"Схватка за Рим" - читать интересную книгу автора (Дан Феликс)

Глава IV

После падения Неаполя Тотила отправился в Рим и дорогой встретил Гильдебада с несколькими тысячами готов, которых Витихис выслал ему на помощь, рассчитывая двинуться вслед за ним и самому с большим войском. Теперь же, когда Неаполь пал, братьям ничего не оставалось делать, как возвратиться назад в Рим, к главным силам.

Потеря этого важного города совершенно изменила план короля, который, имея всего двадцать тысяч воинов, решил остаться в Риме. Готам очень не нравилось бездействие, особенно после того, как они услышали от Тотилы подробности сдачи Неаполя. К тому же каждый день в Рим приходили вести о том, что города один за другим добровольно сдавались Велизарию, вскоре во власти готов не осталось ни одного города до самого Рима. Войско готов требовало битвы у ворот Рима. Некоторое время Витихис и сам думал об этом, тем более, что Рим, благодаря заботам префекта, был прекрасно укреплен. Но вскоре он увидел, что и Рим готы не смогут удержать, ибо, как только явится Велизарий, население Рима – больше ста тысяч прекрасно вооруженных и обученных воинов – перейдет на сторону врага.

И Витихис решил оставить Рим и отступить в крепкую и надежную Равенну, стянуть туда силы готов и потом с большим войском двинуться на врага.

Это решение было большой жертвой – ему было бы гораздо приятнее вступить в бой, чем отступать перед врагом царства. Потом, что подумает народ, готы, так презирающие врага? И послушают ли еще они его? Ведь германский король должен больше советовать и убеждать, чем приказывать. Часто бывали случаи, когда готы принуждали своих королей вступать в битву.

Занятый этим мыслями, сидел Витихис в своей палатке в Регете, как вдруг вошел Тейя.

– А, это ты, Тейя, ну что же?

– Оба мертвы, – ответил он.

– Как? Ты убил обоих? – спросил Витихис.

– Нет, я не убиваю женщин, – ответил Тейя. – Теодагада я догнал и убил, а Готелинда спустилась в катакомбы за сокровищами, спрятанными там. Факел ее потух, и она заблудилась в бесчисленных коридорах. Через пять дней ее нашли – от ужаса и голода она сошла с ума. Когда ее вывели на воздух, она умерла.

Тут в палатку вбежали Тотила, Гильдебранд, Гильдебад и еще некоторые готы.

– Бунт! – закричали они.

– Что случилось? – спросил Витихис.

– Граф Арагад восстал против тебя. Тотчас после избрания он отправился во Флоренцию, где властвует его старший брат, герцог Гунтарис. В доме его живет Матасунта, в качестве его пленницы или жены Арагада – неизвестно. Но братья провозгласили ее королевой и начали сзывать на защиту этой «королевской лилии», как они называют ее, своих многочисленных приверженцев. Все сторонники Амалов также присоединились к ним, кроме того, они наняли многочисленные войска гепидов и аваров и теперь собираются идти к Равенне.

– О Витихис, – с гневом вскричал Гильдебад, – дай мне отряд в три тысячи и пошли во Флоренцию. Я скоро привезу тебе эту «королеву готов» вместе с ее защитниками в одной клетке.

– Дело очень серьезно, – озабоченно сказал Гильдебранд. – Впереди – стотысячное войско Велизария, позади – коварный Рим, наши войска далеко, и ко всему этому еще междоусобная война в самом сердце государства!

– Теперь нам не остается выбора, – спокойно сказал Витихис. – Теперь мы должны отступить.

– Как? – с негодованием спросил Гильдебад. – Отступить?

– Да, мы не должны оставлять врага за спиной. Завтра же утром мы отступим к Риму и потом дальше – к Флоренции и Равенне. Восстание должно быть погашено раньше, чем оно разгорится.

– Как? Ты отступаешь перед Велизарием? – негодовал великан Гильдебад.

– Только для того, чтобы вернее поразить его, Гильдебад.

– Нет! – закричал Гильдебад. – Этого ты не посмеешь сделать! Витихис спокойно подошел к нему и положил руку ему на плечо.

– Я твой король, – сказал он. – Ты сам избрал меня. Громче других звучал голос: «Да здравствует король Витихис!» Ты знаешь, – и Господь знает, – что я не стремился к этой короне. Вы сами надели ее мне на голову: возьмите же ее теперь, если вы не доверяете мне. Но пока я король – вы должны верить и повиноваться мне, иначе мы все погибнем.

