"Ангел в эфире" - читать интересную книгу автора (Маккроссан Лорен)

Глава 13 ИРОНИЯ СУДЬБЫ[52]

На следующий день еду на работу, как на казнь: это настоящая пытка, причем виною тому не только приземистый оранжевый поезд, который мчится от Хиллхед до Бьюкенен-стрит и, покачиваясь на рельсах, издает массу шума. Впрочем, если бы крошечный состав издавал еще больше лязганья и грохота, пассажиров пришлось бы заставить воспользоваться заводскими затычками для ушей. Я устала и плохо выспалась – почти всю ночь утешала папулю и приглядывала, чтобы вместо виски он пил воду.

(Пришлось споить ему несколько пинт живительной влаги.) Плакаты с изображениями Дидье Лафита на разных стадиях «разоблаченности» за ночь распространились по всей железной дороге, как страшно заразный компьютерный вирус. Кумир масс повсюду, и, несмотря на натертый маслом великолепный пресс и приятное лицо, мне он уже действует на нервы. Тем паче что шумный «Заводной апельсин» в настоящее время мчит меня на встречу с З. Г. Макдугалом, который хочет услышать, каких мы с Дэном достигли успехов. А успехи таковы, что я молюсь всем существующим богам, чтобы Дэн неожиданно оказался родственником какой-нибудь мегазвезды вроде Бритни Спирс или чтобы З. Г. забил все восемнадцать лунок одним махом. Держи карман шире.

– У-у-ух, ну как все прошло? – пронзительно взвизгивает Дэн, стремительно пересекая мраморный зал и рыбкой ныряя в лифт. – Для меня взяла автограф? Дидье поцеловал тебя, когда возвращал альбом? Согласился прийти на передачу? А он на самом деле такой красавчик, как на плакатах, которыми сегодня с утра обвешан весь город?

Поднимаю руку, побуждая беспечно лепечущего Дэна остановиться и перевести дул.

– Э-э… Нет, нет, нет, да, – отвечаю я без тени улыбки.

На мальчишеском лице гаснет искорка радости, и напарник понуро опускает плечи.

– Значит, ты не достала автограф?

Отрицательно качаю головой.

– И он не придет на шоу?

Снова качаю головой.

– Какой облом. А ты вообще была там? Так и знал, надо было отпроситься и лично тебя отвести.

– Ходила я, ходила, только там было много народу и произошло кое-что неприятное. В частности, неприятности с моим отцом.

– Надо же…

Дэн протягивает ладонь и сочувственно касается моей руки. Мало похожий на человеческий, голос в лифте информирует, что мы прибыли на шестой этаж. Выходим из лифта и нехотя бредем к кабинету З. Г. с готовностью мышей, которых ведут на кошачий двор.

– Значит, никаких шансов, как думаешь? – спрашивает Дэн, изо всех сил стараясь не показать, как его угнетает сия безрадостная перспектива. – Дидье Лафит уехал?

– Нет. Мег сказала, он сегодня вечером зачем-то заедет в представительство Би-би-си. Судя по всему, побудет еще немного в Шотландии – хочет отдохнуть, но, где точно, не знаю. Она подсунула кое-кому бесплатные билеты в обмен на информацию. Большего узнать не удалось.

– Ладно, в крайнем случае можно прогуляться на Би-би-си и попробовать подкатить к нему. Ты ведь живешь неподалеку?

– Да, здание как раз в конце моей улицы. Только не знаю, Дэн, с ним непробиваемая охрана… – Меня даже передернуло при воспоминании о недавних знакомцах. – Твердый орешек. Кери просила его дать интервью для «Звезды», весь киль ему на стол выложила. Так вот, Мег рассказывала, он даже бровью не повел – не то чтобы слюни распустить. Поразительно. Наша красавица теперь считает его голубым, только мне кажется, он просто терпеть не может прессу и всякие выступления перед общественностью.

– Эх, все коту под хвост, – хмурится Дэн.

Мы останавливаемся перед входом в святилище З. Г.

– Вот именно, старина. Поэтому лучше не лезть на рожон: что-то мне подсказывает – мистер Макдугал хорошенько надраит каждому из нас одно место.

Сидим, затаив дыхание, в кабинете З. Г., как вдруг неожиданно входит Марджори с двумя чашками кофе и пирожковой тарелочкой на подносе. Заглядываю на тарелочку и немного успокаиваюсь, когда вижу два заварных печенья, которые секретарша швыряет перед нами на стол. Уф, те же самые, что и в первый раз, пять недель назад. Опасливо откусываем по кусочку, и вот тут-то становится ясно, что ставки наши пошатнулись. Еле проглотив то, что было во рту, чую надвигающуюся беду.

– А Бритни Спирс тебе, случайно, никакой родственницей не приходится? – шепотом спрашиваю Дэна.

Отрицательно качает головой и хмурится.

