Грешнов МихаилРодился мальчик

Грешнов Михаил Николаевич

РОДИЛСЯ МАЛЬЧИК

- Мальчик! Елена Андреевна, родился мальчик!

Детский крик распорол тишину палаты. Елена Андреевна открыла глаза.

- Боже мой! - Сестра держала навесу сморщенное красное тельце, с поджатыми руками, ногами, сплюснутой головой и отчаянно кричащим раскрытым ртом. - Боже!..

В школе ее учили не выдавать своих чувств. Особенно если в детях было что-нибудь нестандартное. Сестра помнила это правило, но и в третий раз - пусть мысленно - она повторила: "Боже мой!"

Заметила расширенные глаза роженицы. Хотела убрать, унести ребенка. Но роженица сказала:

- Сестра!..

Ребенок кричал. Это было естественно - первый крик. Но сам крик не был естественным: от него дрожала ложка в стакане, колыхалась марля, брошенная на тумбочку.

- Сестра! - повторила Елена Андреевна.

Вошел врач, старик в круглых очках. Остановился у порога, прикрыв дверь. Ребенок кричал.

- Спеленайте его, - сказал он сестре.

- Да... - ответила та коротко.

Елена Андреевна приподнялась на локте.

- Вам нельзя, - сказал врач, укладывая ее в подушки.

- Сергей Петрович... - сказала Елена Андреевна, косясь на сестру, пеленавшую на столе ребенка.

- Что - Сергей Петрович? - спросил старик.

Ребенок кричал неустанно, пронзительно.

- Это у меня - третий... - Елена Андреевна хотела сказать, что ни один из прежних ребят так не кричал.

Сергей Петрович все заметил с порога. Не только крик. Успокаивая роженицу, он украдкой поглядывал на стол, где трудилась сестра. На то он был врач - и уже старик, - чтобы не показывать роженице своего удивления. Сестра тоже взяла себя в руки, перестала призывать бога. Но сестра ничего не могла поделать. Тугую крепкую марлю, которой она пеленала тельце, ребенок продирал ногами, локтями, как промокательную бумагу.

Ему дали имя - Гигант. Елена Андреевна дала, мать. Мальчик встал на ноги на пятый день, когда еще не был зарегистрирован в загсе. А когда пошли регистрировать - попеременно несли мальчишку то мать, то отец, - Елена Андреевна предложила мужу:

- Назовем сына - Гигант.

- Гига... - пробормотал тот, обдумывая, пойдет или нет.

- Гига, - согласилась Елена Андреевна.

- Сорванец не хуже пушкинского Гвидона, - сказал отец, поглядывая на сына сбоку.

Жена рассмеялась:

- У Пушкина очень хорошо сказано:

Сын на ножки поднялся,

В дно головкой уперся...

Елена Андреевна остановилась - забыла.

Вспомнил отец, Дмитрий Юрьевич:

Вышиб дно и вышел вон.

Так и зарегистрировали родители Гигу: с шутками и с улыбкой.

На шестом месяце, однако, никто из них не смеялся.

- Мама и папа, - объявил Гигант, подросший за это время и носивший обувь тридцать второго размера, - мне нужен велосипед.

Ему купили велосипед. К вечеру машина была ра* вобрана по винтикам - уже изрядно потрепанная, Гига гонял ее целый день. Теперь, сидя над рамой, над колесами, гайками и педалями, Гига что-то раздумывал, менял колеса местами, пробовал подкачивать шины и наконец все с грохотом бросил:

- Плохо!

Проходивший мимо отец спросил:

- Что плохо?

- Плохая машина, - пояснил Гига.

Отец не без улыбки сказал:

- Изобрети новую.

- Изобрету, - буркнул Гига.

Каждый вечер у отца с сыном проходил час собеседования больше Дмитрий Юрьевич уделить мальчишке не мог: страда, и ему, агроному совхоза, работы было невпроворот.

- Что такое дервиш, гиперпространство, бионика? Что значит эксцентриситет, где он бывает? - спрашивал Гига. - Кто такие сатрапы? Стомахион?

