"Ангел в эфире" - читать интересную книгу автора (Маккроссан Лорен)

Глава 16 МАНЯЩЕЕ КАЛИФОРНИЙСКОЕ СОЛНЦЕ[77]

– Свидание с Дидье Лафитом? – в один голос вскрикивают Мег с Кери.

Знаю, я обещала никому не говорить о нашей встрече. Но ведь Дидье наверняка имел в виду серьезных людей: шишек от индустрии музыки и самых ярых представителей СМИ. Да, Кери у нас действительно пишет статейки в жанре светских бредней, да вот изданию, на которое она работает, всемирная известность еще только снится. А, кроме того, она не станет рисковать репутацией лучшей подруги ради какой-то крохотной заметки. Видите ли, меня окружают люди совсем иного сорта, нежели Дидье. Думаю, он и сам, скорее всего, не стал бы возражать, если бы я немного приоткрыла завесу над нашей с ним тайной паре ближайших подруг.

Не подумайте, будто я с самого начала хотела пощекотать подруженькам нервы смачными рассказами о проведенном в кругу знаменитостей вечере. Вовсе нет. Просто мы уютно сидели в ресторанчике, дегустировали острую индийскую кухню, пили пиво, и язык как-то сам собой развязался. По-моему, у Джорджа Майкла в одной песне есть схожая ситуация: я проговорилась, вернее сказать, «прошепталась». Понимаете ли, только мы встретились, как Мег с Кери засыпали меня новостями: у одной на выходные было то, у другой – это, а я что, хуже? Ну и мне не хотелось сидеть в сторонке и отмалчиваться, чтобы все меня жалели: ах, бедняженька, ее дружок на другой конец света укатил.

– Ну, я же сказала, никакое это было не свидание, – пытаюсь убедить неверующих фомушек, с хрустом разламывая поджаристый хлебец-поппадум. – Просто собрались близкие друзья, человек двести – триста, на шикарной лодке; шампанское текло рекой, и канапе на золотых тарелочках подавали, сколько сможешь съесть. Говорю же, ничего особенного.

Не могу сказать, будто мне нравится, когда подруги зеленеют от зависти, но ведь и я живой человек. Мне, как и другим, ведомо тщеславие.

Кери чуть не взвыла и в мгновение ока разделалась с чапати (рисовой лепешкой), которую возила по тарелке последние три четверти часа.

– Мы по-дружески провели вечер – исключительно по настоянию мамочки.

– Черт возьми, – присвистывает Мег, – а я-то думаю, что это у тебя сегодня улыбка с лица не сходит. Если бы я провела вечер с Дидье Лафитом, у меня бы вообще рот до ушей растянулся так, что вилку не просунешь. Гос-с-поди, что творится-то! Твоя мамаша, конечно, моднячая цыпочка, но что бы еще и со звездами дружбу водить – держите меня.

– Я, главное, ничего не подозревала.

– С ума сойти, – поражается подружка.

Ей одновременно удается говорить, жевать и прихлебывать пиво, вызывая тем самым нескрываемое отвращение Кери.

– Ты только представь, моя старушка однажды ходила в ресторан, заглянула в дамскую комнату и увидела там Лулу собственной персоной. А как-то раз, в кино, она сидела позади молоденького Билли Коннолли, когда ходила на Уитни… В общем, ей показалось, будто это Билли Коннолли, только в темноте всякое могло показаться. А так – у матери отличное зрение для ее возраста.

– Какое счастье, Мег, что мы с тобой знакомы, – скептически замечает Кери, машинально тыкая вилкой в тарелку отварного риса. – Королевские связи. Сейчас умру от зависти.

– Тоже мне, острячка. Накося выкуси, – ворчит Мег, показывая Кери нос. – Ангелок, передай-ка мне те объеденческие штучки.

