"Мой любимый враг" - читать интересную книгу автора (Ли Роберта)

Глава 4

Ранним утром на следующий день они отправились к миссис Фарнхэм.

Джулия очень тщательно оделась для этого визита, зная, что не найдется судьи более пристрастного, чем свекровь. Она выбрала простое синее платье. Его цвет перекликался с цветом ее глаз. Прямые распущенные волосы удерживала узкая полоска той же ткани.

По глазам Найджела она поняла, что он одобрил ее выбор. Он быстро поцеловал ее и прошептал:

— Если моя мать полюбит тебя хотя бы наполовину так сильно, как я, она будет тебя обожать.

Лондон изнемогал от жары, но за городом ярко светило солнце, и свежая зелень деревьев сияла на фоне синего неба. Деревушка, в которой жила мать Найджела, затерялась где-то в прошедших веках. Старинная церковь из серого камня, коттеджи эпохи Тюдоров уютно устроились в стороне от извилистой дороги. Найджел свернул на узкий проселок, окруженный живыми изгородями, и остановился у небольшого дома эпохи Георгов, старинные кирпичи которого блестели на солнце. Широкий газон перед домом пестрел клумбами, их многоцветие подчеркивало элегантность простого фасада.

Найджел провел Джулию по дорожке, открыл дверь и ввел ее в холл, в котором стояли скамья и стол темного дерева и лежал прекрасный персидский ковер. Все еще придерживая ее за локоть, он вошел с ней в комнату, которая проходила поперек всего дома.

Миссис Фарнхэм, сидевшая в кресле, поднялась и пошла им навстречу. Даже если бы Джулия не знала об их родстве, она бы догадалась: сходство между ними было удивительным, только губы матери были полнее и подбородок более округлый.

Она поцеловала Джулию в щеку.

— Милая, я рада наконец с вами познакомиться. Я так много слышала о вас от Найджела. — Она засмеялась не наигранным звенящим смехом, а глубоким, горловым смешком, полным радости и тепла. — По правде сказать, он ни о чем другом и не писал!

— Не выдавай моих секретов, — предупредил ее Найджел, наливая три рюмки хереса. — Письма должны оставаться конфиденциальными.

Его мать расхохоталась:

— Ты и твоя юриспруденция!

Он подал им рюмки, и они сидели, ожидая, пока пожилая горничная не объявила, что ленч подан.

— Этель служит у меня с того времени, когда Найджел был еще младенцем, — призналась миссис Фарнхэм по дороге в маленькую, но очень приятную столовую. — Уверена, что ей хочется познакомиться с вами, Джулия. Она будет разочарована, если ее не представят невесте мистера Найджела.

Найджел поднял глаза в притворном ужасе.

— Уволь меня, мама. Если ты собираешься вести Джулию после ленча на кухню, я пойду в сад. По крайней мере мне краснеть не придется. — Он бросил Джулии смущенно-шутливый взгляд. — Трудно представить более невыносимого ребенка, чем я, но Этель уверяет, что я был просто чудо.

После ленча они втроем отправились в сад и лениво нежились на солнце, сонно переговариваясь, пока Этель не принесла чай. Солнце медленно клонилось к закату, удлиняя тени. Легкий ветерок шевельнул листву и раздувал юбки Джулии.

Преувеличенно зевая, Найджел встал и потянулся.

— Я сделаю это, не дожидаясь твоего приказа, старушка, — сказал он матери и пояснил Джулии: — Каждый раз, когда я здесь бываю, мама просит, чтобы я полил ее розы, так что я пошел, пока она не начала меня пилить.

— Я никогда не пилю, — невозмутимо отозвалась его мать. — Просто повторяю, что надо сделать, до тех пор, пока ты это не сделаешь.

Усмехнувшись, он исчез, а миссис Фарнхэм достала вышивание из стоящей рядом корзинки. Иголка с длинным хвостом цветного шелка быстро сновала по материи.

— Вы с Найджелом скоро поженитесь?

— Не знаю. Он хочет, чтобы это было скоро, но…

— Я его понимаю, — сказала миссис Фарнхэм. — Вы очень красивы, Джулия. Любой человек, влюбленный в вас, испытывал бы нетерпение, а Найджел — особенно. Терпением он никогда не отличался. — Она хохотнула, вспоминая. — Он был таким порывистым ребенком. Однажды я дала ему посадить несколько луковиц, и он каждое утро измерял ростки линейкой.

