"Три дороги" - читать интересную книгу автора (Макдональд Росс)Глава 2Заведующий Райт поднял руку и указал в сторону долины. — Видите этого парня с клюшкой для гольфа? Паула слышала слова, но их смысл не доходил до нее. Ей казалось, что послеобеденное время повторяется, что встреча с Бретом была всего лишь репетицией, подготовкой к заключительной сцене. Маленький человечек в костюме защитного цвета гонялся взад и вперед за невидимым мячом по склону холма. Скоро Брет придет на веранду, и они снова повторят свои роли. Но на сей раз ошибок не будет, не будет и горького привкуса в их разговоре. Она передаст ему хорошие вести о Клифтере, и хоть раз они расстанутся на вселяющей надежду, ноте. Затем Паула почувствовала дуновение холодного воздуха, который вечерами всегда доносится из залива. Бодрящий ветерок вернул ее к действительности. Брет уже приходил и ушел, и ошибку, которую он допустил, нельзя исправить мечтами. Райт опять нетерпеливо вытянул палец и указал вдаль. Густые черные волосы на запястье его руки отливали на солнце сталью. — Вы его видите, не правда ли? — Простите, я не слушала. Боюсь, что я отключилась. Брет считал, что мы женаты... Доктор крякнул и пошевелился в шезлонге. — Именно это я и пытаюсь объяснить. У парня с клюшкой для гольфа довольно несложная проблема по сравнению с Тейлором. Он потерял руку, и это вам не шуточки, но он может обойтись без нее. Ему надо просто как-то перестроиться физически. Он этим сейчас и занимается. Тейлору надо сделать то же самое. — Мне не совсем понятна аналогия. — Тейлор предпочитает подавить в себе некоторые воспоминания, чем с ними жить. Он скорее останется совсем без рук, чем будет отращивать новую руку. Но до тех пор пока он подавляет в себе воспоминания о прошлом, он не может нормально приспособиться к настоящему. Прошлое и настоящее так переплетены, что невозможно отказаться от одного и не потерять контроля над другим. Утрата настоящего — это довольно точное определение безумия. — Но он же не сумасшедший! — Слова протеста вырвались автоматически. Он обернулся к ней и улыбнулся, обнажив свои крепкие белые зубы. — Не надо так волноваться из-за слов, мисс Вест. Они все относительны, особенно те, которые мы используем в психиатрии. Думаю, что официальный его диагноз — травматический невроз с симптомами истерии. Такое определение вам нравится больше? — Я не придаю большого значения словам. К тому же слова — моя профессия. Но слово «безумие» звучит так безнадежно... — Не безнадежно. Но я не хотел создавать впечатления, что Тейлор сумасшедший. Безумие — это юридический термин, и с юридической точки зрения он не совсем в своем уме. Он быстро проходит проверки на сообразительность. Но плохо ориентируется в обстановке. Он, вероятно, мог бы выписаться хоть завтра и прожить остаток своей жизни не хуже других. — Он действительно сможет это сделать? — Если ему не придется столкнуться с какой-нибудь серьезной, кризисной ситуацией. — Но в его памяти, кажется, есть ужасающие провалы. В некотором отношении его состояние сейчас хуже, чем было четыре месяца назад. Тогда он не думал, что мы женаты. — Такой поворот дела меня не удивил. Он сделал небольшой шаг назад, чтобы получить возможность далеко шагнуть вперед. Четыре месяца назад он не допускал возможности того, что он женат. — Он что, совсем не помнит своей жены? — Не помнит, но вспомнит. Я его наблюдаю гораздо больше, чем вы, и, честно говоря, меня не беспокоят эти временные рецидивы. Он находится на грани полного выздоровления и подсознательно понимает это. Его сознание борется против такой перспективы всеми доступными средствами, ведет безнадежную борьбу. — Вы думаете, что он не хочет выздоравливать? Сегодня он сам сказал что-то в этом роде. — Почему он вообще-то заболел, как