Не желая расставаться с печеньем, молю Бога, чтобы случилось чудо номер два.

– Дэниел, Энджи! – громко восклицает З. Г., с шумом врываясь в кабинет.

Резко поворачиваю голову, чтобы поздороваться, и, заметив его наряд, поспешно отворачиваюсь. Клетчатые шорты для гольфа, клетчатая майка-безрукавка поверх накрахмаленной салатного цвета сорочки и клетчатый берет. Его крашеные каштановые волосы гладко зачесаны назад, а в губах незажженная сигара. Такое чувство, что передо мной разыгрывается клоунада с участием почтенных, навечно оставшихся в тридцатых годах игроков в гольф – или я попала на конференцию по злоупотреблению тканью в клетку и шотландкой. Неудивительно, что в офис нашей радиостанции уважающие себя люди не приезжают: единственный «гараж», о котором наслышан здешний заправила, – это помещение, где хранят тележку для клюшек и мячей.

– Я очень занятой человек, Дэниел и Энджи, – без лишних церемоний обращается к нам З. Г. Вернее сказать, обращается он ко мне и к макушке Дэна, внимание которого неожиданно приковала пылинка на полу, – а потому буду краток.

Он присаживается на краешек стола, подхватывает с подставки для письменных принадлежностей блестящий белый шар для гольфа и, не забывая им поигрывать, начинает:

– Должен признать, со времени нашей последней встречи музыкальное сопровождение вашей передачи изменилось к лучшему. По крайней мере, по мнению молодых и наименее образованных членов административного персонала.

– Спасибо, мы…

– Рейтинги повысились на несколько пунктов, – перебивает З. Г., никак не отреагировав на мою робкую попытку. – Впрочем, рост слушательской аудитории может объясняться рядом причин, в которые я не буду вдаваться: реклама и прочее.

«Реклама? – думаю. – Какая еще реклама? Бесплатное объявление на последней странице ежемесячного журнала для любителей гольфа?»

– Наш прошлый разговор, – продолжает З. Г., яростно потирая шарик для гольфа и с тоской глядя в окно, – состоялся около шести недель назад.

– Пяти, – вполголоса поправляю босса.

– Пяти, шести – у вас было достаточно времени на поиски обещанной звезды.

Ерзаю в кожаном кресле: как-то вдруг стало жарко и некомфортно. Дэн по-прежнему не отрывает глаз от пола.

– Итак… – начинаю я, поняв, что мой звукорежиссер снова лишился дара речи.

– Видите ли, улучшение музыкального ряда и выдвинутые вами предложения, – снова вклинивается З. Г., – навели нас на мысль, что у передачи «Ангел в эфире» есть изрядный потенциал.

Гордо задираю подбородок и улыбаюсь боссу.

– Да, мы действительно верим, что «Ангел в эфире» может стать нашим главным, ведущим проектом…

Улыбка моя уже практически от уха до уха.

– … передачей для полуденной аудитории, охватывающей разные поколения слушателей и затрагивающей серьезные вопросы в телефонных дискуссиях в прямом эфире. Передача, которая будет дарить людям прекрасную музыку и благодаря волшебному мигу встречи с кумирами внесет в их унылые будни искорку радости.

«Очень впечатляет, З. Г., только не мы ли первыми об этом заговорили?»

– Ваша передача могла бы приобрести размах – действительно серьезный размах. Мы провели переговоры и искренне верим: все только что сказанное могло бы открыть нашей радиостанции кратчайшую дорогу в следующий век.

«Может, для начала в нынешний попасть?»

– Здорово, З. Г., – светясь от счастья, вклиниваюсь я. – Мы с Дэном тоже считаем, что наша передача далеко не реализовала свой потенциал.

Подталкиваю соседа локтем, и тот, наконец, отрывает взгляд от пола и начинает судорожно кивать.

– Очень хорошо, я рад, что мы с вами настроены на одну волну. Или, вернее сказать, на одну радиоволну.

В завершение мысли З. Г. подмигивает в мою сторону, и я, желая показать, что оценила его убогую шутку, вымученно улыбаюсь.

– Так вы понимаете, в чем дилемма? – спрашивает З. Г., сложив губы звездочкой.

У меня только было начали расслабляться плечи, как вдруг внутри все снова сжалось. «Какая еще дилемма? – хмуро думаю я. – Передача будет процветать, я прославлюсь, Дэн станет легендарным звукорежиссером, и все вернутся домой богатыми и счастливыми. Не вижу никакой дилеммы».

Мы в полном замешательстве: сидим и смотрим на босса. Читая по нашим глазам, он напускает на себя сочувствие и тем тоном, каким обычно обращаются к отстающему классу, продолжает:

– Дилемма заключается в том, что вы обратили наше внимание на имеющийся у передачи потенциал и даже сделали несколько шагов в нужном направлении. Однако с некоторых пор, Дэниел и Энджи, вы топчетесь на месте. Руководство считает, что будущее передачи невозможно без особого гостя, а я не вижу, чтобы вы прилагали какие-нибудь усилия и выполняли свою часть уговора.

