"Река тьмы" - читать интересную книгу автора (Грейди Джеймс)

Глава 12 Зеркало

Бэт громко закричала и проснулась. Уэс сел в кровати, не понимая, что происходит. В спальне было темно и холодно.

— Кошмар, — сказала она, дотрагиваясь до него, — мне приснился кошмар.

Он обнял ее. Она вся дрожала. Уэс укрыл ее и себя одеялом. Бэт постепенно согрелась и перестала дрожать.

— Извини, — сказала она наконец. — Я не хотела тебя напугать.

— Все хорошо... Главное — с тобой все в порядке.

Она положила голову ему на грудь:

— У меня сейчас слишком много работы... А тебе снятся кошмары?

— Конечно.

— Расскажи, какие тебе снятся кошмары.

— Ну уж нет. Кошмар приснился тебе, так что ты и должна рассказывать.

— Мне привиделось зеркало, — прошептала она. — Я проникала внутрь этого зеркала и возвращалась обратно. В одно и то же время я была зеркалом и самой собою... То проникала внутрь, то оказывалась снаружи. Но потом... Потом от моего неосторожного движения зеркало треснуло, и все мое тело рассыпалось, превратившись в блестящие острые осколки...

Уэс почувствовал, как сердце Бэт бешено заколотилось.

— Знаешь, раньше мне приходилось размешивать кислоту в стеклянных колбах. — Может быть, воспоминание об этой опасной работе и стало причиной кошмара?

— Да, это всего лишь какое-то воспоминание, — отчеканил он.

— Ладно-ладно, хватит меня успокаивать, как какую-то дурочку. Как-нибудь я расскажу тебе о своих вещих снах.

— С удовольствием послушаю.

— Сколько сейчас времени? — спросила она.

— Сколько времени? Где-то посередине между очень поздно и очень рано. — Он почувствовал, как она улыбнулась. — Поспи еще. Здесь тебе ничто не угрожает.

— Я знаю. — Она поцеловала его в левую сторону груди, где находится сердце.

Довольно скоро Бэт уснула. Уэс спать уже не мог. Он осторожно вылез из кровати, заботливо укрыл Бэт одеялом, надел пижаму и кроссовки и, аккуратно прикрыв дверь спальни, вышел в гостиную. Их одежда в беспорядке валялась на полу. Он поднял ее, перенес на кресло, включил лампу и, пока варился кофе, разложил полученные от Бернса фотографии Джуда Стюарта на журнальном столике. К ним он придвинул снимки, которые украл в гостинице «Занзибар»: на них был тот же Джуд Стюарт, слева от него — черноволосый молодой человек, а справа — красивая женщина.

— Где все эти люди сейчас? — довольно громко прошептал Уэс.

Выпив кофе, он еще раз посмотрел на фотографии.

— Я иду по острию бритвы, — сказал он смотревшим на него со снимков людям. — Как бы не сорваться!

Уэс вдруг вспомнил своего отца. «Если взобрался на коня, — любил приговаривать тот, глядя сыну прямо в глаза, — скачи вперед, назад дороги нет!»

Теперь, взобравшись на этого воображаемого коня по милости Дентона, Уэс чувствовал, что уже нарушил некоторые законы.

Записи о переговорах граждан являлись частной собственностью и охранялись соответствующими законоположениями. Получение данных о таких разговорах было первым нарушением юридических норм со стороны Уэса. За ним последовали другие. Нет, он не боялся. Ведь те, кто отдал приказ провести это расследование, были не судьями, а его командирами.

«И все же, — подумал Уэс, — ты должен был действовать как полицейский, а превратился, по сути, в рядового жулика. Но если взобрался на коня, то скачи на нем!»

В спальне скрипнули половицы. Уэс быстро спрятал фотографии и сел в кресло. Двери спальни отворились, и в гостиной появилась Бэт. На ней была рубашка Уэса цвета хаки с длинными рукавами.

— Пахнет кофе, — потягиваясь, сказала она.

— Кофе на кухне, — улыбнулся Уэс.

Ему понравилось, как без малейших усилий она нашла на чужой кухне чашку и сахарницу, ничуть не смущаясь налила себе кофе, вернулась в гостиную и, сбросив со второго кресла одежду, свернулась в нем клубочком.

— Доброе утро, — улыбнулась ему она, отпив из дымящейся чашки немного кофе. — Извини, что из-за меня ты не спал всю ночь.

