"Азов" - читать интересную книгу автора (Мирошниченко Григорий Ильич)ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯМарфа Ивановна, хотя и приласкала как будто от всей души казаков (ей, видно, это надобно было), все-таки слукавила. И лукавство заметно было казакам в ее хитрых глазах. Марфа спрашивала: – А как там, у вас на Дону, казаки женятся? Как свадьбы у вас справляются? По христианской ли вере? – По христианской, матушка, – живо отвечал ей Афонька Борода. – Мы бога не гневим: берем ясырку за руку – турчанку, альбо персиянку, аль крымскую татарку, – чаще всего то после походов да охоты на синем море бывает; ежели она люба нам, на круг приведем, богу помолимся перед честным народом и молвим так: «Будь моей женой!» Ну и все тут дело со свадьбой. А ежели женка не люба станет нашему брату – опять на круг ее ведем, другим сбываем бабу, что не по нраву пришлась. Церковушек у нас нет, матушка царица. Жениться нам по законам да обычаям негде. А бобылей на Дону хоть отбавляй. Церковушку б нам, матушка, вашей царской милостью, поставить на Дону… – Церковушку? Я похлопочу, – ласково пообещала, Марфа. – И попа нам надо бы. Службу служить нам некому, – сказал Левка. – Попов у нас много, да все они беглые и нерадивые к богу, только пьют да гуляют. – И дьякона пришлем вам вскоре, – сказала Марфа. – И стихарей у нас нет на Дону, – сказал Афонька. – И стихари пришлем. Стихари Филарет Никитич пожалует вам из своей церковной казны… Пока казаки вели беседу с Марфой Ивановной, служки принесли угощение. Расставили чаши и налили в них мальвазию. – Ныне, – говорила Марфа важно, – предстоит нам венчать царя Михайла. – И то, знать, важное дело, матушка, – деловито заметил Афонька. – Да где ж ноне невест хороших найдешь? Левка поднял чашу, взглянул на Марфу и молча поставил чашу на стол. – Царя женить, матушка? – спросил он робко. – Царя, – медленно ответила Марфа. – Венчать, стало быть, матушка? – полюбопытствовал Афонька. – Венчать. Как же без венчанья? – испытующе глянула Марфа в недоуменные глаза Афоньки. – Ну, коль на царство повенчали, то и с невестой повенчать надо, – сказал Левка. – Невеста-то у вас давно найдена. Невеста складная, сказывали нам. Марфа еще глубже и проницательнее заглянула в Левкины глаза. Левке от ее пристального взгляда не по себе стало, словно иглой кольнули. Левка завертелся на лавке и нехотя выпил чашу с мальвазией. Марфа осторожно проговорила: – Да вот беда! Невесты у царя Михайла еще нету! «Эге! – подумал Левка. – Не сплоховать бы. Крутит что-то…» И, приободрившись, улыбнулся. – Да мы, царица-матушка, – сказал он, – достанем царю женку. Добудем ее, саблей добудем. Хоть в Царьграде, хоть в Трапезонде, – добудем! А нет, так в Азове. Там раскрасавицы такие!.. Ты прикажи-ка только, и мы ее достанем, матушка царица. А еще лучше – казачку с Дона привезем! – Чужих земель невест не надобно. Чужие не годятся. Вот женка ж была у вашего крамольного атаманишки, Ивашки Заруцкого. А нешто она женка? Лжедимитрию женой была! Второму Лжедимитрию наскоро женою стала. Заруцкий уже третьим подобрал Маринку Мнишек, дочку воеводы Сандомирского, от которой зло Московскому государству учинилося… А Заруцкий Ивашка, блудный сын, крест целовал царю в Москве. Забыв же свое крестное целованье, из-под Москвы побежал и пришел на Коломну, пристал к прежним ворам и разбойникам. – Да Заруцкий же вор! – со злостью сказал Афонька Борода. – А Маринка – сука! Не попрекай нас, матушка! На Дону немало голов полегло наших из-за Маринки. Марфа, скользнув своим жестким взглядом по упрямым глазам Афоньки, уклончиво сказала: – Не попрекаю вас, гости мои. Маринка – сатана! Тьфу, тьфу, тьфу! Ах, господи! Помилуй нас, грешных!.. Государство должно быть навеки нерушимо. И свадьбы должны быть нерушимы. «Ох, – думал Левка, – очи старой Марфы не глядят еще в могилу, а заглядывают куда-то далеко, ищут чего-то. Ой, баба! Хитра да умна». Марфа продолжала: – Аль то была жена у Димитрия Шуйского, дочь Малюты Скуратова! Ядом, сатана, стравила наследника престола, Михаила Васильевича Скопина-Шуйского. Да где стравила? На крестинном пиру у князя Воротынского. Съела царя кума крестовая. А другая дочь Малюты Скуратова, Мария, женой Бориса Годунова была: ту люди Василия Шуйского сгубили. Сквитали зло: сына Годунова, Федора, тож сгубили… Да и кто знает, лютейшего врага нашего, Бориса Годунова, не Шуйские ли отравили? Заклятый враг наш Годунов искал опоры для себя в других государствах и все сватал свою дочку Ксению, да бог ему того не дал… – А вот была ж другая, но то святая была женка в древней Руси, – Евдокиюшка, жена Димитрия Донского. Слава по ней живет и поныне. – Ешьте, гости мои дорогие! – сказала Марфа, разломила сдобную белую хлебину надвое и положила: одну половину перед Левкой, другую – перед Афонькой. Афонька сказал: – Матушка царица, как ты складно сказываешь про царских женок. Забавно тебя слушать. – Забавы тут мало, казаки, а слушать слушайте, пригодится. Вот Евдокиюшка так оплакивала мужа: «Был у меня государем Димитрушка, много примирил стран на свете, много одержал побед славных, а ныне сам побежден смертью! А юность еще не оставила нас, и еще старость не постигла нас! Зачем же ты, ясный сокол, оставил меня и детей своих? Крепко уснул царь мой, а я не могу разбудить тебя!..» – Какова Евдокиюшка! – вздыхая, сказал Левка. – Вот то женка!.. – Нам бы такую добрую царицу найти Михайло. Михайло мой достоин такой жены, – как бы мимоходом заметила Марфа. – Михайло?.. – смутившись, сказал Левка Карпов будто о своем старом приятеле. – Достоин, матушка царица… Марфа растаяла, заулыбалась. – Ну, то-то же, – сказала она, поблескивая влажными глазами. – Михайло у меня добрый, милостивый. И ему надо бы найти невесту добрую, милостивую. Я ноне, поведаю вам, казаки добрые, присмотрела ему девицу – Евдокию, боярышню Стрешневу. Девица всем хороша! Тут Левка Карпов и брякни: – И будет, матушка! Раз Марья Хлопова вам не сгодилась и Долгорукая тоже, то Евдокиюшка Стрешнева пригодится. То не Салтыковы ли невесту нашли? Марфа глаза закрыла, молитву прошептала, потом медленно и грузно поднялась, промолвила: – Спасибо за поминку! Да только б лучше о том не поминать и вам того совсем не знать! – Прости-ка нас, матушка царица, мы – люди темные, – сокрушенно сказал Левка. – Нам ничего не ведомо доподлинно. Не станем поминать. – И ведать вам о том не надобно! – сказала Марфа повелительно. – Вы б лучше, – переменила она тон, – песни свои донские спели мне. Люблю я слушать песни хорошие, веселые. И Левка, чтоб развеселить Марфу и отвести ее гнев, запел тихо донскую песню, ту самую песню, которую казаки частенько пели на Дону. А воссядем, братия, на своих борзых коней Да поглядим синего Дона… Задушевно пели в Марфиных покоях донские казаки. Марфа внимательно слушала и временами благодушно кивала головой. |
||
|