"Дочь волшебника" - читать интересную книгу автора (Грегори Джил)

Глава 6

Снег падал на крышу крошечного домика с соломенной крышей. Окруженные непритязательными стенами, Уиллоу и Блейн сидели на табуретках у маленького стола и ужинали тем, что нашлось в тюке у Блейна: вчерашним хлебом, куском сыра, вином.

Уиллоу уже не дрожала от холода, но не только огонь согревал ее. Тепло глаз Блейна проникало, казалось, в самую душу всякий раз, когда он останавливал на ней свой взгляд.

Что же это за волшебство? — спрашивала она себя, отхлебнув вина из фляги и возвращая ему, поглядывая на него из-под ресниц. Спокойное настроение владело ими.

— Ты не думаешь, что пора все рассказать мне, Уиллоу? — От его низкого голоса трепетало сердце.

Она решила не притворяться, что не поняла.

— Рассказать тебе… причину, по которой я стремлюсь найти ожерелье?

Он кивнул.

— Или ты колеблешься, потому что твоя причина не такая благородная, как моя? — Несмотря на вызов, у него на губах заиграла неожиданно мягкая улыбка. Мальчишеская, искренняя, почти нежная, она совершенно обескуражила девушку. Если бы Уиллоу стояла, эта улыбка наверняка свалила бы ее с ног.

— Наоборот, моя причина гораздо более благородна. — Уиллоу было трудно говорить ровно — ее сердце билось, как молот по наковальне. Она продолжила с усилием. — Ты согласишься, когда услышишь.

Блейн внимательно рассматривал ее, пытаясь заглянуть в эти завораживающие синие глаза, которые были глубже, ярче, выразительнее, чем любые другие, которые ему доводилось когда-либо видеть.

— Более благородна, чем стремление жениться на принцессе? Сомневаюсь, мой чертенок. Но ты рассказывай, а там посмотрим.

Слова посыпались из нее, и, к ее удивлению, он слушал без комментариев, когда она рассказывала ему об отце, о Лише-колдунье, о незадачливом колдовстве Артемуса. Она поведала ему о подземной темнице в старом замке, о решении Лиши не выпускать Артемуса, пока тот не сможет достать ей ожерелье Ниссы.

— И отец позволил тебе отправиться в это путешествие, чтобы спасти его? Он тебя отправил одну в Гиблый лес? — спросил Блейн, не скрывая ярости. — Что же за человек…

— Он не смог остановить меня. — В глазах Уиллоу вспыхнул синий огонь. Она оттолкнула корку хлеба, лежавшую перед ней на столе. — Он умолял меня взять с собой мужчину в защитники, но я отказалась. Мне легче и быстрее ехать, когда я одна. Кроме того, — добавила она, прежде чем Блейн успел прокомментировать ее склонность попадать в неприятности, — он помог мне другим способом. Способом, который очень пригодится, когда я попаду в логово Тролля. Он послал мне сон.

Блейн чуть не поперхнулся сыром, схватил флягу с вином и запил застрявший кусок длинным шумным глотком. Потом он замер.

— Что ты там говорила… насчет сна?

— Мой отец — Волшебник снов. Во сне он может увидеть будущее — а также прошлое и настоящее. Он может посылать свои сны другим людям, чтобы вывести их, или предупредить, или указать лучшее направление. Он послал мне сон про этот лес, и про птичку, за которой я ехала сегодня днем. Он показал мне логово Тролля и место, где я найду ожерелье, когда попаду туда… — Она запнулась при виде ошарашенного выражения его лица. — Блейн, в чем дело?

— Я видел тот же сон, Уиллоу. — Его могучие плечи сгорбились, когда он через стол наклонился вперед. — Поэтому-то я и здесь, в этом лесу. Он подсказал мне мысль отправиться на поиски ожерелья для принцессы Мэйдин. В ночь полнолуния я видел очень яркий и очень необычный сон — про логово Тролля, про ожерелье Ниссы. Я думаю, что он был такой же, как и твой.

Уиллоу побледнела. Ночь полнолуния. Именно тогда Артемус послал ей сон. Она отодвинула табурет и стала расхаживать по хижине. Накидка развевалась, свет от огня блестел у нее на волосах, и этот блеск соперничал с яркостью пламени.

Она неожиданно повернулась к Блейну.

— Ты, случайно, не знаешь рыцаря по имени сэр Дадли?

