"Тени в лунном свете" - читать интересную книгу автора (Говард Роберт Эрвин)

2

Оливия спала, и во сне ее преследовало ощущение скрытого зла, словно образ черной змеи, тайно ползущей среди цветов. Ее сны были обрывочными и яркими — экзотические картинки, разбросанные части незнакомого узора, которые в конце концов сложились в картину, исполненную ужаса и безумия, фоном которой служили циклопические камни и колонны.

Она увидела огромный зал. Его высокий потолок поддерживался каменными колоннами, которые выстроились ровными рядами вдоль массивных стен. Между колонн летали огромные зеленые с алым попугаи. Зал был полон темнокожих воинов с ястребиными лицами. Они не были неграми. Ни их внешность, ни одежды, ни оружие не походили ни на что, известное в мире, в котором жила спящая.

Воины напирали на человека, привязанного к колонне. То был гибкий белокожий юноша, золотые кудри которого спадали на лоб, белизной подобный алебастру. Его красота была не вполне человеческой. Он был словно воспоминание о боге, высеченное из белого мрамора.

Чернокожие воины смеялись над ним, выкрикивали что-то на незнакомом языке. Гибкое обнаженное тело корчилось под их безжалостными руками. Кровь стекала по бедрам цвета слоновой кости и капала на полированный пол. Эхо разносило по залу крики жертвы. Затем, подняв лицо к потолку и небесам над ним, юноша ужасным голосом выкрикнул имя. Кинжал в руке цвета черного дерева оборвал его крик, и золотая голова упала на грудь слоновой кости.

Словно в ответ на этот отчаянный крик раздались громовые раскаты, как от колес небесной колесницы, и среди мучителей возникла фигура, будто материализовавшись из ничего, из воздуха. Фигура была человеческой, но ни один смертный человек никогда не обладал столь нечеловеческой красотой. Между ним и юношей, который безжизненно повис на своих цепях, было несомненное сходство. Но человечности, что скрадывала богоподобность юноши, не было в чертах незнакомца, застывших неподвижно и ужасных с своей красоте.

Чернокожие отпрянули от него. Глаза их сверкали бешеным огнем. Он поднял руку и заговорил, и голос его разошелся глубоким, многократным эхом в молчании зала. Словно в трансе, темнокожие воины продолжали отступать, пока не заняли места вдоль стен в равных промежутках друг от друга. Затем со сжатых губ незнакомца сорвалось чудовищное заклинание и приказ:

— Йахкулан йок тха, ксуххалла!

При звуках страшного крика черные фигуры застыли. Их члены сковала странная неподвижность, они неестественно окаменели. Незнакомец коснулся безвольного тела юноши, и цепи упали. Он поднял мертвое тело на руки. Затем обернулся, его спокойный взор скользнул по безмолвным рядам фигур черного дерева, и он указал на луну, которая заглядывала в зал сквозь оконные переплеты. И они поняли, эти напряженные, застывшие в ожидании статуи, которые были людьми…

Оливия проснулась, как от толчка, на своем ложе из веток. Она вся была в холодном поту. Сердце ее громко стучало в тишине. Она осмотрелась вокруг безумным взглядом. Конан спал, прислонившись к колонне, его голова свесилась на могучую грудь. Серебряное свечение поздней луны пробиралось сквозь дыры в потолке, бросая длинные белые полосы света на пыльный пол. Девушка смутно различала статуи — черные, полные скрытого напряжения, ожидающие. Борясь с истерикой, она увидела, как лунные лучи легко ложатся на колонны и статуи в нишах.

Что это было? Дрожь прошла по статуям, где их коснулся лунный луч. Оцепенение ужаса сковало ее, ибо там, где должна была быть неподвижность смерти, возникло движение: медленное шевеление, странные судороги черных тел, Ужасные крик сорвался с ее губ, когда она сбросила оковы, что держали ее в немой неподвижности. От ее вопля Конан прыжком вскочил на ноги с мечом в руке. Зубы его сверкали в темноте.

— Статуи! Статуи! О, Бог мой, они оживают!

Со страшным криком она прорвалась сквозь пролом в стене, разрывая своим телом лианы, и бросилась бежать — слепо, безумно, оглашая ночь дикими воплями, — пока твердая рука не схватила ее за плечо. Она визжала и барахталась в обхвативших ее руках, пока знакомый голос не проник сквозь туман владевшего ею ужаса, и она не увидела перед собой озадаченное лицо Конана, освещенное лунным светом.

