом твоего брата.

Они повесили трубки. Бэйб начал раздеваться, снимать со своего худого тела окровавленную одежду. Потом вошел в ванную, открыл оба крана, подождал, пока сошла ржавая вода, помыл ванну, снова включил воду. Брать или не брать с собой на время купания пистолет? Нет, такой дерганый стал, еще отстрелю себе что-нибудь.

Бэйб засунул пистолет обратно в ящик стола, вернулся в ванную, закрыл воду. Зашлепал назад, поискал какое-нибудь чтиво. Бэйб часто работал в ванне: ничего нет лучше теплой воды, когда надо копаться в материале, делать пометки или перечитывать книги по истории. За какую бы взяться теперь? Бэйб оглядел квартиру. Освещение яркое, четыре голые лампочки – одна у кровати, две освещают стол, еще одна у кресла для чтения в углу.

Бэйб остановил выбор на «1913» Каулз. Хотя она и не была известным историком, но выбрала год, который был интересен во всем мире. Там были факты и моменты, которые надо было хорошо понять, чтобы осмыслить не только войну, но и последовавшие затем двадцатые годы. Бэйб прихватил пижаму и вошел в ванную.

А дверь запирать?

Бэйб повесил пижаму на крючок и призадумался. Сердце снова забилось чаще. А зачем, собственно, запирать ее? Он никогда не делал этого. Хотя можно и запереть, это не значит, что он боится.

Бэйб полез в ванну, пробуя ногой воду: слишком горячая. Он открыл холодную воду, но кран сильно шумел – если кто-то проникнет к нему, он ничего не услышит за шумом воды.

Шумом? Вот эту струйку холодной воды, падающую в ванну, он называет шумом? Бэйб ждал, пока температура воды не станет сносной. Забравшись в ванну, он большим пальцем ноги мастерски закрыл кран с холодной водой и принялся листать книгу. Через некоторое время захлопнул ее и закрыл глаза.

Так он обычно приводил в порядок факты. Приказывал книге подчиниться ему. Прочитав и перечитав книгу, он крепко сжимал ее и приказывал фактам выстроиться в стройную систему в его голове. Лето в Лондоне было жаркое. Бывали случаи смерти от перегрева. Карпентьер уложил Уэллса-Бомбардировщика в считанные секунды, француз одолел англичанина. Набирало силу движение за избирательные права женщин, и одна суфражистка бросилась под королевскую лошадь на скачках в Дерби, при этом погибла. Танго считалось неприличным танцем. Бэйб задумался на минуту: хотя сам он не занимался танцами, все же смутно помнил, что где-то есть исследование, посвященное связи танцев различных эпох и морали, морали, склонности к сексу, крови и... ...и

щелк!

Господи, чтобы это могло быть? Бэйб замер, только глаза не переставали моргать, потому что он слышал... Он слышал! Что слышал? Что это был за звук? Что за щелчок? Он раздался оттуда – из пустой комнаты, что там могло щелкать?

Ничего, ответил он себе. Это старый дом-калека скрипнул, вот и все!

Однако звук этот был совсем не таким. Напоминал щелчок выключателя лампы. Нет, не «напоминал», похоже, и впрямь щелкнули выключателем.

Бэйб высунулся из ванны и попробовал заглянуть в щелку под дверью, но ни черта не смог разглядеть. Ну и ладно, он достаточно взрослый, чтобы побороть в себе страх.

Назад в 1913-й!

Германии пришлось попотеть тогда, делая свои «цеппелины» пригодными для использования. У Бенца в руках процветающая автомобильная компания, а Крупны уже богаче всех, и не успела еще накалиться обстановка, не успело оружие стать товаром первой необходимости и главным продуктом или...

...щелк.

Бэйб буквально выпорхнул из ванны и запер дверь. Когда он снова оказался в воде, закрыл глаза, вслушиваясь.

Тишина.

Может, это перегорели две из его четырех ламп или просто было два скрипа. Бэйб сидел не шевелясь, и хотя мысли его были заняты только звуками, он с удовлетворением осознал, что страх его не растет. Более того, голова работала нормально, логика сохранилась, и она подсказала, что если бы в комнате были люди, то они бы отключили не две или три лампы, а весь свет, им нужна полная темнота. Не стоит волноваться, пока не раздастся последний щелчок, а если это случится, что ж, тогда...

...тогда щелк.

1913 год, скомандовал себе Бэйб, сжимая в руках книгу. Россия. Бэйб зажмурил глаза. Спящий гигант. Николай еще сам принимает решения, но Распутин уже подбирается к нему, с каждым месяцем все сильнее прибирая к рукам Александру, излечивая приступы гемофилии у ее сына, когда врачи беспомощно опустили руки. Ленин собирал вокруг себя силы. А в Америке? Деньги. Д-е-н-ь-г-и, и баста. Вандербильти устроили маленькую вечеринку, на которой не только сам Франц Легар дирижировал оркестром, и не только Крайслер и Кальман пилили на своих скрипочках. В конце гостей услаждал своим тенором Карузо. Как вам это понравится? Мир понемногу катится к пропасти, а тут тебя за человека не будут считать, если старикан Карузо не напрягает свои легкие, чтобы потешить тебя и твоих друзей, сотни четыре друзей. Потрясающе! Как мы докатились до этого! Неудивительно, что в конце концов все взорвалось, и наконец...

...наконец щелк.

Бэйб был готов к этому. Он спокойно отложил книгу и сказал себе: будет и пятый щелчок. А если будет, то, значит, это были вовсе не щелчки, а скрипы, и все мои лампы горят, и все спокойно в королевстве датском.