Отец разъяснял, растолковывал, нередко пасовал - Гига находил слова позаковыристей, - стягивал с полки энциклопедические словари, вместе с сыном они шарили по страницам, читали, а если не находили слова, ругали составителей.

Например, стомахион.

- Гигантская бабочка? - спрашивал сын.

- То - махаон.

- Сто бабочек?

- Нет.

Рылись в книгах, в журналах, пока отец не вспоминал что-то из далекого детства:

- Игра такая, древняя. Берется квадрат картона, разрезается на ряд треугольничков, потом из них складывают фигурки птиц и зверей.

- Стомахион? - спрашивал Гига.

- Стомахион... - Отец думал до боли в голове - как бы не соврать сыну.

- Ладно, запомним, - соглашался Гига.

Переходил к следующему:

- Каким бывает лал - красным или зеленым?

О том, что лал - драгоценный камень, отец знал. Каких бывает цветов - не знал. Слова в энциклопедий не было.

- Подумать только! - Гига ударял ладонью о стол,

Стол гудел, жильцы нижнего этажа поднимали к потолку головы.

Велосипед Гига усовершенствовал. Принес измятый листок, положил перед отцом:

- Вот.

На листке вкривь и вкось сделан чертеж диковинной велосипедной зубчатки, похожей на дыню.

- Эллиптическая зубчатка, - водил по чертежу пальцем Гига, - позволит быстрее проходить мертвые точки. Ну... когда нога движется параллельно поверхности земли, не дает движению стимула. Эллипс, по моим расчетам, позволит работать энергичнее на двенадцать-пятнадцать процентов.

Отец недоуменно смотрел на чертеж.

- Экономия силы и быстрота движения, - заверил его Гигант.

- Такого не бывает, - сказал отец, имея в виду эллиптическую зубчатку.

- Будет, - заверил сын.

- Не поедет!

- Поедет!

Гига пошел с чертежом в механическую мастерскую. Там его проект высмеяли, а самого выставили за дверь.

В девятимесячном возрасте Гига весил двадцать шесть килограммов, достигал роста десятилетнего мальчика. К этому времени он перечитал учебники за четыре класса и множество из отцовских журналов. Читал он довольно странно: перелистнет - глянет, перелистнет. При этом запоминал все: текст, рисунки, формат страницы, шрифт и знаки препинания все до единого.

Первого сентября отец повел его в школу - в пятый класс.

Директор, новый в поселке товарищ, только что принявший школу, глядя на высокого - вровень с отцом, - худого мальчишку и на метрику, в которой значилось, что Гиге от роду девять месяцев, спросил, постучав по метрике ногтем:

- Здесь что - ошибка?

Дмитрию Юрьевичу стоило немалого труда доказать, что Гиге десятый месяц, но вот он такой - особенный. Перечитал учебники, гору книг и журналов, решает задачи и вообще мальчишка развитый.

- Ему бы систематическое обучение, - попросил Дмитрий Юрьевич.

- Семью семь, сколько будет? - спросил у Гиганта директор.

- Сорок девять, - ответил Гига. - Только смотря - чего.

- Как - чего? - не понял директор.

- Сорок девять орехов, или гвоздей, или железнодорожных вагонов. Абстрактных чисел не признаю.

- Гм... - сказал директор.

- Всегда он такой, - пояснил отец. - Или знает много, или не признает ничего.

Директор опять побарабанил ногтем по метрике Гиги, сказал:

- Ладно, придешь. Посмотрим.

Проучился Гига в школе три дня. Пришел, бросил портфель с тетрадками, с книжками:

- Не пойду!

- Почему? - встревожилась мать.

- Дразнят. Говорят - длинный.

Пятиклассники ростом ему были по грудь.

Взаимоотношения с детьми у него не ладились. Малышей Гига рассматривал изучающе-пристально, как котят. Подросткам задавал вопросы о голографии, топонимике, и те от него шарахались. У взрослых Гига вызывал изумление. Не только потому, что рос, как на дрожжах, но и внешним видом: череп у него вытягивался и был похож на грушу, глаза сдвигались за счет переносицы, стояли почти рядом. Плечи покатые, руки тонкие, длинные.