— Все в порядке, — улыбнулся он.

Она поставила чашку на журнальный столик, достала из своей рубашки сигареты, прикурила одну, а потушенную спичку бросила в блюдце.

— Наверное, мне стоит все-таки обзавестись пепельницами, — сказал он.

В ее глазах появились озорные искорки.

— Сколько сейчас времени? — вдруг спросила она.

Сквозь окна гостиной сочился серый свет.

— Примерно без двадцати семь. Похоже, сейчас пойдет дождь.

— Я искала у тебя в спальне, во что бы одеться, и на полке в твоем шкафу обнаружила какую-то смешную шляпу. Ты ее носишь?

— Да нет... Это широкополая шляпа осталась у меня как память... о разведывательных рейдах... Отличная защита от солнца и дождя. Намного лучше, чем каска. Вот только от пуль она не спасает... хотя в буше, когда высовываешь голову, тебя в ней особенно и не заметно.

— В буше Вьетнама?

Он кивнул в ответ.

— Ты — моряк... Так почему же ты участвовал в той войне?

— Я сражался... за тебя.

Она задумчиво посмотрела на него, и он почувствовал: она поняла, что именно он хотел сказать.

— Что было самым тяжелым в той войне? — спросила она.

— Самым страшным?

— Нет, самым тяжелым.

— Письма.

Бэт вздрогнула.

— Я — офицер. И когда в моем подразделении кто-то из парней погибал, я должен был сообщать его родителям или жене или просто подруге. Мне частенько приходилось писать такие похоронные письма, когда мы возвращались с патрулирования. От меня несло джунглями, кожа была выжжена солнцем, все тело ломило, где-то поблизости из транзистора неслась рок-музыка, вернувшиеся целыми и невредимыми с патрулирования ребята смеялись, а я сидел и писал... Писал грустную историю о том, как храбрый девятнадцатилетний парень получил пулю в сердце... Чтобы описать это, нужны какие-то особые слова, которых мы, военные, просто не знаем. Мы умеем мужественно идти под пули, мы и сами умеем стрелять. А вот слов, которые могли бы передать трагедию человека на войне, мы не знаем.

Уэс замолчал. Молчала и Бэт.

— Что это такое? — наконец спросила она, показывая пальцем на металлические эмблемы в виде кленовых листьев на его рубашке.

— Это знаки военного отличия. Они означают, что я — майор.

— Когда же тебе надо идти на работу, господин майор?

— У меня... у меня сейчас свободный график.

— Вот уж точно. Слетал на пикник в Лос-Анджелес, и дома — никакого военного распорядка дня. Да, не таким я представляла себе настоящего моряка, — рассмеялась она.

— А тебе-то самой когда на работу?

— Вообще-то я прихожу в свой музей около десяти утра.

Она допила кофе, поставила чашку на столик и вытянула ноги. Кое-где ее бедра были покрыты смешными веснушками.

«Поцелуи ангелов», — сказала бы об этих веснушках его мать.

— А ты похож на бегуна, — сказала она, глядя на его мощные ноги.

— Я всегда должен быть в форме, это — обязательное условие военной службы.

— Не собираешься ли ты отправиться сейчас на утреннюю пробежку? — засмеялась она и наклонилась к нему. У Уэса пересохло в горле.

Через два часа они стояли в гостиной Уэса у входной двери. Он был полностью раздет. Она одной рукой прижимала к груди свою одежду, а в другой держала его рубашку.

— Вообще-то надо было эту рубашку постирать и выгладить, но боюсь, пообещаю и ничего не сделаю.

— А я не настаиваю, — сказал он. — Когда мы увидимся?

— Как можно раньше.

— А вдруг я не доживу до этого?

Она поцеловала его в грудь, открыла дверь и, не оборачиваясь, раздетая пошла к себе домой...

У Уэса зазвонил телефон.

— Ты догадался, кто это? — послышался в трубке знакомый мужской голос.

— Конечно.

Это был Франк Греко — контрразведчик из флотской Службы расследований.

— Так мы сыграем сегодня в сквош? Решайся быстрее. Традиция есть традиция.

— Когда? — спросил Уэс. Ни он, ни Греко в сквош никогда не играли.

— Я заказал корт в клубе на Капитолийском холме. Встречаемся там через сорок минут.

