"Искушение" - читать интересную книгу автора (Майерс Джойс)

ГЛАВА 11

– Я буду разговаривать с Эллисом только по-английски, Медея – по-итальянски, а остальные – на том языке, на каком захотят, – с улыбкой сказала Дженни, забирая младенца у Софии.

Марелла уже накормила его, София переодела в мягкую вышитую рубашечку и чепчик, когда-то принадлежавшие Рокко. Она хранила их и платьице, в котором крестила сына, для своего первого внука.

– Замечательно! – Габриель с трудом сдерживал смех, – маленький итальянский мальчик говорит по-шведски с провинциальным ирландским акцентом.

Он сидел у кухонного стола между своими кузинами и держал на коленях Ингри. Его мягкие черные глаза неотступно следовали за Дженни, сновавшей по комнате. Она сияла от удовольствия, глядя на детей, и в приятном ожидании сказочной ночи с прекрасным принцем. Дженни с такой нежностью смотрела на малютку Эллиса, что в душе Габриеля проснулась ревность. Однако стоило девушке ласково взглянуть на него глубокими синими глазами и улыбнуться многообещающей улыбкой, как он взволнованно вскочил на ноги и нетерпеливо заходил по кухне.

Занимаясь детьми, Дженни распустила длинные шелковистые волосы. Обрамляя красивое нежное лицо, они свободно падали на плечи. Она была прекрасна, как мадонна, и Габриель, не в силах отвести от нее взгляда, не мог не прикоснуться к ней. Проходя мимо, он, будто случайно, касался ее плеча, волос. Делая вид, что смотрит на ребенка, прижимался к ней, незаметно нежно поглаживая стройную ногу. Его страстный взор молил ее поскорее закончить домашние дела.

– Дженни, американцы будут принимать мальчика за шведа, итальянцы – за старую крестьянку-ворожею. И однажды они вышвырнут его из Айовы. Бог знает, что еще может случиться.

– Все это надо хорошо обдумать, – рассеянно сказал Саверио. – Он наблюдал за игрой братьев Мейхен в шашки. Доской служила крышка ящика из-под апельсинов, шашками – пуговицы, которые София принесла шлифовать.

– Ха! Я вышел в дамки! – объявил Мик Мейхен своему брату, побив сразу три шашки. – Если хочешь, Дженни, я научу малыша настоящему ирландскому языку, гэльскому. – Он напустил на себя грозный вид и с шутливой враждебностью посмотрел на Габриеля, потом хитро и понимающе – на девушку. – Я выиграл, Дженни. Теперь ты пойдешь со мной? Или твое сердце принадлежит тому бродяге?

– Почему нет? – Медея шаркающей походкой вошла в кухню. Она протянула Дженни пару крохотных кожаных башмачков, застегивавшихся на перламутровые пуговицы.

– Для bambino, – сказала она.

Когда Дженни вернулась домой, старушка уже ложилась спать. И сейчас с распушенными, длинными – ниже пояса – седыми волосами она походила на языческую колдунью, прорицательницу, покинувшую свою пещеру на берегу Средиземного моря ради новой жизни. Это впечатление исчезало, когда Медея улыбалась. Улыбка смягчала резкие черты лица, зажигала веселые огоньки в ее проницательных глазах, превращала ее в милую добрую бабушку.

– Спасибо, Медея. В таких башмачках мальчик сразу побежит. Конечно, Эллис научится говорить по-шведски у дяди Эвальда, Габриель. Он уже слышал несколько слов от Ингри. Крошка Эллис, ты будешь говорить на трех языках, но главный среди них – английский. Без него ты не станешь настоящим американцем. Ингри будет учиться вместе с тобой.

Девочка спокойно сидела; пока Велентайн расчесывала ей волосы, а Вероника кормила конфетами. Услышав свое имя, она посмотрела на мать и весело захлопала в ладоши. Потом сладко зевнула. Дженни, улыбнувшись Габриелю, пошла укладывать детей. Она уложила младенца в коробку, служившую ему колыбелью, и тихонько запела, укачивая Ингри.

