"Берег динозавров" - читать интересную книгу автора (Ломер Кит)

4

Берег Динозавров получил свое название благодаря отряду маленьких аллозавровидных рептилий, встретивших первую разведывательную группу. Это было шестьдесят лет назад, всего лишь через несколько месяцев после принятия решения осуществить проект Чистки Времени.

Мысль была не лишена логики. Первая эра путешествий во времени кое-чем напоминала рассвет космической эпохи — а именно, хламом, который она оставила после себя. В случае с космическими отбросами потребовалось с полдюжины катастроф, чтобы убедить власти в необходимости очистить околоземное пространство от накопившихся за пятьдесят лет кусков использованной ракетной обшивки, сломанных телеметрических устройств или потерянных спутников. По ходу дела обнаружилось, что к этому добавилось невероятное количество всяких мелочей, включая куски метеоритных скал и железа, хондрит, явно земного, возможно, вулканического происхождения, мумифицированное тело одного из космонавтов, потерявшегося в первой космической прогулке, и энное количество предметов искусственного происхождения. Тогдашним властям пришлось изрядно поломать голову, пока, наконец, хлам не был списан как пустые банки из-под пива, выброшенные пришельцами из других систем.

Все это, конечно, было задолго до Временного Прорыва.

Программа Чистки Времени являлась близкой аналогией очистки космического пространства. Темпоральные экспериментаторы старой эры засорили временные пути всем, чем только можно, начиная с первых односторонних временных кабинок и кончая наблюдательными станциями, трупами, брошенным инструментом, оружием и оборудованием всех сортов, включая автоматическое приспособление для рытья шахт, установленное под антарктической ледяной шапкой, которое служило причиной головных болей властей во время Великого Таяния.

Последовавшие триста лет Последнего Мира положили этому конец, и когда на заре новой эры была вновь открыта темпоральная переброска, урок не прошел даром. Начиная со Второй Программы, были введены строгие правила, учитывавшие все ошибки, допущенные пионерами Первой Программы. А это означало, что Вторая Программа должна была изобрести свои собственные несчастья, чего она и добилась в полной мере. Одно из них — карги.

Карг — искаженное «карго» note 1 — воплощение в жизнь официального решения относительно статуса человекоподобных роботов, принятого после транспортных бунтов середины двадцать восьмого столетия.

Карги — безжизненные машины, засланные в прошлое из третьей эры в процессе второй великой попытки Чистки Времени, разрабатывались для прекращения не только резни, безответственно учиненной в разных веках темпоральными исследователями старой эры, но и для того, чтобы устранить еще более катастрофические последствия Второй Программы.

Третья эра признала невозможность исправления последствий человеческого вмешательства путем нового человеческого вмешательства. Машины, считавшиеся нейтральными в том, что касалось жизненного баланса, были способны на то, что не смог бы совершить человек; они могли манипулировать событиями, не повредив тонкие непонятные линии жизненного равновесия, могли восстановить целостность темпорального ядра.

Так, по крайней мере, считалось. После Великого Упадка и последовавшего за ним длительного застоя был организован Центр Некса для управления четвертой эрой. Темпоральные диспетчеры Центра ясно видели, что усилия предшествующих эпох по наведению порядка в целом совершенно запутали все дело, и любая попытка воздействовать на реальность путем темпорального администрирования неизбежно влечет за собой ослабление временной структуры.

Латая время, вы невольно делаете в нем дырки; положить заплаты — значит наделать еще больше дырок, которые, в свою очередь, тоже придется латать… Срабатывает принцип геометрической прогрессии, и вскоре вы теряете контроль над процессом. Каждая последующая спасательная операция распространяет волны энтропического смещения, которые накладываются на предыдущие, и, сколько бы вы ни взбалтывали воду в пруду, поверхность ее не станет от этого зеркально-гладкой.

Единственный выход, как поняли специалисты Центра Некса, заключается в том, чтобы устранить первоначальные смещения. Сначала, конечно, возмущения, вызванные путешественниками старой эры, были просто случайными нарушениями структуры времени, оставленными столь же нечаянно и беспечно, как следы в джунглях. Позднее, когда до них дошло, что малейшее передвижение песчинки приводит к последствиям, сказывающимся на протяжении эпох, они стали более осторожными. Были введены правила, которые время от времени ужесточались. И все же, когда вышло первое категорическое запрещение вмешательства во время, было уже слишком поздно. Последующие эпохи поняли, что, хотя пикники в палеозое могут быть довольно забавными, за них приходится расплачиваться разрывами времени, оборванными энтропийными линиями и вероятностными аномалиями. Несомненно, Центр Некса, возникший во всей своей красе из повзрослевшего прошлого, своим существованием был обязан именно ему; тщательно продумывались меры, необходимые для восстановления жизнеспособности отдельных линий, таким образом, чтобы в то же время не устранить причины, вызвавшие появление повреждений. Для решения этой задачи потребовались люди со светлыми головами, тщательно подготовленные для такой работы.

