"Изгнание владыки (Часть 3)" - читать интересную книгу автора (Адамов Григорий)Глава сорок четвертая Последний день на льдинеНочью ветер усилился, и к утру шторм разыгрался не на шутку. Иван Павлович несколько раз просыпался, подходил к окну и тревожно прислушивался к свисту и вою бури, к грохоту моря, скрытого за торосами, к глухим ударам, доносившимся из-подо льда. Каждый раз вместе с ним поднимался со своего места Плутон. Опираясь передними лапами на диван, он стоял рядом с Иваном Павловичем и то всматривался в темную ночь за окном, то вопросительно поглядывал на моряка. Иван Павлович гладил Плутона по могучей шее и тихо спрашивал: – Что, брат, и тебе не спится? Ничего, авось обойдется. Плутон тихонько шевелил хвостом и спускался на пол, словно успокоенный. Утро возникло серое, безрадостное. Едва позавтракав, Иван Павлович принялся осматривать скафандры. Он тщательно проверял аккумуляторы, запасы пищи, патроны с жидким кислородом и поглотители углекислоты. – Что это вы заинтересовались скафандрами, Иван Павлович? – спросил майор: скафандры, по уговору, были на его ответственности, и он следил за их состоянием. – Вас беспокоит шторм? – Надо быть наготове, Дмитрий Александрович, – ответил Иван Павлович. – Такие штормы редко проходят благополучно для больших ледяных полей… Он раскрыл шкаф с продовольствием и вместе с Комаровым вытащил из него большой ящик в чехле из плотной ткани. На верхней стороне ящика виднелась белая головка, навинченная на маленькую трубку. Иван Павлович отвинтил головку и, укрепив на конце трубки небольшой воздушный насос, начал нагнетать воздух под ткань. Ткань быстро вздувалась, и вскоре ящик оказался в круглом воздушном шаре, похожем на большой мяч. – Ну, теперь мы, насколько возможно, готовы, – сказал Иван Павлович, снимая насос с трубки и сейчас же завинчивая головку. – Значит, уговорились, Дмитрий Александрович? По первому моему сигналу тревоги… – Хорошо, хорошо, Иван Павлович, будьте спокойны. Мы с Димой твердо знаем свои обязанности на случай аврала. – Надо бы Диму разбудить, да жаль. Очень уж крепко спит. – Вы хотите увести машину отсюда? – Да, это необходимо. Нельзя оставлять ее слишком близко к морю. Кроме того, при такой погоде хотелось бы быть поближе к нашему складу… – Ну, тогда делать нечего. Садитесь в кресло, а я разбужу Диму. Через несколько минут вездеход тронулся в путь, а Дима был одет и сел завтракать. Машина, покачиваясь, медленно и осторожно пробиралась по неровному полю на северо-восток. Ветер иногда словно подгонял ее, потом вдруг нападал сбоку, грозя свалить со склона, ревел и свистел, поднимая с торосистых вершин облака снежной пыли. Вскоре вездеход вышел на ровное поле. Стали попадаться трещины во льду, то едва заметные, вьющиеся черными змейками, то пошире, с открывавшейся внизу водой. Машина легко переходила через них, все более ускоряя ход. Одна из трещин неожиданно, на глазах у Ивана Павловича, начала быстро расширяться, и когда машина на полном ходу приблизилась к ней, трещина достигла уже более двух метров в ширину. Не замедляя хода, Иван Павлович нажал кнопку на доске управления. Стоявший на своем посту, у двери возле скафандров, Комаров увидел через заднее окно кабины, что две широкие толстые лыжи, обычно поднятые кверху по обеим сторонам двери, вдруг с громким пощелкиванием опустились верхними концами вниз и легли на лед, далеко простираясь позади вездехода. Передняя часть машины уже нависла над водой, но кормовая, более тяжелая часть, перевешивая, не давала передней упасть носом в воду. Трещина продолжала расширяться, и ее противоположный край довольно быстро отходил, однако вездеход двигался быстрей. Выровняв горизонтально носовую часть цепей, машина настигла наконец край льда и вцепилась в него, работая острыми ребрами пластин. Вдруг корма вездехода сорвалась с края льда и скользнула вниз, к воде. В следующее мгновение она грузно колыхнулась и повисла над пустотой, задержавшись на мощных упругих лыжах. Они были так надежно закреплены на задней оси, что, лишь слегка пружиня и сгибаясь, отлично выдержали тяжесть машины. Носовые