«Если б вы только знали, З. Г., если б знали…»

– В действительности вы даже не потрудились представить предложения относительно потенциального кандидата. Есть ли этому какое-то объяснение?

Я уже подумываю, а не сказать ли ему, что идей-то у нас предостаточно, да только никто не хочет приходить на эту радиостанцию, но здравый смысл подсказывает воздержаться от подобных заявлений. В конце концов, я же не хочу, чтобы босс решил, будто мы недостаточно хороши как профессионалы и неспособны грамотно провести переговоры со стоящими людьми. И будет прав, да только я не собираюсь подводить его к таким заключениям.

Внезапно заговорил Дэн:

– У нас был некоторый прогресс… – Тут его красноречие иссякает, точно он наткнулся на невидимую кирпичную стену – оказался в интеллектуальном тупике.

– Проблема в том, – вздыхает З. Г., перекидывая шарик для гольфа из руки в руку, явно намереваясь как можно скорее выскочить из кабинета (у меня тоже страшная потребность сбежать, хотя совсем по иной причине), – что эта радиостанция отнимает у меня массу сил и времени.

Меня так и разбирает смех, но я подавляю неуместное веселье.

– Поэтому я нанимаю людей, которые ответственно подходят к своим обязанностям и готовы не пожалеть усилий ради блага нашего предприятия. Вы меня понимаете?

Киваем.

– И если кто-то из вас, а может, вы оба неспособны или не желаете потрудиться и пригласить звездного гостя, или хотя бы прийти ко мне с предложениями, тогда кто-то из вас, или вы оба, возможно, не так уж и незаменимы.

Он встает с краешка стола и отходит в сторону – явный признак того, что разговор окончен. Мы с Дэном неуверенно поднимаемся с кресел и с опаской направляемся к выходу. Подозреваю, что Марджори подсматривала за нами в глазок, смакуя каждый миг разговора.

– Итак, – улыбается З. Г. уже у самых дверей, – у вас впереди неделя. Докажите мне, что вы на что-то способны, и все будут довольны.

Одна неделя. Черт, с таким же успехом можно уже сейчас собирать вещички.

– Обязательно, З. Г., – резким голосом вступает Дэн. – Кстати говоря, у Энджел есть одна отличная мыслишка в заданном направлении. У нас в городе остановился известный поп-музыкант из Франции, и, хотите верьте, хотите нет, но Энджел с ним сегодня встречается.

У меня так челюсть и отвалилась, стою, смотрю на Дэна, всей душой желая, чтобы он или заткнулся немедленно, или сквозь пол провалился.

– Мы рассчитывали сохранить все в секрете, пока не наметится что-то определенное, – устроить сюрприз, так сказать, но если вам необходимо знать прямо сейчас, то уверен, к концу недели мы вас очень порадуем.

– Замечательно, – с готовностью соглашается З. Г., выпроваживая нас из дверей. – Я знал, что вы меня не подведете.

– Отлично, – повторяет Дэн, когда мы торопливо проходим мимо столика Марджори.

– Что за придурок, – бормочу я сквозь зубы.

– И не говори, босс у нас еще тот гад, – хихикает Дэн.

– Не он, а ты, Дэн. Ты придурок, из-за тебя я теперь по уши в нечистотах и не представляю, как выкручиваться!

Что творится? Каких-то десять минут назад я стояла на кухне и обсуждала с календарем Дидье Лафита взлет своей карьеры, а теперь бегу в буквальном смысле слова по Байрс-роуд к зданию Би-би-си. Если информация Мег верна, Дидье Лафит сегодня должен быть там, чтобы записать для радиопередачи новинки из своего последнего альбома «Доверие», и будь я проклята, если запросто дам ему улизнуть. Особенно после того, как Дэн практически пообещал З. Г., что я предъявлю ему французскую звезду тепленьким к полудню следующей пятницы. Мне представилась шикарная возможность подняться на следующую ступеньку карьеры, и без боя сдаваться нельзя – особенно учитывая, что до тридцатилетней отметки на нелегком подъеме в гору жизни – четыре раза педалями крутануть. Не то чтобы меня это слишком беспокоило – по правде говоря, я почти и не задумываюсь о возрасте. Но все-таки, согласитесь, тридцать – уже некий рубеж, и потерять любимую работу (пусть до вершины еще долго карабкаться) – не лучший подарочек к юбилею.

