"Игра теней" - читать интересную книгу автора (Сатклифф Кэтрин)

Глава третья

Опускался вечер, и слепящие лучи оранжевого солнца прошивали облака у горизонта. Это обещало к полуночи дождь.

Сара стояла на террасе и любовалась морем, которое на протяжении нескольких минут из синего превратилось в фиолетовое, потом в золотистое. Но вот она услышала шаги Кейна и вся напряглась.

Где же этот американец? На целых полчаса опаздывает.

Девушка заходила по террасе.

Нужно быть не в себе, чтобы поверить, будто он примет ее приглашение на ужин; вообще сумасшедшей, чтобы сделать такое приглашение после фиаско, случившегося недавним вечером. Однако Морган Кейн был ее единственной надеждой. Как бы там ни было, необходимо убедить его поехать в Жапуру. От этого зависело ее будущее.

Будучи в Лондоне, девушка довела искусство кокетства до совершенства. Дабы подразнить воображение мужчин, она умела как бы невзначай на мгновение приподнять полы юбок и обнажить голени. Ей нравилось, опустив голову, стрелять глазками в поклонника сквозь бахрому ресниц. Но вся ее обворожительность ровным счетом ничего не значила для такого мужчины, каким был Кейн. С такими, как он, играть опасно. Ухаживание – отнюдь не самая сильная сторона американцев.

Среди местного населения Кейн считался героем. Вот и сейчас даже ее собственная прислуга суетится, словно в ожидании прибытия коронованной особы. Кан вырядился в великолепную униформу, которую он надевал только на приемы самого высокого уровня – зеленую с пурпурными лацканами, отворотами и отделкой. Малиновые ленты хорошо смотрелись на его плоском животе. Впечатление несколько портили тяжелые черные волосы, спадавшие на плечи, и огромное кольцо в левом ухе. Но в целом Кан смотрелся величественно. Женщины – те, напротив, пересмеивались и перешептывались, но и они потрудились над своей внешностью, нарядившись в миленькие платьица, украсив шеи бусами, а волосы – цветами. Однако к их большому неудовольствию мужчины-слуги обещали с приездом Кейна загнать их на кухню. Ведь это был бото.

Услышав впервые от Кана, что за американцем водится дурная репутация какого-то мифического любовника, Сара усмехнулась. Не может быть, чтобы эти люди, которые жили целый век под британским влиянием, верили в подобные предрассудки. И тем не менее она обнаружила, что привычки и традиции не так просто умирают в среде людей, рядом с которыми она выросла, которых любила и уважала. Они верили в бото. Они почитали его всеми мыслимыми способами. На рынках продавали даже специальный порошок бото. За очень высокую цену покупали левый глаз розового дельфина. Высушенный и добавленный в пищу женщине, он якобы сводил ее с ума от желания. А если глазному гнезду – опять же левого глаза бото – придать форму кольца, а потом мужчина посмотрит сквозь него на желанную женщину, то ее будто бы сразу же тянет к нему. Только раз в сто лет бото покидал свою обитель – Амазонку – и принимал человеческий облик. И, когда это происходило, ни одна девственница не могла чувствовать себя в безопасности на ночной улице. Стоило ей только взглянуть ему в глаза – и ее тело и душа отныне принадлежали ему.

Нахмурив лоб, Сара размышляла о Моргане Кейне. Она не могла представить себе, чтобы кто-то мог соблазнить рационально мыслящую женщину. Тут девушка вспомнила, как участился у нее пульс, когда она увидела прошлой ночью сцену любви с красивой туземкой. Наверняка ее организм пришел в возбуждение оттого, что Сара скрытно наблюдала за столь интимным и страстным актом, а не потому, что Кейн хоть отдаленно казался ей привлекательным. Ничуть.

Сара терпеть не могла потных небритых лиц, мрачных взглядов и оттопыренных губ. Тело у него было грубое, кожа – очень темная, а волосы – слишком черные. Ей нравились такие мужчины, как ее жених, – светловолосый, голубоглазый…

– Миси Сара.

Девушка вздрогнула и обернулась. В дверях террасы стоял Кан, в его взгляде видно было напряжение.

– Он прибыл, – спокойным голосом сообщил слуга. Сара промолчала. У нее слишком быстро забилось сердце.

– Провести его сюда? – спросил Кан.

Девушка кивнула, неспособная совладать со своим дыханием до самого ухода Кана. И только тогда она заметила, как тихо стало вокруг. Служанки прекратили болтовню, перестали шуметь ночные твари, затих ветер. Казалось, даже воздух застыл, ожидая вместе с ней прибытия американца.