части гусениц, все дальше выходя на лед, вскоре быстро вынесли на него вездеход по ту сторону трещины, хотя концы лыж еще тащились далеко позади, а ширина трещины за время перехода значительно увеличилась. Выйдя на лед и подняв лыжи на место, вездеход устремился в прежнем направлении по ровному полю. Вскоре пошел густой снег. Ветер с ревом кружил его, бросал в окна; все впереди затянулось белой мятущейся мглой, дорога стала едва различимой. Началась пурга. Иван Павлович убавил ход машины. Вездеход, словно ощупью, осторожно продвигался вперед. Трещины встречались все чаще. Некоторые, уже широко разошедшиеся, вдруг начинали быстро смыкаться, и Иван Павлович, немного подождав, переводил через них машину, не прибегая к помощи лыж. Моряк становился все озабоченнее. Остановив вездеход перед одной из таких смыкающихся трещин, Иван Павлович минуту словно прислушивался к чему-то сквозь свист и вой пурги, потом повернулся и движением головы подозвал к себе майора. Тот быстро подошел, обеспокоенный тревожным выражением лица Ивана Павловича. – Прислушайтесь внимательно, Дмитрий Александрович! – почти прокричал Иван Павлович сквозь рев ветра. – Вы ничего не чувствуете под ногами? – Под ногами? – переспросил Комаров и, сосредоточенно помолчав, воскликнул: – Машина качается! Иван Павлович кивнул головой. – Дела неважные, – сказал он. – Морская зыбь уже докатилась сюда. Шторм быстро разбивает ледяное поле на части. Не знаю, доберемся ли мы до нашей базы… А если и доберемся – благополучно ли там… Трещина тем временем почти сомкнулась, и Иван Павлович поспешил перевести через нее машину. Но едва вездеход очутился по ту сторону трещины, как лед под ним круто накренился, и машина медленно поползла назад, к трещине. Комаров схватился за кресло. – Ой, что это? – громко вскрикнул Дима, цепляясь за диван, на котором занимался упаковкой боевых припасов и подвязыванием их к ружьям и пистолетам. – Видите? – сказал Иван Павлович, давая полный ход вперед и сбрасывая задние лыжи на лед. – Уже мелкие льдины встречаются. Впереди, вероятно, открылось широкое разводье. Льдина выровнялась под быстро удаляющимся от трещины вездеходом. Теперь уже явственно чувствовалось ее равномерное покачивание под машиной. Но еще через минуту, когда вездеход, очевидно, перешел середину льдины, она опять стала крениться под ним, и Иван Павлович вынужден был вновь уменьшить обороты моторов. Вездеход медленно подползал к невидимому за снежным ураганом краю льдины. Наконец перед вездеходом открылось широкое разводье. Его противоположный ледяной берег нельзя было различить. На темной свинцовой поверхности воды беспорядочно толкалась высокая зыбь. В снежной мгле то и дело показывались и исчезали, качаясь на взволнованной воде, небольшие обломки льда. – Придется переплывать, – сказал Иван Павлович, пристально всматриваясь вперед и готовясь включить моторы. – Не лучше ли обойти разводье? – спросил майор, которому тоже, видимо, не улыбалось плыть в такое волнение по каналу неведомой ширины. – Неизвестно, сколько времени придется обходить его. Судя по ширине, и длина разводья очень велика. А за ним, на севере, наш склад. Надо спешить. Ну, пошли… Проверьте, Дмитрий Александрович, хорошо ли задраена дверь. Удостоверившись, что все в порядке, Иван Павлович осторожно повел машину к краю льдины, опускающемуся все ниже. Вездеход почти незаметно сошел в полынью. Заработал гребной винт, и машина понеслась по воде. Волны начали хлестать в окна, заволакивая их светло-зеленой кисеей. Носовая часть кабины то и дело зарывалась в воду. Только что оставленная льдина скрылась из виду за крутящейся стеной снега. Ветер яростно выл, словно преследуя машину. Высокая волна вдруг поднялась перед правыми окнами, остервенело бросилась на вездеход и с злобным шипением перекатилась через крышу. Еще через минуту совершенно неожиданно перед кабиной возникла из снежной мглы высокая ледяная стена из торосов, почти отвесно спускавшаяся к воде. Очевидно, льдина отделилась от ледяного поля непосредственно по линии торосистой гряды. Взобраться на нее прямо из воды было совершенно