Уэсу едва хватило времени, чтобы побриться, принять душ и одеться. Место для парковки машины он нашел в квартале от оздоровительного клуба, где были корты для сквоша. Раньше в этом клубе Уэсу бывать не доводилось. Когда он подходил ко входу, Греко окликнул его сзади.

— Эй, морячок, ты меня опередил.

Греко сидел за рулем «хонды», которой было уже года два. На машине они поехали в малолюдный квартал. Греко прижал «хонду» к тротуару. Автомобилей на улице было совсем мало; прохожих и вовсе не было видно.

— Документы на Мэтью Хопкинса, — сказал Греко, передавая Уэсу толстый пакет.

У Греко были седые волосы, на макушке — редкие, по бокам — длинные, закрывающие уши. Коренастый мужчина пятидесяти одного года от роду, он имел черный пояс бойца дзюдо. В спортзале ВМФ он без труда поднимал солидные тяжести, которые были не под силу и морякам помоложе.

— Документы будешь изучать позже, — сказал он Уэсу. — А пока доложу, что Хопкинс был радистом, во Вьетнам попал добровольцем, участвовал там в спецоперациях. В 1970-м его перевели в Группу поддержки операций ВМФ. Там он прослужил два года, потом плавал по всем морям и океанам, пока наконец не вышел в отставку в 1979 году. Во флотском досье на него говорится, что Хопкинс слегка повредился умом на службе и Дядя Сэм вынужден платить ему пенсию по нетрудоспособности. Вопрос о серьезном лечении Хопкинса, правда, не стоял. У парня неплохой послужной список, он имел ряд поощрений по службе, но героем так и не стал. В общем, он из тех, на кого не обращают особого внимания.

— Как выяснилось теперь, внимание на него все-таки обратили.

Греко вопросительно посмотрел на Уэса:

— Да, если ты имеешь в виду Группу поддержки операций ВМФ... Это название вроде бы связано с производством бюрократических бумаг. Но на самом деле за ним скрывается... Оперативная группа № 157.

— О такой не слышал.

— Не мудрено. Ее расформировали в 1977 году. Но до этого — с начала шестидесятых — она была главной тайной нашего флота. В группе работали по контракту гражданские лица, а также отставники, которым надоело торговать подержанными автомобилями, флотские офицеры и совсем еще молодые призывники. Дипломатических паспортов у них не было, не сидели они и на кораблях, засекая продвижение русских подлодок. Оперативная группа № 157 была отдельным шпионским ведомством. И ЦРУ о ее существовании вряд ли знало. Как, впрочем, и многие флотские командиры. Опергруппа была первым военным подразделением, которому разрешили для прикрытия создавать разные фирмы и иные коммерческие структуры. И у них везде были свои люди. Под видом бизнесменов эти люди проникали даже в Китай... Твои приятели из ЦРУ обожают работать под прикрытием посольств. Парни из Опергруппы № 157 плевать хотели на посольства...

— И Хопкинс, насколько я теперь понимаю, был одним из таких парней... Но если опергруппа была настолько уж хороша, почему же ее тогда расформировали?

— В дело вмешалась политика. — Греко ухмыльнулся. — Один из тех парней — Эд Уилсон — решил заработать кучу денег. Он заключил сделку с ливийским полковником Каддафи, обязавшись поставлять этому шизанутому правителю оружие для наемных убийц. Уилсон втянул в свои частные делишки даже «зеленых беретов». Они-то думали, что эта новая операция служит всего лишь прикрытием для важных государственных дел! Сейчас Уилсон отбывает тридцатилетний срок в тюрьме.

— Ну, а Хопкинс? Что лично он делал в Опергруппе № 157?

— Я же говорил, что он был радистом. До назначения в группу мы проверяли его по нашим каналам. Вместе с Федеральным бюро расследований. Но...

— Что «но»?

— В его досье подшит приказ «провести проверку еще раз». И это должна была быть настоящая глубокая и серьезная проверка... Хопкинс, правда, вышел из нее как невинная пташка, но здесь есть над чем подумать...

— Действительно, есть над чем задуматься... Во-первых, зачем понадобилась эта дополнительная проверка?

— Об этом ты спросишь у того, кто приказал ее осуществить. — Греко протянул Уэсу лист бумаги. — Вот имя этого человека — Тэд Дэйвис. Отставник. Крепкий мужик. Прошел службу от рядового до командира. До того, как получил назначение в Опергруппу № 157, занимался самыми разными делами. По характеру человек очень приятный. Он будет ожидать тебя вот в этом баре, — Греко ткнул пальцем в лист бумаги, — в три тридцать.