Добегаю до конца Байрс-роуд, бросаюсь наперерез снующему в обоих направлениях транспорту на Большой Западной дороге и, перейдя на трусцу (специально замедляю шаг), бегу вверх по Куин-Маргаретс-драйв к цели своего назначения. Останавливаюсь с торца Дворца Киббл перевести дух и отдышаться – так запыхалась, что даже пополам складываюсь, дабы хоть как-то прийти в себя. Подумать только, всего-то двадцать девять, а уже неспособна пробежать пятьсот метров без напряга. Мысленно замечаю: при удобном случае надо бы себя в форму привести – так жить не годится. Для начала куплю новенькие кроссовки. А что? Необходимая спортивная экипировка.

– Пожелай мне удачи, волшебный пруд, – тихонько шепчу возносящемуся над изгородью стеклянному куполу и, решительно перейдя дорогу, захожу в здание.

Жаль, не догадалась надеть шпильки или хотя бы деловой костюм: едва я приблизилась к секретарю в вестибюле и натянула на лицо самую свою вежливую улыбочку, она меня одарила взглядом, способным повергнуть в ужас бесстрашного Рэмбо.

– Я могу вам чем-нибудь помочь, мадам? – спрашивает она, недоверчиво оглядывая меня с ног до головы.

– Да, – радостно чирикаю в ответ, незаметно стирая полоску выступившего над губой пота. – Мне необходимо встретиться с Дидье Лафитом.

Шаркаю ногой в удобном растоптанном ботинке и снимаю какую-то пушинку с рукава обтягивающего, связанного резинкой свитера.

– Кто его хочет видеть?.. – спрашивает она после настораживающей паузы.

«Изможденная, потная, отчаявшаяся незнакомка».

– Э… Энджел. Энджел Найтс.

– Энджел? Это ваше настоящее имя, мадам?

Нахалка.

– Д… да, настоящее. А что, небожителей сюда не пускают? Ха-ха.

Как она посмотрела – точно меня только что вырвало прямо на ее стол. Закусив губу, повторяю свое имя и фамилию.

– Мистер Лафит вас ожидает, мисс Найтс?

– Ну, нет, не совсем. Но уверена, он будет рад. Так он здесь? – спрашиваю срывающимся от волнения голосом.

Нет уж, я вытяну – сил бы только хватило.

– Мне не позволено разглашать информацию, мадам. Если вам не назначено, я не имею права вас пропустить.

«Ну, пожалуйста, – готова завыть я, – пожалуйста, пропустите. Я должна с ним встретиться. Вы не знаете, насколько это для меня важно».

– Правила на то и установлены, чтобы их нарушать – было бы желание, – лукаво подмигиваю я. – Вы не останетесь внакладе.

– Спасибо, однако, я взяток не беру, мисс Найтс. А теперь, если вас не ждут, будьте добры, закройте дверь с другой стороны.

Мелькнула шальная мысль топнуть ногой и закатить скандал, но решаю воздержаться. Упрямо остаюсь. Секретарь всеми силами пытается меня игнорировать. Правда, когда под рукой у тебя только селектор, ручка, блокнот и пачка рисовых мини-тарталеток, сделать это несколько затруднительно.

Наконец, постучав ручкой по столу и вздохнув с наигранным раздражением, она подает голос:

– Фанатка, что ли?

– Нет! – отвечаю я, покоробившись от такой мысли и силясь перекричать вдруг поднявшийся за моей спиной галдеж. – Хорошо, скажем так: мне нравится Дидье Лафит, хоть и не в том смысле. Мне просто надо с ним встретиться и переговорить. Это очень важно, очень, очень, очень важно.

– Excusez-moi,[53] – раздается из холла грудной, шелковистый голос с почти музыкальной французской интонацией.

В голове проносится: он!

– Мистер Лафит, – вспыхивает секретарь, заговаривая с направляющейся прямо к ее столику знаменитостью. – Я пыталась остановить эту женщину и оградить вас от лишнего беспокойства. – И добавляет, закатывая глаза: – Очередная фанатка.

– Я не фанатка! – огрызаюсь я – мозг вовремя не отреагировал и не успел дать команду заткнуть рот. – То есть я, конечно… уф.

Неожиданно он оказывается рядом; темные с поволокой глаза пристально вглядываются в мое раскрасневшееся лицо. Я тихо присвистываю, пытаясь сохранять равновесие – вдруг затряслись коленки.

– Она не фанатка, – решительно заявляет красавец, и его горячее дыхание обжигает мне щеку.

Ух, ты. Если бы этот воздух можно было набрать в бутылку, я стала бы миллионершей. Но тут замечаю – звезда по-прежнему с любопытством меня разглядывает, точно некое произведение модерниста.

– Я не хотела оскорбить вас, – еле слышно, с блуждающей на губах нервозной улыбочкой начинаю я. – Все объясняется гораздо проще: я пришла не за автографом, а по другой причине – только и всего.

Господи, еще путаннее, пожалуй, выразиться невозможно.

