"Бунтующая Анжелика" - читать интересную книгу автора (Голон Анн, Голон Серж)Глава 13Хозяин телеги изменился в лице. Приверженцам реформатской веры очень нежелательно было оказаться рядом с людьми, которых вели во Дворец правосудия. Но делать нечего, ему пришлось поехать туда. Сходя с телеги у длинной средневековой стены, водосточные трубы которой извергали целые потоки, Анжелика думала почему-то, что ее станут спрашивать про пиратов. Потом ей пришло в голову, что из Парижа вернулся Никола де Бардань и хочет ее видеть. Однако ее повели не к большой, уже знакомой ей лестнице в глубине двора, откуда проходили в зал с высокими потолками. Ее вместе с тремя детьми втолкнули в полутемное конторское помещение, где уже горели свечи. Там среди множества бумаг сидели и работали писари с гусиными перьями в руках. Другие чиновники сидели в углах на табуретах, и, казалось, им нечего было делать, они только чистили себе ногти. Пахло сажей и пылью, а к этому примешивались военные запахи — табака и кожаных сапог, пробудившие у Анжелики неприятные воспоминания. Это был запах полиции. Один из сидевших встал, с полицейской наглостью оглядел молодую женщину, открыл дверь позади себя, подтолкнул ее и сказал: — Войдите туда. — При этом он взял ее за руку, оторвав от Онорины. — Вы, дети, оставайтесь здесь. — Пусть пойдут со мной, — возразила Анжелика. — Нельзя. Господин Бомье будет тебя допрашивать. Анжелика встретилась взглядом с Мартиалом и Севериной. Они еле дышали, губы были приоткрыты, а сердца, должно быть, сильно бились. Их уже приводили сюда — при аресте. Ей очень хотелось крикнуть им: «Только ничего не говорите…» Ведь она имела неосторожность шепнуть им, пока лодка увозила их с острова, что скоро надо отправляться в Америку. Можно было только сказать: — Смотрите хорошенько за Оноринои. Объясните ей что она должна вести себя хорошо и что надо молчать… Эти последние слова были заглушены отчаянными воплями Онорины, возмущенной тем, что ее разлучили с матерью. Дверь за Анжеликой закрылась, и она с тревогой прислушивалась к крикам дочери и не столь громким голосам людей, пытавшихся ее успокоить. Потом крики стали глуше, видимо, девочку куда-то увели. Стукнули двери еще нескольких комнат, наконец все стихло. — Подойдите. Садитесь. Она вздрогнула. Оказывается, в этой комнате за столом сидел господин Бомье. Он указал на табурет по другую сторону стола и повторил: «Садитесь, госпожа Анжелика», произнося ее имя с какой-то странной насмешкой. Он делал вид, что не смотрит на нее, и долго перелистывал какое-то дело, почесывая пальцем редкие волосики на своей голове. Из носа у него вылетали крупинки табака. Несколько раз он проворчал: «Хорошо.., хорошо…», потом закрыл досье и откинулся назад в своем высоком кресле с потертой обивкой. Глаза у Бомье были поставлены очень близко, он слегка косил, взгляд был инквизиторски проницательный. Насколько Никола де Бардань не подходил к своей служебной роли, настолько Бомье казался просто рожденным для нее. Анжелика это сознавала. Понимала, что придется бороться с ним. Молчание затянулось. Бомье любил прибегать к этому приему, чтобы заранее воздействовать на тех, кого собирался допрашивать, но на этот раз просчитался: у Анжелики было время собраться с мыслями. Она не знала, с какой стороны он нападет на нее. Пожалуй, он и сам еще не знал. Напряженно соображая, он водил языком по своим тонким губам и очень напоминал злую лисицу. Наконец, приняв решение, он спросил притворно ласковым тоном: — Скажите, красавица, куда вы девали трупы? — Трупы? — удивленно повторила Анжелика. — Ну, не притворяйтесь невинной. Вы бы не волновались, если бы не знали, о чем пойдет речь. Конечно, неприятно вспоминать, что эти трупы пришлось увозить.., прятать.., не так ли? Анжелика сохраняла все то же выражение вежливого недоумения. Бомье начал злиться. — Нечего терять время даром.., так