"Бунтующая Анжелика" - читать интересную книгу автора (Голон Анн, Голон Серж)

Глава 15

Она ждала, опираясь на деревянный борт сильно раскачивавшегося корабля. Береговые дозорные посадили ее в каик, который волны швыряли как ореховую скорлупку, и бог весть откуда у нее взялись силы подняться в темноте на корабль по веревочной лестнице.

Теперь сил у нее уже не оставалось. Ее ввели в какое-то помещение, где пахло жиром, должно быть, камбуз. Два человека сторожили ее. Вошел третий, в маске, в шляпе с мокрыми перьями, и она узнала этот приземистый силуэт.

— Вы капитан Язон?

Она видала его на мостике галеры «Ла Рояль». Тогда капитан Язон, сподвижник знаменитого Рескатора, отдавал распоряжения герцогу Вивонскому, главному адмиралу флота короля Людовика XIV. Теперь он был не столь великолепен, но держался с уверенностью власть имущего, чья воля не знает преград.

— Откуда вы меня знаете? — спросил он удивленно.

— Я видела вас в Кандии.

Его глаза из-под маски всматривались в эту странную крестьянку, которую привели сюда, в испачканной и разорванной одежде, с которой стекала вода. Он явно не узнавал ее.

— Скажите вашему предводителю, господину Рескатору, что я.., та женщина, которую он купил в Кандии за тридцать пять тысяч пиастров четыре года тому назад.., в ту ночь, когда случился пожар…

Капитан Язон буквально подпрыгнул до потолка. Пораженный, он снова стал всматриваться в нее. Потом выругался несколько раз по-английски. Наконец с непривычным для него волнением — вообще это был человек спокойный — приказал двум матросам бдительно сторожить пленницу и бросился на мостик.

Матросы сочли нужным взять Анжелику за руки. Все равно бежать было невозможно. Она же попала в логово зверя. Впечатление, произведенное ее именем, встревожило ее. По всей видимости, про нее тут помнили. Ей придется предстать перед Господином. Сразу налетели воспоминания. Кандия, освещенная взрывом синего пламени, Кандия в огне. Отходящий от берега «Гермес» пирата д'Эскренвиля, уже запылавший, блестящий, словно золотой, с мачтами, падающими в вихре искр. Рескатор, выскочивший из клубов дыма своей загоревшейся шебеки, и этот старый гном, колдун де Савари, плясавший на корме своей греческой барки и кричавший: «Это греческий огонь! Это греческий огонь!»

Она подтянула промокшее пальто, страшно давившее на ее усталые плечи. В ту ночь пожара в Кандии две судьбы встретились, потом разошлись в ярких вспышках огня, и вот этой ночью против всякой логики и воли богов снова встречаются в противоположном конце земли. Неужели Осман Ферраджи предвидел это, вглядываясь в звезды с вершины Мозагрибской башни?..

Послышался шум шагов за стеной, и Анжелика выпрямилась, готовая встретить Его. Но вошел опять капитан Язон. Он взмахнул рукой, и Анжелику повели на палубу. По дороге она ощутила колючее дыхание ветра, услышала непрекращающийся рев волн. Пришлось подняться затем по коротенькой деревянной лестнице. В окнах рубки светились неподвижные красные огоньки, напоминающие дьявольские огни, освещающие реторты алхимиков, слуг Сатаны. Почему это сравнение пришло Анжелике в голову, когда из-под шквала ее втолкнули в каюту? Может быть, ей вспомнилось, что того, кто был здесь властелином, называли Колдуном Средиземного моря?..

Прежде всего она ощутила что-то мягкое под ногами, словно оказалась на лужайке, поросшей травой-муравой и цветами, потом, когда дверь за ней закрылась, ее охватила благодатная теплота. После ледяного дождя и пронизывающего ветра это неожиданное тепло… Ей чуть не стало дурно, и лишь усилием воли она удержалась от обморока. Постепенно приходя в себя, полуоткрыв глаза, ослепленные ярким светом, она увидела, что в каюте стоит человек, почти заполняющий ее.