вы думаете? — Разве это не очевидно? Он перенес два ужасных потрясения, одно за другим, бомбежку и потом смерть жены... — Ничего, что связано с разумом человека, не является очевидным. — В его тоне звучала профессиональная помпезность. — На деле здоровый разум столь же загадочен, как и нездоровый. Я не раз задавал себе вопрос: почему такая женщина, как вы, например... Его рука, похожая на жирного волосатого паука, стала постепенно приближаться к ее руке по подлокотнику шезлонга. Она убрала свою руку, положив ее на колени. — Поскольку лейтенант Тейлор и я собираемся пожениться... — волосатый паук прекратил свое движение, — то я бы хотела спросить вас, не мог ли взрыв повредить его мозг? Повредить физически. — Это исключается. Проблема здесь чисто психологическая, мисс Вест. И вряд ли будет чрезмерным упрощением сказать, что у него пропала память, потому что он этого хотел. — Но вы сами сказали, что в этом большую роль сыграли потрясения. — Они ускорили процесс ухудшения его состояния, но не являются главной причиной. Видите ли, разум Тейлора был уязвимым. Другие люди тоже переживали аналогичные потрясения, но у них не было провалов в памяти. Добровольных. — Добровольных? — Она подхватила это слово и отшвырнула его назад, как оскорбление. Она опять начинала его ненавидеть, и у нее возникло желание сбросить эту волосатую руку с подлокотника своего шезлонга. — Вы опять волнуетесь из-за слов. Я использовал этот термин условно и без всякого предвзятого смысла. Он провел несколько тяжелых лет на море, преимущественно в условиях боевых операций. Он вел себя мужественно, как и тысячи других. Затем попал под бомбежку и оказался в воде близ Керамы. Несомненно, это ослабило его сопротивляемость как в умственном, так и в физическом отношении. Именно второе потрясение, которое последовало за напряженными годами, сломало, как говорится, горб верблюда. — Вы имеете в виду ее смерть? — Да. Убийство совпало с его окончательным надломом. Сравнение с горбом верблюда не совсем удачно. В действительности его представление о мире и о себе оказалось надорванным серией тяжелых ударов. В конце концов он отступил, напряжение оказалось слишком сильным для него. Я не могу не думать, что он сам хотел вырваться из сложившейся ситуации еще до того, как ее убили. Мы столкнулись с его полным нежеланием вспоминать о ней. — Он искоса посмотрел на нее из-под своих густых бровей. — Он не был с ней счастлив, не так ли? — Он ее почти не знал. Женился на ней во время трехдневной увольнительной и тут же ушел в море. Он женился на ней осенью 1944 года и больше не видел ее в живых. — Как его угораздило так поступить? Она сделала паузу, чтобы совладать со своими чувствами. Память об этом событии была столь же мучительной для нее, как, должно быть, и для самого Брета. — Он женился на ней, когда был пьян в стельку. Подцепил ее в баре в Сан-Франциско, а на следующий день женился. — Господи праведный, что же это была за девушка? — Вот такая, — ответила она. — В то время вы были знакомы с Тейлором, не так ли? — Да, конечно, я его знала. — Несколькими быстрыми и нервными движениями она прикурила сигарету и сказала: — Полагаю, мне лучше рассказать вам об этом, если вы считаете, что это может иметь значение. Мне следовало это сделать уже давно. — А почему же не рассказали? — Это не анекдот, который всюду рассказывают, чтобы позубоскалить, — жестко отпарировала она. — Когда корабль пришел в Сан-Франциско, я подумала, что он собирается на мне жениться. Возможно, и он думал так же. Я прилетела из Голливуда, чтобы его встретить. В тот раз он пробыл в море почти год и, казалось, воскрес из мертвых. Разве это не похоже на романтику? Думаю, что я человек романтического склада или была такой. Я была без памяти от счастья, когда