Глубоко вздохнув, Сара оперлась на низкие перила террасы и напряглась, приготовившись к встрече. Небо потемнело. Девушка подумала о том, хватает ли света, идущего из дома, чтобы оценить ее наряд. Сара уже помолилась, чтобы отец простил ей, что она в день памяти по нему сменила траурную одежду на шикарный наряд, купленный ею в Лондоне специально для обеда, посвященного ее помолвке с Норманом. Из кринолиновой юбки цвета слоновой кости, поверх которой располагалась отделанная белым газовая юбка, собранная сзади в изящный турнюр, украшенный букетами розовых примул, вырастал нежно-голубой атласный корсаж, подчеркивавший узкую талию, и дальше очаровательные плечики, также отделанные цветами. Ее золотистые волосы были украшены примулами, а за правым ухом она прикрепила миниатюрную орхидею. Для успешного осуществления плана все должно быть на высшем уровне.

На несколько мгновений Сара закрыла глаза, потом, услышав шум, она повернула голову.

Кейн остановился в дверях. Свет из-за спины настолько четко очерчивал его фигуру и подчеркивал его широкие плечи, что Сара невольно прикрыла глаза рукой. Когда она отняла руку и взглянула на мужчину, он стоял все там же, будто вросший в пол. Одну ногу Кейн небрежно согнул в колене и отставил в сторону – вызывающе и в сознании своей мужской неотразимости.

– Мистер Кейн?

На мгновение ее вопрос повис в воздухе. Американец не ответил, а просто шагнул через порог, как бы исчезнув, а потом чудесным образом материализовавшись перед нею. Сара съежилась и прижалась к перилам террасы.

– Мистер Кейн? – повторила она свой вопрос, еще не оправившись от волнения.

Он улыбнулся. В общем, улыбка была не из приятных, но голос его оставался ровным. Манера растягивать слова, с которой Сара познакомилась в прошлую ночь, сейчас стала еще более отчетливой.

– Мисс Сент-Джеймс?

– Так, значит, вы пришли?

– Значит, пришел.

– С опозданием.

– Да, с опозданием. – Он снова улыбнулся, пожал плечами и протянул ей орхидею, шелковые лепестки которой были покрыты капельками влаги. – В знак примирения, – произнес он при этом.

Сара вспыхнула. Принимая цветок, она повертела его в пальцах, пытаясь собраться с мыслями. На сей раз это, пожалуй, не тот человек, который так грубо обошелся с ней накануне. Не было ни неряшливой щетины, ни запахов виски, сигарного дыма и пота. В белом льняном костюме он казался безупречным. Единственно, что выходило из ряда вон, – это копна черных волос, неуклюже спадавших на лоб.

– Рада, что вы смогли присоединиться ко мне, – проговорила Сара.

– И я.

– Я хотела бы извиниться перед вами за свое поведение в прошлую ночь. Это было непростительно с моей стороны.

Кейн оперся на перила. Пиджак разошелся, открыв белую шелковую рубашку. Он смотрел сквозь листву баньяна на океан. Холодная усмешка на губах сказала ей, что Кейн не принимает, по крайней мере сейчас, ее извинений.

– Это приглашение на обед, надеюсь, не имеет ничего общего с вашими стараниями убедить меня отправиться в Жапуру, не так ли, мисс Сент-Джеймс?

С океана до них долетел порыв ветра, он принес на террасу облачко пыли. Досталось и волосам Сары, девушка встряхнула головой. Но сделала она это, скорее, чтобы сбросить с себя чары, которые исходили от этого стоящего перед ней американца. Сара не могла оторвать от него глаз, и ей пришла в голову несуразная мысль, будто она околдована. Ее сознание буквально кричало о том, что стыдно приличной женщине думать в присутствии мужчины о таких вещах, но тело ее внезапно стало каким-то непослушным, она почувствовала пугающую склонность поверить россказням о легендарном любовнике, испытать самой…

– Должна признаться, сэр, что в мои намерения входило тогда обсудить вопрос спокойно и разумно. Боюсь, что, охваченная горем, я действовала поспешно и недопустимо грубо в ходе нашей беседы.

– Беседы? Это вы называете беседой? – Его губы изобразили ленивую улыбку. – Я видел двух разъяренных скорпионов, мисс Сент-Джеймс.

– Да… Конечно… – Она прокашлялась и заставила себя отвести глаза в сторону. – Извините меня, за обедом я буду держать себя в руках. А пока что не попросить ли Кана принести вам чего-нибудь выпить?