– Ты прав, – опустив голову, ответил Гильдебад. – Прости, я постараюсь загладить свою вину в битве.

– Теперь отправляйтесь к своим отрядам и распорядитесь снять лагерь. Завтра утром мы отступаем. А ты, Тотила, поедешь в Галлию к королю франков с важным поручением…

Вечером в тот день, когда войска готов вступили в Рим, в комнате Цетега собралось несколько молодых римлян.

– Так это список слепых приверженцев Сильверия? – спросил он.

– Да, – ответил Люций Лициний. – Но это была большая жертва, префект: вместо того, чтобы сражаться, я все время должен был выслеживать этих попов.

– Терпение, дети мои. Мы должны иметь своих врагов в руках. Скоро… В эту минуту слуга доложил, что какой-то воин-гот желает видеть префекта.

– Впусти его, – сказал Цетег.

Через минуту молодой человек в шляпе и плаще готов бросился на грудь Цетегу.

– Юлий! – холодно отступая, сказал Цетег. – Ты слишком похож на варвара! Как ты попал в Рим?

– Я сопровождаю Валерию под защитой готов. Мы прямо из дымящегося Неаполя.

– А, так ты сражался там со своим златокудрым другом против Италии? Для римлянина прекрасно, не правда ли, друзья? – обратился он к молодежи.

– Нет, отец, я не сражался и не буду сражаться в этой несчастной войне. Горе тем, кто возбудил ее!

Префект смерил его холодным взглядом.

– Горе, что подобный отступник – мой Юлий! Вот, римляне, смотрите на римлянина, в котором нет жажды свободы, нет ненависти к варварам.

– Где же те римляне, о которых ты говоришь? – пожимая плечами, спокойно спросил Юлий. – Разве римляне поднялись, чтобы разбить свои оковы? С готами сражается Юстиниан, а не мы. Горе народу, которого освобождает тиран!

В глубине души Цетег был согласен с Юлием, но не хотел высказать это при посторонних.

– Мне надо самому поговорить с этим философом, – обратился он к молодым людям. – Уведомьте меня, если святоши затеют что-нибудь. Все вышли.

– Отец, – с чувством сказал Юлий, когда остался с префектом. – Я пришел сюда, чтобы вырвать тебя из этого душного воздуха, из этого мира лжи и коварства. Прошу тебя, друг, отец, едем со мной в Галлию.

– Недурно, – улыбнулся префект. – Бросить Италию, когда освободитель ее уже здесь! Знай, что эту войну, которую ты проклинаешь, вызвал я.

– А кто прекратит ее? Кто освободит нас от этих освободителей? – спросил Юлий.

– Я же, – спокойно и величественно ответил Цетег. – И ты, мой сын, должен помочь мне в этом. Да, Юлий, твой воспитатель, которого ты так холодно порицаешь, лелеет мечту, которой посвятил себя. Даруй последнюю радость моей одинокой жизни: будь моим товарищем в этой борьбе и наследником моей победы. Дело идет о Риме, о свободе, могуществе! Юноша, неужели эти слова не трогают тебя? Подумай, – все с большей горячностью продолжал он, – подумай: готы и византийцы – я их ненавижу, как и ты, – погубят друг друга, и на развалинах их могущества поднимется Италия, Рим в прежнем блеске. Повелитель Рима снова будет властвовать над востоком и западом, восстанет новое всемирное государство, более великое, чем древнее.

– И повелителем этого государства будет Цетег, – прервал Юлий.

– Да, Цетег, а после него Юлий Монтан. Юноша, ты – не человек, если тебя не прельщает подобная цель.

– Цель высока, как звезды, но путь к ней не прямой, – ответил Юлий. – Если бы этот путь был прям, – клянусь, я боролся бы рядом с тобой. Действуй открыто: созови римскую молодежь, веди их в битву против варваров, против тиранов – и я стану подле тебя.

– Глупец, да разве же ты не видишь, что так повести дело невозможно! – закричал Цетег.