— Хорошо знаю. Нудный толстый тип. Всю жизнь был солдатом. Неплохой боец, — добавил он для объективности, — но не очень умен. Собственно, я на днях украл его драгоценную накидку, шутки ради, так он даже не…

— Ты украл накидку сэра Дадли? — Уиллоу снова начала ходить, проводя руками по волосам. Вдруг она снова обратилась к Блейну: — Ты случайно не уснул, завернувшись в нее?

Ему даже не пришлось кивать. Она увидела блеск в жестких черных глазах и чуть не вскрикнула от отчаяния.

— Иногда Артемусу нужно сосредоточиться на какой-то особенности человека, которому он посылает сон, — или на какой-то вещи, которую носит этот человек, например на кольце или медальоне, или накидке, — объяснила она с гримасой на лице. — Наверное, он послал тебе сон по ошибке! Тот должен был попасть к сэру Дадли. Наверняка Артемус хотел направить его в лес и в логово Тролля, чтобы он защищал меня, несомненно!

Блейн встал с табурета и с решительным видом пошел к огню.

— Это не моя вина, — пробормотал он. — Я видел сон — и у меня появилась мысль, что делать с этим ожерельем, — и я имею на него такое же право, как и ты. Не думай, что я дам тебе завладеть им, Уиллоу. По-моему, твой отец получил то, что заслуживает. Может быть, ему и стоит посидеть в этой темнице лет двадцать, чтобы он научился думать, прежде чем произносить свои заклинания — для разнообразия.

Глаза Уиллоу вспыхнули.

— Я этого никогда не позволю!

— Прежде всего, ты не должна быть здесь — в опасности.

— Это мой отец. Я не могу бросить и подвести его. — Она встряхнула головой, и ее кудри взметнулись вокруг щек. — Есть ли кто-нибудь, хоть кто-нибудь в этом мире, кто тебе не безразличен, Блейн? — спросила она с интересом.

За дверью выл ветер, отблески огня плясали и озаряли крошечную хижину дрожащим янтарным светом, но она видела лишь лицо этого худощавого черноволосого человека, словно вытесанное из камня, который сегодня целовал ее с такой силой и страстью. Может ли холодное сердце вмещать такую страсть, думала она, или поднимать такой жар, который искрился сегодня между нашими душами?

— Я тебя не понимаю, — сказала она мягко, и это непонимание отражалось в ее глазах, словно в зеркале. — Ты вообще не знаешь, что такое любить?

— Нет. — Это слово, суровое и уверенное, прозвучало быстро, словно вырвавшись из глубины его души. Его глаза засверкали, пугая внезапно появившимся в них блеском, ибо они были холодны, как ночь за стенами хижины.

— Мой отец был герцогом, и его, насколько я помню, ненавидели. Когда я был еще мальчишкой, его убили враги, один или десяток, кто знает — их было слишком много. Среди них, — продолжал он с напряжением в лице, хватая ее за плечи, — были его законные сыновья, мои единокровные братья. Я был всего лишь маленьким щенком, до меня никому не было дела.

У Уиллоу пересохло в горле из-за жалости к нему, к тому мальчику, которым он когда-то был.

— Но твоя мать наверняка… — прошептала она.

— Она умерла через несколько минут после моего рождения. Понимаешь, у меня был близнец, брат, но он ушел из этого мира вместе с ней, не сделав ни единого вздоха.

— Блейн…

— Не надо жалеть меня, чертенок. — Никогда еще его голос не казался таким безразличным. Жесткая улыбка тронула его губы. — Я давно уже решил, что мой удел — скитаться по миру в одиночестве. Делать все по-своему, самому заботиться о своей шкуре. И я выжил. Один. И не только это. Я стал сильным. Я понял, что мне никто не нужен — и я никого не хочу. Тебе нужно сделать то же самое, — сказал он вдруг, встряхнув ее. — Тогда будет намного лучше.

Она мягко и пытливо смотрела на него.

— Я не хочу идти по этой жизни одна. Без семьи, без единственного любимого человека. — Она вдруг потянулась, прикоснулась к его щеке, уже затененной отросшей за день щетиной, — как и его сердце, затененное одиночеством, подумала Уиллоу. — Надеюсь, ты тоже не хочешь этого, Блейн из Кендрика, — нежно прошептала она.

Блейн убрал руку с ее плеча и отступил на шаг.

— Ты ошибаешься.

— Да?

Он нахмурился и отвернулся, внезапно почувствовав себя неловко под этим теплым спокойным взглядом.