– Лучше всего виски.

Кивнув, Сара вышла с террасы, оставив американца на безопасном расстоянии. Она постояла некоторое время в холле, разглядывая орхидею, пока к ней не подошел Кан.

– Обед готов, – услышала девушка его голос, вернувший ее к действительности.

– Отлично. Пожалуйста, проводите мистера Кейна в столовую. Я очень скоро присоединюсь к нему.

– Что-нибудь не так, миси? – спросил Кан.

– Нет-нет. – Сара встряхнула головой и посмеялась про себя своей лжи. Кан оставался недвижим, и Сара взглянула на него. Глаза его были черными, как смоль, губы сурово сжаты. – У меня все отлично. Просто немного не по себе, вот и все, – с улыбкой успокоила она преданного слугу и коснулась его руки. Только тогда Кан пошел на террасу за гостем.

Сара бросилась в кабинет отца.

Зачем она убежала и закрылась наедине со своими воспоминаниями, когда ее последняя надежда на спасение стоит и ждет ее на террасе? Потому что – как в этом признаться себе? – она испугалась!

Сара не привыкла иметь дело с такими мужчинами, как Кейн. От одного взгляда на это темное лицо она чувствовала себя в полной растерянности. Шутки, пикировки, невинный флирт с джентльменами своего класса – здесь она чувствовала себя как рыба в воде. Но этот американец ничего не соображал в этикете. Он не может по-человечески притвориться, будто не знает, зачем его позвали сюда.

Нужно придумать что-то другое.

Опять Сара представила, что пишет письмо своему жениху, в котором объясняет обстоятельства того, как ее отец попал в такие долги, но потом она отбросила эту идею. Это просто-напросто бессмысленно. Письмо дойдет до Нормана через несколько недель, и к тому же даже легкий намек на скандал повергнет Шефилдов в панику.

Не зная куда деть руки, Сара ходила по комнате. Вокруг нее до потолка были нагромождены ящики с вещами отца – все оставшееся от него и от его трудов. Девушка уже было занялась подготовкой к упаковке мебели и транспортировке ее на склад, где она должна была бы ждать отправки в Англию. Но какой в этом смысл? Как только кредиторы узнают о банкротстве ее отца, даже эти скудные пожитки окажутся обреченными. У нее не было другого выхода.

Сара должна как-то убедить американца. Все равно как!

Ночь стояла жаркая и тихая. Спокойствие ее прерывалось редкими отзвуками грома, от которых тонко позвякивали хрустальные призмочки канделябров. Обед проходил в молчании. Саре не хватало смелости заговорить о Жапуре, а американец с удовольствием отдавался виски, еде и внимательному изучению обстановки.

Особое его внимание привлек портрет Сары, висевший у нее за спиной. Он то несколько минут разглядывал портрет, то мучительно долго рассматривал ее, отчего Саре становилось неловко.

Когда стало ясно, что есть больше никому не хочется, девушка предложила Кейну закончить пить виски на террасе, где попрохладнее. Он согласился, попросил у Кана еще одно виски и отправился вслед за Сарой на террасу.

Но и на воздухе было мало облегчения от удушающей жары и влажности. Или от витавшей между ними напряженности. Американец по-прежнему не торопился завязывать разговор, а стоял и смотрел куда-то на горизонт, где виднелся огонек судна. Он достал из кармана сигару, вставил ее в рот, потом достал из кармана спичечный коробок и зажег спичку, чиркнув ею о стену. Сара наблюдала, как желтый отблеск огня прыгает по его лицу, когда Кейн, сложив ладони, поднес пламя к сигаре. Его брови сошлись, он поднял голову и выпустил густую струю дыма. Потом бросил спичку в темноту, взглянув на Сару и расплылся в улыбке.

– Не пора ли нам приступить к делу, мисс Сент-Джеймс?

Девушка присела на краешек стула, прочного, словно из мрамора.

Американец засмеялся и сел на перила террасы, одной но гой опираясь о пол, а другой раскачивая в воздухе. Рука его покоилась на колене, о сигаре он на время забыл.

– Вы хотите, чтобы я подставил свою шею и поехал в Жапуру, где начну войну с Кингом.

Сара оставалась неподвижной, напрягшейся. Взгляд ее был прикован к лежавшей на его колене руке Кейна. Она была загорелой, с длинными пальцами, способной быть и сильной, и ласковой. Внезапно девушка вспомнила, как он гладил предыдущей ночью ту женщину – вначале грубо, потом нежно.

