"Схватка за Рим" - читать интересную книгу автора (Дан Феликс)Книга первая ТЕОДОРИХГлава IСтояла душная летняя ночь года от Рождества Христова. Густые тяжелые тучи нависли над Адриатикой, море сливалось с берегом в единую черную массу. Яркий свет молний иногда разрывал тьму, открывая взору раскинувшийся на берегу город Равенну. Ветер гулял по холмам, кружил над дубравами, носился над величественными развалинами храма Нептуна. Но на самой горе, где стоял храм, окруженный лесом, было тихо. Только порой резкий порыв ветра сбрасывал со скал обломки, или с крыши храма срывалась вниз под ударами бури мраморная плитка, с треском разбиваясь внизу о мраморные ступени. Человек, сидевший на лестнице, не обращал внимания на разгул стихий. Сидел он уже давно, привалившись спиной к верхней ступени и устремив взор на расстилавшийся внизу, у моря, город. Пошел дождь. Крупные капли бежали по густой серебристой бороде старика, но ни ветра, ни небесной воды он, казалось, не замечал, в отрешенном ожидании разглядывая дорогу. Наконец он поднялся и сошел на несколько ступеней вниз. – Они идут, – проговорил он. Действительно, по дороге от города в сторону храма заструился факельный свет. Вскоре послышались шаги, и из тьмы появились трое. – Да здравствует Гильдебранд, сын Гильдунга! – раздался приветливый голос шедшего впереди с факелом. Войдя в храм, он остановился, и здесь огонь ясно осветил его лицо: молодое, прекрасное, с радостными светло-голубыми глазами. Густые русые локоны скатывались на плечи. Черты лица его были тонки, словно искусно выточены, а подбородок был покрыт едва пробившимся светлым пушком. Он был одет во все белое: длинный воинский плащ из тонкой шерсти был заколот у правого плеча золотой застежкой-фибулой. Белые ремни сандалий, переплетаясь, поднимались до колен. Благородно-мраморной белизны руки его были украшены широкими браслетами. Когда он оперся на копье, служившее ему и оружием и посохом и повернулся к выходу, его товарищам показалось, будто во мрачные развалины древнего храма вернулся юный бог из веков, канувших в невозвратимое прошлое. Второй из вошедших был старшим братом юноши, выше ростом, шире в плечах. Он выглядел не столь жизнерадостным и доверчивым, зато отличался медвежьей силой и храбростью. Одежда его была из простой темной материи, а в руках он сжимал короткую тяжелую дубинку из твердого дуба. На третьем пришельце были стальной шлем, меч и темный плащ готского крестьянина. Прямые каштановые волосы его были спереди подстрижены, черты лица правильны и мужественны. Едва он вошел, несколько поотстав от остальных, в храм и поклонился старику, как юный «бог» вскричал во весь голос: – Ну, Гильдебранд, веселенькое ты, видать, нам подготовил приключение, вытянув нас в такую жуткую погоду в такое жуткое и дикое место! Говори же в чем дело. Но старик, вместо ответа, обратился к последнему из пришедших: – А где же четвертый? – Он хотел добраться один. Отстал. Ты знаешь его. – Да вот же он! – крикнул юноша, указав на другую сторону холма. И вправду, оттуда приближался человек весьма странного вида. Яркий свет факела освещал его бледное, как у призрака, лицо. Между тем, весь он был черен. Черные локоны разметались по его плечам. Густые черные брови нависали над его печальными темными глазами. И губы его, как у древней трагической маски, выражали глубокую печаль. Он казался юным, но не по-юношески грустным. Панцирь из черной стали скрывал его тело, а в правой руке сверкал боевой топор на длинной рукоятке. Он коротко поклонился старику, и тот, дождавшись его прихода, начал свою речь: – Я пригласил вас сюда ради важного дела. Дело тайное, посторонних быть не должно. Я присматривался ко многим… долго выбирал. И выбрал вас. Не удивляйтесь. Слушайте – и скоро все поймете. Один из пришельцев, в крестьянском плаще, пристально взглянул на старика: – Будь спокоен. Мы выслушаем и будем молчать. О чем твоя речь? – О нас. О нашем царстве готов. Оно на краю гибели! – Ну хватил! – воскликнул юный «бог», а его брат-великан только улыбнулся. – Да, гибели! – повторил старик. – Только вы одни и способны спасти его. – Да простит тебе небо этот навет! – перебил его юноша. – Разве не у нас, не нами правит самый великий в свете король, Теодорих, кого даже враги называют величайшим и мудрейшим? Разве не мы захватили лучшую землю во вселенной – Италию? Что в мире может угрожать царству