— Верь во что хочешь. — Он подошел ближе к огню, грея руки. — Но тебе придется победить меня, чтобы получить ожерелье, Уиллоу, — сказал он небрежно. — И если помнишь, меня никто еще не побеждал.

— Посмотрим. — В ее голосе была спокойная уверенность. — Но думаю, это будет битва, которую ты проиграешь.

Его глаза сузились, и он повернулся, чтобы снова посмотреть на нее, полный гнева, недовольства и невольного восхищения этой стройной непокорной красавицей с веснушками и губами, более нежными, чем лепестки цветов. Что же в ней так очаровывало его?

Все. Все — от ее грациозности до решимости, которая горела в ее душе, от ее хрупкости до привязанности к своему отцу, которая способна заставить ее отправиться в полный опасностей путь в попытке спасти Артемуса.

В том, что Волк из Кендрика находил ее такой возвышенной, очаровательной, было необычным для него, коротко подумал Блейн, учитывая, что он никогда не знал привязанности — ни по отношению к кому бы то ни было, ни со стороны другого человека.

Он всегда был сам по себе.

Блейн направился к ней, и внутри у него что-то сжалось, когда вместо того чтобы отступить, она не двинулась с места.

— Ну что ж, тогда пусть начнется битва, чертенок, — сказал он с уступкой. — Завтра, на заре. — Его голос стал тише, грубее. — Но сейчас уже поздно. На сегодняшнюю ночь, и только на сегодняшнюю ночь, я предлагаю перемирие.

Прежде чем она успела ответить, Блейн схватил ее за руки и притянул к себе.

— Ты согласна? — Его дыхание шевелило ее волосы. — Перемирие до завтрашнего утра?

Уиллоу колебалась. Ей следовало освободить руки, гордо отойти и сказать ему, чтобы до утра держался подальше. Но ей очень хотелось остаться в его объятиях, где ей было так тепло, безопасно, уютно, как будто она всегда находилась в них.

Как такое могло случиться по отношению к человеку, который не переживал ни за кого, ни за что, кроме собственных интересов? И он был ее врагом.

Это наверняка неправильно — хотеть целовать врага.

— Я согласна… на ограниченное перемирие. Только на сегодняшнюю ночь, — ответила она, с трудом сохраняя спокойствие в голосе. Не в силах сдержаться, Уиллоу потянулась и прикоснулась к его мягким густым волосам. Когда она находилась рядом с ним, это почему-то выводило ее из состояния равновесия, и сейчас, в освещенной огнем хижине, за стенами которой ветер и снег измывались на лесом, когда его глаза, такие сияющие и пронзительные, смотрели на нее взглядом, каким ни один мужчина никогда прежде не смотрел, этот эффект его воздействия на нее был особенно заметен. Между ними бушевал мощный поток чувств. Думать было тяжело, а о том, чтобы отстраниться, не могло быть и речи.

— Только на сегодняшнюю ночь, — кивнул он, и она с удивлением поняла, что его голос был не более уравновешен, чем ее. Его сильная рука воина нежно, но твердо взяла ее за подбородок, отчего волна возбуждения прокатилась по всему телу девушки, до самых пят. Он поднял ее голову, так что она не могла отвести взгляд от его пронзительных глаз, даже если бы захотела. — Пока мы ведем переговоры, надо еще кое-что обсудить. Еще один поцелуй.

— Ты говорил, только один. А потом был и второй, — прошептала она, задыхаясь.

— Действительно. Потому что это чертовски приятно. А тебе?

— Это было… довольно приятно. — Уиллоу сглотнула, чувствуя, что ее против воли затягивают какие-то гипнотические чары, которые она не в силах преодолеть. — Может быть… не так приятно, как… лазать по деревьям, но…

— А-а-а. Ты меня задела. — На его лице появилась озорная улыбка. — Предлагаю попробовать еще раз и посмотреть, не сможем ли мы добиться улучшения.

— Улучшения? — По правде говоря, Уиллоу не могла представить себе что-то более чудесное, чем эти поцелуи, которыми она обменялась с ним. Но когда мужчина медленно наклонился к ней, и она поняла, что он собирается поцеловать ее, девушка почувствовала панику. И горячий толчок желания. Блейн воспламенил в ней такие ощущения, которые до этого не возбуждал в ней ни один мужчина — даже Адриан, — и она не знала, что с этим делать. Она не была уверена, нравится ей это и…

Сейчас он снова поцелует меня, поняла она и предприняла быструю, тщетную попытку отстраниться, но он обхватил ее своими крепкими руками, притянул еще ближе к себе и поцеловал, прежде чем она успела возразить, протестуя.