– Мисс Сент-Джеймс… – Она посмотрела ему в лицо. – Полагаю, вы хотели сделать мне непростое предложение, что бы я поехал в Жапуру.

– Непростое?

Кейн постучал большим пальцем по сигаре и стряхнул пепел на пол.

– Такая рискованная поездка предполагает непростую на граду.

– Например?

Ей стало жутковато, когда уголок его рта слегка подался кверху в подобии короткой улыбки. Глаза его, полуприкрытые ресницами, стали еще темнее.

– Все будет зависеть… – спокойно начал он.

– От чего? – быстро спросил Сара, облизав высохшие губы и посмотрев, не слишком ли близко от нее Кейн.

– Некоторые награды для мужчины значат больше любых богатств, мисс Сент-Джеймс.

– Так о чем вы просите? – произнесла Сара.

– А что вам дорого?

Девушка взглянула на него не дрогнув.

– Все, что мне принадлежит.

– Все? – Он снова просиял улыбкой.

Сара с удовольствием влепила бы ему пощечину, чтобы сбить с его физиономии эту улыбочку. Тут она вспомнила, как прошлой ночью отшибла о его щеку свою ладонь, и ей стало жарко. Она взглянула на висящее над головой опахало, потом вспомнила о носовом платке. Сара ругала себя за то, что смотрела тогда на этого Моргана Кейна и на то, как он ласкал языком ту женщину. Всякий раз, когда девушка вспоминала об этом, ее охватывало возбуждение, и возмущение, и смущение. О таком даже думать неприлично. Только подумать, что женщина может себе позволить такое!

Сара сделала глубокий вдох и медленный выдох. Голос ее прозвучал ровно и решительно.

– Назовите цену, мистер Кейн. Но я должна предупредить вас, что у меня не много денег. Помимо мебели, которую вы видите, у меня мало что осталось. Может, мне удастся продать некоторые серебряные вещи, они достаточно старинные, а вот мебель в основном принадлежит государству. В Лондоне у нас дом. Мебель, которая есть там, может принести хорошие деньги, но это когда еще… – Она снова глубоко вздохнула, взглянула на море, и продолжила: – Деньги у меня есть, но не много. Возможно, их хватит, чтобы финансировать вашу поездку, но вот сверх того… Конечно, вы ожидаете щедрой платы за эту работу. Может быть, мы о чем-нибудь и договоримся.

– Может быть.

Снова установилось молчание, и Сара попыталась набраться смелости взглянуть ему в глаза. Его полуприкрытые глаза внимательно наблюдали за ней. Узкая полоска серого дыма поднималась от сигареты и исчезала в его волосах.

Кейн взял в руку стакан с виски, слез с перил, взял в рот сигару и прошел мимо нее к двери, где постоял некоторое время, держа одну руку в кармане брюк, другой манипулируя стаканом с виски, и пристально рассматривал внутреннее убранство комнаты. Когда он вошел в дом, Сара поспешила следом, не спуская с него глаз. Кейн ходил по дому, подходя то к серебряному подсвечнику, то к богато украшенной узорами вазе, то к фарфоровой статуэтке, вертел все в руках, потом аккуратно ставил на место. Вернувшись в столовую, он остановился перед ее портретом, извлек изо рта сигарету, а потом вполоборота взглянул на девушку.

– И сколько у вас денег?

Сара провела взглядом по комнате.

– Вот этот серебряный подсвечник гроша не стоит, – пояснил он ей, переведя глаза снова на картину. – Для вас эти вазы, может, и много значат, но как товар они ничто. А сколько у вас наличных, мисс Сент-Джеймс?

– Пятьсот фунтов, – быстро ответила она.

– А мне за работу надо тысячу.

– Но…

Сара осеклась, потому что Кейн повернулся к ней спиной и вернулся на террасу. Девушка чуть ли не крадучись последовала за ним, сгорая от стыда и возмущения. В дверях Сара резко остановилась, потому что они оказались лицом к лицу, и на нее внезапно нахлынули воспоминания прошлой ночи, о том, как ее тело прижималось к его. Она никак не могла оторвать от него глаз, даже пошевелиться. Вокруг стекла керосиновой лампы, что висела между ними, метался большой мотылек, а Сара не видела ничего, кроме изгиба его губ, сжимавших влажный конец сигары.

Кейн в последний раз глубоко затянулся, потом отбросил окурок, не отрывая глаз от ее лица. Наконец он улыбнулся.