или иначе вам придется признаться. Эти тела.., эти люди.., помните? На одном был ярко-синий сюртук. — Он ударил кулаком по столу. — Вы что, станете утверждать, что примерно месяц назад на улице к вам не подходил человек в ярко-синем сюртуке и не пытался ухаживать за вами? — Простите, — она заставила себя растерянно улыбнуться, — я не понимаю, о чем вы говорите. Не сердитесь на меня… Управляющий религиозными делами покраснел от злости, и губы его сложились в ехидную гримасу. — Так вы не помните этих двух человек?.. А третьего апреля точнехонько в час пополудни.., вы шли из магазина Маниго к гавани… Эти люди пошли за вами, по улице Перш, потом по улице Сура… И вы так ничего и не помните? Он то ли смеялся над ней, то ли пытался убедить отвечать. Она не знала, что он еще скажет, и потому осторожно проговорила: — Возможно. — Ну, сдвинулись с места, — протянул он удовлетворенно, опять откинулся в кресле, глядя на нее как на добычу, которой не ускользнуть. — Расскажите же мне все. Анжелика поняла, что поддаться дьявольской самоуверенности допрашивавшего значило погибнуть. Если начать признаваться, она скоро совсем увязнет. И резко, почти с вульгарной интонацией спросила: — Что вам рассказывать? Вы что, не понимаете, что ко мне часто подходят на улицах мужчины? Ла-Рошель приобретает все более дурную славу, что говорить. И у меня хватает забот, мне некогда запоминать всех, кто ко мне пристает, и запоминать, какие на них были сюртуки… Бомье жестом прервал ее протест. — Но этих, я уверен, вы хорошо запомнили. Ну-ка постарайтесь припомнить. Они шли за вами.., а потом? — Ну, если вы так настаиваете, что они шли за мной, наверно, я прогнала их. — И пошли дальше своей дорогой? — А как же? — Третьего апреля, вернувшись от Маниго, вы прямо пришли в дом мэтра Берна, на улице Под городскими стенами?.. Она почуяла ловушку и сделала вид, что задумалась. — Вы говорите, третьего апреля?.. Возможно, я не сразу вернулась домой в тот день, а зашла еще на склады моего хозяина, как нередко бывало, когда надо было передать ему что-то от господина Маниго. Этот ответ понравился Бомье, и он приоткрыл в улыбке свои желтые зубы. — Хорошо, что вы вспомнили, где разгуливали в тот день. Если бы вы солгали, я убедился бы в вашей недобросовестности. Потому что, изволите видеть, это я послал тех кавалеров и велел им следовать за вами. Я следил за ними из окна кабачка в гавани, где я был, когда вы вышли из дома Маниго, я видел, как они стали волочиться за вами. Другой мой подручный поджидал вас возле дома мэтра Берна, на улице Под городскими стенами. С ним были два стрелка. Так вот, этот человек уверяет, что в течение всего дня вы не проходили мимо него, ни вы, ни ваши кавалеры, совместно с которыми он должен был действовать. А тех двоих.., никто их больше не видел. — Ax! — произнесла Анжелика, словно не понимая трагической подоплеки этих слов, подчеркнутой сугубо мрачным тоном. — Не играйте опять в невинность, — закричал он, стукнув снова кулаком по столу и скрипя зубами от ярости. — Вы прекрасно знаете, почему они не вернулись. Потому что их убили. И я знаю, кто это сделал. Раз у вас такая плохая память, я объясню вам, как это все произошло. Вы подошли к складам вашего, так сказать, хозяина, и мои люди, исполняя данное им поручение, — они очень охотно взялись за это поручение, признаюсь, — пытались добиться от вас некоторой любезности. Тут вмешался господин Берн со своими приказчиками, возникла драка. Двое моих подручных оказались в меньшинстве и погибли под ударами. Я хотел бы только узнать, куда вы дели их тела. Анжелике удалось выслушать это, раскрывая все шире удивленные глаза. В одном пункте — что касалось приказчиков — версия Бомье хромала, значит, он не совсем был уверен в том, что говорил. — Боже мой! — воскликнула она с преувеличенной наивностью. — Что вы говорите! Какой ужас! Я ушам своим не