- Чучело! - говорили прохожие, не знавшие мальчика.

Гига не оставался в долгу, отвечал кличками:

- Фунт! - пухлому толстому завгару.

- Проблема... - бухгалтерше стройконторы.

Прозвища вроде бы необидные, но завгар и бухгалтерша разозлились на Гигу.

Конфликты доходили до Дмитрия Юрьевича.

- Не смей выдумывать клички! - запрещал тот.

Гига отвечал с детской непосредственностью:

- А чего - они?..

О двух своих сестрах, учившихся во втором классе и в третьем, тоже говорил:

- Что они? Четыре да четыре - не сложат!

Сестры иногда ошибались в счете.

Но как быть со школой для Гиги? Теперь, после хорошего нагоняя сыну, Дмитрий Юрьевич попытался отвести Гигу в школу опять:

Но директор решительно отказал:

- Нет семи лет. Не могу оставить. По закону.

Гига в это время штудировал квантовую механику Планка.

К концу первого года жизни Гига стал задумываться, прислушиваться.

- Слышу, как растет трава, - уверял он. - Как звенят мышцы, когда кто-нибудь поднимает тяжесть.

Окончательно сразил родителей, когда заявил:

- Слышу радиопередачи при выключенном приемнике.

- Каким образом? - спросил отец, кладя ложку на стол разговор происходил за обедом.

- Слышу, и все.

- Первую программу или "Маяк"?

- Что захочу, то и слышу.

- Мать... - встал Дмитрий Юрьевич из-за стола. - Проверим.

Прошел в зал, притворил за собой дверь. Включил приемник, приглушил звук до невнятного бормотания.

- Что говорят? - крикнул из зала.

- Нам передают из Туркмении: около двух миллиардов кубометров природного газа добыли...

- Лады, - ответил отец. - Минутку.

Видимо, переключил диапазон и снова крикнул:

- Что теперь?

Гига без запинки ответил:

- Вологды-гды-гды-гды-гды...

- Что такое? - в недоумении спросила Елена Андреевна.

- Песня такая: "Вологде-где-где-где..." Есть и другая: "Там, за горизонтом, - там-тарам, там-тарам". - Гига с отвращением покрутил головой: - Кошмар!

Обед закончили молча, в задумчивости.

Но и это не все.

Однажды Елена Андреевна увидела странную игру Гиги с котом.

Кот Базилио был толст и равнодушен ко всему на свете. Мышей не ловил из принципа: они мне ничего, и я им ничего пусть живут. Если не лежал, отдыхая, на диване, то обязательно разваливался посреди комнаты. Никакими приемами, включая и силовые, нельзя было расшевелить Базилио.

Вернувшись с работы и внеся в кухню сетку с продуктами, Елена Андреевна услышала в спальне разговор:

- Долго ты будешь ходить неграмотным? Скажи "ы".

- Ы-ы... - послышалось в ответ странным приглушенным голосом.

С кем это сын? Елена Андреевна заглянула в спальню через полуоткрытую дверь.

Гига и кот сидели рядом. Перед ними открытый букварь.

- Скажи "с-с", - требовал Гига, водя пальцем по азбуке.

- Х-х... - отвечал кот Базилио.

- Плохо, - ответил Гига. - Повтори: с-с...

- С-сь... - ответил кот.

- Лучше. Теперь - т.

- Т... - вполне отчетливо произнес кот.

- Молодец, - похвалил Гига. - Теперь скажи: я сыт!

Кот повертел головой то ли в нерешительности, то ли конфузясь.

- Ничего, - ободрял Гига. - Я сыт...

Кот наконец решился. Вздохнул, набравши побольше воздуху, и, чуть подняв голову, словно солист перед микрофоном, взвыл нечеловеческим голосом:

- Я сыт!..

Елена Андреевна попятилась в кухню, села на стул. Сердце у нее готово было выскочить из груди.