— Он дождался, пока они зацвели, или бросил?

— Вы не знаете Найджела, если думаете, что он может что-то бросить! — Она помолчала, а потом сказала: — Я всегда мечтала, как встречу девушку, на которой он женится.

— Наверное, у него было много возможностей сделать это?

— Да. Но он не хотел. Вы первая, кого он познакомил со мной. В прошлом он встречался с несколькими девушками, но никогда не привозил их сюда. Он все говорил: «Подожди, пока я встречу ту самую. Тогда ты ее увидишь». — Она пристально посмотрела на Джулию. — Я рада, что он выбрал вас.

— Правда?

— Конечно. Почему вы удивляетесь?

— Потому что он наверняка мог жениться на ком-то гораздо более подходящем… на ком-то, кто мог бы помочь в его карьере.

— Найджел без всякой помощи достиг вершин своей профессии и не нуждается в помощи. Если вы любите его и сделаете его счастливым, вы дадите ему все, что нужно.

— Да? — с сомнением спросила Джулия. — Он такой… такой независимый.

— Это внешнее. В глубине души он очень раним. Он пытается бороться с этим и, наверное, поэтому производит противоположное впечатление.

— Это точно! — капризно подтвердила Джулия.

Пожилая дама засмеялась.

— Когда вы лучше узнаете его, то поймете, что у него твердые понятия о добре и зле. Если он кому-то верит, то будет защищать его всеми силами. Но если нет, то будет добиваться осуждения.

Джулия чуть не сказала, что слишком хорошо это знает, но ее спасло появление Найджела с лейкой в руках. Он упал в кресло, утирая лоб, и, наблюдая за ним, Джулия ощутила страстное желание крикнуть, что ее присутствие здесь — жалкая комедия.

Найджел перевел глаза с нее на свою мать.

— Не говорили ли вы ради разнообразия обо мне?

— Я только что предупреждала Джулию, что ты можешь быть упрямым как осел.

Он ухмыльнулся:

— Ты так думаешь, дорогая?

— Думаю, что можешь, — ответила она.

Он застонал.

— Женщины! Всегда друг за друга держатся! Ну, мама, любовь моя, что я сделал, чтобы ты так обо мне думала?

— Временами ты бываешь слишком жестоким, — спокойно ответила миссис Фарнхэм. — Твои принципы недостаточно гибки.

— Гибкость ведет к нечестности, — отозвался он. — Ты, наверное, все еще думаешь об этом несчастном деле Хьюго Трэффорда?

При упоминании имени отца Джулия замерла, но Найджел, не заметив этого, объяснил:

— У мамы пунктик насчет этого Трэффорда. Не знаю, помнишь ли ты это дело, дорогая: он был связан с аферой на фондовой бирже.

— Я не верю, что он был мошенником, — прервала его мать. — И всегда утверждала, что он послужил ширмой каким-то нечистоплотным дельцам, оставшимся в тени.

— Ты прочла слишком много детективов, мама. То, что он из хорошей семьи и был настолько невежлив, что умер через несколько недель после суда, не может убедить меня в том, что он невиновен.

— Вот именно: «Ничто не может меня в этом убедить!»

Найджел встал.

— Давай не будем надоедать Джулии всем этим. Трэффорд был мошенником, я в этом совершенно уверен. Пойду приведу себя в порядок. Ты не хочешь умыться перед обедом, Джулия?

Девушка молча пошла за ним, благодаря Бога, что он не заговорил с ней по дороге к дому. В этот момент она была не в силах вести осмысленный разговор, а все тело ее так дрожало, что даже идти было неимоверно трудно.

Найджел остановился у двери в ванную.

— Я оставлю тебя здесь и пойду в свою комнату. Когда будешь готова, дорогая, постучи мне.

Джулия была рада остаться одна и села на край ванны, ожидая, пока успокоится. Она никогда раньше не задумывалась о том, что другие люди думают о ее отце, пока сегодня не услышала, как о нем говорят — равнодушно, как бы между прочим. Для нее он был папочкой, рассеянным неудачником-папочкой, но для тех, кто его не знал, — простым жуликом. Если ей порой и хотелось отказаться от своего плана, эти последние минуты укрепили ее решимость, поколебавшуюся было из-за сентиментальности. Но теперь всякая чувствительность была забыта. Она станет такой же жестокой, такой же безжалостной, как человек, заклеймивший ее отца как преступника.