Передаю через стол поднос с чатни – нашу третью порцию – и свежую корзинку горячих лепешек. Сидим в любимом индийском ресторанчике за углом. Толстушка, как обычно, пустилась в гастрономическое путешествие по Индии, а наша более хрупкая подруга клюет как птичка, выбирая из меню то немногое, что не было жарено в масле: отварной рис, чапати, салат-латук и, пожалуй, само меню. Мег отламывает кусочек поппадума, щедро накладывает на него ложкой чатни из манго и маринованного лайма и, широко разинув рот, откусывает порядочный кусок. Ломтик приправы падает на золотисто-зеленую скатерть, забрызгав все вокруг клейким оранжевым сиропом и чудом не запачкав рукав бледно-розового кашемирового джемпера Кери, оканчивающегося где-то в области диафрагмы. Мы с Мег называем его парашютом.

– Готова поспорить, монсеньор Лафит не ужинает в паршивых забегаловках наподобие этой. Сидит сейчас в «Девоншире» и смакует коллекционное шардонне под равиоли из лобстера, – ворчливо подначивает Кери, с неприязнью косясь на нашу прожорливую подруженьку.

– Брось. Он бы правое яичко отдал, лишь бы сидеть здесь с нами и кушать это душевное кацу.

– Сомневаюсь. – Кери подцепляет ноготками длинный рыжий волос, нечаянно оказавшийся на рукаве ее дорогой обновки. – Меган, будь добра, перестань линять. Девушке это не к лицу, ты же не пудель.

Та принимает волос, хихикая, водружает его обратно на голову и вновь принимается за чатни. Посмотришь на них – и смех и грех. Что-то подруги мои сегодня не на шутку развоевались; уже три часа ходим по барам, а они никак мирно усидеть не могут: то одна другую подначивает, то другая ее подкалывает – сидишь с ними как на иголках. Не понимаю, что я здесь забыла?

– Ух, откуда только руки растут, – недовольно пыхтит Мег, прерывая мои тягостные раздумья. – Надо же, свитер обляпала. Ну и видок у меня теперь: будто попугай обгадил. – С большой неохотой отставляет тарелку в сторону и встает из-за стола, покачивая отливающей медью кудрявой шевелюрой.

– Я в дамскую комнату, девчонки. Хочешь, сблюю за тебя, чтобы лишний раз не беспокоиться? А, Кери?

Та сглатывает крохотную порцию риса и глумливо скалится:

– Пойди, золотко, погуляй. Тетям поговорить надо. Умница, хрюшка.

Удивленно выслушав перепалку подруг, молча возвращаюсь к своему карри. Но тут Кери решается продолжить беседу.

– Итак, Энджел, прими заслуженные поздравления, – улыбается она.

– По поводу?

– С тем, что заполучила знаменитейшего Дидье Лафита на интервью. Надо понимать, ты ведь к этому стремилась?

– Хм… Стремилась, конечно, и, тем не менее, о результатах пока говорить рано.

Подперев рукой подбородок, подруга склоняется поближе и говорит вкрадчиво:

– Какой ужас, милая моя, неужели он отказал?

– Нет, просто я не спрашивала.

– Прошу прощения, я не ослышалась? – Она пристально вглядывается в мое лицо. – Ах да, вы даже не встречались. А я-то думаю, что-то мне все это подозрительным кажется.

Отрицательно качаю головой, ни на минуту не прекратив жевать курицу, – сколько же они перца всыпали! Немного покопавшись в бумажнике, извлекаю визитку Дидье.

– Вот, пожалуйста, полюбуйся.

Кери зажимает карточку своими накрашенными ноготками на тонких, как пинцеты, пальцах и молча рассматривает.

– Так-так, надо полагать, с таким доказательством не поспоришь. Не устроить ли тебя в «Звезду»? Ты можешь оказаться ценным сотрудником.

Снисходительно улыбнувшись, забираю визитку.

– Почему же в таком случае ты его не пригласила?

– Не так-то это просто, – объясняю ей. – Все немного запутанно, да потом еще усложнилось – короче говоря, не было удобного случая.

Кери меняет позу, опершись теперь уже на другую руку и выставив грудь над столом.