– Прикажете избавиться от?.. – начинает было секретарша и тут же умолкает, как по мановению волшебной палочки.

Дидье Лафит поднимает руку и резко ее одергивает:

– Тихо! Пожалуйста.

Хм… Мастерски. И представления не имела, что можно так красиво заставить человека умолкнуть. Смотрю на него как зачарованная: вот он вскидывает голову, густые волосы рассыпаются по плечам – черные, блестящие, они ярко контрастируют с белой отглаженной рубашкой. Заодно подмечаю, что цвет волос у него тот же, что и у Коннора, только гораздо выразительнее. Быстро опускаю глаза, и взгляд приковывают его длинные ноги в джинсах, мускулистые бедра и ниже – начищенные до блеска ботинки. Черт, я сюда не за тем пришла; нечего знаменитостей разглядывать. Откровенно говоря, моя слишком бурная реакция на мегазвезду может обуславливаться тем фактом, что у меня не было нормального (нет надобности уточнять) секса почти два месяца – вот и взыграли гормоны. Отвешиваю себе хорошенькую оплеуху в метафорическом смысле слова. «У тебя здесь профессиональный интерес, Энджел, чисто профессиональный». Но какой он все-таки притягательный.

– Да, верно. Дело в том, что, – громко говорю я, заставляя себя смотреть в смуглое от загара лицо Дидье Лафита, – я хотела с вами поговорить, Дидье, потому что…

– Я вас знаю, – вдруг перебивает он, опуская руку мне на плечо.

– Знаете? – переспрашиваю я, от испуга чуть не проглотив язык.

– Знаете? – уточняет секретарь, медленно окрашиваясь в сочную зелень.

– Oui, oui, je vous connais.[54] Ваше лицо мне знакомо.

Хмурюсь, морща нос, а плечи так и леденеют под его крепкими пальцами.

– Вы вчера приходили на презентацию моего нового альбома, – кивает он. – На вас были… необычные туфли.

Когда, наконец, мне удается совладать с языком, я умудряюсь выдавить писклявое «да».

«Он заметил мои туфли. Дидье Лафит заметил меня и даже мои туфли». Я знала, что он меня засек, но и представления не имела, что столь знаменитый человек мог запомнить какую-то непримечательную незнакомку настолько подробно, – согласитесь, для парня это нечто выдающееся. Я же говорила, счастливые туфли. Надо, когда вернусь, вытащить их из дальнего угла, куда я зашвырнула их со злости после той неудачной презентации. И еще делаю в уме заметку на память: купить семь пар таких же – по одной на каждый день недели.

– Я вообще-то хотел с вами поговорить, но вы скрылись, так и не дождавшись своей очереди, – добавляет он с ласковой ноткой в голосе.

– Ах, это. Да, простите. Мне пришлось… Возникли чрезвычайные обстоятельства.

– Ничего страшного, – успокаивает он меня.

Да, он явно не смущается, когда надо прервать собеседника. Вот, значит, каково быть знаменитым, когда рядом всегда целая ватага людей, готовых мгновенно исполнить любую твою прихоть тех самых людей, которые сейчас столпились вокруг нас, как армия безликих штурмовиков.

– Vraiment[55] никаких проблем, – заверяет он, я нервозно перетаптываюсь с ноги на ногу. – И я хотел вас увидеть.

Дыхание перехватило. Стою, уткнувшись в пол: странно, ну очень странно. Я стою в полуметре от самого Дидье Лафита, и он, если я что-нибудь в чем-нибудь понимаю, со мной откровенно заигрывает. Нет, ну, может быть у кого-то, скажем, у Кери, такие случаи происходят сплошь и рядом, но я за многие годы уже настолько привыкла к Коннору, что мне кажется диким, когда со мной кто-то флиртует. А особенно такой выдающийся мужчина.

– Я тоже хотела с вами встретиться, – отвечаю я, втайне негодуя, что находчивость меня подвела.

Секретарь громко всхрюкивает.

– Вот мы и увиделись, – улыбается Лафит, и его белоснежные зубы ослепительно вспыхивают в свете висящих над головой люстр.

Он протягивает ладонь для рукопожатия, как я подумала, но вдруг крепко стискивает мои пальцы, притягивает меня к себе и целует в щеку. По правде говоря, в обе щеки. Господи, я чуть не описалась. Ну и дела!

– Enchante,[56] – шепчет он, горячо дыша в мое ухо: у меня даже мурашки побежали от шеи до самых пят. – Enchante, Энджел Найтс.

Услышав свое имя, чувствую – голова моментально раздулась и стала размером с призовой арбуз. Дидье Лафит назвал меня по имени. Я знаменита. Подумать только, знаменита! Пока я тут сижу в Глазго и жалуюсь на скуку – мол, не слушает меня народ, – на материке, во Франции, успела образоваться целая фэн-группа! Ну и дела. Я даже не подозревала, что наш сигнал покрывает такое расстояние.