Непременно будет пятый щелчок, уверял он себя.

Я в полной уверенности, что сейчас щелкнет еще раз – так подсказывала логика, а если я доверил свою жизнь логике, то не стоит прощаться с жизнью в первой же сомнительной ситуации.

Его ситуация, в общем, была очень простой – дождаться пятого щелчка, услышав его, вернуться к своей книге.

А если не щелкнет?

Еще проще. Сидеть тут и ждать запертым. Когда строили этот дом, строили его довольно прочным, так что пусть налетчики ломятся в дверь. Пусть ломают себе ключицы. Если только они не гиганты. Великан запросто вынесет эту дверь. Может, они наняли специалиста, вышибалу, и если у них есть такой парень, то они будут здесь через несколько секунд.

– Помогите. – Бэйб попробовал голос, потому что раньше он никогда не произносил этого слова. Мальчишкой, правда, просил помощи, чтобы спасли от приставшей пчелы. Но так он не кричал: СПАСИТЕ МЕНЯ, СПАСИТЕ МОЮ ЖИЗНЬ!..

...щелк.

Бэйб опять улегся в ванной и поблагодарил Бога, что стены в доме толстые и ему не надо вылезать из ванной и, капая на пол, идти объяснять соседу, что он не кричал. Зачем ему кричать? Нет, решил Бэйб, это рассердит соседа, лучше сказать:

«А, вы слышали крик о помощи. Я тоже слышал, это с улицы донеслось. Может, шпана с крыльца прижала кого? Погодите секунду, я оденусь, пойдем посмотрим». Вот так нужно было бы сказать соседу, разбуженному посреди ночи, хотя, конечно, после пятого щелчка...

...теперь царап.

Бэйб затаил дыхание. Вот оно что, пятый щелчок был вовсе и не щелчком, а звуком, очень похожим на шорох, и вот опять...

...опять царап.

Царап.

Кто-то откручивал шурупы с петель двери в ванную.

– На помощь! – крикнул Бэйб, но не очень громко, горло перехватило, и он попробовал еще раз: – На помощь! – теперь уже во всю силу легких.

И вдруг он услышал нечто, что испугало его. Очень испугало.

Из его комнаты неслась рок-музыка, из радиоприемника, включенного во всю мощь, чтобы перекрыть самый громкий крик.

Царап.

Царап.

Царап.

Царап.

Бэйб выскочил из ванны и поискал что-нибудь для защиты. Они пришли за ним! Черт возьми, почему он пользуется электробритвой? У отца была опасная бритва, и Бэйб любил смотреть, как он брился, подравнивая бакенбарды. Ах, если бы он подражал Г. В. и в этом! Он бы встретил их с опасной бритвой в руках и спокойненько выпустил бы из них дерьмо, а потом вызвал бы полицию. Это было бы просто здорово!..

Нет, хватит – у тебя нет опасной бритвы.

Но есть пистолет.

Но как добраться до него? Бэйб стоял в углу ванной, голый, отчаянно пытаясь сообразить, что ему делать, но додумался только до того, что надо одеться. Будет унизительно, если они увидят его голым. Трудно биться, если на тебе нет одежды: врагам легче целиться в тебя. Бэйб быстро надел пижаму.

Вот, подумал Бэйб, так-то лучше.

Лучше? Да ты осел, они до тебя хотят добраться, а ты рад, что напялил пижаму? Думай!

И он придумал.

– Спасите меня! – заорал он. – Спасите! На помощь, помогите!

Они же включили музыку еще громче, он на это и рассчитывал; все шло как надо, они должны думать, что он беспомощен и орет в надежде на помощь. Они меньше всего ожидают, что он нападет на них, распахнет дверь настежь и нырнет к столу, где схватит пистолет и начнет стрелять. Преимущество будет на его стороне: они окажутся в комнате с вооруженным человеком, загнанным в угол и готовым убивать.

– Спасите! – крикнул Бэйб, подходя к двери. – Господи, да помогите же! – взвыл он, нащупывая пальцами задвижку. – Сделайте что-нибудь! – сорвался он на визг.

Обе руки были готовы, одна на ручке, другая на задвижке. Бэйб в последний раз крикнул: «Помогите-е-е-е!», дернул задвижку, рывком распахнул дверь, прыгнул и покатился к заветному столу.

Задумано ловко.

Хромой блокировал его прыжок, широкоплечий сел на него и запихнул обратно в ванную.

Господи, подумал Бэйб, сейчас они будут делать из меня котлету. Он попробовал слабо сопротивляться, но тщетно: широкоплечий давил на него сверху. В ванной выключился свет, грохотала музыка. Бэйб оказался в ванне, он брыкался и дергался, но голова его постепенно уходила под воду: на этот раз драки не будет, на этот раз его будут топить.

Нет воздуха. Даже звуки музыки куда-то пропали. Ничего вокруг, кроме огромных рук, которые крепко держали Бэйба. Он пинался, пытался вырваться и бился в поисках глотка воздуха.

Бэйб постепенно слабел, сопротивлялся вяло. Но воспоминание о Доке придало ему силы, и он смог высунуть голову из воды и еще на миг услышал грохот музыки.

Но только на миг. Огромные руки крепко держали его. От них никак не избавиться. Ничего не сделать. Так вот как умирают, подумал Бэйб. Он не открывал глаз под водой. Да не так уж это и ужасно, решил он, не так ужасно, как обычно представляют.

Но потом ему пришлось кашлянуть, рот открылся, и вода полилась внутрь... А огромные руки не отпускали...

Нет, понял Бэйб. Он был не прав, считая, что умирать не так уж и страшно. Не то слово: умирать – это...