– Вы очень хитрая женщина, мисс Сент-Джеймс, но не настолько, чтобы перехитрить лису. Вы помните, я был тут неделю назад. – Он прислонился к дверному косяку. – С тех пор вы заменили самые дорогие вещи множеством репродукций, думая, что я наверняка клюну на эту ерунду вместо денег. Я вполне уверен, что вон те бриллиантики, позвякивающие на ваших милых ушках, ненастоящие.

Сара заморгала и почувствовала, как на нее накатывает ярость.

Американец засмеялся глубоким горловым смехом, сотрясавшим его до пят. Он дотронулся пальцами до ее щеки.

– Может, я родился не на том берегу реки, где следовало, милочка, но у меня хватает ума понять, что аристократы не станут выставлять свои богатства перед первым встречным, который может приделать им ноги. Так что, дорогая, говорите, чем вы готовы пожертвовать, чтобы спасти репутацию вашего папаши.

Его крепкие пальцы скользнули ей на затылок и притянули ближе к нему, так близко, что Сару обдало запахом виски. Кейн заглянул ей в глаза. Инстинктивно девушка уперлась руками ему в грудь и почувствовала, как прыгает там его сердце. Его рубашка сразу же стала теплой и влажной под ее ладонями. Саре подумалось, что он пьян. Глаза у Кейна сильно блестели, его жесткие волосы еле шевелились от ветра. Девушка не двигалась, а только смотрела, как темнеют его губы и глаза – точно так же, как в ту ночь. В ней что-то перевернулось, Это были не возмущение и не страх. Она дрожала от предчувствия, смутно осознав, что приблизилась к нему, что чувствует тепло его тела, согревающего ее даже через одежду. Сара замерла, когда его огромная рука скользнула по талии и ниже, прижимая ее к себе…

С закрытыми глазами девушка думала о том, что Кейн, может быть, слишком много выпил за обедом. Она находилась словно в трансе, как между бодрствованием и сном, предчувствуя повторение какого-то приятного сна. Сара не могла управлять собой, тело стало безвольным, плотно прижатое к нему, оно, как бы приняло его формы. Широко расставленными пальцами Кейн водил по открытой части ее спины, и кожа горела там, где он прикасался к ней, сердце готово было вырваться из груди.

Собрав оставшиеся силы, Сара заставила себя открыть глаза. Голова его склонилась над ее головой, губы были приоткрыты и нацелились на цветок с нектаром. Где-то в закоулках мозга девушка слышала голос, приказывавший ей бежать. Это был опасный человек, а она к тому же – помолвленная женщина. Ей и на выстрел нельзя было подходить к таким мужчинам, как Морган Кейн…

Однако единственное, что Сара смогла сделать, так это вцепиться в ворот его пиджака в попытке удержаться на ногах. А тем временем его темная ладонь легла ей на шею и обвила ее, а большим пальцем он приподнимал ей подбородок…

И вот Кейн поцеловал ее. Потом в ход пошел язык. Это было так же, как с той женщиной… Его язык скользнул внутрь ее рта, делая ленивые круговые движения, и Сара почувствовала себя при этом на грани исступления, возмущения и стыда одновременно. Она что-то протестующе пискнула и попыталась высвободиться. Кейн прервался ровно настолько, чтобы сказать:

– Вы же говорили, что это предприятие стоит всего, чем вы располагаете. Это включает и вас, дорогая.

И снова стал целовать ее, на сей раз крепче, погрузив другую руку в ее груди, чтобы удобнее было манипулировать ее головой. Девушка вцепилась в его плечи, потом, сжав руки в кулаки, она из всех сил уперлась ими ему в грудь. Весь ее организм бунтовал, как мог, против насилия. С поразительной быстротой Кейн развернул ее к перилам, прижал к ним, потом втиснул колено между ее ног, пытаясь лишить Сару подвижности, обхватил ладонями ее груди и сжал их.

Какое-то время, показавшееся вечностью, Сара не могла ни говорить, ни двигаться. Шоковое состояние, в которое Кейн загнал ее своим языком, было настолько сильным, что поначалу девушка даже не поняла, что большим и указательным пальцем обеих рук он играет ее сосками, отчего те напряглись и стали твердыми, как камешки. Потом ее тело ожило под его руками, все более усиливающийся обжигающий поток устремился по ней, достигнув того чувствительного места, на которое Кейн нажимал неустанно ходившим бедром и которое становилось все горячее и влажнее. И так длилось до тех пор, пока американец не поднял головы и не взглянул на нее горячечным, голодным взором. И тогда до Сары вдруг дошло, какие последствия может иметь для нее все это.