он вернулся. Но оказалось, что он не испытывает таких же чувств. Он в первый же вечер поругался со мной и оставил меня без всяких церемоний. Потом я узнала, что он женился на девушке по имени Лоррейн. Я думала, что стану объектом усиленных ухаживаний, но получилось так, что таким объектом стал кто-то другой. — Кажется странным, что вы поругались так скоропалительно и так бесповоротно. Вы давно были с ним знакомы? — Меньше года, но казалось, что дольше. Я познакомилась с ним в Ла-Джолле зимой предыдущего года, зимой сорок третьего, когда он был в увольнении. Мы провели вместе девятнадцать дней, прежде чем его корабль отплыл, а потом переписывались. Он был для меня моим личным залогом в этой войне, и у меня сложилось впечатление, что я была его залогом на будущее. Думаю, что я слишком на это рассчитывала. — Из-за чего вы поругались? — Поругался он, а не я. Его возмутило то, что у меня было больше денег, чем у него, но неприятности произошли не из-за денег. Он искал повода, чтобы поссориться, и нашел этот повод. Он мня обозвал по-всякому и ушел. Позже мне показалось, что этот его поступок был несколько... несколько ненормальным. Но думаю, что это просто досужие домыслы. — Но возможно, поэтому вы и простили его? — Разве я сказала, что простила? — Она выбросила окурок нарочито резким движением. Он описал крутую дугу над оградой веранды и упал, дымясь, в траву. — По-видимому, вы его простили, мисс Вест. Потому что чувствуете, как бы это сказать, что он был сам не свой, когда ушел от вас. Она заметила, что тон голоса доктора сменился на профессиональный, и ей это было приятно. Его руки забыли про нее и теперь были заняты: набивали трубку. Она закурила другую сигарету, перед тем как ответить, и выпустила клуб дыма, как будто хотела затуманить свои мысли. — Нет, он был вполне здоров. Он еще полгода служил в военно-морском флоте. Ему даже объявили благодарность в приказе командования, недалеко от Иво. Я чувствовала себя приниженной, а он ходил с гордо поднятой головой. — Но вы сами же высказали предположение, что его поведение было ненормальным. — Может быть, для него это было нормой, — быстро отреагировала она. — С самого начала я знала, что он очень застенчивый. Он стеснялся своей любви, и я подталкивала его. — Видимо, вы его горячо любили. — Потому что попыталась навязаться ему? — Потому что вы ведете себя очень честно, — рассудительно пояснил он. — Рассказываете о своем унижении, полагая, что это может ему помочь. — Я, наверное, выгляжу виноватой, да? Уж не думаете ли вы, что я мазохистка? — Сомневаюсь. — Его смеющиеся глаза спрятались глубоко под нависшими бровями. — Относительно вашей теории, что он стеснялся проявить свою любовь... Как это согласуется с его угорелым ухаживанием и женитьбой на этой девушке? — Доктор, я не претендую на то, что знаю ответ. Но не забывайте, что он закутил после того, как оставил меня. Может быть, алкоголь притупил его сдерживающие центры. Его природные сексуальные импульсы взяли свое, и он воспользовался первым же объектом, который подвернулся под руку. В его отношении ко мне это, конечно, не проявилось, но между строк его писем я поняла это. — Вы с ним переписывались после случившегося? — Он написал мне одно письмо. Оно пришло примерно через месяц после того, как он опять покинул Сан-Франциско. — Мне хотелось бы взглянуть на это письмо. — Я могу пересказать, что там написано. Он был слишком горд, чтобы признаться, что поступил, как дурак, но смысл всего заключался именно в этом. Он не отказывался от своей женитьбы и изо всех сил старался убедить себя, что ему нравится, как все получилось, хотя на самом деле это ему совершенно не нравилось. В письме сквозила фальшивая, наигранная веселость, и это очень задело меня. Он явно был