Это был тот, кого она увидела, когда пробиралась через ланды, это был Рескатор. Она позабыла, что он такой высокий. Он почти упирался головой в низкий потолок каюты. Она забыла, какая величественная у него осанка. Наверно, потому что видела, как он мягким, кошачьим шагом беззаботно пробирался среди азиатов на базаре в Кандии. А теперь он стоял так непоколебимо, словно его угловатая фигура — квадратные плечи, талия затянутая широким кожаным с металлическими вставками поясом, с которого свисали два пистолета в резных кобурах, длинные мышцы сухопарых бедер, обтянутых кожаными штанами — была высечена из черного камня. Поза его — слегка раздвинутые ноги (так было удобнее держаться прямо на шаткой палубе) и руки за спиной — была позой судьи. Он держался холодно, недоверчиво, настороженно, выжидательно. Совсем не властителем Средиземноморья.

Она узнала только его узкую голову, обвязанную темным платком на испанский манер, кожаную маску с искусственным носом, доходившую до самых губ, черную вьющуюся бородку, удлинявшую его скрытое под маской лицо, и алмазно-твердый, невыносимо пронзительный взгляд, сверкавший из прорезей этой маски. Да, это был он, Рескатор, но в нем ощущалась магия не океана, а чего-то более грубого и страшного. Она так долго мечтала об этом загадочном человеке как о герое сказок тысячи и одной ночи, а перед нею стоял пират. Венецианские светильники с красными стеклами и золотыми подвесками, освещавшие его с обеих сторон, не придавали ему величия.

Корабль сильно тряхнуло, и Анжелику отбросило к двери, за которую она ухватилась. И тут черная статуя ожила. Плечи ритмично задвигались, голова откинулась назад. Рескатор смеялся, смеялся своим глухим смехом, переходившим в кашель.

— Это француженка из Кандии!

Его глухой, хриплый голос с колючими нотками подействовал на нервы Анжелики, как и в прошлом. Ее охватило болезненное, мучительное чувство. Слушать этот голос было почти невыносимо и в то же время хотелось услышать его вновь! Ровным шагом он направился к ней. Под черными усами сверкнули белые зубы. Смех его смутил ее больше, чем могли бы смутить упреки или обвинения.

— Почему вы смеетесь? — спросила она ослабевшим голосом.

— Потому что мне любопытно узнать, что превратило самую красивую из средиземноморских рабынь в женщину, за которую я не отдал бы и сотни пиастров!..

Ничего более презрительного, более издевательского и представить нельзя было. Анжелика увидела себя такой, какой сейчас была: промокшая, оборванная, в простонародной тусклой одежде, с бледным, окоченевшим лицом, на которое стекали капли воды с ее черного платка, с выбившимися наружу космами волос — настоящей ведьмой.

Но этот новый удар не свалил ее, а придал силы для дерзкого ответа.

— Ах, так! — она усмехнулась. — Тем лучше. Значит, вам нечего жалеть, если вы когда-то жалели, о той скверной шутке, которую я сыграла с вами в Кандии.

Опершись на дверь, она, набычившись, смотрела блестящими глазами на человека в маске, вдруг утратив всякий страх перед ним. Ведь она решила, что он спасет их, потому что это был единственный и последний шанс. Значит, надо было как-то уговорить его, воздействовать на него. А пока он представлялся огромным и недоступным, страшно далеким и нереальным, чем-то средним между сонным видением и галлюцинацией. Это впечатление усиливалось его молчанием.

Хотя бы он опять заговорил!.. Звук его голоса помогал освободиться от чар его магнетического взгляда.

— У вас хватает дерзости напоминать о ваших прежних проделках, — наконец проговорил он. — А как вы меня здесь разыскали?

— Я увидела вас, когда переходила ланды. Вы стояли на краю скалы и смотрели на город.

Он вздрогнул, задетый за живое, и воскликнул:

— Судьба определенно играет нами. Опять вы прошли недалеко от меня, а я вас не видел.

— Я поспешила спрятаться в кустах.

— И все-таки мне следовало заметить вас. Что у вас за талант появляться и исчезать, проскальзывать между пальцами?..

Он сердито зашагал по каюте. Это все-таки было лучше враждебной неподвижности.

— Нельзя сказать, что мои люди были достаточно бдительны. Вы сказали кому-нибудь о том, что видели, о нашем присутствии здесь?

Она отрицательно покачала головой.

— Ну, ваше счастье… Значит, увидев меня, вы опять убежали, а потом заполночь явились ко мне… Почему? Зачем вы пришли?

— Просить вас принять на борт своего корабля людей, которые должны наутро, не позже, бежать из Ла-Рошели на Американские острова.

— Взять пассажиров?