— Спасибо.

— Тэд — мой приятель. Но если бы и не был им, все равно помог бы — такой уж он приятный человек.

Уэс убрал папку с документами и лист бумаги в атташе-кейс.

— Похоже, у тебя набралось уже много документов, морячок, — усмехнулся Греко.

— Пока еще ничего существенного.

— Я не спрашиваю, какую работу ты выполняешь для этих своих друзей, — посмотрев по сторонам, заметил Греко. — Хочется только надеяться, что они тебя не утопят.

— Я умею плавать.

— Судя по твоему сегодняшнему виду, ты сразу пойдешь ко дну, как топор.

Они оба рассмеялись.

— Я допоздна работал, — сказал Уэс. — И уж во всяком случае... подстрижен я по уставу, а не так, как некоторые... закрывающие седыми патлами уши.

— О, на это есть веские причины.

— Какие же?

— Когда я служил полицейским в Сент-Луисе, один наркоман откусил... откусил мне правое ухо. Вот и отращиваю волосы, хотя и понимаю, что выгляжу, как герой давно минувших дней, так и не понявший, что время хиппи безвозвратно ушло.

Греко довез Уэса до его машины. Выходя из «хонды», Уэс спросил:

— А что же ты сделал с тем наркоманом?

— Вышиб из него дерьмо... Изметелил в пух и прах! Греко уехал.

Уэс посмотрел на часы. Десять тридцать. Ветер гнал по тротуару сухие листья и клочки бумаги. На стене неподалеку от сквош-клуба висел телефон-автомат.

«Не гони лошадей, — приказал себе Уэс. — Пока в этом нет такой необходимости».

В вашингтонской библиотеке имени Мартина Лютера Кинга было сразу три романа, принадлежавших перу Ника Келли. С обложки последнего романа на Уэса смотрел постаревший черноволосый парень — тот самый, который на фотографии, украденной Уэсом в Лос-Анджелесе, был запечатлен сидящим рядом с Джудом Стюартом.

— Черт, — прошептал Уэс и пошел звонить Джеку Бернсу. Того дома не оказалось, его телефон был на автоответчике. Никакого сообщения для Бернса Уэс не оставил. Повесив трубку, он посмотрел на часы. Одиннадцать пятнадцать. Может быть, частный сыщик поехал куда-то поесть? Уэс забрал из библиотеки романы Ника Келли.

На улице был сильный ветер. По серому небу неслись черные тучи. Уэс купил в палатке напротив библиотеки два хот-дога и чашку кофе, перенес еду на мраморную скамейку у входа в библиотеку. Уличный торговец посмотрел в сторону Уэса, покачал головой и засмеялся.

Одна из взятых Уэсом книг называлась «Полет Волка». Он сразу вспомнил фильм, снятый по этой книге. Другие два романа были посвящены иным темам — не шпионским.

Когда Уэс просматривал последний роман Ника Келли, горчица из хот-дога капнула на его страницы.

— Ты испортил общественную собственность, — погрозил он ветру пальцем, а потом, раскрыв книгу на первой странице, вырвал из нее фотографию автора.

Его мать частенько говорила, что дорога в ад состоит из отдельных и очень маленьких шагов.

Уэс еще раз позвонил Джеку Бернсу из уличного телефона-автомата. Телефон Бернса по-прежнему был на автоответчике, и Уэс снова не оставил никакого сообщения.

Было уже почти двенадцать. До намеченной встречи в баре оставалось еще много времени, и Уэс отправился в Национальный музей американского искусства, расположенный на противоположной стороне улицы. Там ведь тоже были телефоны-автоматы. Целых полчаса Уэс рассматривал полотна абстракционистов и сюрреалистов. Потом еще раз позвонил Бернсу. Того по-прежнему дома не было. На этот раз Уэс оставил короткое сообщение — номер телефона-автомата, с которого он звонил. Мимо Уэса прошел полицейский в синей форме, вернулся и внимательно оглядел показавшегося ему, наверное, подозрительным мужчину, изучившего современные творения художников и теперь вот названивающего кому-то.

Телефон зазвонил. Уэс сразу снял трубку и услышал в ней голос Бернса, звучавший так, как будто бы сыщик говорил из бочки.