Только было я собралась предложить Дидье свой автограф, как он говорит:

– У меня есть номер вашего телефона.

Ах, вот оно что: а ларчик просто открывался. Ну конечно, у него есть мой номер. Я же сама всю неделю названивала его подручным – видно, одно сообщение все-таки прошло. Надо же, а я-то размечталась; даже смешно – тоже мне, знаменитость выискалась.

– Вот как… Значит, вы прослушали мои сообщения.

Тут его лицо омрачается, и Дидье Лафит качает головой:

– Нет, я не получал никаких сообщений. Вы разве звонили?

«Да я чуть телефон не сломала».

– А-а, ну да. Так, звякнула пару раз. Ничего, пустяки. Так, теперь я вообще ничего не понимаю.

Откуда же он тогда меня знает и даже сказал, будто у него есть мой номер, если не благодаря моим звонкам? У поп-звезд, конечно, имеются свои осведомители, но сами-то они ни за кем не шпионят, насколько я понимаю.

– Я вас сразу узнал, по фотографии, – добавляет он, еще более усилив мое недоумение, – по той фотографии, которую ваша милая матушка показывала мне во Франции.

«Милая матушка»? Месье меня явно с кем-то перепутал. Моя матушка кто угодно, только далеко не «милая». Однако он, как видно, сам нисколько не сомневается, да и фамилию мою назвал верно. Странно, что у Дельфины остались мои фотографии. И тем более невероятно, что она не стесняется – или не стыдится? – показывать их знакомым «Надо же, дожили. Дельфина мной возгордилась», – самонадеянно улыбаясь, думаю я.

– К тому же, – добавляет он, – вы в жизни гораздо привлекательнее, чем отзывалась о вас ваша матушка. Мне действительно нравятся ваши формы.

Образ Дельфины, показывающей незнакомцам бесчисленные фотографии своей дочери-красавицы, тут же развеялся.

– Простите, – говорю я, виновато склонив голову, – одного никак не могу понять. Как вам на глаза могла попасть фотография из тех, что хранит моя мать?

– О, пардон. Перед самой поездкой сюда я навещал свою маман в Бордо И ваша матушка показала мне фотографию, чтобы я мог узнать вас при встрече, – радостно объясняет Дидье Лафит, будто считая свое пребывание в доме моей матери вполне естественным.

«Ой, только ради Бога, не говори, что ты ее любовник. А то меня сейчас стошнит».

Секретарша сидит, навострив свои заостренные ведьминские ушки, изо всех сил стараясь разобрать что-нибудь из нашего разговора. Штурмовики от нетерпения попрыгивают вокруг своего хозяина, как готовые высыпаться из стручка горошины.

– Простите, я плохо говорю по-английски; должно быть, я совсем вас запутал, – с улыбкой извиняется звезда – как видно, его не оставило безучастным мое хмурое молчаливое раздумье.

Вот он снова берет меня за руку – у него мягкая ладонь и гораздо прохладнее моей, поскольку мои железы уже давно зашкалило от переработки.

– Н-нет, вы прекрасно говорите, – с запинкой возражаю я. – Не сочтите меня тугодумкой, но я что-то никак в толк не возьму.

– Тугодумкой, – смеется он.

Веселый он гораздо симпатичнее, какой-то простой и более домашний, что ли.

– Тугодумка. Отличное словечко. Да, я вижу, вы действительное, здорово подтянете меня по английскому.

– Я?

– Оui.[57] Мне ваша матушка специально дала ваш телефон. У меня мама тоже живет в Бордо – так вот, они с Дельфиной лучшие подруги. Когда я заехал повидаться, Дельфина попросила, чтобы я разыскал вас, когда буду в Глазго, и вы мне поможете с английским. Я собирался позвонить, но закрутился.

Кивает, намекая на штурмовиков. С улыбкой закатываю глаза: понятно, не так-то просто быть фантастически популярным секс-символом. Без единого слова Дидье щелкает пальцами, и как по волшебству в его ладони появляется небольшая карточка, поданная услужливой рукой. «Ап!» – и из цилиндра выскакивает кролик: трюки почище, чем у любого фокусника. Медленно перевожу взгляд с его улыбающегося лица на блестящую визитку в своей ладони и снова на лицо. Телефон Дидье Лафита. Номер личного мобильного телефона Дидье Лафита. Так, моя мамуля и его маман – лучшие подруги… Может, рухнуть прямо здесь на пушистые ковры, а когда приду в чувство, все снова станет как у нормальных людей?

– Didier, allons-y,[58] – раздается настойчивый голос за его спиной.

Певец, не оборачиваясь и сразу посерьезнев, кивает головой и ласково говорит:

– Мне сказали, что нам уже пора.

– Oui, j'ai compris.[59]

– Ну конечно, как я мог забыть. Вы ведь француженка, Анжелика.