верю. Вы обвиняете моего хозяина в убийстве? — Да, он убийца. — Но это невозможно. Он очень благочестивый человек, он каждый день читает Библию. — Это ничего не значит, даже напротив. Эти еретики на все способны. Поверьте мне, я это знаю, я получаю жалованье за это. — Да он и мухи не обидит, — продолжала она настаивать. — Это человек тихий, кроткий, добрый. — Вы, конечно, эти качества могли оценить, — криво усмехнулся допрашивающий. — Вам, красавица, это сподручнее. — Но мой хозяин… — Ваш хозяин! Ваш хозяин! Не очень-то он вам хозяин; гораздо вернее то, что вы его любовница. Анжелика не сразу приняла возмущенный вид. У нее была в запасе еще карта, которую она придерживала с самого начала, кажется, последняя надежда. Грубость Бомье послужила удобным предлогом. — Вам должно быть известно, — сказала она с достоинством, опуская глаза, — что, несмотря на мое скромное положение, господин де Бардань оказал мне честь обратить на меня внимание. Не думаю, чтобы он одобрил сомнительные и оскорбительные обвинения, высказанные вами. Эти слова не произвели ни малейшего впечатления на Бомье. Напротив, он хитро и притворно улыбнулся, а потом взял со стола гусиное перо и стал задумчиво вертеть его между пальцами. Этот жест наполнил Анжелику глухим ужасом, вызвав в ее памяти уже пережитые допросы, особенно когда ей пришлось отвечать знаменитому сыщику Франсуа Дегре. Он так играл пером, когда собирался отправить ее к позорному столбу. Анжелика не могла оторвать взгляда от машинальных движений большого пальца, потемневшего от табака. — Так вот, — с наигранной любезностью заявил Бомье, — господин де Бардань больше не вернется в Ла-Рошель. Наверху считают, что он с недостаточным рвением исполнял данное ему поручение. — Он презрительно выпятил губы и продолжал: — Требовались не обещания, а положительные данные. Однако при его слишком снисходительном управлении дерзость гугенотов только возрастала, и те немногие обращения, которых удалось добиться за это время, были всецело обязаны моему усердию, пока приходится признать, недостаточно оцененному. Он вытянул вперед руки и вдруг проговорил фамильярно, почти добродушно: — Итак, милочка, положение ясное. Господина де Барданя больше нет, некому вас защищать, и некому попадать к вам в сети. Теперь вам придется иметь дело только со мной. Ручаюсь, что.., да, да.., мы договоримся. Губы Анжелики задрожали. Она не смогла справиться с разочарованием и растерянно пробормотала: — Так он не вернется?.. — Нет, не вернется. Но довольно об этом. Если этот любовник мог предоставить вам, признаю, серьезные преимущества, то и мэтр Берн неплохое завоевание. Вы умно сделали, посадив на крючок этого богатого вдовца. Дело стоящее… — Я не позволю вам так… — А я не позволю вам больше смеяться надо мной, бесстыдная притворщица, — заорал Бомье, словно его охватил священный гнев. — Что? Вы не его любовница?.. А что вы делали в конторе мэтра Берна в тот самый день третьего апреля, когда судебный пристав Громмер пришел получить пошлину?.. Громмер ведь видел вас!.. Корсаж у вас был расшнурован и волосы распущены по плечам… Ему пришлось бог весть сколько барабанить в дверь, пока этот протестантский грешник собрался открыть… И вы имеете наглость смотреть мне в глаза и утверждать, что вы ему не любовница?.. Лгунья, интриганка, вот вы кто! Ему не хватило воздуха, и он умолк, с удовольствием наблюдая, как вспыхнули щеки Анжелики. А она никак не могла справиться с собой. Что же делать? Как отбиваться?.. Судебный пристав не заметил, к счастью, в полутьме конторы, что платье ее было порвано и выпачкано кровью. Это еще не так страшно — он приписал беспорядок ее одежды лишь фривольным причинам. Но кто же подумал бы иначе?.. — Перестали чваниться? То-то же… — торжествовал ее мучитель, очень довольный, что заставил ее опустить глаза. Просто поразительно, до чего доходит наглость этих