– У тебя было свидание со звездой международной величины, которую тебе очень хотелось пригласить на свою передачу, и вдруг не представилось случая? Я правильно поняла?

Киваю:

– В общих чертах.

– А может, – с ехидной усмешкой продолжает Кери, – он тебе нужен для других целей? В личном плане?

При этих словах я чуть карри не подавилась, а оно и так жгучее.

– Ага, смотри-ка, сразу покраснела, – подзуживает Кери.

– Ничего я не покраснела. – Кашель так и разбирает, не продохнуть. – Уф, чуть насмерть не подавилась. Надо же было столько перца бухнуть.

– Неужели?

– Да, – обиженно огрызаюсь, жадно прихлебывая воду.

– Кстати, а ты ему сказала, что помолвлена?

– Нет. Об этом разговор не заходил. К тому же я не помолвлена, а только думаю. Надо различать.

– Ну конечно.

Меня уже раздражает ее всезнайство.

– Синичка в руках, теперь дело за журавлем… Надеюсь, он хотя бы в курсе, что у тебя есть кто-то постоянный?

Нервозно тереблю салфетку.

– Нет, мы об этом не разговаривали.

Информированность Кери достигла библейских масштабов. Избегаю ее недоуменного взгляда.

– А у него есть подруга?

– Да. Скорее всего. У таких мужчин всегда кто-то есть.

– У каких «таких»? Обольстительных французских певцов с крепкими ягодицами?

Вздыхаю.

– Послушай, Кери, если ты помешана на сексе, это еще не значит, что все остальные тоже. Я вполне способна поддерживать платонические отношения с человеком, чья мать дружит с моей матерью. Вовсе не обязательно заваливаться с ним в постель.

Всплеснув руками, подруга будто оправдывается:

– Ну что ты, что ты, я ничего такого и не имела в виду. Надеюсь, Коннор тоже все понял правильно?

Как ненавистна мне краска стыдливости, которая чуть что – даже когда я ни в чем не виновата – заливает лицо.

– Так значит, Коннору ты ничего не сказала? – продолжает Кери, придвигаясь еще ближе.

Все тереблю несчастную салфетку: то сверну, то разверну.

– Ну не то чтобы не сказала. Видишь ли, я хотела… Только ведь ему не дозвонишься, а когда нам все же удается переброситься парой слов, уже не до этого. Он очень занят на съемках…

Умолкаю на полуслове. Дело в том, что не далее как этим утром мы с Коннором разговаривали целых пятнадцать минут, а я так и не набралась мужества перевести разговор на тему своих светских похождений. У него было отличное настроение: Трули прослушивалась на съемки какого-то рекламного ролика – кажется, что-то связанное с восковой эпиляцией или клиникой, где делают лоботомию, – и если ей дадут роль, фильм Коннора сразу получит мощную раскрутку. Он был настолько воодушевлен и горд, что я так и не решилась перехватить у него миг триумфа. К тому же на заднем плане резвились и визжали какие-то девицы, и мне стало обидно и жаль себя, даже губы задрожали – чуть не расплакалась. Вся радость вдруг улетучилась, как воздух из лопнувшего шарика. Мне хотелось вскочить на самолет и силой притащить своего парня обратно, ну а в крайнем случае остаться жить там, в отеле для покинутых всеми неудачниц, в номере без телевизора на случай дебюта Трули и ее замечательного бюста.

– Ах, уверена, он все поймет правильно, – заверяет меня Кери, – ведь в твоей профессии без везения ничего не добьешься: надо ловить удачу. Уверена, Коннор у себя в Голливуде проявляет максимум изобретательности.

Не решаясь даже свободно вздохнуть и расправить плечи, поглядываю на злыдню подругу – та как ни в чем не бывало выпивает следующий стакан воды. Кери вливает в себя галлон за галлоном – удивительно, что она до сих пор не захлебнулась. Любая на ее месте давно бы уже утонула или, в крайнем случае, раздулась, как пляжный матрас. Ну почему природа никогда не поступает по справедливости с нами, женщинами с нормальной жировой прослойкой?