Пелена спала, растворилась под воздействием обрушившейся на нее отрезвляющей действительности. Внезапно девушка ощутила страх – перед ним и перед собой. Оба дышали тяжело и неровно. Лицо Кейна стало темно-красным, лоснящимся от пота, страсть, которую Сара разожгла в нем, была столь же ясно различима, как молния на ночном небе.

Господи, да что же с ней происходит?

Девушка отвернула лицо, защищая тыльной частью ладони свои помятые влажные губы.

– А ну отойдите! – приказала она сдавленным голосом, в котором слышались страх и отчаяние. – Отойдите от меня, немедленно! Как вы смеете трогать меня! Отойдите, а то я закричу!

Кейн не двинулся, и она не шевелилась, стараясь не смотреть на него, заранее предполагая, чем это кончится, если она все-таки взглянет. Сара вытерла губы тыльной стороной ладони и сказала:

– Вы подлый человек, если допускаете, что я могу отдаться вам, пусть даже по очень важной причине!

Морган Кейн засмеялся, и Сара с отвращением и ужасом вырвалась из его рук, подхватила одной рукой юбку и бросилась в комнату. Не успела она пройти нескольких шагов, как Кейн снова оказался перед ней. Грудь Сары высоко поднималась и опускалась от гнева. Он опять стоял опираясь на дверь, держа руки в карманах, а на его устрашающих губах играла издевательская улыбочка.

– Так, дорогая. Значит, договорились о тысяче?

– У меня нет тысячи!

– Нет? – Он пожал плечами и направился к выходу. – Отлично. Тогда и делу конец. Позвольте сказать вам «прощайте»!

Когда Сара увидела, что он уходит, ее охватила паника.

– Постойте!

Кейн остановился, обернулся и посмотрел на нее долгим, пронзительным взглядом. Сара провела языком по пересохшим губам и, стараясь держать себя в руках, заговорила:

– Тысячи у меня нет, мистер Кейн, я могу вам доказать это, предъявив бумаги отца. – Девушка прямо взглянула ему в глаза. – Я могла бы удовлетворить любые другие требования, которые вы держите в голове…

Губы американца скривились в циничной улыбке, а щеки Сары запылали от стыда. Она отступила, когда Кейн пошел на нее, и всем своим видом изобразила решимость дать ему отпор, не давая воли страху, сковывающему ее тело.

Он остановился перед ней, возвышаясь почти на голову и загораживая своими плечищами весь мир. Глаза у него были темными, как зарождающиеся в сумерках грозовые тучи.

Сара вздернула подбородок и сказала с решительным видом:

– Мне хорошо известна ваша репутация, сэр, репутация соблазнителя самого низкого пошиба. Вы грубый и неотесанный тип, мистер Кейн, и я не могу понять, почему мягкие и благородные люди этой страны так почитают вас. В Англии для таких людей, как вы, есть свои названия.

– Для таких людей, как я, везде есть свои названия. В Новом Орлеане нас зовут «белым мусором». Но мы учимся держаться на поверхности как можем, находим свои радости, где и как возможно. Или нам это удается, мисс Сент-Джеймс, или мы погибаем.

– Удается, включая шантаж в отношении респектабельных женщин, которых вы хотите завлечь к себе в постель? – резко спросила она.

В какой-то момент казалось, что Кейн готов ударить ее – так он окаменел после ее слов. Его гнев выразился только в том, что сжалась в кулак левая рука и слегка дернулся уголок рта. Но прошло несколько секунд, плечи его снова расслабились, и Кейн приобрел свой прежний беззаботный вид.

– Мадемуазель Сент-Джеймс, чтобы завлечь женщину к себе в постель, у меня никогда не было необходимости прибегать к шантажу. Впрочем… – Американец взял ее ладонью за шею, и Сара решила, что сейчас она упадет в обморок. Странно, как несовместимы были страх, который она испытала в настоящее мгновение, и то опьяняющее возбуждение, которое передавалось ей от близости с ним. Кейн медленно, но решительно согнул пальцы у нее в волосах и притянул ее поближе… – Все начинается с первого раза, – закончил он.

Сара не смогла бы двинуться, даже если бы захотела, она была заколдована его близостью. Хватка, которой держал ее Кейн, была недоброй, но в глубине его взгляда читалось нечто более беспокоящее, чем просто гнев. Да, это было желание. Он желал ее, и по всему его виду, по его напряженности было видно это, и Сара не удивилась бы, если бы американец тут же потащил ее в спальню или овладел бы ею прямо здесь, на полу. Но тут присутствовало что-то еще, помимо желания и гнева, нечто выбившее Кейна из седла. Это нечто пробежало по его лицу словно тень, и гнев в его глазах сменился растерянностью и смущением, рука его разжалась.