готов? – Выслушай, не горячись, – вздохнул старик. – Чего стоит великий Теодорих, лучше всего известно старику Гильдебранду. Полвека назад я принес его отцу на руках и сказал: «Это крепкий побег, он порадует тебя». Был он совсем крохой… А когда подрос, я выточил ему первую стрелу и сам обмыл его первую рану. Когда-то я был спутником его и телохранителем по дороге в Византию. А когда он завоевывал для нас Италию, в тридцати битвах я прикрывал его щитом. Конечно, с тех пор он набрал себе целое стадо советников и дружков, более ученых, чем старый оруженосец. Но едва ли они более смышлены, чем я… И верны… Да, Теодорих силен рукой и крепок разумом, но теперь старый орел стал валиться на одно крыло. Теперь он лежит в золоченых палатах в Равенне… Он болен. Он болен и душой, и телом. Врачи говорят, как ни сильна его рука, но сердце одним своим неверным ударом может отправить его в страну мертвых. Странная болезнь… А где наследники? Амаласунта, его дочь, и Аталарих, его внук – женщина и дитя. – Но царевна не глупа, – донесся голос. – Да… ведет переписку по-гречески с императором Византии, а на латыни ведет речи с Кассиодором. Сомневаюсь даже, думает ли она на готском… Горе нам, если в бурю ей придется взяться за руль! – Но, старик, я не вижу никакой бури! Где она? – изумился вновь юноша. – Откуда ей взяться? Император Византии помирился с Теодорихом. Епископ Рима назначен самим королем. Князья франков – ему племянники. Итальянцы под его защитой благоденствуют. Откуда опасность? – Да, византиец Юстин уже слабый старик, – поддержал его человек с мечом. – Но его наследник Юстиниан… Вот он… Непроницаем, как ночь, и лжив, как море. Я был с последним посольством в Византии и сделал вид, будто напился вмертвую… Он пристал ко мне и расспрашивал именно так, как будет все выведывать человек, решивший уничтожить готов и захватить Италию. Это так же верно, как то, что меня зовут Гильдебранд. – Пусть попробует, – проворчал брат юного «бога». – Верно, друг Гильдебад, пусть попробует. Но он может попробовать, Византия сильна. Юноша пожал плечами. – Сильна! – уже гневно повысил голос старик. – Двенадцать лет боролся наш великий король с Византией и – не победил. Правда, тебя тогда еще не было на свете, – уже успокоившись, прибавил он. – Да, но тогда мы были чужаками в чужой стране. Теперь же Италия – наш дом. И латиняне – наши собратья. – «Дом»! – горько усмехнулся старик. – Иллюзия! «Собратья». Хороши союзнички! Эх ты, молодой глупец. – Это не мои слова, а самого короля, – возразил юноша. – Да, мне известны и пустые мечты нашего короля. Всегда мы были чужаками здесь. И через тысячу лет нас будут называть варварами. – Пусть так, – кивнул младший брат. – Но, наверное, стоит и кой-чему поучиться, чтобы перестали называть так. – Молчи, Тотила! – рассвирепел старик. – Такие же мысли сделались проклятием моего дома. И, с трудом успокоившись, старик продолжал: – Вельхи, римляне – не братья, а смертельные нам враги. Нужно было перерезать их всех, от младенца до отжившего старика! Король не послушал моего совета! Они вечно будут ненавидеть нас – и в том их правота. С минуту все молчали. Наконец юноша прервал паузу: – Ты думаешь, никакого союза быть не может? – Не может быть мира между южанами и северянами. Богатырь победил в пещере дракона, а тот запросил о пощаде. Человек сжалился и, повернувшись к зверю спиной, стал любоваться сокровищами пещеры. Что будет, знаешь? Дракон только и ждет этого мига. – Хорошо, подождем греков, – грозно проговорил великан Гильдебад. – Ас их черепами мы поступим так! И он с такой силой грохнул дубинкой по полу, что мраморная плита разлетелась на куски. – Да, пусть попробуют, – подхватил Тотила, и глаза его сверкнули, – пусть попробуют римляне изменить нам… Смотри, – указал он старику на своего старшего брата, – какие крепкие дубки у нас еще есть! Старик покивал с улыбкой: – Да, братец твой силен. Раньше были и помогуче его… Но эти проклятые южане воюют, спрятавшись за стенами. Они ведут войну, будто складывают и раскладывают камешки. Могут загнать целое войско героев в мешок и перебить их издали, как ворон. Знаю одного такого головастика в Византии. – Он взглянул на человека с мечом. – Ты тоже должен знать его. Это Нарзес. – Знаю, – задумчиво кивнул тот. – Если поразмыслить покрепче, то выходишь правым старик. Наш король при смерти, царевна – полукровка, римляне – лжецы, Юстиниан засел в засаде… Но, с другой стороны, за нами стоят вандалы, бургунды, герулы, франки… Немало. Даже эсты с далекого севера. – Это все бредни! – снова рассвирепел Гильдебранд. – Что, твои эсты, подкупят своим янтарем полководцев Византии? А все союзники – эти зятья и шурины… Знаю я верность королевской родни! Все задумались. За стенами храма бушевала и ярилась буря. Наконец заговорил Витихис, человек с мечом: – Хорошо. Мы прониклись твоими опасениями, старик. Теперь скажи, чем можем помочь беде мы? Старик улыбнулся и взял его за руку: – Вот, Витихис, я давно ждал твоего благоразумного слова. Начинайте вы. Вы все. Подумайте. Я выскажусь последним. – Можно подытожить сразу, – заметил черноволосый, которого звали Тейя. – Гильдебад и Тотила не видят опасности. Ты и Витихис, вы видите и надеетесь. Я вижу ее давно и не надеюсь уже ни на что. – Ты что, уже хоронишь нас без боя, так? – заметил Витихис. – Отчего же? Будет и бой, будет и слава. – Тейя потряс топором. – Перед своей смертью мы устроим им кровавую баню. Дело ясно: врагов слишком много, и все они примутся за нас в одно прекрасное утро… – Может, об этом и стоит поговорить с королем? – нетерпеливо заметил Тотила. – Сто раз я ему об этом говорил, – вздохнул старик. – Он устал и хочет одного – смерти. – Я думаю, все-таки неплохо бы подумать о союзе с франками и бургундами против греков: союз, скрепленный клятвой и обеспеченный заложниками. – Ты рассчитываешь на верность, потому что сам умеешь быть верным. Нет, друг мой, готам могут помочь только готы. Вы молоды… Женщины, оружие, семья – у вас еще впереди много всяких радостей. У меня все позади. Жена умерла, дети умерли, за ними – внуки. А друзья давно все перебиты. Короче говоря, у меня есть время подумать о всем моем народе. Но настанет пора, когда об этом, о любви к своему племени, должен подумать каждый. – Ты прав, – заговорил Тейя. – но что может спасти наш народ. Так, как мыслишь, как чувствуешь ты, должны подумать… должны загореться огнем этой священной любви тысячи. Нужно, чтобы огонь охватил сразу всех. Возможно ли это? – Возможно, сын мой. Назад тому сорок пять лет все мы, готы – много сотен тысяч с женами и детьми – были заперты в горном ущелье. Положение наше было отчаянным. Брат короля со своим войском был разгромлен. Обоз захвачен врагами. Мы прозябали в скалистом ущелье, разжевывая кору и траву. Спинами мы уперлись в скалы, а перед нашими взорами стоял враг, втрое превышающий нас численностью. Тысячи гибли от холода и голода. Много раз король пытался пробиться через проход, но тщетно. И вдруг появился посланник от византийского императора и предложил свободу, жизнь, вино, хлеб, мясо, но с одним условием: мы обязаны были сдаться, нас всех разделили бы по четыре-пять человек и раскидали по всем просторам империи, запрещалось мужчинам жениться на готских женщинах, учить детей родному языку. Мы должны были забыть свое имя и стать римлянами. Услышав это, король наш вскочил и воскликнул: «Выбирайте, готы! Свобода без языка или смерть с королем!» И тогда мы все стали как лесной пожар – всем народом мы ринулись в проход, и греков как не бывало. Гордостью блестели глаза старика, когда он продолжил: – Только это теперь может спасти нас. И я вас спрашиваю прямо, чувствуете ли вы, что только эта любовь есть самое драгоценное сокровище и самый сильный щит? Можете ли вы принести себя в жертву ради него? – Да, можем! – в один голос ответили все четверо. – Хорошо, – продолжал старик. – Но Тейя прав, не все готы теперь таковы. Многих, очень многих ослепил блеск чужеземцев; многие переняли греческие одежды, римские мысли и стыдятся имени варваров. Они хотят забыть сами и стараются заставить других забыть, что они готы. Горе этим глупцам! Они вырвали сердце из своей груди и хотят после этого остаться живыми. Они подобны листьям, что в гордыне отрываются от ствола, но ветер занесет их в болота, там они и сгниют… Вы и никто другой должны разбудить народ. Я первым начну петь детям древние саги о сражениях с гуннами, о победах над римлянами… Будете мне помогать? – Да, – ответили они, – мы готовы. – Я верю вам, – сказал старик, – и не для того, чтобы крепче связать вас, – разве можно чем бы то ни было связать лицемерного? – но потому, что я остался верен старым обычаям нашим и считаю, что лучше удастся то, что совершено по обрядам отцов, – следуйте за мною. |
||
|