— Черт бы вас подрал, Уэс! Где вы сейчас?

— У телефона-автомата.

— А я в своей машине. Техника двадцатого века — великая вещь! Теперь я могу прослушать ваше сообщение, записанное автоответчиком прямо в машине, и сразу же соединиться с вами. Так что настоятельно советую приобрести мобильный телефон. Кстати сказать, разговоры с него невозможно подслушать... Могу предложить вам сделку. Ной от нее будет в восторге.

Полицейский еще раз прошел мимо Уэса.

— Я как раз звонил вам по поводу телефонов.

— Слушаю вас.

Полицейский был от Уэса уже в десяти шагах.

— У писателя, которого вы знаете, есть дом и офис.

— Вы говорите, конечно, о Нике Келли. Насколько я понял, вы хотите получить данные о его телефонных разговорах... с того самого момента и до настоящего времени?

— Мне нужно знать, кто звонил, откуда и когда.

— Я могу установить, почему звонили.

— Делайте только то, за что я вам плачу! Когда я смогу получить у вас интересующую меня информацию?

— Я нахожусь сейчас на Четырнадцатой улице. Пентагон отсюда совсем рядом, — хотите, я поприветствую их от вашего имени? Хотя нет, они больше не ваши коллеги... Так вот дома я буду минут через двадцать. Получу нужную информацию к тому моменту, как вы придете ко мне.

В музее пахло пылью. Было довольно прохладно.

— Слушайте, Бернс, у меня такое впечатление, что вы уже получили эту информацию!

— Нет еще, я подчиняюсь только вашим приказам... У нас здесь льет как из ведра.

— Сколько будет стоить информация? — поинтересовался Уэс.

— Не волнуйтесь. В бюджет уложитесь.

В трубке послышались короткие гудки.

Полицейский стоял в конце коридора и внимательно наблюдал за приближающимся к нему Уэсом.

— У меня просто много свободного времени, — извиняющимся тоном сказал Уэс полицейскому.

— Удачного вам дня, сэр, — ответил тот, провожая Уэса горящими глазами.

Дождь прекратился в тот самый момент, когда Уэс подъехал к бару в районе Арлингтона. Он поставил машину на стоянку у бара — там уже было припарковано четыре автомобиля — и посмотрел на часы: до назначенного времени встречи оставалось двенадцать минут. Открывая дверь бара, Уэс оглянулся. В машине, стоявшей у магазина готовой одежды напротив, сидел какой-то подстриженный «под ежик» мужчина.

Уэс заказал пиво и сел за столик в темном углу бара. Ровно в три тридцать в бар вошел коротко подстриженный мужчина и направился к Уэсу.

— Как поживаете? — спросил он, протягивая майору руку. — Меня зовут Тэд Дэйвис.

Бармен принес Дэйвису стакан водки со льдом.

— Я рад помочь Франку, — улыбнулся Дэйвис Уэсу. — Так вы, значит, один из парней Билли?

— Какого такого Билли?

— Генерала Билли Кокрэна.

Уэс немного поколебался.

— Я работаю по заданию первого номера в той команде, — сказал он наконец. — Только по заданию первого номера.

Тэд покачал головой и отпил водки из стакана.

— В свое время вы приказали проверить самым серьезным образом одного радиста из Оперативной группы № 157, — бесстрастным тоном произнес Уэс. — Того радиста звали Мэтью Хопкинс.

— Я помню его.

— Почему?

— Почему я помню его или почему я сделал то, что сделал?

— И то, и другое.

— Начать с того, — ответил Тэд, — что наша служба работала сама по себе. У нас было отдельное надежное руководство. И оснащение у нас было превосходное. Шифровальные машины, к примеру, уже тогда были меньше, чем ваш атташе-кейс... Так вот Хопкинса мы выбрали из списка специалистов, который нам предоставило флотское начальство.

— И Хопкинс отвечал у вас за радиообмен. Он работал с каким-то одним регионом?

— Обычно радисты работали по утвержденному сменному графику. Они работали с любой поступавшей или передававшейся во время их смены информацией и никогда не прикреплялись к какому-то одному региону или какой-то одной операции. Радист подчас не знал даже, что он передает или принимает, — он должен был только наладить шифровальную или расшифровывающую машину.

— Это — правило, — заметил Уэс. — Но как обстояло дело с Хопкинсом в частности? Может быть, для него были сделаны какие-то исключения?