— Что стряслось, девочка, во имя Крома? Тебе приснился кошмарный сон?

Его голос показался ей незнакомым и далеким. С отчаянным всхлипом она обхватила руками его могучую шею и судорожно прижалась к нему, плача и не в силах отдышаться.

— Где они? Они гнались за нами?

— Никто за нами не гнался, — ответил он.

Она села, продолжая все так же прижиматься к нему, и со страхом осмотрелась вокруг. Ее слепое бегство привело их к южному краю плато. Прямо под ними начинался склон, подножие которого скрывалось в густой тени леса. Обернувшись, она увидела руины, ярко освещенные высоко поднявшейся луной.

— Ты их не видел? Статуи двигались, поднимали руки, глаза их сверкали во тьме…

— Я ничего не видел, — нахмурившись, ответил варвар. — Я спал крепче, чем обычно, потому что мне уже очень давно не приходилось спать целую ночь. И все-таки не думаю, чтобы кто-то мог войти в зал, не разбудив меня.

— Никто и не входил, — она истерически рассмеялась. — Они уже были там. О, Митра, мы устроились на ночлег посреди них! Овцы забрели спать на бойню!

— О чем ты говоришь? — требовательно спросил он. — Я проснулся от твоего крика, но прежде чем успел осмотреться, ты бросилась наружу через трещину в стене. Я побежал за тобой, чтобы с тобой ничего не случилось. Я решил, что тебе приснился скверный сон.

— Так оно и было! — девушка вздрогнула. — Но реальность оказалась куда страшнее сна. Слушай!

И она рассказала все, что она видела во сне и, как ей казалось, наяву.

Конан слушал очень внимательно. Естественный скептицизм просвещенного человека был ему незнаком. В его мифологии встречались вампиры, гоблины и чернокнижники. Когда она договорила, он некоторое время сидел молча, в задумчивости поигрывая мечом.

— Юноша, которого они пытали, был похож на высокого мужчину, который появился потом? — спросил он наконец.

— Как сын на отца, — ответила она, и нерешительно добавила: — Если можно вообразить плод союза божества со смертным человеком, то это и будет тот юноша. Наши легенды говорят, что в древние времена смертные женщины иногда рождали детей от богов.

— От каких богов? — пробормотал он.

— Эти боги давно забыты, никто не знает их имен. Кто может знать? Они вернулись в спокойные воды озер, в тихие холмы, на берега, что лежат за звездами. Боги столь же непостоянны, как и люди.

— Но если эти статуи — люди, обращенные в железо богом или дьяволом, как могут они оживать?

— Это колдовство луны, — девушка снова задрожала. — ОН указал на луну. Пока на них падает лунный свет, они живут. По-моему, так.

— Но нас никто не преследовал, — пробормотал Конан, бросив взгляд на освещенные луной развалины. — Тебе могло присниться, что они движутся. Я думаю пойти и проверить.

— Нет, нет! — вскричала она, отчаянно схватившись за него. — Быть может, заклинание удерживает их внутри зала. Не возвращайся! Они разорвут тебя на части. О, Конан, давай спустимся в лодку и покинем этот ужасный остров! Гирканский корабль уже наверняка миновал его. Бежим отсюда!

Ее мольбы были столь горячи, что подействовали на Конана. Его любопытство по отношению к статуям уравновешивалось его же суевериями. Он не боялся врагов из плоти и крови, каково бы ни было их превосходство, но намек на сверхъестественность тотчас вызывал к жизни смутные и чудовищные инстинкты страха — наследство варвара.

Он взял девушку за руку. Они спустились по склону и вошли в густой лес, где шептала листва и сонно вскрикивали неизвестные птицы. По деревьями тени сгустились еще плотнее, и Конан шел зигзагами, чтобы избежать самых темных участком. Его взгляд безостановочно бегал по сторонам, и часто устремлялся вверх, на ветки у них над головой. Конан шел быстро, но осторожно. Он так крепко обнял девушку за талию, что она чувствовала, что ее скорее несут, чем ведут. Оба молчали. Единственным звуком был звук быстрых нервных шагов девушки, шорох ее маленьких ног в траве. Так они добрались через лес до воды, которая блестела в лунном свете подобно расплавленному серебру.

— Нам нужно было захватить с собой фруктов, — пробормотал Конан, — но нет сомнений, что мы найдем другие острова. Можно отправляться прямо сейчас. Осталось всего несколько часов до рассвета…

Он не закончил фразу. Веревка, которой была привязана лодка, по-прежнему была обмотана вокруг корня дерева. Но на другом ее конце были только раздавленные и разбитые останки лодки, наполовину скрывшиеся под спокойной поверхностью воды.