– На что это ты намекаешь? – раздраженно спрашиваю я.

Та сидит и, нагло улыбаясь, смотрит на меня; тут возвращается Мег с большим размытым пятном на канареечном свитере.

– У него все замечательно, Энджел, – отвечает подруга, – особенно с тех пор, как Трули получила роль в рекламе «Доктора Пеппера». В подобных документальных фильмах обязательно надо показывать успехи и достижения, иначе их просто никто не станет смотреть.

У меня чесночная лепешка в горле застряла.

– При чем здесь «Доктор Пеппер»? Откуда ты знаешь про эту рекламу?

Кери задирает остренький лисий подбородок (только обладателям остреньких лисьих лиц приходит в голову так задирать подбородок) и многозначительно улыбается. Мег вдруг опускает глаза и принимается невозмутимо расчленять луковые вафли бхаджи с отрешенностью нейрохирурга за операционным столом.

– Откуда я знаю? – переспрашивает Кери, спокойно снося мой пытливый взгляд.

– Да, интересно, откуда? Я тебе ничего не говорила про «Доктора Пеппера». По правде говоря, я сама ничего не знала об этой дрянной рекламе. Так, интересно знать, с чего это вдруг ты разразилась потоками информации, как фонтан знаний?

Это все из-за пива. Мне вообще больше трех бутылок пить нельзя: сразу становлюсь придирчивой и подозрительной – совсем как Кери, когда она трезвая. Ну и вот, после пары бутылочек «Тайгер бир» мне этот разговор начинает не нравиться – и не только из-за того, что от постоянного ерзанья трусы врезались в одно место, как велосипедное колесо в канаву (с трудом мне дается этот разговор об ухажерах и любимцах).

– Электронная почта, – многозначительно надувает губки Кери, выдержав очередную паузу.

У нее вообще паузы исполнены смыслом – того и гляди разродятся каким-нибудь феноменом.

– Получила от Коннора сообщение.

– Несколько сообщений, – уточняет Мег, со знанием дела кивая головой.

Сглотнув ком в горле, гордо задираю подбородок – не остренькую лисью мордочку, как у некоторых, но достаточно крепкий, чтобы держать мое лицо там, где ему и полагается быть.

– Сообщение? И с каких это пор вы с моим женихом стали такими заядлыми друзьями, что даже переписываетесь? Очень подозрительно.

Я ревную. С чего это вдруг? Ну, подумаешь, перебросились несколькими байтами электронной информации. Хотя у него хватило наглости рассказывать Кери то, чего даже я не знаю. Вот если бы они обменивались настоящими письмами с почтовыми марками и слали бы их через всю Атлантику, я бы, наверное, имела все основания нервничать, так почему бы мне не заволноваться из-за нескольких – заметьте, нескольких – электронных сообщений? По-моему, я вполне вправе это сделать. Черт бы побрал этот технический прогресс, от него ничуть не легче.

– Да не кипятись, подумаешь, – снисходительно цыкает Кери, похлопывая меня по руке, как надувшегося карапуза.

Креплюсь, стиснув зубы, и вытаскиваю руку из-под накрашенных когтей подруженьки.

– Что ты заводишься из-за какой-то переписки, ерунда все это, – продолжает она. – Ты же знаешь, что мы с Коннором дружили еще…

– Когда меня и в помине не было. Да-да, можешь не напоминать.

– Так что глупо вести себя как взбалмошная ревнивая девица. Ты же сама сказала, что он тебе не жених, и ты вообще не решила, выходить ли замуж. Определись, наконец. Нельзя жонглировать терминами по своему усмотрению.

Мег переводит взгляд с Кери на меня и утыкается водянистыми зелеными глазами в тарелку бхаджи. Пристально смотрю на одну из моих двух лучших подруг: ну и язычок же у тебя, с таким и гадюка удавится.

– Да я вовсе не ревную, – спокойно отвечаю ей, не считая нужным комментировать последнее замечание. – Просто это странно, и только. Ты мне не говоришь, что вы общаетесь, он не говорит; вы никогда раньше не переписывались.