– Наполовину, – неохотно уточняю я.

– Зато дважды красавица.

Удивляюсь, как я не упала, когда Дидье склонился ко мне и нежно поцеловал в обе щеки, обжигая кожу горячими губами. Я как ошарашенная отвожу в сторону глаза, поймав на себе убийственный взгляд ненавистной секретарши. Если бы у меня с собой были петарды, я бы устроила настоящий фейерверк прямо здесь, в вестибюле. Мамуля знакома с Дидье Лафитом. И, что самое важное, наконец-то она потрудилась сделать что-нибудь мне во благо, и благодаря ей мне сейчас проще простого подружиться с так необходимой знаменитостью. Теперь мы знакомы, он знает, что я работаю на радио и имею самое непосредственное отношение к шоу-бизнесу, и его это нисколько не напрягает. Даже не верится! Я спасена; меня не уволят, и моя передача станет легендарной. Считай, интервью уже в кармане. Здравствуй, звездность, вот и я! Но сначала обязательно позвоню мамуле и отблагодарю ее.

– Наконец-то я встретился с Энджел Найтс, – говорит он, – доброй и прекрасной медсестрой.

– Прекрасной? – радостно переспрашиваю я. – Ну не настолько я…

«Минуточку, монсеньор, одну petit[60] минуточку, вы сказали медсестрой?»

С лица моментально исчезает улыбка, словно сменная мозаичная картинка.

– У вас очень важная работа, – кивает Дидье Лафит, отмахиваясь, – не то, что вся эта музыкальная индустрия.

– Ах да. – На лице появляется болезненная гримаса. – Только, по правде говоря…

– Ну так как, Анжелика, – спрашивает он, запуская руки в карманы джинсов. – Я вам позвоню завтра, можно?

– Да, – ни мгновения не раздумывая, отвечаю я.

– И тогда мы, как это у вас называется, «прошвырнемся»? И вы расскажете мне все о работе медсестры.

– Медсестры, – повторяю, едва шевеля губами.

Милая Дельфина, старая лживая стерва! Гордая матушка – ха, держите карман шире. Выискала какую-то дурацкую фотку и показывает ее своим подружкам, хвастается дочуркой. А вот сказать, чем ее единственный ребенок зарабатывает себе на жизнь, кишка тонка. Он считает меня медсестрой – ну и влипла. Теперь уж точно его на передачу не заманишь – разве что если разговор будет идти о спецодежде медсестер и государственной службе здравоохранения. Пока я выискиваю словечки позабористее, коими непременно одарю мамочку, едва доберусь до телефона, Дидье, легко взмахнув на прощание ладонью, разворачивается и мягкой пружинистой походкой выходит на улицу, где стоит наготове лимузин. Штурмовики, шагающие за ним по пятам, рассаживаются в целый конвой автомобилей сопровождения с затемненными стеклами, и вся кавалькада исчезает в ночи.

– Это был Дидье Лафит, – радостно улыбаюсь секретарю, которая спешно изготавливает куклу вуду, чтобы потом втыкать в нее иголки.

Тут мы, быть может, не слишком последовательны в описании событий, но, согласитесь, из таких моментов надо извлекать максимум.

– Я знаю, – отвечает она, с поддельно любезной улыбочкой. – М-м, если хотите, я могла бы помочь с уроками.

– Ну, разумеется, вы очень пригодитесь, – фыркаю я, вышагивая к двери, как павлин, развернувший хвост. – Спасибо за предложение. Если монсеньор захочет узнать, что такое грубая высокомерная злыдня, я знаю, кого показать ему как пример.

Видно, общение со знаменитостями кому угодно способно вскружить голову, включая и меня. Разворачиваюсь, хлопаю вновь обретенными крыльями и лечу домой.

Не успела я войти в квартиру, зазвонил телефон. Ишь, легок он на подъем, времени зря не теряет: часа не прошло, как мы с ним по-adieu[61] -кались, а он уже за трубку хватается. Со всех ног бегу в гостиную и, задыхаясь на ходу, бросаюсь к телефону, словно взять трубку для меня вопрос жизни и смерти.

– А… алло, – отвечаю с запинкой, слюна в горло попала, и меня разрывает от желания раскашляться.

Короткая пауза, за время которой я, затаив дыхание и пытаясь подавить кашель, вслушиваюсь, ожидая услышать голос знаменитого знакомого.

– Энджел? Энджел, малыш, как ты?

Господи, да это Коннор! Мой парень, о котором я сразу же забыла, стоило только пообщаться с поп-звездой. Даже уши со стыда горят. А еще говорят, у женщин особое ревностное чутье на провокационные моменты; видно, в Америке вырастили-таки интуицию в искусственной среде и Коннор обзавелся пузыречком.

– Коннор, – преувеличенно громко восклицаю я, – как я рада тебя слышать!