— Он слишком много курил.

— Что-что?

— Он курил слишком много. Поэтому я обратил на него внимание и до сих пор его помню. А еще...

— Что «еще»?

— Когда Киссинджер влез в китайские дела, он перестал доверять всем вокруг. Он не верил ни госдепу, ни ЦРУ и обратился тогда к председателю Комитета начальников штабов с просьбой предоставить в его распоряжение самую защищенную службу связи в США, которая никому не подчинялась, кроме своего собственного руководства. Именно такой была наша Опергруппа № 157.

— Вы о каком времени говорите?

— О 1971 годе.

— Ну, а Хопкинс-то во всем этом какую роль играл?

— Что ж, еще раз обращу ваше внимание на то, что все радисты работали по четкому сменному графику. Но как-то, посмотрев на список дежурных радистов, я обнаружил, что Хопкинс частенько работал в неурочное время, подменяя своих коллег и оказываясь на службе именно тогда, когда Киссинджер вовсю раскочегаривал эти свои китайские дела.

— Дыма было много, — кивнул Уэс.

— Франк сказал мне, что вы в наших делах новичок... Так вот у нас нередко бывало, что какой-то сотрудник вдруг начинал думать, что за ним охотятся «плохие парни», потому что он один знает о том, что больше никому не известно... Конечно, за нами охотились, — продолжал Дэйвис. — Но нельзя было думать только об этом. Иначе тебе каюк, сойти с ума при этом напряжении — раз плюнуть...

— Вы хотите сказать, что Хопкинс... того?.. тронулся? — спросил Уэс.

— Это только один из возможных вариантов. Хопкинс действительно много работал с тем, о чем мало кто знал. А в китайских делах было много дыма, да и сам он много курил.

Дэйвис улыбнулся.

— Но с другой стороны... Киссинджер ведь занимался вопросами большой международной политики, и всегда находилась куча людей, которые хотели бы знать об этой политике пусть не из первых уст, но хотя бы... — как бы это сказать? — опосредованно...

— То есть вы не исключаете и того, что Хопкинс мог быть шпионом?

— Да еще каким! Шпионом в шпионском гнезде!

— Удалось ли подтвердить такие ваши предположения?

— Подтвердить не удалось ничего.

— И поэтому вы решили выкинуть его из Оперативной группы № 157.

Дэйвис рассмеялся:

— А может, все дело именно в том, что он и вправду оказался параноиком?..

Уэс задумался:

— Вы можете рассказать о Хопкинсе еще что-нибудь?

— Что-нибудь еще он расскажет вам сам. Кстати, где он сейчас?

«Греко сообщил Дэйвису не все», — подумал Уэс и сказал:

— Он где-то там, на Западном побережье.

Отставной разведчик кивнул головой. Его стакан был пуст.

— Не работал ли в Опергруппе № 157 один парень по имени... Джуд Стюарт? — помедлив, спросил Уэс. — Он мог быть к вам направлен из сухопутных сил.

— Человека с таким именем у нас не было.

— А может быть, он работал в другой подобной группе, о которой мало кому было известно?

— Ну конечно, вы новичок, — засмеялся Дэйвис. — Другие группы, безусловно, существовали. Возможно, существуют они и поныне, но сведения о них так засекречены, что мне о них ничего не известно. И имя Джуд Стюарт мне ничего не говорит.

Уэс показал Дэйвису фотографию, которую ему передал Джек Бернс.

— Нет, это лицо я не помню.

Поколебавшись, Уэс поинтересовался:

— А что же все-таки произошло с вашей Опергруппой № 157?

— Во-первых, вы знаете об Эде Уилсоне и его мошеннических сделках... Но это еще не все. В дело вмешался сам Билли Кокрэн — сейчас он заместитель директора ЦРУ.

— Да, но он ведь генерал ВВС, а опергруппа принадлежала флоту.

— Цвет формы в данном случае значения не имеет. К тому же Кокрэн тогда служил в Национальном агентстве безопасности и имел влиятельных друзей в Комитете начальников штабов. Билли не носит звезд на погонах. Эти звезды у него в глазах. Он всегда был умным и осторожным человеком. Его концепция организации разведработы состоит в том, что разведка — это чистая работа, без крови.