– А он никогда раньше не уезжал на другой конец света, – парирует Кери. – И, между прочим, ты тоже про Дидье умолчала. Так что же тебе не нравится?

Снова пытаюсь переменить положение; трусики так глубоко врезались – нет сил терпеть.

– Ничего, просто…

– К тому же он пишет не мне одной: тебе он тоже сообщения шлет.

Киваю. Шлет, конечно, но не так уж и часто. Мне больше нравится слышать его голос, чем исправлять ошибки на экране монитора. И что тогда ему мешает переписываться еще с кем-нибудь, с Мелиндой Мессинджер, скажем, или с Дженнифер Лопес, или со всей женской труппой «Спасателей Малибу»? (Я же говорила, мне от пива всякий бред в голову лезет.)

– Впрочем, то, что Коннор пишет мне, несколько отличается от того, что получаешь ты, – добавляет она, встряхнув челкой.

Я даже успокоилась. Ну конечно, как же иначе? В его сообщениях всегда чувства: он любит, скучает, хочет увидеть мою улыбку и обнять меня. На том вся эротика и заканчивается. Это вам, конечно, не Пэмми и Томми Ли, но кто знает, когда Старшему Брату вздумается влезть в твою переписку и от души посмеяться над твоими откровениями. Короче говоря, письма Коннора не горячий материал для «Плейбоя», зато в них много ласки – сомневаюсь, что Кери получает что-нибудь в этом роде.

– В том смысле, что твои – уже отредактированная версия, – фыркает та, откровенно насмехаясь. – Не думаю, что он решил сохранить нюансы про Феррари и девочек, про горячие ванны и прикольное звездно-полосатое бикини Хани-Милашки.

Чувствую, ярость закипает, а от унижения даже щеки раскраснелись.

– Какое еще звездно-полосатое бикини? – вне себя от злобы шиплю я. – Что там еще про девочек, на что ты намекаешь?

Сижу, а руки под столом сами собой в кулаки сжались. У Мег так вообще глаза на лоб полезли, вытаращила их на пол-лица.

– Не понимаю, о чем ты, – пожимает плечами Кери.

– Нет, ты все прекрасно понимаешь. Ты так про общение сказала, будто подразумевала что-то нечистоплотное. И мне очень интересно, что бы это могло означать.

Я даже раскричалась – так зло берет; над губой капельки пота выступили, а в груди так и жжет, будто несварение. Только не в желудке, а на сердце. Ох, как тяжело. Так кровью и обливается.

На губах Кери играет фальшивая улыбка, полная притворного сочувствия. Не нужна мне ваша жалость, меня интересует, чем конкретно занят мой парень и о чем недоговаривает Кери, которая, судя по всему, неплохо осведомлена. Мне было бы крайне неприятно узнать, что окружающие считают меня в душе наивной дурочкой, пока я хожу и радуюсь жизни, ни о чем не подозревая.

– Успокойся, ни на что не намекала, – наконец прерывает паузу Кери. – Просто поддразниваю. Уж кому знать о поездке Коннора, как не тебе. Ведь ты же у нас счастливица. Ведь перед отъездом он тебе сделал предложение, а не кому-нибудь, правда?

Да? Что-то не очень мне радостно. Уже начинает казаться, что вся история с женитьбой была задумана ради одного: чтобы его пирожок здесь не съели, пока он будет обжираться американскими лакомствами (не говоря уже о диковинках наподобие звездно-полосатых бикини). Стиснув зубы, беру себя в руки – чтобы Кери не догадалась, будто я злюсь: подумает еще, что знаю о Конноре меньше, чем она. Только через мой труп. Решительно задираю подбородок (в данных обстоятельствах это настоящее испытание) и силой заставляю себя улыбнуться, моля главного покровителя всех разделенных расстоянием влюбленных (за какие прегрешения я тяну эту лямку?), чтобы Коннор и вправду не загулял – измена отвратительнее всего на свете. Крайне неприятно узнать, что человек, которого любила целых тринадцать лет, подвел тебя – тем более узнать об этом последней. После такого я никогда больше не смогу ему доверять.