женщин. Готовы убеждать вас, что вам все пригрезилось. — Ну?.. Что же вы скажете? — Бывают у людей слабости… Бомье сдвинул веки, на лице его появилось ласково-ехидное выражение. — О, конечно, слабости!.. Почему бы их не иметь такой женщине, как вы, которая привлекает внимание мужчин и знает это… Да это ведь ваше постоянное занятие. Я бы удивился противоположному. В конце концов, это ваше дело — то, что вы увлекли этого Берна. Но вы мне нагло солгали, когда я вас об этом спрашивал, и продолжали бы защищать свою оскорбленную добродетель, если бы я не доказал вам обратное… Раз вы так лгали в одном, значит, можете лгать и в ответах на другие вопросы! Теперь я вас поймал, красавица! Знаю, чего вы стоите. Вы сильны, но я посильнее вас. Анжелика поняла, что попала в ловушку. Этот человечек, от которого несло ладаном и канцелярскими бумагами, был очень хитер, а она словно утратила свою прежнюю находчивость. С этим было страшнее, чем с Дегре. Даже в тот день, когда Дегре вынуждал ее признаться, что она причастна к делу ограбления, все-таки между ними было что-то общее — плотское влечение, делавшее увлекательной самую ожесточенную борьбу. Но тошно было даже подумать о том, чтобы воспользоваться своим очарованием для преодоления злобы этого дурно пахнущего пройдохи. Это было выше человеческих сил, да и могло ничего не дать. Бомье принадлежал к тому же типу людей, что Солиньяк, только стоял ступенькой ниже. Он находил наслаждение в неуклонном исполнении своих обязанностей, при виде униженных и молящих о пощаде людей, в сознании своей силы, позволяющей одним росчерком пера загубить чью-то жизнь. Сейчас он сидел, скрестив руки на тощем животе с таким блаженным видом, который бывает только у толстяков. Этот жест подчеркивал его ограниченность, делал его чем-то похожим на старую деву. — Что же, милочка, будем говорить по-хорошему? Так зачем же вы связались с этими еретиками? Не спорю, в другое время Берн с его состоянием мог показаться хорошей добычей. Но вы достаточно умны, чтобы понимать — сейчас состояние реформата уже висит на волоске. Если только он не обратится! Ну, тогда дело будет другое. Будь вы половчее, вы бы давно преподнесли нам обращение Габриэля Берна и всей его семьи. Тогда бы вы выиграли по всем статьям, а теперь смотрите, куда вы себя затащили: соучастница в убийстве, соучастница в гугенотских замыслах. Вы утратили все преимущества католички. Вас можно обвинить в намерении вступить в эту ересь. А это очень опасно. Он снова заглянул в лежавшую перед ним бумажку. — Вот и кюре ближайшего к месту вашей службы прихода, Сен-Марсо, заявляет, что вы не ходите на его службы и не приходили к нему исповедоваться. Как это понимать? Вы отказываетесь от католичества? — Что вы! Нет, конечно! — вскричала Анжелика, на этот раз с искренним возмущением. Бомье почувствовал это и разозлился. То, что он задумал, не получалось. Он засунул в нос понюшку табаку, втянул его, потом чихнул, не извиняясь, и долго сморкался с отвратительным присвистыванием. Анжелике вспомнилось, как Онорина выскочила с глазенками, сверкающими под ее зеленым чепчиком, и бросилась на Бомье, размахивая палкой и крича: «Я тебя убью». Сердце ее охватила любовь к непокорной крошке, уже сейчас готовой восстать, как и она сама, против всего подлого и гнусного. Надо было скорее выбраться отсюда, вернуться к Онорине, использовать немногие часы, остающиеся до бегства. — А что вы об этом скажете? Бомье подал ей несколько листков. Это был список имен, включавший Габриэля Берна с домочадцами, семьи Мерсело, Каррера, Маниго и других. Анжелика два раза перечитала список, сначала не поняв, что это значит, потом встревожась, и вопросительно взглянула на Бомье. — Все эти люди завтра будут арестованы, — удовлетворенно ухмыльнулся он и быстро нанес удар: — Потому что они хотят бежать. Теперь Анжелика поняла, что это копия списка тайных