И лучше всего осуществлять ее, по мнению Кокрэна, при помощи спутников и иных технических новшеств. Мы же со своими шпионами-бизнесменами явно не вписывались в эту схему. Разведка, осуществляемая людьми, всегда таит в себе угрозу громких разоблачений, скандалов. А они-то Билли как раз и не были нужны. Билли упорно карабкался по служебной лестнице, и, думаю, его толстые очки сильно запотели, когда он узнал, что президент назначил главой ЦРУ Дентона, а не его самого... Впрочем, это уже дела сегодняшние, — продолжал Дэйвис. — А тогда — в семидесятые годы — Билли начал постепенно переманивать из группы № 157 сотрудников к себе. Потом разразился скандал с этим Уилсоном, и дело было сделано... Я могу попросить у вас об одном одолжении? — помолчав, сказал Дэйвис.

— Смотря о каком.

— Передайте Дентону, что когда Билли ведет себя слишком уж тихо, это означает только одно: тебе вот-вот настанет крышка!

До дома Джека Бернса Уэс добрался еще засветло. Бернс сразу же протянул ему копии счетов телефонных разговоров Ника Келли. На полях счетов были помечены адреса и имена владельцев телефонов, с которыми общался Ник Келли. Уэс отложил в сторону счета за разговоры с телестудиями, книгоиздателями, артистическими агентами. Внимание Уэса сразу привлек счет за разговор с жителем Лос-Анджелеса по имени Дин Джейкобсен. Кто этот человек? Разговор Ника с ним состоялся через девять дней после того, как Джуд Стюарт набрал номер ЦРУ.

— Кто в телефонной компании передает вам эти счета? — поинтересовался Уэс.

— Идите вы к черту, майор! — ответил Бернс. — Вам-то какая разница?! Вы ведь получили то, что вам было нужно!

— Я получил всего лишь то, о чем просил! — суровым тоном сказал Уэс. — Сколько я вам должен?

— Пять, — ответил Бернс.

— Круто.

— Ровно столько, сколько стоит.

Уэс вытащил из кейса десять пятидесятидолларовых банкнот.

— Итого пять сотен. Напишите расписку.

— Прежде всего, Уэс, я хотел бы заметить, что речь идет не о сотнях, а о тысячах...

За окнами быстро темнело.

Уэс вытащил из кейса еще пять сотен и бросил их на стол.

— Это в два раза больше, чем стоит ваша работа. И наверное, раза в четыре больше того, чем стоили эти счета вам.

— Вы, майор, по-моему, никак не врубитесь в суть дела, — сказал частный сыщик и насмешливо посмотрел на своего клиента.

— Никак не врублюсь? — сурово переспросил Уэс. — Я офицер Соединенных Штатов Америки, лицо официальное. Только что вы передали мне счета, которые получили в обход закона. С одной стороны, вы вроде бы помогаете дяде Сэму, но с другой — своими действиями подрываете основы, на которых стоит наше великое государство! Имейте в виду, Бернс, защищать вас будет некому!

— Вы в этом уверены?

— Какая разница — уверен или нет?

Бернс развел руками:

— Послушайте, майор. Мы с вами делаем одно и то же дело... И пора бы уж вам стать бизнесменом.

— Пишите расписку.

Дрожащей рукой Бернс написал расписку. Как ни странно, при этом он снисходительно посмеивался.

Уэс пошел к выходу.

— Чем мне еще заняться? — крикнул ему вслед Бернс.

— Если что-то понадобится, я позвоню.

На дворе было уже совсем темно. Уэс зевнул. Кто же все-таки этот Дин Джейкобсен? Приятель Стюарта или просто посторонний человек — сосед Ника по комнате в общежитии колледжа? Ник Келли, как бы то ни было, разговаривал с тем, кто жил в городе, где потерялись следы Стюарта... Конечно, можно было бы попросить, скажем, Ролинса «просветить» Дина Джейкобсена при помощи файлов на американских граждан в компьютерных сетях того же Лос-Анджелеса. Но это привлекло бы излишнее внимание к самому Уэсу. Кроме того, до сих пор официальные данные приносили Уэсу не слишком уж много нужной ему информации. Мудрее всего было бы самому поговорить с людьми в Лос-Анджелесе и не выходить напрямую на Ника Келли — вашингтонского писателя и репортера.

Уэс еще раз зевнул и завел машину. Придется слетать в Лос-Анджелес на денек.

«Бэт, наверное, уже дома. Она, может быть, отвезет меня в аэропорт», — подумал Уэс, трогаясь с места.