– Закрой рот! – вдруг решительно взревела Мег.

Вот это да! Подумать только – даже Кери не посмела ослушаться.

За столиком воцаряется молчание; сижу, катаю по тарелке половинку манго – что-то аппетит пропал (такими темпами и супермоделью стать недолго). Сердце так и ноет; как долго в груди горело яркое пламя чувства – с самого первого дня, когда я узнала, что на свете есть Коннор, – а теперь на него льются слезы, и огонь гаснет – борется, но гаснет. Если бы все происходило в кино, сейчас зазвучала бы какая-нибудь слезливая музыка, однако мы в реальной жизни, и на наши барабанные перепонки обрушивается жесточайший поток индийского техно. Кери с едва скрываемым триумфом цедит из бокала водицу – ловко она меня провела. Если подруженька нацелилась продолжать в том же духе, мне самое время взбираться на колокольню и, дергая за веревки, оплакивать Эсмеральду.

И тут мои мысли прервал завибрировавший в кармане просторных штанов телефон. Для начала неплохо бы его отыскать. (Мне сказали, что изобилие карманов сейчас в моде, но я сильно сомневаюсь, что стоит набивать их все сразу – потеряешь способность самостоятельно передвигаться.) Задачка номер два – расслышать за воем электрогитары собеседника.

– Алло!? – пронзительно кричу я, стараясь переорать визжащую индианку, которую, судя по ее воплям, явно душат струной от вышеупомянутого ситара.

– Аllo, Angel, c'est Dider Lafitte a l'appareil.[78]

Животворный бальзам вливается в мое ухо – музыкальный голос Дидье. Сразу вдруг загудело между ног, впрочем, я отношу это на счет злосчастных трусиков-стрингов, которые к настоящему моменту так врезались в попу, что перекрыли кровоснабжение органов репродуктивного значения. Лицо, хмурое, как туча, еще секунду назад, расплывается в улыбке. Да, именно то, что нужно: ненавязчивое внимание мужчины, от голоса которого наступает весна и распускаются бутоны. Сердце пробуждается: прочь, тоска; а вокруг в такт техно начинают мелодично позвякивать серебряные колокольчики.

– Дидье, – громко, чтобы Кери услышала, произношу его имя. – Как поживаешь?

Мег тут же заходится кашлем, разбрызгивая вокруг кусочки недожеванного яства. Увернувшись от особо крупного ломтика, расплываюсь в довольной улыбке. У меня рот до ушей растянулся, когда я заметила, какое застыло в глазах Кери выражение: будто ей только что сказали, что от воды полнеют и наутро она проснется четырнадцатого размера.

Ах да, а тем временем Дидье расточает в мое ухо благотворный бальзам, но смысл его слов по остроте момента я упустила.

– Буль-буль, буль-буль-буль… завтра?

Судя по интонации, он задал вопрос, и отделаться пустой отговоркой нельзя, поскольку я недостаточно информирована.

– Дидье, извини, пожалуйста, ты не мог бы повторить: в ресторане музыка слишком громкая.

– Ах, ты уже в ресторане. Я тоже хотел пригласить тебя завтра в ресторан, но ты, наверное, уже не захочешь пойти…

– Нет, ну то есть да. В смысле…

Черт, что ответить-то? Ловко он умеет застать врасплох. Ресторан. Хм-м, не слишком ли интимно? Ужин при свечах, задушевные разговоры, романтика. Одно дело – замешаться в толпе гостей или сидеть в кинотеатре, в темноте пялясь на экран, когда даже говорить друг с другом необязательно, и совсем другое – нервозно прищелкиваю языком – ужин на двоих. Черт побери, а почему бы и нет? Коннор, судя по разговорам, ловит кайф по полной программе – такую золотую рыбку выловил, что и Моби Дику до нее далеко, – а мне что, нельзя с новым другом в ресторан сходить? Не вижу причин отказываться; к тому же представилась отличная возможность утереть нос королеве дурных новостей (она же Кери), что само по себе достаточный повод согласиться.