пассажиров «Святой Марии», составленного Маниго. Там были все, включая маленького Рафаэля, недавно появившегося на свет в семье адвоката Каррера и объявленного «незаконнорожденным по указу», так как протестантских пасторов лишили права регистрировать новорожденных. А в конце списка оказалось и ее имя, после членов семьи Берна стояло: госпожа Анжелика, служанка. — «Святая Мария» из порта не выйдет, — продолжал Бомье. — За этим судном тщательно следят. Самые разные решения и способы спасения с бешеной скоростью сменяли один другого в сознании Анжелики, и от всех приходилось отказаться. Ум ее был предельно напряжен, и она быстро догадывалась, что Бомье предпримет против нее в каждом случае. Он знал очень много. По сути дела, он знал все. Но распоряжаться ему она не позволит. Больше нельзя молчать, а то он воспримет ее молчание как признание. — Бежать, а зачем? — Все эти гугеноты хотят сохранить свое имущество и, чем покориться королю, предпочитают уйти к врагам Франции. — Я никогда ничего такого не слыхала… А почему я оказалась в этом списке? Мне нечего бояться обращения, и у меня нет состояния. — Может быть, вы боитесь жить в Ла-Рошели… Ведь вы, как ни как, соучастница убийства. — Ax, умоляю вас, не повторяйте такого обвинения, — с притворным ужасом воскликнула Анжелика. — Клянусь вам, оно ложно. Я могу это доказать. — Вам что-то известно? — Да, да! — Анжелика уткнулась лицом в платок. — Я скажу вам все, чистую правду. — Говорите же! — просиял, торжествуя, Бомье. — Говорите, я слушаю вас, моя милая. — Эти.., эти люди, которых, вы говорите, вы послали третьего апреля идти за мной, они., правда, я запомнила одного из них. — Так я и полагал. — Молодого человека в синем сюртуке. Как вам объяснить, мне стыдно… Но поверьте, мой хозяин совсем не таков, как вы думаете. Он человек очень суровый, и жизнь в его доме тоскливая. Никаких развлечений. Я бедная девушка и должна иметь пропитание для своего ребенка. Я пошла на службу к этому гугеноту, потому что он обещал мне хорошо платить. Но он очень строг. Приходится работать без конца и потом читать Библию, вот и все. В тот день, когда тот любезный молодой человек подошел ко мне на улице Перш, признаюсь, я слушала его с удовольствием. Не сердитесь, пожалуйста. — Я не сержусь. Видно, он постарался хорошо исполнять то, за что ему платят. Ну, а дальше? — Дальше? Мы шли и так приятно болтали, а когда я увидела впереди склад мэтра Берна, куда мне надо было зайти, я.., я намекнула — и он меня понял, — что охотно встречусь с ним попозже и в более интимных условиях. Он, помнится, заспорил тут со своим товарищем и сказал ему что-то вроде «Старый краб отпустил нас не с пустыми карманами на это…» — Старый краб? — Бомье словно укололи. — Не знаю, о ком он говорил, теперь мне кажется.., не о вас ли?.. — Продолжайте! — рявкнул Бомье. — Ну, они говорили, что имеют достаточно денег. На самом деле она этого не знала. Но можно было предполагать, что, посылая своих подручных ухаживать за красавицами на улицах Ла-Рошели, президент Королевской комиссии снабжал их необходимыми средствами. Догадка оправдалась. Он даже не моргнул. Анжелика осмелела. — Он сказал потом: «Раз уж встретилась приятная особа, которая не отбивается и позволяет пошутить, воспользуемся случаем. Ты иди пока в таверну Святого Николая и жди меня там. Закажи себе винца за счет старого.., гм! А потом подумаем, что дальше делать». — Что он имел в виду? — Бомье шипел от злости. — Не знаю… Признаюсь, я думала о другом. Это был такой приятный молодой человек. Вы его хорошо выбрали, надо признаться. Он был очень настойчив. Но мне это не было досадно, ведь, как я уже говорила вам, жить у этих гугенотов очень скучно, и я давно уже была лишена.., удовольствий. В переулке никого не было… Как тошно было сочинять эту мерзкую историю.., но Бомье, кажется, попался на удочку. Он слушал увлеченно, и