- С мальчишкой надо что-то делать! - рассказала она отцу о происшедшем.

Дмитрий Юрьевич тоже видел, что с сыном делать что-то необходимо, но что - не знал.

Помог директор совхоза:

- Везите его в Москву. В исследовательский институт.

- В какой институт?..

- Ну... - попытался найтись директор. - В биологический какой-нибудь, в кибернетический.

Дома Дмитрий Юрьевич посоветовался с сыном, как он смотрит на поездку в Москву.

- Можно и в Москву, - согласился Гигант.

- Не боишься?..

- Ничего не боюсь, - ответил сын. - Поехали.

Дмитрий Юрьевич повез Гиганта в Москву. Институты по справочнику были педагогические, финансово-экономические, медицинские, был даже - огнеупоров. Дмитрий Юрьевич остановил выбор на институте экспериментальной психологии. Попал он к доценту Розову.

Тот побеседовал с Гигой, перелистал с ним какие-то таблицы, уравнения с радикалами. Остался доволен - Дмитрий Юрьевич наблюдал за ними, присев на стульчик у двери кабинета. Доцент предложил Гиге несколько головоломок, тот, почти не задумываясь, решил их. Розов опять остался доволен, сделал авторитетное заключение:

- Феноменально!

Гига раскраснелся, оживился, видимо, хотел головоломок еще, но Розов сказал:

- Подождем академика Форсова. Что он скажет. Академик пришел через час. Тоже занялся Гигой, и чем больше работал с мальчиком, тем большее изумление можно было прочесть на лице ученого.

Потом, передав Гигу опять Розову, беседовал с Дмитрием Юрьевичем: как рос Гига, как питался, учился, спал? Есть ли в роду Дмитрия Юрьевича выдающиеся личности? На первую группу вопросов Дмитрий Юрьевич ответил, что ел, спал и питался Гига обыкновенно, что касается выдающихся личностей, то, насколько он знает, в его, Дмитрия Юрьевича, роду таковых не было.

Академик все это выслушал и сказал:

- Зайдите через неделю. Вы приезжий? Жить вам есть где в Москве? Мальчика на это время оставьте нам.

Через неделю Дмитрий Юрьевич был опять в этом же кабинете. Беседовали они с академиком Форсовым с глазу на глаз. Гиганта, пообещал академик, Дмитрий Юрьевич увидит: мальчик устроен, накормлен, не надо беспокоиться по этому поводу.

- Гига - особенный человек, - заявил академик. - Вы даже не представляете, Дмитрий Юрьевич, что вы дарите миру.

Дмитрий Юрьевич пока что не дарил ничего, но слова академика ему льстили, он согласно кивал.

- Не знаю, с чего начать, - сказал академик. - У вас какое образование?

- Среднее, - скромно признался Дмитрий Юрьевич. - Агрономическое.

- Ну, ничего, - кивнул академик. - Придется заглянуть в историю человечества, и если вам что-нибудь будет неясно, вы спросите. Хорошо?

- Хорошо, - согласился Дмитрий Юрьевич.

- Дело в том, - продолжал академик, - что человек от обезьяноподобных предков до настоящего времени развивался неравномерно. Из древнейших людей, архантропов, на каком-то этапе выделился вдруг неандерталец. Просуществовал определенное время и, выделив из своей среды кроманьонца - новую расу, - исчез..

- Как... как вы сказали? - переспросил Дмитрий Юрьевич.

- Исчез, - повторил академик. - Его вытеснил кроманьонец, - Хомо сапиенс, человек разумный. Мы его непосредственные потомки.

- Но ничто не стоит на месте, - продолжал академик. - Науку давно интересует - какова следующая ступень, кто придет на смену человеку разумному?

Дмитрий Юрьевич молча раздумывал: действительно - кто придет?

- Кажется, наш Гигант, - говорил академик, - дает на это ответ. Придет Хомо сверхсапиенс - сверхразумный.

- Вы хотите... - Дмитрий Юрьевич заерзал на стуле.

- То, что сказал, - прервал его академик. - Человек сверхразумный.