Рескатор остановился. Вообще он двигался поразительно легко, несмотря на непрерывное раскачивание корабля. В ее памяти возник силуэт, по-жонглерски балансирующий на бушприте его шебеки, бросая якорь для спасения галеры «Дофине». Она сидела здесь, в этой каюте, а какая-то часть ее души находилась среди видений прошлого. Словно она бродила в подземелье, пытаясь пробиться к этому черному и обаятельному человеку. И теперь, как в первый раз, когда он приблизился к ней на базаре в Кандии, он сразу завладел ее мыслями и вниманием.

Вспомнились признания Эллиды, молодой рабыни из Греции, и бабочками запорхали ее смятенные слова: «Все женщины!.. Он чарует всех женщин… Ни одна не избежала его власти…» И в тоже время она слышала собственный голос, четко и внятно произносящий:

— Да, пассажиров. Они хорошо заплатят.

— Что же это за пассажиры, которым требуется уехать из Ла-Рошели именно на пиратском корабле? Почему они бегут?

— Да, они бегут. Это семьи протестантов. Французскому королю неугодно, чтобы в его королевстве жили еретики. Те, кто не согласен сменить веру, должны бежать, иначе их ждет тюрьма. Но за побережьем ведется наблюдение, и тайно сесть на корабль в гавани невозможно.

— Вы сказали, семьи… Значит, среди них есть женщины?..

— Да.., да…

— И дети?..

— Да, конечно, и дети, — еле выговорила она. Ей представилось, как они пляшут вокруг пальмы, их розовые щечки и блестящие глазки. А за ритмичным постукиванием их сабо ухе слышится грохот бури. Она сознавала, что этот ответ почти наверняка приведет к отказу. Капитаны торговых судов очень неохотно соглашаются брать на борт пассажиров. Что же до женщин и детей, этот «товар» считается лишь поводом для споров и ссор. Они хнычут, болеют, умирают, мужчины на корабле дерутся из-за женщин. Анжелика прожила достаточно в таком портовом городе, как Ла-Рошель, чтобы понимать беспрецедентную дерзость своей просьбы. Ну, как рассказать пирату об адвокате Каррере и его одиннадцати детях?.. Она почувствовала робость.

— Так, совсем хорошо! — насмешливо заметил Рескатор. — Ну, и сколько же их всего, этих псалмопевцев, которыми вы хотите загрузить мои трюмы?

— Ну, примерно человек сорок. — (Еще десяток она утаила.) — Вы шутите, видно, красавица. Но пора остановиться. Шутки не должны заходить так далеко. Одно меня все-таки интересует: с какой стати маркиза дю Плесси-Бельер — ведь я вас купил под этим именем — заинтересовалась вдруг судьбой кучки жалких отщепенцев?.. У вас есть родственники среди них? Или любовник?.. Такое, кажется, не могло вдохновить бывшую одалиску, но.., чего на свете не бывает, может быть, вы нашли себе нового супруга среди еретиков.., ведь про вас говорят, что расход мужей у вас велик…

Его злая насмешка соединялась, казалось, с подлинным интересом.

— Ничего подобного.

— Так что же?

Как объяснить ему, что она просто хотела спасти своих друзей-протестантов? Это должно было представляться недопустимым пирату, безбожнику, конечно, и, возможно, испанцу, как говорили. К безбожию он присоединит еще нетерпимость своей нации. И откуда он столько знает о ее жизни? Правда, по Средиземному морю вести разносятся быстро и неукоснительно, иногда и с преувеличениями.

Он продолжал издеваться:

— Значит, вы замужем за кем-то из этих еретиков? Как же низко вы пали.

Анжелика опять качнула головой. Эти придирки, пусть и злые, ее не задевали. Заботило только одно: неужели из ее обращения ничего не выйдет? Где взять доводы, чтобы уговорить его?

— Среди них есть судовладельцы, вложившие часть своего состояния в дела на Островах. Они в состоянии возместить все ваши расходы, если вы спасете их жизнь.

Он небрежно отмахнулся.

— Все, что они смогут заплатить мне, не компенсирует хлопот от их присутствия на судне. У меня нет места для сорока дополнительных людей, я даже не уверен, что мне удастся сняться с якоря и пройти пролив, не столкнувшись с этим проклятым королевским флотом, да и Американские острова расположены совсем не на моем пути.

— Если вы не захотите взять их, они все завтра будут в тюрьме.

— Ну и что? Такова судьба очень многих в этом прелестном королевстве.