У Оливии вырвался сдавленный крик. Конан обернулся лицом к густой тени, где таилась неведомая опасность. Ночные птицы внезапно смолкли. Угрожающая тишина воцарилась в лесу. Ветерок не шевелил ветки, и все же листва по непонятной причине слабо трепетала.

Стремительный, как гигантская кошка, Конан схватил Оливию на руки и побежал. Он промчался сквозь тени, как фантом, а в это время сверху и вокруг них что-то ломилось через листву, и шум все приближался и приближался. Затем им в лицо ударил лунный свет, и Конан взбежал по склону плато.

На краю он опустил Оливию на землю и обернулся взглянуть на море сумрака, которое они только что покинули. Листва вздрогнула от внезапного порыва ветра. Больше ничего. Конан тряхнул головой с сердитым ворчанием. Оливия жалась к его ногами, как напуганный ребенок. Она посмотрела на него снизу вверх, глаза ее были темными колодцами страха.

— Что нам делать, Конан? — шепнула она.

Он посмотрел на руины и вновь уставился на лес внизу.

— Пойдем на скалы, — объявил он, помогая ей подняться на ноги. — Завтра я сделаю плот, и мы снова вверим нашу судьбу морю.

— Это не… не ОНИ уничтожили лодку? — Ее слова были полувопросом, полуутверждением.

Конан угрюмо покачал головой, не тратя слов.

Каждый шаг на пути через залитое лунным светом плато был для Оливии нестерпимым ужасом. Но никакие черные фигуры не выбрались украдкой из раскинувшихся развалин, и наконец Конан с девушкой добрались до подножия утесов, которые вздымались над ними в мрачном величии. Здесь Конан остановился в некоторой нерешительности, и наконец выбрал место, защищенное широким выступом, достаточно удаленное от деревьев.

— Ложись и засни, если сможешь, — сказал он. — Я останусь на страже.

Но сон не шел к Оливии, и она лежала без сна, рассматривая руины вдалеке и лес, окружающий плато, пока не стали бледнеть звезды. Восток просветлел, и розовый с золотом рассвет зажег огнями росинки на стеблях травы.

Девушка встала, расправив окоченевшее тело. Мысли ее вернулись к тому, что произошло ночью. В свете утра некоторые из ее ночных страхов казались плодами чрезмерного воображения. Конан наклонился к ней, и его слова заставили ее снова вздрогнуть.

— Перед самым рассветом я слышал скрип дерева и веревок, хлопанье весел. Корабль бросил якорь у берега недалеко от нас. Может быть, это тот корабль, который мы видели вчера вечером. Давай взберемся на скалы и понаблюдаем за ним.

Они взобрались наверх и, лежа среди валунов, увидели внизу высокую мачту за деревьями на западе.

— Гирканское судно, судя по его оснастке, — пробормотал Конан. — Интересно, команда…

Их слуха достиг отдаленный шум голосов. Добравшись до южного края утесов, они увидели, как пестрая орда выбралась из леса с к западу от плато, взобралась по склону наверх и остановилась на открытом месте, споря. Спор проходил бурно: хватались за оружие, потрясали кулаками и громко перебранивались грубыми голосами. Затем весь отряд направился к развалинам. Их путь должен был пройти у самого подножия утесов.

— Пираты! — шепнул Конан с угрюмой ухмылкой. — Они захватили гирканскую галеру. Сюда, спрячься в этих камнях. И не показывайся, пока я тебя не позову, — велел он, замаскировав ее среди валунов, лежащих вдоль гребня скал. — Я пойду навстречу этим псам. Если мой план удастся, все будет хорошо, и мы уплывем отсюда вместе с ними. Если у меня ничего не выйдет — что ж, прячься в скалах до тех пор, пока они не уплывут, потому что все дьяволы этого острова не могут сравниться жестокостью с морскими волками.

Освободившись от ее бессознательной хватки, он быстро скользнул по скалам вниз.