Он отдернул ее, словно Сара обожгла его, потом развернулся и пошел к дверям, но остановился. Некоторое время он изучающе разглядывал девушку, потом низким и неуверенным голосом произнес:

– За пятьсот фунтов и этот портрет под названием «Солнышко» я подумаю насчет поездки в Жапуру.

– Портрет? Но зачем…

– А черт меня знает, принцесса. Думаю, часть нас вырастает, но так и не перестает верить в прекрасные сказки, независимо от того, насколько жестока и мрачна действительность.

Он растворился в тусклом свете коридора. Прошло несколько мгновений, прежде чем Сара пришла в себя от потрясения и бросилась следом. Она догнала его у выхода. Кейн успел миновать последнюю ступеньку и шел своей красивой, несколько развязной походкой. Он полез в карман пиджака за сигарой, когда Сара окликнула его:

– Кейн, так вы согласны или нет?

– Я сказал, что подумаю, мисс Сент-Джеймс. Я дам вам знать.

И он исчез в ночи.

Той же ночью Морган стоял, освещенный бледным светом газовой лампы, прислонившись к столбу, подставив спину ветру, который вот-вот должен был принести дождь. Океанские волны разбивались о причалы, а на горизонте, там, где черное небо сходилось с еще более черным океаном, плясали стрелы и вспышки молний. Он курил сигару, смотрел в никуда и думал о Саре. Морган Кейн знал в жизни много красивых и образованных женщин, но мало было столь отчаянных, как эта дочка покойного губернатора. Или столь наивных, раз уж Сара дошла до того, что решилась иметь дело с таким ублюдком, как он. Для мужчины пресыщенного ее непроснувшаяся страсть была вещью новой и волнующей. Несомненно, этим вечером Сара могла стать его – как он и предполагал днем. По существу, девушка предложила ему себя при условии, что он станет сопровождать ее в Жапуру. Такая она была отчаянная. Кейн, конечно, и раньше пользовался ситуацией – или женщиной, – но что-то случилось, когда он сверху вниз посмотрел в ее расширившиеся глаза. На него смотрела та же невинность, которую он прочел в глазах на том портрете, и Кейн вдруг в одно мгновение понял, что независимо от того, насколько сильно ему хотелось измять в страсти и гневе это тело, он не сможет себе это позволить.

Американец мог соблазнить ее, на этот счет он не сомневался. Сара Сент-Джеймс была уже тепленькой. Вся эта сдерживаемая страсть, которой ни одна приличная женщина не даст воли, так и рвалась на свободу. А потом, когда все закончилось бы, Сара еще и хвалила бы себя за то, что принесла в жертву свою невинность. В конец концов он ведь был бото.

Кейн знал много всяких ухищрений, которые любую фригидную женщину превращали в самую распущенную, заставляли метаться, царапаться и просить еще. Чаще всего это бывало в постели мужа, либо в карете, либо раз или два – прямо на столе в кабинете мужа, пока тот отсутствовал на совещании. И вот он, кто совратил не одну сановную пота\'f1кушку всего южноамериканского континента, решил не трогать Сару.

Откуда это в нем взялось?

Кейн бросил горящий окурок в воду, тихо выругался, достал новую сигару и взял ее в губы. Он чиркнул спичкой о столб и выругался, когда ветер задул пламя. Чиркнул снова и с удовольствием затянулся едким серным запахом огня, плясавшего у кончика сигары.

Так почему же он не воспользовался этим случаем?

Потому что, каким бы скотиной он ни был, Кейн никогда в своей жизни не трогал девственниц.

В первый же момент он был словно одурманен этой невинностью, светившейся в ее глазах на портрете. Эти глаза засели у него в голове и не давали спать. Сам он никогда не был наивным.

Его первые воспоминания связаны с матерью, темноволосой француженкой, с которой они жили в крытой толем лачуге. Чего она только не делала, чтобы обеспечить его едой хотя бы на одни день. Иногда богато одетые плантаторы с усыпанными бриллиантами пальцами платили ей за ее тело, а иногда и нет. Иногда вместо этого даже били. А иногда заставляли ее припадать к их коленям и выпрашивать гроши, да при этом могли заставлять ее делать такие вещи, от которых бедняжку рвало после их ухода. То и дело они появлялись не в одиночку, воняя вином, бренча деньгами, и заставляли ее обслуживать всех сразу.