Большим утешением было знать, что кто-то еще, как миссис Фарнхэм, верит в невиновность отца. И она была благодарна ей. Единственное, о чем она жалела, — так это о том, что, заставив Найджела заплатить за то, что он сделал, она неизбежно причинит зло его матери.

Позже, по дороге в Лондон, Джулия особенно остро ощутила близость Найджела.

«Пусть он сильнее полюбит меня! — думала она возбужденно. — Пусть его страсть ко мне будет для него мукой! Пусть он узнает, что есть на свете вещи, которых не дадут ни ум, ни высокое положение!»

Что станет с его гордостью? Смирится ли он с ситуацией, в которую попадет из-за любви, или будет молить о прощении? Бедный Найджел. Она почти жалела его. Ему еще предстояло узнать, какой бессмысленной становится жизнь, когда у тебя есть все, чего ни пожелаешь, кроме человека, с которым можно это разделить.

Ее мысли испуганно разлетелись, когда Найджел остановил машину на пустынном проселке и, не говоря ни слова, притянул ее к себе и поцеловал.

— Кажется, я не обнимал тебя целую вечность, — сказал он. — Я так тебя люблю, Джулия! Выходи за меня замуж поскорее. Нет причин ждать. — Он опустил голову и прижался губами к ее шее, его руки нежно ласкали ее.

Она посмотрела на его склоненную голову. Его волосы казались совсем черными на фоне ее светлой кожи.

— Хорошо, — сказала она чуть хрипловато, — я выйду за тебя тогда, когда ты захочешь.

— Дорогая! — Он сжал ее еще крепче. — Клянусь, что ты об этом не пожалеешь!

— Конечно, — отозвалась она ровным голосом. — Я хотела этого с первой нашей встречи.

Однажды днем она встретилась с Найджелом, и он подвел ее к элегантному трехэтажному дому. Он стоял вплотную к соседним домам, и вместе они образовывали полукруг, обращенный на небольшой сквер, который, в свою очередь, выходил к реке. От тротуара дом отделялся узорной чугунной решеткой, и к парадной двери вели три побеленные ступеньки.

Холл был квадратный, в него выходили двери гостиной, столовой и кабинета. Красивая изогнутая лестница вела на второй этаж, где были три спальни. Две из них — смежные — имели общую ванную. На третьем этаже располагались три жилые комнаты и одна ванная.

В доме царила атмосфера спокойствия, которую Джулия так любила. Из высоких окон спальни второго этажа через кроны платанов она увидела реку. Вода в ней была темной и блестящей.

— Здесь чудесно, — сказала она.

— Ты и правда так думаешь?

— Конечно. Но это не слишком дорого?

— Деньги не проблема. Для меня главное — сделать тебя счастливой.

— Такой дом кому угодно понравится. — Она обвела взглядом пустую комнату. — Я ожидала, что здесь будет какая-то мебель.

— Бывшие владельцы решили все забрать. И я рад этому. Хочу, чтобы все у нас было новым.

Найджел открыл для нее счета во всех крупных магазинах Лондона, чтобы она могла покупать для дома все, что сочтет нужным.

Две смежные спальни явно предназначались для них, и Джулия снова почувствовала резкий укол совести, подумав о той минуте, когда скажет Найджелу, кто она такая. Ей было нелегко играть роль счастливой невесты, и самыми отрадными для нее были часы, которые она проводила, оживляя дом. Она не думала о нем как о жилище, которое предстоит разделить с мужем, а как о бездушном предмете, который она может украсить по своему вкусу, не связывая с ним приближающееся бракосочетание.

Она была рада, что Найджел предпочел скромную церемонию, а он, в свою очередь, был доволен, что Джулия не стала устраивать из свадьбы мероприятие, но решил, что это связано с тем, что она считает себя ему неровней. Он не подозревал, что она все еще опасается, как бы кто-нибудь из его родных и друзей не узнал ее.

Они обвенчались днем в самом начале сентября в церкви той деревушки, где жила миссис Фарнхэм. Единственными гостями были две тетки Найджела с мужьями и кузина Лиз со своим женихом. После церемонии все вернулись в небольшой старинный дом для свадебного завтрака.

Найджел следил, как его высокая, стройная жена в светло-сером платье, на котором сверкала брошь с бриллиантами и рубинами — его свадебный подарок, — проходила среди гостей. Всякий раз, когда их глаза встречались, Джулия поспешно отводила свои, как будто ее смущал его пылкий взгляд. Его губы изгибались в нежной улыбке, и желание заключить ее в объятия переполняло его.