Я был одним из оперативных агентов Центра Некса, и в мои обязанности входило останавливать действие всех программ: хороших и плохих, созидательных и разрушительных. Я должен был позволить зарубцеваться ранам времени, чтобы древо жизни зазеленело вновь.

Это была стоящая профессия, стоящая всего того, чем приходилось расплачиваться. По крайней мере, так гласил Устав.

Я пошел вдоль берега, ступая по мокрому песку (так было легче идти) и старательно обходя лужицы и языки морской пены, оставшиеся после отлива.

Море в этой эре (где-то за шестьдесят пять миллионов лет до новой) было чисто-голубым и простиралось до самого горизонта. Ни парусов, ни клубов дыма, ни пивных банок у берега. Длинные валы, приходящие из восточного океана, который люди назовут Атлантическим, обрушивались на белый песок с тем же знаком «каррамп-вууш!», которое я слышал в десяти эпохах. Шелест волн успокаивал. Он говорил о том, как мало значат в жизни отца Океана дела крошечных существ, суетившихся на его берегах.

Станция находилась в четверти мили, сразу за песчаной косой, выступающей в море, — небольшое светло-серое строение, прилепившееся на песке за линией прилива, окруженное зарослями древовидного папоротника и мха как в декоративных целях, так и для того, что сделать его как можно менее заметным. Согласно теории, если дикую жизнь привлечет или отпугнет элемент, чуждый ее среде обитания, в вероятностной матрице могут появиться незапланированные y-линии, что сведет на нет сотни лет мучительного труда и сделает карту времени негодной.

Через несколько минут я буду отчитываться перед Нелом Джардом, темпоральным диспетчером станции. Он выслушает, задаст пару вопросов, введет данные в компьютер и предложит выпить. Затем последует быстрый и эффективный сеанс под мыслефоном, чтобы стереть из моей памяти все потенциально дестабилизирующие воспоминания, связанные с командировкой в двадцатое столетие. Например, с Лайзой… После этого я несколько дней буду шататься по станции с другими агентами, не получившими нового задания, пока не подвернется что-нибудь еще, не имеющее никаких видимых связей с предыдущим. Я так никогда и не узнаю, почему карга направили именно туда, где я его нашел, что за дела у него были с исполнителем третьей эры — черным и какую роль вся эта история сыграла в великой стратегии Центра Некса.

Возможно, так и должно быть. Программа времени слишком широка, переплетения его слишком сложны, чтобы их мог охватить человеческий разум. Поэтому лучше уж не забивать голову тем, что не связано с каждодневными заботами, и не растрачивать свои умственные силы на тысячи ведущих в тупик дорог, составляющих жизнь оперативного агента.

Но Лайза, Лайза…

Я выкинул из головы мысль о ней (во всяком случае, попытался это сделать) и сосредоточился на сиюминутных физических ощущениях: жаркий и душный воздух, жужжание насекомых, скользящий под ногами песок, струйки пота, стекающие вдоль спины… Нельзя сказать, чтобы все это доставляло удовольствие. Но через несколько минут я окажусь в прохладной атмосфере станции, где меня ждет стимулирующая ванна, горячая вода, настоящая воздушная постель и звуки тихой музыки…

Я спустился по пологому склону и вошел через открытые ворота под тень протопальм. Навстречу мне шагали два свободных от работы агента. Я не был с ними знаком, но они поздоровались со мной с тем небрежным дружелюбием, которое приобретаешь, когда жизнь твоя состоит из случайных знакомств. Я выслушал их обычные в этих случаях вопросы о том, трудным ли было задание, и дал обычные ответы.