С опаской выглянув из своего укрытия, Оливия увидела, что отряд уже приблизился к подножию утесов. В этот момент Конан вышел из-за валунов и стоял, ожидая их лицом к лицу, с мечом в руке. Они отпрянули с угрожающими и изумленными возгласами. Затем неуверенно остановились и устремили взгляды на эту фигуру, которая так неожиданно возникла среди скал. Их было около семидесяти — дикая орда, состоящая из людей многих национальностей. Среди них были жители Коса, Заморы, Бритунии, Коринфии, Шема. Их черты отражали дикость их натур. Многие были покрыты шрамами от ударов бичей или заклеймены. Среди пиратов были люди с обрезанными ушами, вырванными ноздрями, пустыми глазницами, обрубками рук — как следами военных сражений, так и результатом действий палача. Большинство были полуголыми, но те предметы одежды, которые они носили, были богатыми: тканые золотом куртки, атласные пояса, шелковые штаны. Одежда их была рваной, запачканной смолой и кровью. С ней соперничали детали посеребренных лат. В ушах и носах пиратов болтались кольца и серьги с драгоценными камнями. Драгоценности сверкали на рукоятях их кинжалов.

Высокий, мускулистый, бронзовотелый киммериец с полным жизненной энергии правильным лицом составлял разительный контраст с этой причудливой толпой.

— Кто ты такой? — заорали они.

— Конан Киммериец! — его голос был подобен громовому рыку льва. — Из Свободного Товарищества. Я хочу испытать свою удачу с Красным Братством. Кто у вас главный?

— Я, клянусь Иштар! — раздался бычий рев, и вперед важно выступила огромная фигура. Гигант был обнажен до пояса. Его объемистый живот был перехвачен широким кушаком, который поддерживал необъятных размеров шелковые шаровары. Голова его была обрита, не считая чуба. Длинные усы свисали ниже подбородка. На ногах у него были зеленые шемитские туфли с загнутыми вверх носками, а в руке — длинный прямой меч.

Конан мрачно уставился на него.

— Сергиуш из Хроша, клянусь Кромом!

— Да, клянусь Иштар! — проревел гигант. Его маленькие черные глазки горели ненавистью. — Надеешься, что я забыл? Ха! Сергиуш никогда не забывает врагов. Теперь я подвешу тебя вверх пятками и сниму с тебя кожу живьем! Взять его, парни!

— О да, спусти на меня своих псов, большебрюхий, — издевательски произнес Конан с неприятной ухмылкой. — Ты всегда был трусом, косская дворняжка!

— Трусом?! Это ты мне? — широкое лицо почернело от гнева. — Защищайся, северный пес! Я вырежу твое сердце!

В мгновение ока пираты образовали круг, в середине которого оказались соперники. Глаза их блестели, дыхание неровно вырывалось из глоток, разгоряченных свирепой радостью. Высоко в скалах Оливия наблюдала за происходящим, впиваясь ногтями в ладони от волнения.

Без никаких предварительных формальностей соперники начали бой. Сергиуш ринулся в атаку, быстрый как гигантская кошка, несмотря на свой вес. Сквозь стиснутые зубы у него вырывались проклятия, когда он бешено наносил и отражал удары. Конан дрался молча. Глаза его превратились в щелки, в которых сверкал синий гибельный огонь.

Сергиуш перестал бормотать проклятия, чтобы сберечь дыхание. Единственными звуками были быстрое шарканье ног по земле, сопение пирата, звон и клацанье стали. Мечи мелькали, словно белый огонь, в свете утреннего солнца, вздымаясь и кружа. Они то избегали контакта друг с другом, то на краткий миг соприкасались, издавая металлический лязг и звон. Сергиуш отступал. Только его превосходное владение искусством боя до сих пор спасало его от умопомрачительной скорости, с которой атаковал киммериец. Но вот — громкий удар меча о меч, скрежет скольжения, полузадушенный вскрик… Яростный вопль пиратской орды расколол утро, когда меч Конана пронзил насквозь массивное тело их капитана. Острие меча долю мгновения дрожало между плеч Сергиуша — полоска белого огня шириной в руку. Затем киммериец выдернул меч, и тело капитана пиратов тяжело упало на землю лицом вниз. Так оно и осталось лежать в луже крови, которая быстро увеличивалась.

Конан обернулся к корсарам, которые тупо таращились на него.

— Вы, псы! — взревел он. — Я отправил вашего вожака в Ад. Что говорит об этом закон Красного Братства?

Раньше, чем кто-либо успел ответить, стоящий позади остальных бритунец с крысиным лицом молниеносно и смертельно раскрутил пращу. Камень устремился в цель прямо, как стрела. Конан пошатнулся и упал, как падает дерево под топором лесоруба. Вверху на скалах Оливия судорожно схватилась за валун. Картина плыла и качалась у нее перед глазами. Она не сводила глаз с киммерийца, неподвижно лежащего на земле. Из раны у него на голове сочилась кровь.