– Поэтому недостижима и твоя цель. Отец, позволь мне говорить прямо, я для этого и пришел. О, если бы мне удалось отозвать тебя с этого пути лжи и хитрости, который может привести только к гибели! Ведь все, что было ужасного в это последнее время, – смерть Аталариха, Камиллы, Амаласунты, высадка византийцев – все это люди связывают с твоим именем. Скажи мне прямо, правда ли это?

– Мальчишка! Ты вздумал исповедовать меня? Неужели ты думаешь, что мировая история создается из роз и лилий? Великие дела требуют иногда крупных жертв, и только мелкие людишки считают их преступлениями.

– Нет! – закричал Юлий. – Будь проклята цель, к которой ведут преступления! Наши дороги расходятся.

– Юлий, не уходи! Ты отталкиваешь то, что не предлагалось еще ни одному смертному! Будь мне сыном, ради которого я буду бороться и которому мог бы оставить наследство моей жизни.

– Нет, это наследство обросло ложью, залито кровью. Никогда не приму я его. Я ухожу, чтобы твой образ не омрачился еще более в моих глазах. Но об одном молю тебя: когда наступит день, – а он наступит, – когда тебе опротивеет вся эта ложь и даже сама цель, требующая ее, позови тогда меня. Я возвращусь, где бы я ни был, и освобожу тебя от этой власти дьявола, хотя бы ценой своей жизни.

Легкая усмешка появилась на губах префекта, он подумал: «Юлий все еще любит меня. Хорошо, пусть уходит. Я сам кончу дело и тогда позову его. Посмотрим, сможет ли он отказаться от трона мирового государства?» Но вслух он сказал:

– Хорошо. Я позову тебя, когда ты мне понадобишься. Прощай!

И холодным движением руки он отпустил его.

Но когда дверь закрылась за юношей, префект вынул из потайного ящик своего стола маленький медальон и долго-долго смотрел на него. Он поднес было его даже к губам, но вдруг насмешливая улыбка появилась на его лице. «Стыдись префект!» – сказал он сам себе и снова спрятал медальон. В медальоне был портрет – женская головка, и Юлий был очень похож на нее.

Когда совсем стемнело, в кабинет префекта снова вошел раб и доложил, что готский воин хочет видеть его.

– Введи, – ответил префект и спрятал кинжал у себя на груди. Вошел мужчина высокого роста, голова его была скрыта под капюшоном. Когда он отбросил его, Цетег в изумлении вскричал:

– Король готов, что привело тебя ко мне?

– Тише, – ответил Витихис. – Никто не должен знать о нашем свидании. Ты знаешь, что мои войска сегодня вошли в Рим. Завтра я выведу их из города.

– Стены Рима прочны, – спокойно ответил префект, становясь внимательным.

– Стены – да, но не римляне. Я не имею желания очутиться между Велизарием и римлянами. Но я пришел не для того, чтобы жаловаться и укорять. Я хочу прямо и открыто сделать тебе предложение для нашего общего блага.

Цетег молчал. В гордой прямоте этого простого человека было что-то, чему он невольно завидовал, чего не мог презирать.

– Мы покинем Рим, – продолжал Витихис, – и вслед за нами явится Велизарий. Так оно и будет. Я не могу воспрепятствовать этому. Мне советуют взять с собой знатнейших римлян, как заложников…

Цетег едва мог скрыть свой страх.

– И тебя прежде всех, – продолжал Витихис. – Но я не возьму. Ты – душа Рима. Поэтому я оставляю тебя здесь. Все те, которые называют себя римлянами, хотят признать над собой власть Византии. Ты один не хочешь этого.

Префект с удивлением взглянул на него.

– Нет, ты меня не обманешь, – продолжал Витихис. – Я сам не умею хитрить, но людей понимаю. Ты слишком горд, чтобы служить Юстиниану. Я знаю, ты ненавидишь нас, но не любишь и греков, и не потерпишь их здесь дольше, чем это будет необходимо. Поэтому я и оставлю тебя здесь: ты защитишь Рим от тирана, ты, я знаю, любишь этот город.

– Король готов, – ответил Цетег, невольно удивляясь прямоте этого человека. – Ты говоришь ясно и благородно, как король. Благодарю тебя. Никто не скажет, что Цетег не понимает языка величия. Будет по-твоему: я изо всех сил буду защищать Рим.

– Хорошо, – сказал Витихис. – Меня предупреждали о твоем коварстве. Я знаю многое о твоих хитрых планах, еще больше подозреваю. Но ты не лжец. Я знал, что доверие обезоружит тебя.