И поцеловал ее… и поцеловал ее.

Раньше она чувствовала холод, но сейчас ей стало жарко. Снег и ветер могли бушевать за пределами крошечной хижины, маленькая убогая комнатка могла быть высечена из золота, даже сама эта ночь могла быть сияющим днем, — она все равно ничего не заметила бы, потому что все, что она знала, — это сила его поцелуя, желание, которое нахлынуло на нее, наслаждение, которое пробегало от волос до кончиков пальцев ее изящных маленьких ног. Сладкое, жаркое, головокружительное наслаждение.

Ее руки обвились вокруг его шеи, и она поняла, что целует его в ответ. Горячие, жадные поцелуи, которые огнем переходили из ее души в его.

Огонь вздрагивал, сине-оранжевое пламя отбрасывало приглушенный свет на сильное лицо Блейна, а она каким-то образом очутилась у него на руках, прижатая к его груди. Это произошло уже не в первый раз за долгий день, но сейчас ей было лучше всего, потому что в этот раз он ни разу не оторвал свои губы от ее, неся Уиллоу через комнату к тюфяку у стены.

Раньше, когда огонь только разгорался, он расстелил там свою накидку, и теперь нежно, как свежий весенний листок, опустил на нее девушку.

— Все еще не так приятно, как лазать по деревьям, Уиллоу? — спросил он, наклонившись над ней, оторвав свой рот от нее только для того, чтобы посмотреть ей в глаза.

— Я… попробую решить. — Задыхаясь, она потянула его вниз, к себе, и ее губы искали его рот с дерзостью, которой она, как ей казалось, никогда не обладала. Ей казалось, что кровь закипает, когда он ласкал ее волосы, шею, нежно целовал щеки и веки.

Несмотря на силу Блейна и его могучее тело, Уиллоу совсем не пугали его жадные прикосновения. Она заблудилась в мире ярких ощущений, всепоглощающего наслаждения. Горячее, настойчивое желание начало пульсировать глубоко внутри ее женской сущности.

— Блейн, это может оказаться… даже более приятным, чем… рыцарский поединок с гвардейцем… короля Феликса, — прошептала она с легким смешком, и он засмеялся вместе с ней.

— Это будет намного приятнее, чертенок. Ты будешь драться со мной — в битве, которая не будет похожа ни на какую другую, в которой ты участвовала до сих пор.

Восхитительная битва. Ее пальцы сплетались у него в волосах. Губы раскрылись, чтобы принять его язык, который бросал вызов и накрывал ее язык, втягивая в темную, сумеречную игру чувственной войны.

Когда его рука нашла ее грудь, она задохнулась от наслаждения; когда он сорвал шерстяные слои накидки и куртки и поцеловал ее обнаженное плечо прямо над наложенной им повязкой, она притянула его к себе и стала стягивать его одежду с неистовой настойчивостью.

Ее сотрясала дрожь. Блейн был великолепен — загорелый, прекрасный. Она хотела его, всего его, этого мужчину с его обжигающими поцелуями и нежными прикосновениями, мужчину, который говорил, что ему все безразличны, но который спас ей жизнь, нашел убежище и с такой нежностью отнес ее на это ложе. Она хотела его с отчаянным голодом, который исходил прямо из сердца, с уверенностью, которая шла не от здравого смысла или логики, но от волшебных мест в душе и теле, которые просто жаждали его.

— Блейн… Блейн, — нежно шептала она, лелея звук его имени на губах. Она застонала, когда его язык нашел ее грудь, дразня чувствительный, набухший сосок. Его руки начали ласкать ее бедра и живот — медленно, томительно, разжигая мучительное возбуждение повсюду, где прикасались, и она извивалась, сжигаемая огнем, которому невозможно было противостоять.

Мир завертелся и исчез. Лес, хижина, снег, ветер… Был только огонь — их собственный огонь, когда они, переплетясь обнаженными телами на тюфяке, ласкали, целовали и открывали друг друга. Не было ни вчера, ни завтра, только сегодняшняя ночь и эта лихорадка, охватившая их.

И Блейн любил ее, наполняя собой, со всей своей силой и мощью. Уиллоу была так прекрасна и хрупка, что он боялся причинить ей боль, но между ними не было и намека на боль, лишь желание, которое стремительно, сильно, глубоко росло в них обоих.