немыслимо. Едва успев избежать столкновения, Иван Павлович круто повернул вездеход налево и повел его вдоль ледяной стены, выискивая в ней мало-мальски подходящий пологий подъем. Шторм шел с запада, приходилось идти против ветра. Различить что-нибудь впереди было необычайно трудно, но Иван Павлович все же заметил, что ледяная стена непрерывно и настойчиво налезает на вездеход справа. Уже несколько раз Иван Павлович отводил машину от стены до предела видимости, но через несколько минут льдина неизменно приближалась. «Что бы это значило? – с беспокойством думал Иван Павлович, вновь отводя вездеход в сторону. – Ветер нас прижимает или разводье опять смыкается?» Он все чаще вглядывался через смотровое окно налево, на юг, опасаясь увидеть сквозь мглу оставленную вездеходом льдину, и вдруг заметил, что машину стало меньше качать, а волны и брызги перестали заливать смотровое окно. «Смыкается!.. – с упавшим сердцем заключил Иван Павлович. – Что же делать? Пройду еще немного. Ясно, льдину кружит…» Оставалась крохотная надежда на то, что все же удастся найти в этой проклятой стене какую-нибудь лазейку и взобраться на лед с северной стороны разводья. На севере склад – пища, одежда, аккумуляторы… Страшно остаться отрезанными от всего, без запасов на голой пустынной льдине! Пурга продолжала неистовствовать над кабиной, проносясь вверху; внизу, между льдинами, было как будто тише. Вездеход медленно шел против ветра и волны. Сосредоточенно наблюдая за краем правой льдины, напрасно выискивая в ее безнадежной и неприступной высоте место для подъема, Иван Павлович на короткое время забыл о южной стороне разводья. – Внимание! – раздался вдруг голос майора. – Торосы слева! Один быстрый взгляд раскрыл Ивану Павловичу всю опасность положения. Сквозь снежную крутящуюся мглу он увидел совсем близко южный край быстро смыкающегося разводья и высокую, такую же неприступную кайму торосов, круто спускающихся к воде. «Попался!.. – мелькнуло у Ивана Павловича в голове. – Успеть бы только развернуться…» Он резко повернул вездеход налево, но машина при встречном и боковом сносившем ветре плохо слушалась руля. Через минуту вездеход уткнулся носовыми частями гусениц в южный ледяной берег разводья. Высоко поднятые носовые пластины гусениц отчаянно царапали почти отвесную стену льда, гребной винт, пущенный на максимальное число оборотов, гнал их из воды на лед. Все напрасно. Это была непосильная для машины задача. – Льдина напирает сзади! – опять послышался спокойный голос майора. Недовольно морщась, он погладил шершавый подбородок (отточенный нож Ивана Павловича приносил одни страдания) и тихо сказал стоявшему рядом Диме: – Приготовься к выгрузке… Проверь свой костюм… Живей, живей… поторапливайся… – И, бросив взгляд через окно, повернулся к Ивану Павловичу: – Льдина над кормой! Раздался громкий треск, немедленно перешедший в пронзительный скрежет, визг и стоны. Гусеницы беспомощно замерли на ледяной стене впереди, заглох винт, выключенный Иваном Павловичем. Тотчас же из носовой части кабины послышалась команда: – На лед! Выгружаться! Одно нажатие кнопки, и дверь распахнулась. Ветер с тучей снега ворвался в кабину. Буроватая стена торосов на северной льдине поднималась в двух-трех метрах от края, освобождая небольшую площадку. Кормовая часть гусениц упиралась в лед ниже ее. Дверь от шкафа с продовольствием, быстро снятая Комаровым, легла на лед. – Дима, выходи с Плутоном! Дима был уже наготове. Со связкой легких ружей, взволнованный, немного испуганный, он быстро перешел на крохотную площадку под торосом. За ним последовал Плутон, навьюченный пакетами с боевыми припасами и портативной палаткой. Вездеход еще держался, стиснутый льдинами. Он весь дрожал под их напором, жалобный визг и скрежет больно отдавались в сердцах его пассажиров. Сминались гусеницы, лед приблизился почти вплотную к выходной двери кабины. Майор уже выбросил на ледяную площадку скафандры, лыжи, утварь, ящик с аккумуляторами, поданный ему Иваном Павловичем. Пользуясь лишними минутами, которые дарила им стойкость машины, Иван Павлович и Комаров перебросили