Морган не понимал тогда, что происходило, но ему это не нравилось. Он даже просил маму не делать этого. И это не прекращалось до тех пор, пока как-то вечером в отсутствие матери к ним в хибару не вломился пьяный надсмотрщик с хлопковой плантации и застал его одного…

Забыв о сигаре, Морган обжег пальцы, вскрикнул и бросил окурок на землю. Потом он поднял руку и потер лоб. Потный, ослабший, он прислонился к прохладному столбу и закрыл глаза.

– Мистер Кейн? – Ветер донес до него женский голос. – Мистер Кейн? – прозвучал тот же голос, но более твердо.

Он открыл глаза. На развевающиеся полы пиджака падали капли дождя. Морган повернулся и увидел экипаж. В темном окне без стекла он различил бледное лицо леди Гэстроп. Он отсюда почувствовал фиалковый запах ее духов.

– Слава Богу, я нашла вас, – произнесла она. – Я ждала вас столько ночей…

Лицо леди исчезло, но растворилась дверь экипажа. Кейн смотрел некоторое время в зияющий темнотой вход, затем приблизился и поднялся внутрь. Экипаж сорвался с места, не успел он еще как следует устроиться на бархатном сиденье напротив хозяйки.

Они в молчании ехали по Уотер-стрит. Наконец Морган подал голос:

– Я так понимаю, что ваш муж опять выехал за пределы страны, леди Гэстроп.

Ее лицо едва угадывалось в темноте. Руки она держала сцепленными на коленях.

– За эти несколько недель я соскучилась по вас. Я часто думала о вас, Морган.

– Правда? – улыбнулся он, расслабившись и прислонившись спиной к бархатной спинке сиденья. Тело его раскачивалось в такт с покачиваниями кареты. Морган поставил колено между ее ног и потом встретился с ней глазами. – Два дня назад вы как будто бы даже не захотели меня поприветствовать, когда мы нос к носу столкнулись на пристани, миледи.

Она сжала губы.

– Вы же не сердитесь на меня… Вы ведь знаете, что для меня это чревато катастрофой…

– Потому что вы замужем? Или из-за того, кто я? – Когда она не ответила, Морган небрежно махнул рукой. – Ладно, не обращайте внимания.

– Не будьте со мной жестоки в эту ночь, дорогой Морган. Я так ужасно соскучилась по вас. Я вам писала…

– Днем я не могу. Кто-то из нас должен же работать.

Она осторожно тронула пальцами его колено, потом они, дразня Моргана, поползли выше по бедру.

– Думаю, что к ночи вы придете ко мне домой. – Леди Гэстроп наклонилась к нему, и его обволокло ароматным облаком. Ее рука легла на выпуклость его брюк, и дыхание ее прервалось.

– О, Господи, – задыхаясь, произнесла она. – Морган, едем сейчас же домой…

Он крепко взял ее за запястье и вывернул его так, что развратница изогнулась.

– А дети? – прошептал он.

– Они будут спать.

Он еще сильнее сжал ей руку. Леди Гэстроп захныкала и стала сползать с сиденья, оказавшись наполовину на коленях Моргана и отвернув от него передернутое в болезненной гримасе лицо. Поднимая ей юбку, он низким, рычащим голосом сказал:

– Я не трахаю женщин, когда в доме дети, миледи. Как вы думаете, что они подумают, что будет с ними, когда они увидят свою мать в постели не с отцом, а с другим мужчиной? Или вы об этом совсем не думаете? Что с ними будет, когда они узнают, что их мать шлюха, потаскуха? Пожалейте детей, леди Гэстроп. На них эта гадость здорово действует. Они почувствуют себя оплеванными, а потом вы будете негодовать, когда они вам напомнят, что вы плохая мать.

– Простите, – произнесла она, не открывая глаз. Морган вдавил ее в сиденье, раздвинул коленями ноги и сказал:

– Взгляните мне в глаза.

Она неохотно выполнила его команду.

– Вы жестоки, вы так жестоки.

– А вы – шлюха. А теперь раздвиньте ноги. Шире. Еще шире.

Морган освободился от брюк, и леди Гэстроп застонала.

– Пожалуйста, прошу…

– Пожалуйста что? – вежливо спросил он.

– Иди ко мне. Скорее. Пожалуйста, скорее!

Морган сделал то, что она просила, потом вернулся обратно. И так до тех пор, пока она не стала извиваться, тихо постанывая, и просить прекратить эту муку.

Тогда Морган дотянулся до занавески на окне, замерев на короткое время, поскольку увидел свет в окнах губернаторского дома. Но потом задернул занавеску и вновь занялся своим делом.