Внутри станции воздух был, как всегда, прохладен, чист и стерилен. Стимулирующая ванна, как обычно, пришлась очень кстати, но я продолжал думать о другой, чугунной ванне, оставшейся в нашем домике в Буффало… Поданная еда привела бы в восторг гурмана: бифштекс из рептилии в соусе из гигантских грибов с гарниром из креветок, салат из клубней мха, горяче-холодный десерт, изготовленный на основе какой-то немыслимой поварской технологии… Но все это едва ли могло выдержать сравнение с лимонным пирогом, покрытым хрустящей корочкой, который так чудесно готовила Лайза… Воздушная постель была замечательна, но и ей далеко было до жесткой кровати, стоявшей в жаркой, душной комнате с дубовым полом и задернутыми шторами помнившей, как прижималась ко мне Лайза…

Джард позволит мне подремать перед отчетом. Это был невысокий, уставший от забот человек лет сорока пяти с выражением лица, говорившим, что все уже в этой жизни он видел и что все это не произвело на него никакого впечатления. Он встретил меня обычной усталой улыбкой и выслушал, обозревая через окно пейзаж, не менявшийся за пять лет его работы. Похвалил меня за ленту с программой — карги обычно успевают разрушить себя, когда их загоняют в угол, но на этот раз мой меткий выстрел в вычислительный блок помешал ему сделать это. Тонко продуманная игра, в результате которой мне удалось усыпить его бдительность, удалась. Она планировалась очень тщательно и была осуществлена с предельной осторожностью.

Теперь же я чувствовал, что устал от нее, устал от роли, которую играл, от всей этой проклятой работы…

Понятно, что это был просто временный срыв после выполнения задания. Как только мне прочистят мозги и я отдохну несколько дней, наступит избавление от раздражавших укусов неспокойной памяти, и я снова уйду с головой в дела.

По крайней мере, я на это надеялся. Почему бы и нет? Раньше всегда так и было.

Но Джард попросил меня повременить с очисткой памяти, пока он подробно не ознакомится с записями. Я попытался протестовать, но замолчал, подумав, что буду выглядеть нытиком. Остаток дня я бродил по станции и думал о Лайзе. Это был обычный случай невротической сублимации — термин я, во всяком случае, знал. Но все мои мысли в конце концов возвращались к ней. Пробуя плоды дака, исчезнувшего в юрском периоде, я думал, что Лайзе он бы понравился, и представлял выражение ее лица, если бы я притащил парочку домой в коричневом бумажном пакете из магазина компании ИГА на углу; я видел, как она очищает их от кожуры и делает фруктовый салат с тертым кокосовым орехом и проваренным миндалем…

В тот вечер у самого моря, на широком белом пляже, длинной дугой огибавшем мелководную лагуну, в которой время от времени слышались всплески, слишком громкие, чтобы можно было подумать, что это плещет рыба, состоялась вечеринка. По самому краю земли и на песчаной косе росли пальмы, похожие на пивные бочки с цветами по бокам и ветками, торчавшими из верхушки. Там же произрастало несколько неполноценных на вид сосен и побегов папоротника, которым очень хотелось казаться деревьями. Надоедливых насекомых было не так много — маленькие, стремительно проносившиеся над головой ящеры, похожие на летучих мышей, контролировали их численность.

Я сидел на песке и наблюдал за своими соотечественниками. Сильные, здоровые, красивые мужчины и женщины нежились в волнах прибоя под защитой звукового экрана, отпугивавшего ихтиозавров, гонялись друг за другом по песку, пока часовые, сидевшие в окопах с обеих сторон пляжа, следили за бродившими поблизости хищниками. Они развели большой костер из дерева, доставленного из нашей точки, находившейся в нескольких миллионах лет вниз по течению, горланили песни двенадцати эпох, поглощали поджаренное мясо детеныша стегозавра, пили белое вино, импортированное из Франции восемнадцатого столетия, и чувствовали себя творцами мироздания.

А я думал о Лайзе…

Ночь прошла плохо. Очистка памяти намечалась на восемь ноль-ноль. Я вскочил еще до шести, легко позавтракал и вышел прогуляться по пляжу, чтобы в последний раз вспомнить Лайзу и задуматься о том, не прошла ли наша дорога, ведущая к мудрости, в стороне от чего-то главного…

Вопрос был не из тех, на которые имеются ответы, но он отвлек мои мысли, пока ноги отмеривали мили вдоль берега. Затем я полчасика посидел, глядя на море и думая о том, что буду делать, если сзади ко мне подкрадется что-нибудь большое и голодное. Ничего не придумал, но и не обеспокоился.

«Мрачно мыслишь, Рэвел, — сказал я сам себе. — Пора возвратиться и привести в порядок мозги, пока ты еще не додумался до того, чтобы шагнуть в переходную кабину, прыгнуть назад в тысяча девятьсот тридцать шестой год и оказаться в квартале от дома через десять минут после того, как вышел из него…»

Я уже забрался в своих размышлениях так далеко, что действительно пора было возвращаться. И неожиданно услышал выстрелы.