— Не говорите об этом так легко, — она в отчаянии сжала руки. — Если бы вы знали, каково сидеть в тюрьме.

— А почему вы думаете, что я этого не знаю?..

А ведь действительно, он решился жить так, вне закона, наверно, потому что на родине его осудили, может быть, изгнали. Интересно, за какое преступление?..

— ..Столько людей попадает в наше время в тюрьму. Столько жизней гибнет! Немногим больше, немногим меньше!.. Свободно пока только море да некоторые девственные земли в Америке… Но вы не ответили на вопрос, который я вам задал. Почему маркиза дю Плесси интересуется этими еретиками?

— Потому что я не хочу, чтобы они попали в тюрьму.

— Высокие чувства? Не верю, что они возможны у женщины с такой нравственностью, как у вас.

— Ах! Верьте чему хотите! — она вышла из себя. — Я могу сказать только одно: я хочу чтобы вы их всех спасли!

Кажется, в этот день ей довелось измерить все бездны, разделяющие сердца женщин и мужчин. После Бомье Дегре, теперь еще Рескатор! Эти образованные, знающие свое дело мужчины, прочно стоящие на ногах, властные, уверенные в себе, безразлично внимающие слезам женщин и рыданиям избиваемых детей. Бомье это только доставило бы удовольствие. Дегре согласился дать им отсрочку только ради нее, потому что он еще любил ее. Рескатор же, теперь, когда она утратила привлекательность в его глазах, ничего для нее не сделает!

Он отвернулся и уселся на большой восточный диван, стоявший в каюте. Поза его выражала глубокую досаду, даже уныние. Он вытянул перед собой свои длинные ноги в высоких сапогах.

— Капризы женщин, бесспорно, очень разнообразны, но вы, надо признаться, выходите далеко за пределы допустимого. Вспомните-ка, когда я виделся с вами прошлый раз, вы оставили мне, в качестве сувенира, охваченную огнем шебеку и тридцать пять тысяч пиастров долгу. И вот спустя четыре года вы находите возможным отыскать меня и, не боясь возмездия за прошлое, требовать, чтобы я взял вас к себе на борт вместе с четырьмя десятками ваших друзей. Признайтесь, что ваши претензии хватают через край!

Ударом сухого пальца он привел в действие корабельные песочные часы, стоявшие на полке рядом. Тяжелый бронзовый пьедестал не давал им сдвинуться с места, так что раскачивание корабля не нарушало их равновесия. Песок побежал светлой быстрой струйкой, Анжелика не отрывала от часов взгляда. Проходили часы, скоро кончится ночь…

— ..И наконец в заключение, — сказал Рескатор. — Сделка с пассажирами, предложенная вами, меня ни в малой степени не интересует. И вы сами меня тоже больше не интересуете. Но поскольку вы имели дерзость вернуться в руки хозяина, который сто раз клялся, что заставит вас дорого заплатить за все неприятности, которые вы ему причинили, я оставлю вас, несмотря ни на что, у себя на борту… В Америке женщины ценятся меньше, чем в Средиземноморье, но, возможно, мне удастся там сбыть вас, чтобы возместить часть моих потерь.

В комнате было жарко, но ледяной холод пронизал ее до самого сердца. Ее мокрая одежда прилипла к стулу; раньше, в волнении спора, она этого не замечала. Теперь ее затрясло.

— Ваш цинизм не удивляет меня, я знаю, что… — внезапная хрипота прервала ее голос, затем приступ кашля сотряс ее, довершая ее поражение… Мало того, что она потерпела неудачу, она еще выглядела больной, задыхающейся. Полный разгром!

Совершенно неожиданно он подошел к ней, взял за подбородок и заставил поднять лицо.

— Вот что бывает, когда ночью бегут через ланды за пиратом, несмотря на бурю, — пробормотал он, приблизив свою маску к ее лицу. Прикосновение жесткой и холодной кожи и блеск его горящих глаз совсем парализовали ее.

— Что вы скажете о чашечке хорошего кофе, мадам?

Анжелика моментально ожила.

— Кофе? Настоящего турецкого кофе?

— Да, турецкого кофе, такого, какой пьют в Кандии… Но раньше сбросьте эту промокшую накидку… Вы совсем закапали мои ковры.