на лед груду меховых одежд и два ящика с продовольствием. Сзади послышался угрожающий треск. Смотровое окно, вогнутое чудовищным натиском ледяного бугра, разлетелось в куски. Вслед за ним носовая стена кабины упала. Вездеход начал оседать кормой в воду. – На лед, Дмитрий Александрович! – крикнул Иван Павлович. Они едва успели вскочить на площадку, как машина, царапая лед ребрами пластин, начала медленно погружаться в воду. Еще мучительно долгая минута – и вода хлынула потоком в раскрытую дверь кабины. Все круче оседая на корму, вездеход скользнул вниз и исчез в пучине. Его бывшие пассажиры, сбившись в тесную кучку, молча стояли на краю площадки, провожая его взором. Пурга с воем налетала, словно пытаясь и их сбросить в пучину, густой снег заметал разбросанные на льду вещи… Потерпевшим аварию удалось разбить палатку. В ней было очень тесно. Ярко горела висевшая под крышей электрическая лампочка. Против входа сидел на грузе мехов Дима и допивал кофе. Возле него справа от входа, опираясь на локоть, полулежал на разостланной меховой одежде Иван Павлович. В середине палатки излучала тепло электроплитка. Небольшое свободное пространство слева от завешенного входа было местом Комарова; сейчас оно пустовало. Плутон свернулся у входа, у приподнятой, как порог, полосы материи, выстилавшей пол палатки. Ноги Ивана Павловича касались собаки, и, очевидно, беспокоили ее. Кроме того, из под входного полога дуло, и Плутон с недовольным видом встал, направляясь к свободному месту майора. Повертевшись, он улегся, свернулся калачом и вновь задремал. Снаружи, за крохотным оконцем, кружился снег и робко проглядывал мутный рассвет. Ветер яростно сотрясал палатку, словно силясь сорвать ее с места и унести с собой. Иногда его порывы были настолько сильны, что Дима невольно хватался за петли на стальных ребрах палатки. Под входное полотнище просунулась рука в перчатке и изнутри отстегнула его. Полотнище открылось, и, стряхивая с себя на ходу снег, низко согнувшись, в палатку вошел майор. – Ну что, Дмитрий Александрович? – живо спросил Иван Павлович. – Ничего не видно, – застегивая полотнище, ответил Комаров. -С трудом дополз до перевала. Снег, снег и снег… Сколько он еще будет валить? Знаете, Иван Павлович не знаю, верить себе или нет, но временами, когда ветер на минуту стихал, мне слышался с севера какой-то ровный, грохочущий гул. Не открытое ли море там? Комаров присел на корточки перед плиткой и налил из кофейника горячего кофе. Иван Павлович, сосредоточенно глядя на майора, спросил: – Значит, и вы это расслышали? Меня всю ночь тревожил этот гул. Если там, на севере, действительно открытое море, то дело плохо. Это значило бы, что к нашему главному складу нам уже не пробраться, если даже он еще существует… – Вы хотите сказать, что он затонул? – спросил майор. – Или его унесло вместе с отделившейся частью ледяного поля… – ответил Иван Павлович. – Для нас это, в сущности, безразлично. Уже трое суток пурга держала в плену на обломке ледяного поля небольшой отряд с потерпевшего крушение вездехода. Медленно тянулись часы, пурга не унималась, и, казалось, ярость ее все возрастала, грозя разрушить и это последнее ледяное убежище маленького отряда. Майор и Иван Павлович долго молчали. Наконец Комаров встряхнулся и сделал глоток из стакана. – Что же, по-вашему, надо теперь делать, Иван Павлович? – Думаю, что ждать, пока затихнет шторм, – это напрасная трата времени. Часы нашей льдины, очевидно, тоже сочтены. Того и гляди, она развалится под нами, и именно тогда, когда мы этого ожидать не будем. Предлагаю немедленно отчаливать отсюда. Майор поставил возле себя недопитый стакан, минуту помолчал и тихо спросил: – Куда, Иван Павлович? – К Северной Земле. В пролив Шокальского, к поселку Мыс Оловянный. – Как? Каким путем? – Под водой. – В скафандрах? – Да. Надо решиться! – твердо заявил Иван Павлович. – Все равно в такую пургу никакой самолет нас не отыщет, если и начались розыски. А пурга, вероятно, не скоро прекратится. В полдень посветлеет. Я постараюсь определить наши координаты и еще раз проверить, что делается на