Крысолицый пират радостно завопил и бросился всадить нож в распростертую фигуру. Но тощий коринфиец отшвырнул его прочь.

— Ты что, Арат, собрался нарушить закон Братства, презренный пес?

— Я не нарушаю закона, — ощерился бритунец.

— Не нарушаешь? Ах ты пес! Этот человек, которого ты только что свалил, согласно справедливым правилам — наш капитан!

— Нет! — закричал Арат. — Он не из нашей банды, он чужак. Его не приняли в братство. То, что он убил Сергиуша, еще не делает его капитаном. Это относилось бы только к одному из нас, если бы он убил капитана.

— Но он хотел присоединиться к нам, — возразил коринфиец. — Он заявил об этом.

Его слова вызвали большой шум. Одни стали на сторону Арата, другие на сторону коринфийца, которого называли Иванос. Посыпались проклятия, взаимные обвинения, руки схватились за рукояти мечей.

Наконец над шумом вознесся голос шемита:

— К чему спорить о том, кто мертв?

— Он не мертв, — возразил коринфиец, склонившись над телом Конана. — Он всего лишь оглушен, и уже приходит в себя.

При этих словах шум возобновился. Арат пытался добраться до лежащего. Иванос в конце концов вынул меч и заслонил собой Конана, приготовившись защищать его. Оливия поняла, что коринфиец стал на сторону Конана не ради самого Конана, а чтобы воспротивиться Арату. Похоже было, что эти двое — помощники Сергиуша, и между ними не было дружбы. После дальнейших споров было решено связать Конана и забрать с собой, а о его участи договориться позднее.

Киммериец, который начал постепенно приходить в себя, был связан кожаными поясами. Затем четверо пиратов подняли его и с жалобами и проклятиями потащили с собой. Отряд пиратов возобновил путешествие по плато. Тело Сергиуша оставили лежать там, где оно упало — уродливая фигура, развалившаяся на омытой солнечными лучами земле.

Наверху среди скал Оливия лежала, оглушенная разразившимся несчастьем. Она не могла ни пошевелиться, ни заговорить, могла только лежать там и смотреть остановившимся от ужаса взором, как свирепая орда уносит прочь ее защитника.

Сколько времени она так пролежала, Оливия не знала. Ей было видно, как пираты добрались до руин и вошли внутрь, втащив с собой пленника. Она смотрела, как они появляются и исчезают в дверях постройки и проломах ее стен, ворошат груды каменных обломков и слоняются вокруг стен. Через некоторое время два десятка пиратов снова пересекли плато и исчезли за краем плато в западной стороне, волоча за собой тело Сергиуша — надо полагать, чтобы сбросить его в море. Около руин остальные ломали деревья, готовя костер. Оливия слышала их крики, но на расстоянии не разбирала слов. Слышала она и голоса тех, кто ушел в лес, отдающиеся эхом среди деревьев. Через некоторое время они вернулись с бочонками вина и кожаными мешками, набитыми провизией, злобно чертыхаясь под своей ношей.

Все это Оливия отмечала чисто механически. Ее переутомленный мозг был готов отключиться. Только когда она осталась одна, беззащитная, Оливия поняла, как много значила для нее защита киммерийца. Она смутно удивилась прихотям Судьбы, которая сделала дочь короля спутницей варвара с окровавленными руками. Затем пришло отвращение к людям, считавшимся цивилизованными. Ее отец и Шах Амурас были цивилизованными. И оба доставляли ей только страдания. Она никогда не встречала цивилизованного человека, который обращался бы добр к ней, если за его действиями не просматривались какие-то скрытые мотивы. Конан защищал ее, помогал ей и — до сих пор — ничего не требовал взамен. Уронив голову на руки, Оливия плакала, пока отдаленные крики непристойного пиршества не вернули девушку к ее собственным опасностям.

Она перевела взгляд с темной громады развалин, где мельтешили фантасмагорические фигуры пиратов, крошечные на расстоянии, на сумеречные глубины леса. Даже если ее страхи прошлой ночью в руинах были снами, опасность, что скрывалась в этой зеленой громаде листвы, не была лишь частью кошмара. Был ли Конан убит, или его взяли в плен, ее единственный выбор лежит между тем, чтобы отдать себя морским волкам и тем, чтобы остаться на этом населенном дьяволами острове.

Когда Оливия полностью осознала весь ужас своего положения, силы оставили ее, и она потеряла сознание.