Любопытно, что в момент стресса мысли становятся ужасно непоследовательными. Я мчался вдоль берега, даже не заметив, как начал бежать. Брызги летели во все стороны, а я думал, что вот теперь конец прохладному воздуху, мягкой музыке, горячей еде, стимулирующей ванне, сну на воздушной постели, а главное — я не увижу Лайзу, я никогда больше не увижу Лайзу…

Бросившись напрямик через песчаную отмель, с треском продрался через растительность и посмотрел вниз на станцию.

Не знаю, что я ожидал увидеть: шум выстрелов больше всего был похож на грохот тяжелой артиллерии старой эры. Во всяком случае, так мне подсказывал опыт. Я увидел несколько громоздких, тяжелых машин защитного цвета на гусеничном ходу, которые расположились недалеко от станции. Дымящихся стволов видно не было, но дыра, зияющая сбоку здания, свидетельствовала о наличии пушек. Один из танков пострадал. Его гусеница была повреждена, из многочисленных щелей сочился дым. Вдруг среди дыма показались язычки пламени; я кинулся наземь, но опоздал — взрывная волна ударила меня по ребрам.

Несся я, как сумасшедший, сплевывая песок. Мысли путались. Но в одном я был абсолютно уверен: что бы там, внизу, ни происходило, единственная кабина темпорального переброса по эту сторону Плейстоцена находится внутри станции, и чем ближе я к ней подберусь, прежде чем меня прихлопнут, тем легче будет моя смерть.

Никто не обращал на меня и мои усилия никакого внимания. Уцелевшая военная машина (третья эра, как сообщил расположенный у меня непосредственно над ушами банк данных) двигалась вперед, стреляя на ходу. Джарду, очевидно, удалось частично возвести защитный экран; при каждом выстреле над станцией вспыхивала и мерцала радужная корона. Но эта защита предназначалась для отпугивания разгулявшихся в округе динозавров, а не для отражения тяжелой артиллерии. Экран долго не продержится.

Отбросив эту мысль, я еще быстрее помчался к станции. Земля передо мной загорелась; взрыв швырнул меня, словно бумажную куклу. Я покатился, умоляя судьбу отвести случайный выстрел. Потом поднялся на ноги. Мне предстояло преодолеть десять бесконечных ярдов, отделявших меня от приветливого пролома, зиявшего в восточной стене в том месте, где когда-то висела шпалера. Сквозь дыру виднелись обломки секретера, внутренности кресел и несколько искореженных, почерневших металлических листов, висевших на стенах комнаты.

Бежать по песку было невероятно сложно — словно по толстому слою полузасохшего клея. Вокруг все горело и гремело. Проем был уже совсем близко — я прыгнул и ударился обо что-то при приземлении, да так, что искры брызнули из глаз. Полуоглушенный падением, я увидел над собой, словно в тумане, блестящее от пота лицо Джарда.

— Очнись! — вопил он, пытаясь перекричать непрекращавшийся грохот обстрела. — Очнись! — Я приподнял голову. — Все уже в безопасности! Я ждал тебя — знал, что ты бродишь где-то поблизости. Должен был тебе сказать…

Что он должен был сказать, я так и не услышал, так как последовал такой грохот, что предыдущие звуковые эффекты показались просто разминкой. Все вокруг рушилось. В воздухе повис обжигающий горло запах озона, к нему примешивался привкус дыма, крови, измельченного в пыль камня, раскаленного железа. Поднимаясь на ноги, я видел, как Джард исчез в двери, ведущей в операторскую. Проковыляв за ним, я застал его за пультом, на котором он набирал код. Вспыхнул красный сигнал тревоги, заверещал и резко оборвался зуммер. Джард обернулся и увидел меня.

— Убирайся отсюда! — заорал он. — Уходи! Ты что, не слышал, что я тебе сказал? Ты должен… отсюда… координаты…

— Я не слышу! — заорал я в ответ и не расслышал собственных слов.

Джард схватил меня за руку и подтолкнул к люку в полу, ведущему в сеть коммуникаций.

— Я обязан переместить станцию в нуль-фазу, ты понимаешь? Нельзя, чтобы они ее захватили…

Он столкнул меня вниз. Все происходило так быстро, что я растерялся, но удар дверцей люка по голове на мгновение прочистили мои мозги.

— Беги! — кричал Джард за миллион миль от меня. — Уходи как можно дальше! Удачи, Рэвел…

Я, шатаясь, поднялся с четверенек и побежал. Этого требовал Нел, а он был моим шефом.

И тут мир взорвался. Я кувырком полетел в преддверие ада, сотни тонн раскаленного песка насыпалось на меня сверху, захоронив на веки вечные.