несчастен, раскаивался, но упрямился, не хотел признаться, в общем, вы понимаете, что я хочу сказать. — Думаю, что понимаю. Это одно из тех писем, на которые так трудно отвечать. — Я и не собиралась на него отвечать. Он просил меня не отвечать, я и не ответила. Поначалу было трудно, потому что привыкла писать ему обо всем, что делала или думала. И вот вдруг он стал принадлежать другой женщине, и больше того — я от него уже не получала вестей. Я наконец сдалась и решила повидать ее. — Вы поехали в Сан-Франциско? — Она купила себе дом в Лос-Анджелесе, и я нашла ее координаты в телефонном справочнике. С каким-то странным чувством я увидела ее фамилию в напечатанном виде: «Г-жа Брет Тейлор». — Паула умолкла и прикурила следующую сигарету от окурка предыдущей. Когда она снова заговорила, ее голос звучал бесцветно. — Меня не столько разбирало любопытство посмотреть на жену Тейлора, сколько хотелось узнать что-нибудь о нем, а она была единственным связующим звеном. К тому времени он уже отсутствовал четыре месяца, и я о нем ничего не слышала целых три месяца, с тех самых пор, когда получила его последнее письмо. Я часто лежала в кровати не смыкая глаз. И помню, меня, в частности, интересовало, на кого же он меня променял. — Мне тоже это любопытно. — Свой косвенный комплимент он сопроводил медленным и многозначительным взглядом, который скользнул по ее груди, вниз по всему телу, до обнаженных ног. Она была так сосредоточена, что даже не заметила этого. — Я испытала злорадное чувство торжества, когда в первый раз увидела эту девицу. Она была достаточно миловидной, должна признаться в этом, но употребляла чересчур много косметики, не умела одеваться и причесываться. Это — элементарные вещи, но они могут многое сказать о женщине. Она не была даже хорошей хозяйкой. На столах и креслах стояли немытые стаканы и полные пепельницы. Мне не стоит быть такой придирчивой, правда? Идеальных людей нет. — Сложившиеся обстоятельства вполне оправдывают некоторую желчность. — Как бы там ни было, я пострадала за свое непродолжительное и фальшивое торжество. Она показала мне пачку писем, которые прислал ей Берт, и даже настояла на том, чтобы я прочитала одно из них. Видите ли, Брет рассказал обо мне, и ей хотелось посмотреть на мои переживания. Со мной она была любезна, но слишком холодна. Мне не хотелось читать то письмо, но я все-таки прочитала. Как будто меня кто заставил. Оно было в таком стиле, в котором пишут ребенку, строгое и подбадривающее. Он опять находился в море, не мог сообщить ей где именно, но места там прекрасные. Он любит ее и ждет встречи. Мне было тяжело читать его, но оно дало мне некоторое утешение. В общем-то ему совершенно нечего было ей сказать, а ей недоставало ума или чувств, чтобы понять это. — Я так понимаю, что она была довольно молодой особой. — В голосе доктора прозвучали грустные нотки, которые непроизвольно возмутили Паулу. — Я бы дала ей девятнадцать или двадцать. У нее было преимущество передо мной почти в десять лет, но это не помогало ей: она отнюдь не была юной невестой. Она лезла из кожи вон, показывая мне, что повидала виды. Честно говоря, у меня сложилось такое впечатление, что Брета соблазнили. — Понятно, кто-то должен был это сделать, — спокойно заметил Райт. — Знаю. Я тоже пыталась в тот последний вечер, который мы провели вместе, но из этого ничего не получилось. И все же я уверена, что он любил меня. — Вот это обстоятельство как раз и могло помешать. Он в каком-то смысле идеалист, да? — Вы его знаете лучше. — Он идеалист, точно. И это прекрасно. Но когда идеалисты надламываются, а это с ними происходит почти всегда, они склонны впадать в другую крайность. Например, эта девица. Полагаю, его интерес к ней заключался главным образом в сексе. Как она относилась