воображение Анжелики заработало сильнее. — Помешало то, что нас увидел мой хозяин, господин Берн. Он вспыльчив, а тут просто пришел в ярость. И потом, купец очень сильный, так что моему новому приятелю было не устоять, и он предпочел удалиться. Это ведь было самое благоразумное, не правда ли? Черт побери этих бездельников! Как они смели разойтись? Раз я послал их вдвоем, значит, так и надо было им ходить вместе!.. — Ну, а меня хозяин втащил в контору, чтобы наказать… Я уже сказала вам, он страшно разозлился… — Возревновал! — Может быть, — Анжелика позволила себе капельку кокетства. — Он уже схватился за палку, но так удачно появился пристав Громмер и спас меня от взбучки. Бомье заволновался. Новая трактовка событий сбивала его с толку. — Ну, все? — Нет, не все, — Анжелика смущенно склонила голову. — Что же еще? — Этот молодой человек в синем сюртуке.., я с ним еще встречалась. — Где? Когда? — Вечером в тот же день. Мы успели договориться о месте — за укреплениями. И потом еще на следующий день… Она с опаской нащупывала дорогу. Достаточно ли правдоподобно все это звучит? Не обрушится ли сейчас шаткое строение ее выдумок? — А потом я его больше не видала. Он уехал, должно быть, из города… Он на что-то намекал… Я не поняла и была разочарована. Бомье с досадой повел плечами: — Все они таковы! Учишь человека ремеслу, вроде бы усвоит свою роль, даешь ему важные поручения, а он вдруг сбежит неведомо куда искать счастья. Но уж про Жюстена Медара я бы этого не подумал. На кого же тогда надеяться? Анжелика не дала ему долго задумываться над необъяснимым поведением несчастного Жюстена Медара, который дорого заплатил за честное исполнение своих профессиональных обязанностей. Она взмолилась: — Я все вам сказала и прошу вас, не будьте слишком строги ко мне. Обещаю вам, что завтра же уйду от этих гугенотов. Слишком много неприятностей навлекает служба у них. Ну что ж. Правда, я еще не знаю, куда мне деваться, но от них я уйду, это я вам обещаю. — Вовсе не так! Вам не следует уходить от них. Наоборот, вы должны оставаться там и рассказывать мне все, что они задумают. Вот, этот побег на «Святой Марии», вы же знали о нем? Вас внесли в список. — Что я могу? Я не знаю, в чем тут дело. Если бы мой хозяин собирался в путь, он бы сказал мне, чтобы я приготовилась. — А вы ничего не заметили? — Нет, — она успешно притворялась наивной. Бомье вертел в руках разоблачительный список. — У меня есть точные сведения. — Если те, кто вам их доставляет, так же усердствуют, как ваш Жюстен Медар… — насмешливо начала Анжелика. — Замолчите-ка! Я вас терпеливо слушал, и вы уже подняли голову. Что за наглость! Как вы смеете?.. Вас надо отправить в Дом раскаявшихся девиц, потому что вы, в сущности, не больше, чем.., самая худшая из этих тварей. Но раз вы такая, вы мне еще пригодитесь. Я вам найду применение во внешней службе, это будет даже лучше, чем во внутренней. — Успокоившись, он снова внимательно и задумчиво посмотрел на нее, повторив вполголоса: — Если вы, действительно, такая… Он встал и обошел стол. Что же он задумал? Неужели потребует у нее поцелуя в отплату за освобождение?.. Но он шел к двери. — Умоляю вас, — она сжала молитвенно руки, — скажите, что отпускаете меня к моей дочке. Я ничего дурного не сделала. — Пожалуй, я вас сейчас освобожу, — сказал он с олимпийским снисхождением. — На этот раз. Надо только еще кое-что проверить, и тогда вы будете свободны. Он вышел. Если бы она так не волновалась, то заметила бы странный тон, с каким он произнес слова «еще кое-что проверить». Но она так обрадовалась обещанию «Я вас сейчас освобожу». А положение-то было отчаянным. Хотя бы с ней отпустили детей Берна — вместе с Онориной! Ее плечи опустились. Она закрыла глаза, и две слезинки, признак слабости, скатились по щекам. Дверь отворилась, и кто-то вошел в комнату. Это был полицейский Франсуа Дегре. |
||
|