Через неделю должны были начаться заседания суда, и Найджелу предстояло вести важное дело, поэтому они отложили свой медовый месяц, но он пообещал, что к концу года они отправятся куда-нибудь на юг, к солнцу.

— Кроме того, дорогая, — добавил он, — есть еще один плюс: мы начинаем нашу семейную жизнь в собственном доме.

Они вернулись в Лондон к вечеру. Сгущались сумерки, когда они подъехали к тихому проезду и остановились у своего дома. В опускающейся темноте осенняя листва деревьев казалась черной. Вдали послышался приглушенный гудок катера на Темзе.

Найджел широким жестом распахнул входную дверь и, подхватив Джулию на руки, перенес через порог.

— Наконец-то дома — с тобой. — Он осторожно поставил ее на ноги и, почувствовав, что она дрожит, обнял за плечи. — Ты не замерзла, дорогая?

Она неуверенно засмеялась:

— Нет. Наверное, это просто нервы. — Высвободившись, она прошла в гостиную и позвонила. — Комната чудесная, правда? По-моему, мы прекрасно все обставили.

Она продолжала бессвязную болтовню, зная, что если не рассеет охватившее ее напряжение, то может закричать. Через несколько минут появилась домоправительница, поздравила их и сказала, что ужин будет подан, когда они пожелают.

Джулия взглянула на часы:

— Мы поужинаем в семь тридцать — как раз хватит времени, чтобы переодеться. — Миссис Хамфри удалилась, а Джулия взяла сумочку. — Я пойду наверх, Найджел.

Он ласково ей улыбнулся:

— Хорошо, дорогая. Но не думай, что тебе удастся убежать от меня!

Ее щеки зарделись, но она не ответила и, повернувшись, вышла из комнаты.

Их первый ужин дома прошел в длинной, узкой столовой, обставленной шератоновской мебелью. Пламя свечей отражалось в серебре и хрустале. Еда была превосходной, но Джулия к ней почти не прикоснулась, думая только о том, что ждет ее впереди. Найджел тоже ел очень мало, и они оба были рады, когда ужин наконец закончился и они смогли пройти в библиотеку, где их ждал кофе на серебряном подносе. Были выключены все лампы, и пламя камина освещало отделанные деревянными панелями стены и красно-желтые узоры персидского ковра.

Джулия села на диванчик у огня, пламя отбрасывало золотистые блики на ее лицо. Найджел опустился рядом, с любовью глядя, как она разливает кофе. Он снова заметил, что по ее телу пробежала дрожь, и, наклонившись вперед, взял ее за подбородок.

— Дорогая, что случилось? Ты расстроена из-за того, что мы не смогли поехать в свадебное путешествие? Мы поехали бы, если бы через пару недель у меня не было слушания важного дела. Очень важного, а я еще не совсем готов к нему.

Ее губы изогнулись в иронической улыбке.

— Твои дела очень много для тебя значат, правда? Даже больше, чем медовый месяц? — Он явно удивился сарказму, прозвучавшему в ее вопросе, а она продолжила: — Ты защищаешь или обвиняешь?

— Обвиняю.

— Это значит, ты будешь во что бы то ни стало добиваться осуждения, так?

— Конечно. Этот человек — законченный негодяй.

— И ты всегда убежден, что те, кого ты осуждаешь, заслуживают этого?

— Конечно. Иначе я не участвовал бы в обвинении.

Она быстро поднялась и отошла от него.

— Откуда ты знаешь, что всякий раз прав? Откуда у тебя эта уверенность в собственной непогрешимости?

— Джулия, дорогая. — Он встал и хотел было обнять ее, но она отстранилась.

— Не прикасайся ко мне!

— Что случилось? Почему мы тратим время на спор о каком-то мошеннике? Никому не будет вреда, если он окажется за решеткой.

— Вот ты опять! А откуда ты знаешь, что он мошенник? И откуда ты знаешь, что никому не будет вреда, если он окажется за решеткой? А может, у него семья и он ей нужен?

Найджел смотрел на нее с изумлением.

— Я не понимаю тебя, дорогая. Ты говоришь так, будто это имеет к тебе какое-то отношение.

— Имеет.

— Каким образом?

Очень тихо — иногда так тихо, что ему приходилось наклоняться вперед, чтобы услышать, — она рассказала ему о человеке, которого он когда-то обрек на тюремное заключение своим безжалостным обвинением.