к Брету? — Не думаю, что у нее были какие-то глубокие чувства. Но, с другой стороны, я наверняка пристрастна. Казалось, она гордится тем, что вышла замуж за лейтенанта военно-морского флота, что у нее свой небольшой домик, хотя она особенно и не старалась содержать его в порядке. Она вела себя несколько натянуто. Предложила мне пива... Я пыталась втянуть ее в разговор, но он плохо вязался. У меня не Бог весть какой интеллект, но у нее были явно куриные мозги. Единственно, о чем с ней можно было говорить, — так это о фильмах. — А о лейтенанте Тейлоре? — Невозможно, даже о Брете. Наше понимание его настолько разнилось, что я просто не смогла разговаривать с ней о нем. Чтобы не злиться, по крайней мере. А я, конечно, не хотела этого допустить. Для нее он был удачным приобретением, как билет на званый вечер, преподнесенный на тарелочке с золотой каемочкой. Она два раза упомянула, что он купил для нее дом и высылает ей ежемесячно на содержание по двести долларов. Несмотря на все это, я пригласила ее побывать у меня, но она так и не появилась. Боюсь, я не очень умело скрывала свои чувства и была ей столь же противна, как и она мне. Я побывала у нее примерно за два месяца до убийства и после этого не видела ее больше живой. Райт выбивал трубку о свой каблук с усердием самобичующегося человека. — Вы не видели ее живой? — спросил он, не поворачивая к ней лица. — Я видела ее мертвой. Я была с Бретом, когда он обнаружил ее тело. Доктор посмотрел ей в лицо и был смущен болью, которая отразилась на нем. — Ах да. Конечно. — Я рассказала вам об этом, когда вам поручили дело Брета. Надеюсь, мне не надо все это снова повторять. — В этом нет необходимости, — быстро ответил он. — У нас имеется полный протокол. — Кстати сказать, мне придется пройти через все это еще раз, — сказала она. — У меня сегодня вечером встреча с доктором Клифтером. — Клифтером? — Психоаналитиком. Я думала, что капитан Келви сообщил вам об этом. Он согласился расспросить Брета завтра. С вашего позволения, — добавила она холодно. — Конечно, капитан говорил со мной об этом. Я просто забыл фамилию. Я знакомился с монографиями Клифтера и нахожу их вполне на уровне. Но трудно свыкнуться с мыслью, что он находится в Калифорнии. Для меня он всегда был чем-то вроде европейского мифа. — Он очаровательный человек, без амбиций, — продолжала Паула. — Он давал технические консультации по сценарию, который я переделывала. Так я с ним познакомилась. Буду очень рада, если он согласится взять это дело. Так у вас нет возражений, чтобы он порасспросил Брета? — Никаких. Поскольку вы заручились согласием капитана, мое разрешение становится чистой формальностью в любом случае. По существу же я только приветствую возможность обсудить все с Клифтером. Но должен предупредить вас, чтобы вы не ждали слишком многого. — Я жду очень немногого. — Не хочу сказать, что Тейлор не поправится, и не имею в виду, что психоанализ бесполезен. В интервью, которые мы проводим здесь, также применяются приемы психоанализа. — Я это знаю. — Она поднялась, собираясь уходить и держа перед собой сумочку, как щит. Специально для Брета она надела в тот день шерстяное платье, обтягивающее ее плечи и грудь. — Опаздываю на поезд. — Давайте я вас подвезу. — Спасибо. Меня дожидается такси. — Я хотел сказать лишь одно, — повторил он, когда она протянула ему руку на прощание. — Вы не должны рассчитывать на чудо. Для таких вещей нужно время. А время ничем заменить нельзя. Она восприняла его последнюю фразу по-своему. Всю дорогу до станции ее преследовала мысль — совсем другая, не та, что имел в виду доктор Райт. Время неслось, как река, а она и Брет находились на противоположных берегах. Ничто уже не восполнит то время, которое пробежало, время, которое еще утечет. |
|
|