– Ты оказываешь мне честь, король. Чтобы заслужить ее, позволь предупредить тебя: знаешь ли ты, кто самый горячий сторонник Византии?

– Знаю. Сильверий и духовенство.

– Верно. А знаешь ли ты, что после смерти старого папы Сильверий будет избран на его место? И тогда он будет опасен.

– Знаю. Мне советовали взять его в заложники. Но я не хочу лезть в это гнездо ос. К чему? Вопрос о короне Италии будет решаться не ими.

– Конечно, – ответил Цетег, которому очень хотелось отделаться от Сильверия. – Но вот список его сторонников, среди них много очень важных людей.

И он протянул королю список, надеясь, что тот заберет их заложниками. Но Витихис даже не взглянул на него.

– Оставь, никаких заложников я не возьму. Что пользы рубить головы? Ты, твое слово ручается мне за Рим.

– Но я не могу сдержать Велизария! – сказал префект.

– Конечно, Велизарий придет. Но будь уверен, что он снова уйдет. Мы, готы, выгоним этого врага – быть может, после тяжелой борьбы, но наверное выгоним. И тогда начнется вторая борьба за Рим.

– Вторая? – спокойно спросил префект. – С кем?

– С тобой, префект Рима, – также спокойно ответил Витихис, смотря ему прямо в глаза.

– Со мной? – повторил префект и хотел улыбнуться, но не мог.

– Не отрицай этого, префект: это недостойно тебя. Я знаю, для кого ты воздвиг эти стены и шанцы: не для нас и не для греков. Для себя. Молчи! Я знаю, что ты хочешь сказать. Не надо. Хорошо, пусть будет так: греки и готы будут сражаться за Рим. Но слушай: вторая многолетняя война будет слишком тяжела и нам, и вам. Не надо ее: когда мы выгоним византийцев из Италии, тогда решим вопрос о Риме борьбой не двух народов, а двух человек: я буду ждать тебя у ворот Рима для поединка.

Во взгляде и тоне короля было столько достоинства, столько величия, что префект смутился, ему хотелось в душе посмеяться над этой грубой прямотой варвара, но он сознавал, что не сможет уважать себя, если окажется неспособным оценить и почтить это величие. И он ответил без насмешки:

– Ты мечтаешь, король, как готский мальчик.

– Нет, я думаю и поступаю, как гот-мужчина. Цетег, ты единственный среди римлян, которого я удостаиваю этой чести. Я видел, как ты сражался с гепидами: ты – достойный противник мне.

– Странные вы люди, готы, – заметил Цетег, – что за фантазии! Витихис сморщил лоб.

– Фантазии? Горе тебе, если ты неспособен понять, что говорит во мне! Горе тебе, если Тейя прав! Он смеялся над моим планом и говорил, что римлянин не сможет понять этого, и уговаривал меня взять тебя с собой пленником. Я был более высокого мнения о тебе и Риме. Но знай, что Тейя окружит твой дом. И если ты окажешься так низок и труслив, что не поймешь меня, то я в цепях выведу тебя из Рима.

Это раздражило префекта. Он чувствовал себя пристыженным. Его раздражало, что он не может осмеять Витихиса, что его принуждают силой, что ему не доверяют. Страшная ненависть вскипела в душе его и к подозрительности Тейи, и к грубой откровенности короля. Он только что дал слово и серьезно думал выполнить его. Но теперь, когда он понял, что варвары не доверяют ему, что они его не уважают, он подумал: «Так пусть же они будут обмануты!»

– Хорошо, – сказал он и протянул руку Витихису.

– Хорошо, – ответил Витихис. – Охраняй свой Рим. Я потребую его у тебя в честном бою. И он ушел.

– Ну, – спросил его Тейя, как только он вышел на улицу, – начинать нападение?

– Нет, он дал слово, – ответил Витихис.

– Да? Но сдержит ли его? – с сомнением спросил Тейя.

– Тейя, ты несправедлив. Ты не имеешь права сомневаться в чести героя. Цетег – герой.

– Он римлянин. Прощай, – сказал Тейя.

Цетег провел эту ночь очень нехорошо. Он сердился на Юлия, очень злился на Витихиса, еще больше на Тейю. И больше всего – на самого себя.