севере. Если там действительно открытое море, то сейчас же начнем готовиться в путь. Через восемь-девять часов мы будем на земле. – На Северной Земле?! – воскликнул вдруг Дима. – На острове Комсомолец?.. И замолчал, в замешательстве прикусив губу. Иван Павлович и Комаров удивленно взглянули на мальчика. – Да, на острове Комсомолец, – сказал Иван Павлович. – А что? – Нет… я так… – не поднимая глаз, пробормотал Дима. – Их же там три больших острова. – Да, да, – подтвердил Иван Павлович и, занятый своими мыслями, продолжал, обращаясь к майору: – Так вот мое мнение, Дмитрий Александрович. А вы что скажете? Комаров как-то нехотя отвел пристальный взгляд от Димы и медленно проговорил: – Тем же путем, под водой, мы могли бы добраться к шахте номер шесть? Иван Павлович не сразу ответил. Он внимательно посмотрел на майора и сказал: – Можно. Но это потребует втрое больше времени, учитывая и несколько остановок на льду для отдыха и необходимость астрономических наблюдений. Тяжеленько будет для мальчика. – Та-ак… – протянул майор и провел несколько раз рукой по подбородку. – Не забывайте, дорогой Иван Павлович, что на шахте меня, если можно так выразиться, ждет не дождется Коновалов. Боюсь, долго ждать он не будет и что-нибудь натворит. И еще имейте в виду, что Диму там ждет, в беспокойстве и, может быть, в отчаянии, его отец… Но Дима вдруг побледнел, потом вспыхнул и закричал: – Нет, нет! Это неправда! Это я так… Мне сказали Березин и Георгий Николаевич, что если я не буду так говорить, то меня вернут в Москву… Я хотел в Арктику… Мне было очень нужно в Арктику. Здесь, где-то на острове Комсомолец, пропал мой брат Валя… Я хотел искать его на острове… А они велели мне назваться другим именем и даже удостоверение дали. Майор и Иван Павлович изумленно переглянулись. – Постой… Постой… – проговорил, растерявшись, Иван Павлович. – Какое удостоверение? Какой тут Валя пропал? – Так я же вам говорю, что это мой брат Валя… Валерий. – Ничего не понимаю… – начал было Иван Павлович, но его перебил Комаров. – Это удостоверение сохранилось у тебя, Дима? – спросил он. – Да. Вот. – Дима торопливо порылся в карманах своей куртки, нашел там сложенную бумажку и подал ее майору. – Вот. Майор развернул бумагу и быстро пробежал ее глазами. – Твоя фамилия Антонов? – Нет, Денисов. Иван Павлович вдруг хлопнул себя по лбу и закричал: – Ах, чёрт побери! Так это ты о конструкторе Валерии Денисове говоришь? Это твой брат? Скажите пожалуйста! Вот так история! А почему ты думаешь, что он на острове Комсомолец? Разве его уже нашли? – Подождите, подождите, Иван Павлович, – спокойно сказал Комаров. – Мы и в этом разберемся. А пока скажи мне, Дима, кто тебе дал эту бумажку? – Коновалов… Георгий Николаевич. – А ему кто дал? – Не знаю… Майор опять бросил взгляд на бумажку. – Удостоверение выдано ВАРом… – медленно и задумчиво произнес он – Министерством Великих Арктических Работ. – А! Ну конечно! – обрадованно сказал Дима. – Это, вероятно, сделал Березин, Николай Антонович… Он же там работает. – Березин? – удивленно воскликнул майор. – Николай Антонович? – одновременно изумился Иван Павлович. – Ведь это мое прямое начальство! – Ну да! Он на арктических работах, – объяснял, как мог, Дима. – Он там работает вместе с Сергеем Петровичем Лавровым. С минуту майор и Иван Павлович, пораженные, молча смотрели друг на друга. Потом Комаров так же молча сложил бумажку, спрятал ее во внутренний карман своей куртки и наконец произнес: – Хорошо, мой мальчик! Мы отправимся все вместе к шахте номер шесть. Так, Иван Павлович? – Есть, Дмитрий Александрович! – твердо ответил Иван Павлович, многозначительно глядя майору в глаза. – А сейчас, Дима, – продолжал Комаров, вынимая записную книжку и искоса бросая взгляд на моряка, – мне нужно с тобой о многом поговорить. Иван Павлович посмотрел в крохотное, трепетавшее под порывами ветра оконце палатки и, кряхтя, поднялся с места. – Совсем рассвело, – сказал он. – Пойду посмотрю, что делается на льдине. Вернусь, и начнем собираться в путь. Иван Павлович отстегнул полотнище и вышел, оставив майора и Диму наедине. |
||
|