- А как же мы?.. - воскликнул Дмитрий Юрьевич.

Академик пожал плечами:

- Дело теперь не в нас - в вашем сыне. Он человек особенный. Скажу прямо: он родился с готовой речью, с готовыми навыками, которыми владеете вы, я и другие. В этом его отличие. Рождались дети талантливые - вундеркинды, запоминали с первого взгляда текст на странице, формулы, музыку. Но Гигант, обладая всем этим, коренным образом отличен от них. Мало сказать, что он унаследовал не только безусловные рефлексы, но и условные - его мозг превышает сейчас тысячу шестьсот кубических сантиметров, при норме тысяча четыреста, тысяча пятьсот. Это новый тип мозга, как Гигант - новый тип человека. Притом это устойчивая мутация. Понимаете?

- Да... - отозвался Дмитрий Юрьевич.

- Эти новые свойства от вашего сына пойдут по наследству - Гигант психически и физически здоров, нормален. Больше: одинаково склонен к технике, физике, математике, биологии, психологии - во всяком случае, удалось пока выяснить. Это тоже устойчиво у Гиганта. От него пойдет новая ветвь в развитии человека!

- Как же мы?.. - вторично воскликнул Дмитрий Юрьевич. Исчезнем?..

Академик пожал плечами:

- Уступим место. В природе выживает сильнейший, умнейший...

Уезжал из Москвы Дмитрий Юрьевич с нелегким чувством в душе. Гигу он видел. В обширной лаборатории института Гига расхаживал среди электронно-счетных машин, изредка в одном, в другом месте нажимал на кнопки. Считывал с лент выданную машинами информацию.

- Освоил... - шепнул на ухо Дмитрию Юрьевичу лаборант, видимо, ближайший учитель мальчишки, и радостно улыбнулся отцу Гиганта: - Талант!

- Тебе нравится здесь, сынок? - спросил не без робости Дмитрий Юрьевич.

- Нравится, - Гига даже не поднял глаз от бумажной ленты.

В общежитии после Дмитрий Юрьевич застал Гигу за широким столом, заваленным чертежами и схемами - все это были новейшие счетно-решающие устройства. Гига безжалостно черкал карандашом по ватману и ругался вполголоса:

- Плохо. Отвратительно. Переделать!

Второй раз Дмитрий Юрьевич был в Москве через полгода.

Прямо с вокзала поехал в институтское общежитие, надеясь застать сына на отдыхе, был шестой час вечера.

В общежитии Гиги не оказалось. Дмитрий Юрьевич пошел в лабораторию, где прошлый раз Гига работал на электронно-счетных машинах. В лаборатории его тоже не оказалось вообще, никого не было.

Надо расспросить у директора, решил Дмитрий Юрьевич, вышел из лаборатории в коридор.

Действительно, из директорского кабинета слышался голос Гиганта, определил по тембру Дмитрий Юрьевич. Обрадовался, наконец-то увидит сына.

Без стука приоткрыл дверь кабинета, обширной кубической комнаты, в которой академик рассказывал Дмитрию Юрьевичу о неандертальцах, когда-то исчезнувших и этим поразивших воображение Дмитрия Юрьевича. Но то, что Дмитрий Юрьевич увидел сейчас, поразило его не меньшим образом.

Кабинет почти не имел мебели: стол, пара кресел, остальное его пространство было пустым и ошеломляюще гулким.

Сейчас на середине комнаты были двое - академик и Гига. Академик стоял перед Гигой, растерянно опустив руки, даже, как показалось Дмитрию Юрьевичу, навытяжку, молчал и моргал глазами.

Гига, наоборот, весь возбуждение, жестикулировал перед ним, топал ногами и кричал в полный голос:

- С кем мне поговорить о сверхсветовых скоростях? Поспорить об антиполе и минус-времени? Не с кем! Покажите мне хоть одного человека!..

Академик стоял все так же навытяжку и моргал.

- Молчите? - Гигант вскинул над головой руки. - А я один и один!.. Друга дайте мне! Друга!!!