Теперь она увидела, во что превратилась под ее ногами бархатная дорожка, напомнившая ей о зеленой траве летнего луга. Пират стащил с ее плеч мокрый плащ и швырнул в сторону, как тряпку. Сняв со спинки кресла свой собственный плащ, он набросил его на нее.

— Вы уже мне должны один, который бессовестно унесли на своих плечах, когда убежали в ночь пожара. Никогда еще Рескатор не был в таком дурацком положении…

И все было, как той ночью на Востоке: горячие руки на ее плечах, душистые, теплые складки великолепного бархатного плаща на ней. Он подвел ее к дивану и посадил, все еще не выпуская из объятий. Потом отошел в глубину каюты. Снаружи зазвучал звонок. Буря, видимо, подходила к концу: корабль качало гораздо слабее. Песок в часах продолжал струиться, и зернышки его поблескивали в оранжевом свете венецианских ламп. Анжелика отключилась от реальности, она была в волшебном убежище…

По зову колокольчика явился босоногий мавр в коротком бурнусе и красных матросских штанах. Двигаясь изящно, как свойственно его расе, он стал на колени и пододвинул к дивану низкий столик, на который поставил ларец из кордовской кожи с серебряными накладками. Откинутые стенки ларца представляли собой два блюда, на которых были прочно закреплены все принадлежности для приготовления кофе: серебряный самоварчик, массивное золотое блюдо с двумя чашечками китайского фарфора, маленький фарфоровый кувшинчик с водой, в которой плавала льдинка, и блюдечко с леденцами.

Мавр вышел и скоро вернулся с чайником, полным кипятка. Очень аккуратно, не пролив ни капли, он приготовил восточный напиток, аромат которого проник в сознание Анжелики, вызвав почти ребяческую радость. Румянец вернулся на ее щеки, когда она протянула руку к серебряному футляру, в который была вставлена фарфоровая чашечка. Сидя рядом, Рескатор следил своим загадочным взглядом, как она осторожно, по мусульманскому обычаю, двумя пальцами держала чашечку, как влила в нее каплю ледяной веды, чтобы осадок осел на дно, как поднесла чашку к губам.

— Видно, что вы побывали в гареме Мулай Исмаила. Умеете себя вести! Вас можно принять за мусульманку. Как вы ни опустились, но все же сохранили кое-какие добрые навыки, позволяющие узнать вас.

Мавра уже не было в комнате. Анжелика поставила опустевшую чашку между распорками, удерживавшими ее на месте, и пират нагнулся, чтобы снова наполнить ее. При этом он заметил следы крови на футляре.

— Откуда эта кровь? Вы ранены?

Анжелика взглянула на изодранные ладони.

— Я даже не почувствовала. Совсем недавно, когда я спускалась со скалы, цепляясь за камни… А, такое уже бывало на дорогах Рифа.

— Когда вы убежали? Знаете, вы ведь единственная рабыня-христианка, которой такое удалось. Я долго был уверен, что ваши кости белеют где-то в пустыне.

Глаза Анжелики широко раскрылись при воспоминании о том страшном пути.

— Правда ли, что вы искали меня в Микенах?

— Именно так! Впрочем, это было нетрудно: вы оставили за собой убитых.

Веки молодой женщины сомкнулись. Все ее черты выражали ужас.

Человек в маске сказал негромко, с двусмысленной улыбкой:

— Там, где проходит француженка с зелеными глазами, остаются только пожарища да трупы.

— Это что, такая новая поговорка появилась в Средиземноморье?

— Да, вроде этого.

Анжелика подавленно смотрела на кровь на своих ладонях. Он продолжал спрашивать:

— Из Микен вас бежало десять человек. А сколько добралось до Сеуты?

— Двое.

— Кто был второй?

— Колен Патюрель, предводитель узников. И снова ее охватила тревога. Неопределенная опасность… Чтобы прогнать ее, она заставила себя вновь встретиться взглядом со своим собеседником.

— У нас с вами много общих воспоминаний, — проговорила она тихо.

Он резко засмеялся, пугая ее.

— Слишком много. Больше, чем вы думаете.

Вдруг он вытащил платок и подал ей:

— Вытрите ладони.

Она послушалась, и заглохшая было боль вновь обожгла ее, соль разъедала ранки.

— Я пыталась пройти по краю моря, чтобы не сбиться с пути. — И она рассказала, как думала, что пришел ее последний час, когда на нее налетели волны прилива. Она не понимала, каким чудом ей удалось взобраться на крутой обрыв. — Казалось, я борюсь уже со смертью… Но наконец я добралась до вас.