Ее волосы пахнут цветами, изумленно думал Блейн, двигаясь в ней длинными, глубокими толчками, которые заставляли ее задыхаться от наслаждения. Сладкими летними цветами. Ее отчаянные извивающиеся движения и эти длинные, стройные ноги, охватывавшие его, потрясали его, словно громом.

— Уиллоу. Ах, Уиллоу. — Он едва мог говорить, потому что почти потерял голос от желания и обладания ею. Несмотря на ее хрупкость, страсть ее была такой же необузданной и всепоглощающей, как и его собственная.

Блейн стонал и надавливал все сильнее, входил все глубже, осыпая ее поцелуями, уносившими их обоих на край света.

Их тела сливались, словно созданные друг для друга. Соединившись с ним, Уиллоу осознавала только, что все остальное исчезло, — воздух, цвет, свет. Был только Блейн — с напряженным, блестящим от пота телом, глазами, потемневшими от желания, которое наполняло ее радостью. Она вдыхала его запах — пряностей и мускуса, словно вкушала вкус вина и обжигающего огня, он наполнял ее изумлением и утонченным напряжением, нарастающим в самой ее глубине.

Захваченные бурей, которую сами сотворили, они отдались неистовым поцелуям и бушующей страсти, не ведая здравого смысла и сомнений. Их физическая любовь была прекрасна, чиста и неистова, как ночь, которая царила за пределами хижины. Сцепившись, они неслись на гребне высокой, дикой волны, содрогаясь от радости и наслаждения. Вместе с головокружительным завершением пришло облегчение. Сплетенные в сладкий клубок, они стали одним целым, сжимая друг друга каждой каплей своих сил, познав за эту мимолетную вечность великолепие лучезарной радости.

Потом, истощенные и уставшие, они свернулись в объятиях друг друга — и наконец уснули.

Через несколько часов она увидела сон. Поначалу все было точно так же, кроме одного. В этот раз, когда Уиллоу приснился мрачный большой зал в логове Тролля и возвышающаяся в нем лестница, она заметила нечто, не увиденное в прошлый раз. Это была дверь в стене на середине лестницы — невидимая дверь, которая со скрипом отворилась, и в мерцающем свете возникла комната, где хранилось сокровище. Вздрогнув, она проснулась. Артемус!

Должно быть, он вдруг вспомнил эту дверь из своего давнего путешествия в логово Тролля и послал ей этот образ, чтобы указать направление поиска ожерелья.

Ее сердце забилось, когда она поняла, что Блейн не увидел этого сна. Лежа на тюфяке в его объятиях, положив голову ему на грудь, она знала, что этот сон явился только ей. То ли отец предназначил сон ей одной, то ли (если он увеличил энергию, чтобы направить его и сэру Дадли тоже) он в этот раз попал к настоящему сэру Дадли в замечательной золотистой накидке.

Не к Блейну.

Итак, тот не знал про потайную дверь. И теперь в предстоящем состязании у нее было преимущество — причем большое преимущество.

Обдумывая это, она приподнялась и посмотрела в красивое лицо своего спящего соперника. Уиллоу удивилась охватившему ее волнению. Долгие годы она полагала, что любит Адриана, и только Адриана, что во всем мире для нее больше нет мужчин. Теперь она знала, что чувства, которые она испытывала к Адриану, были лишь бледной иллюзией, отличавшейся от любви, как морской туман от бушующих волн.

Блейн из Кендрика был настоящий, из плоти и крови. Он спас ей жизнь, заставил смеяться и показал силу поцелуя. Он приводил ее в ярость и очаровывал. Она испытывала странную нежность к этому человеку, который заявлял, что ему никто не нужен.

Что с ней происходит? Она не может попасть под действие его чар. Ее разум и сердце должны быть сосредоточены на сокровище.

Но сейчас он спал, и она ничего не могла с собой поделать. Уиллоу протянула руку и нежно прикоснулась к его грубой щетинистой щеке. Его глаза тут же открылись.

Они наполнились теплом, когда он увидел ее, и, улыбаясь, Блейн потянулся и схватил ее за бархатные кудри.

— А, мой прекрасный чертенок!

Его низкий голос совсем не был сонным.

— Готова ко второму раунду рыцарского турнира? Прежде чем Уиллоу успела произнести хоть слово, он потянул ее вниз, на себя, и все началось сначала.