– Очень скоро, маленькая Ингри, у нас снова будет красивое деревянное кресло-качалка, такое, как дома, – голос Дженни стал печальным, когда она вспомнила, как они далеко от родного дома. Она поцеловала девочку и положила в постель. – Спасибо тебе, Господи, за солнце, сияющее в небе. Спасибо за детей, что остались живы, – прошептала Дженни.

Каждый вечер, укладывая спать Эллиса и Ингри, она шептала эти слова. И вдруг она вспомнила о матери мальчика и грустно вздохнула.

Когда Габриель и Дженни собрались уходить, София раскладывала заготовки бумажных цветов, которыми с утра займутся девочки.

– Вы прекрасно выглядите. Просто великолепно, – она озабоченно покачала головой. Ей не верилось в измену Фиаммы.

– Танцы пойдут Габриелю на пользу, – сказал Саверио, – особенно, если он будет танцевать с Дженни.

Девушка подобрала волосы и сколола оловянной заколкой, на шее – черная бархотка с брошью. Габриель, с зачесанными назад длинными черными волосами, был необычайно красив и взволнован.

– Скоро подойдет Рокко с двумя квартирантами, Фредом Фостером и… – Он бросил быстрый взгляд на братьев Мейхен, – ирландцем… из Белфаста.

Глаза Мика на мгновение расширились. Больше ничем он не выдал своего интереса к появлению соотечественника. Он ни о чем не спросил, встал, потянулся.

– Пошли. Я провожу вас до угла. Буду вдыхать приятный аромат духов и делать вид, что Дженни – моя девушка.

Когда они подошли к бару на углу, Мик небрежно спросил:

– Послушай, Гейб, этот ирландский странник, которого ты посылаешь к нам… Кажется, ты сказал, он из Дублина? У меня там знакомые. Как ты сказал его зовут?

Габриель пристально посмотрел на друга.

– Я не называя его имени. Его зовут Флинн. Джоко Флинн. Он из города Белфаста, ты его знаешь, Мик?

– Может да, а может, и нет. В Белфасте живет множество Флиннов. И в Дублине тоже. Чао! – Когда Мик открыл двери бара, до них донеслись громкий шум голосов, запах опилок и дешевого пива.

– О чем ты задумалась, Дженни? – спросил Габриель. – Я знаю, это – не «Дельмонико»,[15] но и он не так уж плох.

Они вошли в чистенький недорогой ресторан «Чайлд». Газовые лампы ярко освещали уютный зал. В несколько рядов стояли длинные столы с мраморными досками, вокруг которых тесно расставлены гнутые деревянные стулья. Обедающим приходилось сидеть почти вплотную. Полы, стены выложены белым кафелем. Вдоль стен протянулась мраморная планка с латунными крючками для одежды. Это был ресторан с самообслуживанием. Девушки в белых платьях только убирали освободившиеся столы. Габриель принес на подносе два пончика, чашку американского кофе для себя и стакан холодного молока для Дженни. Большими глотками она отпила сразу полстакана – она очень любила молоко, – радуясь и улыбаясь, словно ребенок. Молочные усы над ее пухлыми нежными губами развеселили Габриеля, и Дженни быстро стерла их салфеткой.

– Замечательный ресторан, Габриель. Это первый настоящий американский ресторан, который я увидела. Мне все здесь нравится. Но меня огорчает, что ты тратишь так много денег. У тебя ведь осталось всего десять долларов. Я очень тоскую по дому, но здешнее молоко почти такое же хорошее, как в Швеции, и мне стало немного легче. Я все время думаю о матери Эллиса. Она, наверное, очень сильно скучает по своему сыну. А что, если ее не отправили домой? Может быть, она еще на острове Эллис или даже в Нью-Йорке? Она же не знает, где его искать.

– Завтра, когда поедешь встречать дядю Эвальда, спроси в порту о Виолетте Венти. Может быть, они знают, что с нею случилось и где она сейчас, – Габриель вертел стоящий на столе вращающийся поднос в поисках сахара и сливок. – Этот кофе невозможно пить без сливок. Что еще беспокоит тебя? – Он наклонился над столом. – Дженни… давай уйдем отсюда. Я хочу почувствовать тепло твоей кожи… увидеть нежный румянец на твоих щечках, когда твое сердце забьется от волнения. – Его черные блестящие глаза сказали больше слов.