При последних словах в голосе Анжелики послышалась какая-то мечтательная нежность. Сама она этого не заметила. «Я добралась до вас». Теперь она видела только черное неподвижное лицо. Мечтам пришел конец.

Была минута, когда Анжелика чуть не припала к твердой груди пирата и готова была спрятать лицо в складках его бархатного камзола. Этот бархат был не черного цвета, как ей сначала показалось, а темно-зеленого, как мох на деревьях. Разглядывая его, она подумала: «Как там было бы хорошо!»

Рескатор протянул руку, провел пальцами по ее щеке и подбородку; странны были у человека с таким пронзительным взглядом осторожные жесты слепого, знакомящегося на ощупь с недоступными его зрению чертами.

Потом одним пальцем он медленно распустил жалкую промокшую косынку, до сих пор покрывавшую ее голову, и сбросил ее на пол. Слипшиеся, потемневшие от морской воды волосы упали ей на плечи. Среди них светились седые пряди. Анжелике хотелось бы спрятать их.

— Почему вы так хотели добраться до меня?

— Потому что вы один можете спасти нас.

— Вы думаете только об этих людях?! — вскричал он с досадой.

— Как же я могу забыть их?

Она повернулась к песочным часам. Струйка бежала быстро, через определенные промежутки песок вытекал и Рескатор машинально переворачивал часы.

А Онорина спала пока на большой кровати в кухонном алькове, но ее детский покой, которым столько раз любовалась Анжелика, был нарушен. Она волновалась и плакала во сне. Ведь днем возле нее опять были угрожающие лица. Абигель сидела возле девочки и, сжав руки, молилась за Анжелику. Лорье не мог заснуть, как бывало на чердаке, и прислушивался к тревожным шагам отца в соседней комнате.

— Как же я могу забыть их? Вы мне только что сказали, что я оставляла за собой развалины… Помогите же мне спасти хотя бы этих людей, последние обломки.

— Эти люди, гугеноты, чем они занимаются? Какое у них ремесло?

Он спрашивал резко, подергивая бороду нервными рывками. Такое замешательство в поведении человека, который всегда владел собой, показало ей, что неведомо как она добилась успеха. Лицо ее просияло.

— Не торжествуйте, даже если кажется, что я уступаю вашим настояниям. Это еще не значит, что победа будет за вами.

— Ну и что! Если вы согласны взять их на борт и спасти от тюрьмы и гибели, что еще может иметь значение? Я заплачу сторицей!

— Пустые слова! Вы же не знаете, какую цену я возьму с вас. Ваше доверие ко мне граничит с наивностью. Я морской пират, и вы могли бы сообразить, что я занимаюсь не спасением жизни людей, а скорее наоборот. Такие женщины, как вы, вообще не должны вмешиваться ни в какие дела кроме любовных.

— Но это вопрос любви.

— Не философствуйте! А то я посажу вас на свой корабль только затем, чтобы утопить, когда мы выйдем в море! В Кандии вы меньше болтали и были много приятнее. Отвечайте на мой вопрос: каких людей вы просите меня взять на свой корабль — не считая благочестивых женщин — хуже их нет на свете — и хнычущих детенышей?

— Среди них есть один из самых богатых судовладельцев, господин Маниго, и несколько крупных купцов, занимающихся заморской торговлей. На Островах они владеют…

— А ремесленники среди них есть?

— Есть плотник с подмастерьем.

— Это уже лучше…

— Есть булочник, два рыбака. Они опытные мореходы и организовали маленькую флотилию для снабжения бельгийского города Халле рыбой из Ла-Рошели. Есть еще господин Мерсело, бумажный фабрикант, мэтр Жонас, часовых дел мастер…

— Эти ни к чему!

— Мэтр Каррер, адвокат.

— Еще хуже.

— Врач…

— Хватит… Ладно, возьмем их на борт, раз вы хотите спасти их.., возьмем всех. Никогда еще не встречал такой упрямой женщины. А теперь, любезная маркиза, представьте мне план осуществления вашего каприза. Я не собираюсь застрять в этой крабовой яме, куда имел глупость зайти, чтобы проконопатить свое судно. Я собирался выйти отсюда на заре. Подожду следующего прилива, еще до обеда мы снимемся с якоря.

— Мы все соберемся у скалы, — просияла она и встала. — Я иду за ними.