— Если бы не ты, его могли бы оправдать, но ты был так уверен в его виновности, что отнял у него единственное, чем он дорожил, — его доброе имя. Из-за тебя он умер в тюрьме. Потому что тебе дороже была твоя репутация юриста, который никогда не проигрывает дела, чем ценность человеческого существа. Ты был так уверен, что прав? Неужели ты никогда не чувствуешь опасений, что ты, как и все люди, можешь ошибаться?

— Не думаешь ли ты, что я добиваюсь осуждения, если допускаю, что человек может быть невиновен?

— Какое право ты имеешь судить?

— Моя работа в том, чтобы выяснять такие вещи. — Он протянул ей руку, но она снова отступила. — Ты слишком мягкосердна, Джулия. Какое мне дело, есть ли у преступника жена, семья? Об этом должен был думать он, а не я.

— В случае, о котором мы говорим, тебе есть до этого дело. Человек, которого ты осудил, человек, который умер в тюрьме, — был моим отцом!

Лицо Найджела побелело, даже губы казались бескровными.

— Твой отец? О ком ты говоришь?

— Сэр Хьюго Трэффорд.

— Трэффорд? Но твоя фамилия…

— Тревелиан — девичья фамилия моей матери. Я взяла ее потому, что мое имя ты смешал с грязью!

— Понятно. — Его щека нервно подергивалась, и, когда он потянулся за сигаретой, пальцы его дрожали. — И что я теперь должен делать, Джулия?

— А что бы ты хотел? Хочешь обнять и поцеловать дочь «негодяя и обманщика», человека, недостойного своего титула? Это не оскорбит твои понятия о добре и зле? Или в том, что касается тебя, ты не так несгибаем?

— Бога ради, Джулия! — Воскликнув, он подошел к ней и схватил за плечи. — Ты не знаешь, что говоришь!

— Вот как? Я давно собиралась это сказать. В тот день, когда ты вышел из зала суда, я поклялась, что ты заплатишь за то, что сделал. Если бы не ты, моего отца оправдали бы.

— Чепуха. Твой отец был виновен. Взялся бы я вести обвинение или нет, он все равно попал бы в тюрьму.

Не обращая внимания на эти слова, она продолжила:

— Я вынуждена была переменить фамилию, потому что ты заставил меня стыдиться моей собственной. Я нашла работу и надеялась со временем забыть, как я тебя ненавижу. Но когда я снова увидела тебя, поняла, что это невозможно. Я не приняла твоего приглашения, потому что не хотела быть рядом с тобой. Но ты был настойчив, ты был намерен добиться своего, и я подумала, что могу разрушить твою жизнь так же, как ты разрушил жизнь моих родителей.

— Я не могу поверить этому. Ты говоришь об этом так хладнокровно!

— Да, я сделала это. Так же хладнокровно, как ты уничтожил моего отца и мою мать.

— Почему ты сейчас говоришь мне об этом? — Гневным движением он затушил сигарету. — Ты моя жена, Джулия. Мы любим друг друга.

— Я люблю тебя?! — В ее голосе послышалось такое отвращение, что он отступил на шаг. — Знай же, что, каждый раз, когда ты прикасался ко мне, я думала только о том, что этими руками ты указывал на моего отца! Когда ты целовал меня, это были губы, которые его обвиняли! Когда ты говорил «дорогая», я слышала только «негодяй, мошенник, обманщик»! — Ее голос дрогнул. — Я ненавижу тебя, Найджел! Больше всех в мире.

— Тогда зачем ты притворялась, что любишь меня? Зачем вышла за меня замуж?

— Потому что ты меня любишь! Таким счастьем было жениться на мне, не правда ли? Но я никогда не буду принадлежать тебе, Найджел! Никогда! Ты и твоя логика! Человек, который никогда не ошибается, чьи суждения всегда верны! — Она невесело засмеялась. — Ну вот, теперь ты знаешь, что можешь ошибаться. У тебя есть все, не правда ли? Положение, успешная карьера… и красивая жена, которая никогда не будет твоей! Мы будем чудесной парой, Найджел, и я буду приветливо принимать всех твоих умных, самодовольных друзей. Но ты и я будем знать, что это только красивая оболочка. — Ее голос опять дрогнул. У нее не было сил продолжать.

Пристально вглядевшись в его побелевшее лицо, она заметила глубокие морщины, которые пролегли у его рта, и стремительно выбежала из комнаты, захлопнув за собой дверь.