Она вспыхнула и кивнула головой. Потом допила молоко и, протянув руку через стол, ласково коснулась синяка на его руке.

– Тебе больно?

– Немного болит. Но это не имеет значения по сравнению с тем… удовольствием, что ждет меня.

– Пойдем, – сказала она тихо и серьезно.

У парадного подъезда отеля «Мария-Антуанетта» на Бродвее стоял строгий швейцар в ливрее и гетрах.

– Место забронировано, сэр? Вы без багажа, сэр? – спросил он, когда Габриель и Дженни поднялись по широким ступеням.

– Что вы можете предложить нам сегодня, Огги? – спросил Габриель.

Мужчина вгляделся повнимательнее и широко улыбнулся.

– А, вы снова в Нью-Йорке, сэр? И с очень красивой леди. Со дня открытия отеля в наши двери никогда не входила более прекрасная дама.

Мужчины быстро переговорили о чем-то, и Огги кивнул понимающе.

– Войдите в вестибюль и подождите, я пошлю за Утой.

– Ута – его жена, работает здесь старшей горничной. Она знает, какие комнаты свободны и когда их займут. Огги и Ута дадут нам лучшую комнату в отеле.

Дженни пришла в ужас, разглядывая богатую мебель и элегантно одетых людей.

– Габриель, этот отель слишком дорогой для нас. Не хватит никаких денег…

– Они дадут нам комнату тайком от хозяев, маленькая паникерша, и положат в собственный карман доллар и пятьдесят центов. Всю ночь ты будешь чувствовать себя принцессой.

– Ты будешь моим принцем, Ангел Габриель, – прошептала Дженни, сидя в ожидании Уты на софе в изысканном вестибюле. – Раньше ты часто приходил сюда, Габриель?

Он усмехнулся.

– Нет. До сих пор я ни на кого не истратил ни единого цента. Ну, Дженни, разве это имеет значение? Прошлое осталось позади, а? Твое и мое.

Девушка кивнула, но подумала, что он не совсем прав. Нельзя, чтобы такое повторилось снова. Их тянет друг к другу, но она должна быть сильнее. Она не должна уступать своим чувствам.

Звеня ключами, подошла Ута Шульце, крепкая женщина средних лет в белом чепце и туго накрахмаленном фартуке. Она тепло поздоровалась с Габриелем, приветливо кивнула Дженни. По освещенному газовыми лампами коридору она повела их в номер. Она торжественно распахнула перед ними двери, будто они – члены королевской семьи. Номер был великолепен. Стулья с резными ножками и высокими, украшенными резьбой спинками. Резная скамеечка покрыта гобеленом в тон обтянутым тканью стенам и отделанного по краям кистями полога. Лампы и бра освещали комнату мягким, приглушенным светом. Повсюду стояли серебряные вазы с живыми цветами. На низеньком шестиугольном столике – серебряный поднос с двумя сверкающими изящными хрустальными бокалами на высоких тонких ножках и бутылкой красного вина.

– Мы ждали пару из… мм…Чикаго. Но она задерживается и приедет только завтра вечером, – сказала Ута. – Все равно цветы придется менять. Если вам что-нибудь понадобится, дерните этот шнурок. Чао, сэр. – Она подмигнула Габриелю, и Дженни залилась румянцем.

Агнелли запер за женщиной дверь. Девушка, бесшумно ступая по мягкому пушистому ковру, подошла к окну.

Из окна открывался восхитительный вид на Центральный парк, и Дженни показалось, что она видит ярко освещенные окна особняка Карвало за парком.

– Зачем я здесь, в этом дворце, с тобой? – спросила она, когда Габриель снял с ее плеч шаль и подал бокал вина. – Я тебя совсем не знаю. Должно быть, я сошла с ума, раз совершаю столь безрассудные поступки, – сердце встрепенулось от восторга, когда Габриель легко коснулся губами ее рта.