– Энджел, с тобой все в порядке? – В его голосе сквозит непритворная озабоченность. – Ты как-то странно говоришь.

– Я?! Не-е-ет, ну что ты, – выдавливаю с трудом. – Все в полном порядке. Прекрасно, замечательно – не волнуйся.

Некоторая задержка в разговоре: жду, пока моя реплика дойдет по связи до собеседника, – ведь между нами целый океан.

– А-а, ясно. Значит, помехи. Ты не простудилась? Будто задыхаешься.

– Нет, – резко отвечаю я. – У меня все отлично, на сто двадцать процентов.

– Замечательно, тогда я спокоен. Так что ты там надумала, Энджел?

– Что надумала? В смысле? Ничего я не надумала.

«Совестно? Ни в коем случае!»

– Хм… Я просто хотел узнать, чем ты занимаешься. Что-нибудь интересненькое?

– Да нет, ничего особо интересного. Все у нас по-старому, Коннор, без изменений.

«Если, конечно, не считать, что крупнейший поп-идол Европы поцеловал меня целых четыре раза подряд – дважды в каждую щеку – и что мне это понравилось гораздо больше, чем должно было бы понравиться девушке, собирающейся выйти замуж. И еще у этого самого поп-идола есть номер моего телефона, а у меня – его, и что завтра он обещал мне позвонить. А так – ничего особенного».

– Ну, тогда я рад, что у тебя все в порядке. Просто ты сказала, что позвонишь, и не позвонила, так что я немного забеспокоился.

Его озабоченность несколько помогла мне прийти в чувство и спуститься на землю, чтобы понять, о чем говорит мой парень из далекой Калифорнии, и ненадолго выкинуть из головы витающие там грезы.

– И зря, у меня все отлично. Просто на работе выдался тяжелый день, у меня были кое-какие дела, и я решила немного повременить со звонком. А потом, когда все утрясется, хотела найти время и пообщаться без спешки. Как всегда, самое вкусненькое – напоследок.

– Рад слышать, что я по-прежнему самое вкусненькое, – отшучивается он.

– А кто же, как не ты, Коннор? – пищу я, отчаянно стараясь придумать, о чем бы еще с ним поговорить. – Ну, а ты как там?

– О, я просто великолепно. Шоу получается отменным. Девочки послушные.

«Да неужели? Послушные? Вот значит, как это теперь называют?»

– Знаешь, они очень терпеливы и хорошо держат позу, пока я навожу камеру, – смотрятся очень естественно.

«Ну да, когда забудешь про силикон».

– Мы уже порядком наснимали – так что теперь дело за озвучкой. В будущем устроим какое-нибудь грандиозное мероприятие для раскрутки, с хорошей музыкой – так мне, возможно, потребуется и личный диджей.

– Да?

– Кто у меня личный диджей? Ты.

– Ах да.

«Уф, а мне-то показалось, будто я медсестра».

– Ух, ты, диджей, непременно. Просто сказочно.

– Хм… – Он нервозно откашливается; ничуть неудивительно, учитывая, что его подружка ведет себя несколько непредсказуемо. – В общем, все образуется.

– Отлично. Ага. Потрясающе.

Наступило молчание, не исключено, что Коннор подумывает, не послать ли на Байрс-роуд бригаду в белых халатах. Вздохнув, прощается:

– Я должен идти, у меня дела, а ты поосторожнее со своим насморком или что там у тебя? С недомоганием, в общем…

– Обязательно, милый, – говорю я, закусив губу: вдруг стало понятно, что разговор подходит к концу. – Я соскучилась.

– Мне тоже тебя не хватает, Энджел, – отвечает он. – Будь умницей.

– Ну, конечно, я буду умницей, – отвечаю я, удивляясь, как громко и неубедительно прозвучала фраза. – Я всегда умница.

– Знаю, – говорит Коннор, немного успокоившись, – поэтому мне вполне комфортно в нашей ситуации. Все, малыш, пока. Потом еще поболтаем.

Кладу трубку, а в голове так и крутится его последний перл «Комфортно». Комфортно? Как это вообще понимать? У меня создается впечатление, будто речь идет о старых разношенных сандалиях или потертых мешковатых джинсах, а не о молодой прикольной девушке диджее, которой чуть за двадцать. А еще она с поп-звездами запанибрата. Тоже мне, нашел словечко. Готова поспорить, говоря о Феррари или Пирелли и остальных с их плюшевыми прозвищами, он таких слов не употребляет! Разве что когда приляжет отдохнуть на их огромные надувные мешки. Показываю телефону средний палец: «Да катись ты», врубаю на полную компакт-диск с «Пчелами» и мчусь на кухню, чтобы сварить себе на ночь хорошенькую чашку горячего шоколада. Выпью с зефиром и печеньем. «Комфортно»? Со мной? Здрасьте.