– Мы здесь потому, что мы хотели быть вместе, Дженни Ланган, потому что мы хотим друг друга. И еще потому, что так должно было случиться, – он улыбнулся мягко, чуть-чуть насмешливо. – Так сказала Медея. – Габриель снял пиджак. – Сядь рядом со мной. У меня нет белоснежных крыльев, как у ангела, cara, но я и не переодетый дьявол. Это только я, Габриель. И нам некуда спешить. Впереди целая ночь.

– И что же еще тебе сказала Медея? – спросила Дженни и опустилась на краешек кресла напротив Габриеля. – Не то, чтобы я очень верила в глупые предсказания, просто я… очень любопытна.

– Она сказала, что мы всегда будем вместе, – он осушил свой бокал. – Не скажу, что я тоже безоговорочно поверил ей, но, наверное, стоит прислушаться к доброму предсказанию и проявить здравый смысл. Может статься, она права. Возможно, нам будет хорошо вместе.

Габриель раздраженно нахмурил брови. Он совсем не собирался намекать ей на свои чувства, по крайней мере, не сегодня. Ему хотелось обнять Дженни, ощутить рядом ее податливое тело, увидеть разметавшиеся по атласной подушке золотистые волосы, ее губы… Габриель сел рядом с девушкой и поцеловал ее. Сначала она казалась скованной. Но после нескольких поцелуев трудно было сказать, где кончается один и начинается другой. Дыхание Дженни участилось. Не было ни сил, ни желания противиться или ждать. Исчезли скованность и стыдливость. Лишними стали слова – просто они будут любить друг друга всю эту долгую ночь. Дженни вынула заколку, и золотистые волосы каскадом упали ей на плечи. Она улыбнулась Габриелю и расстегнула воротничок его белой рубашки.

– Ну вот, – сказала она и села ему на колени. Глаза его были закрыты, голова откинута на спинку дивана. Дженни прижалась губами к его щеке. Его руки ласково скользили по ее бедрам, тонкой гибкой талии, ласкали груди. Она почувствовала прилив возбуждения. Не открывая глаз, Габриель начал медленно расстегивать мелкие пуговицы на блузке.

– Вот, наконец, и ты, – он вздохнул и легким движением снял блузку с ее плеч. Соски ее затвердели под мягкой тканью сорочки. Дженни встала, и юбка упала к ее ногам. Она перешагнула через нее.

– Стой там, Дженни. Позволь мне раздеть тебя. Я хочу видеть твое тело… постепенно, чтобы твоя красота не ослепила меня, – он усмехнулся, вскочил на ноги и подвел ее к зеркалу.

– Красота? Откуда… ты знаешь, если никогда не видел меня… без одежды?

– Но я прикасался к тебе. Вот так… – стоя позади Дженни, он целовал ее плечи. – Я могу представить себе… – Габриель легонько целовал ее затылок, положив руки ей на груди. – Каждую… совершенную… частичку… твоего тела.

– Совершенную, – тихо повторила она, повернулась к Габриелю и прижалась к его обнаженной груди.

– Дженни… хочу видеть тебя… лежащей на спине, в постели… – шептал он.

– А я хочу, чтобы… твое большое, сильное тело… опустилось на меня, Габриель… хочу почувствовать… его тяжесть. – Ее речь прерывалась неистовыми, жадными поцелуями.

Когда его губы коснулись ее розовых сосков, у Дженни перехватило дыхание. Его губы и руки будили в ней ощущения, о которых она никогда не подозревала. Габриель мучительно медленно повторял губами очертания ее грудей, исследовал каждый дюйм ее тела. Дженни вонзила ногти в его плечи.

– Не двигайся, – велел он и отошел к постели. Она неподвижно стояла перед зеркалом. Габриель нетерпеливо сорвал бархатное покрывало и бросил на пол. Он не отрывал взгляд от Дженни.

Когда, наконец, он взял ее на руки и понес в кровать, ее пронзило сильное и острое желание.