– Прекрасно, Дидье, с удовольствием схожу с тобой в ресторан, – решительно отвечаю я, надув губки. – Только при одном условии: я угощаю. После того роскошного вечера на реке, который ты мне подарил, хотелось бы тебя отблагодарить.

Последняя фраза – работа исключительно на публику.

– Что ж, Энджел, с тех пор как я приехал, только и слышу, что об одном ресторане, которым владеет какой-то знаменитый шеф-повар. Называется «Девоншир».

«Блажь, какая блажь. Господи, да если он заставит меня платить, я голой останусь». Нашла же на меня эта феминистическая дурь! Каждый платит за себя, тьфу!

– «Девоншир»! – присвистываю я.

Мег опрокидывает на себя пиалу с желтым соусом из йогурта. Кери в своем кошмаре раздувается до двадцать второго размера.

– Oui, le «Devonshire»,[79] и за мой счет. Энджел, я настаиваю. О другом раскладе и речи быть не может, раз уж я сам пригласил. Во Франции так не поступают.

Уф, vive la France.[80]

– Отлично, Дидье, договорились. Я с радостью пойду, – отвечаю звонким девчачьим голосом, приплясывая на обуглившихся останках своего лифчика.

– Хочешь, я встречу тебя на машине у больницы?

Морщу нос, а лицо заливает краской ярче точки на лбу индианки.

– Да нет, не стоит заезжать за мной в больницу, – закашливаюсь на последнем слове. – Давай лучше встретимся в отеле.

– Я рад, Энджел; завтра в восемь вечера, alors.[81]

– Ну, все, до встречи.

– «Ну, все»?! – взвизгивает Мег, когда я даю отбой. – Она говорит по телефону с самим Дидье Лафитом, договаривается с ним о свидании в «Девоншире» и просто говорит «ну все»! Хотела бы я узнать, что в таком случае способно вызвать у тебя бурю ликования, а не просто «ну все». И еще. – Она через весь стол тычет в меня пальцем. – Мне бы страшно хотелось узнать, что Коннор обо всем этом думает.

«Мне по барабану, честно говоря», – с какой-то упрямой обидой думаю я. Небрежно отмахиваюсь, стараясь изобразить предельное безразличие, с каким обычно Кери принимает от очередного поклонника бесценный бриллиант (а это, поверьте, случается).

– Мы только друзья, Мег, так что не трать время на бесплотные фантазии; Коннор тоже возражать не станет. – Пристально смотрю на Кери. – Я отправлю ему сообщение по электронной почте и непременно поставлю в известность. Похоже, в последнее время это самый эффективный способ связи с моим парнем.

Кери медленно опускает и поднимает веки. Уверена, что в ее глазах мелькнула ревность. Подумать только, Кери Дивайн ревнует! Вот уж не гадала, что доживу до такого момента.

– Только, девчонки, никому ни слова, – заговорщически склоняюсь над столиком, смакуя мгновение. – Вы мои лучшие подруги, и я на вас полагаюсь: никто не должен узнать о похождениях Дидье. Я дала слово друга и не хочу, чтобы из-за моего длинного языка его линчевала толпа.

– Ай, ну конечно, о чем речь. Можешь на нас положиться, – кивает Мег. – С ума сойти, не успеешь и глазом моргнуть, как она каждую субботу будет со знаменитостями встречаться.

– Не бойся, не будет. Наша Энджел уж очень тихая девочка, чтобы ходить по вечеринкам. Ночные клубы не для таких: она слишком боится голову потерять, – фыркает Кери, надув губки.

– Ну тебя! Самой-то, небось, завидно? – к моей огромной радости, ухмыляется Мег.

Довольно потирает руки и бомбочкой подскакивает на стуле.

– Дидье Лафит и ты: свиданки-гулянки и все такое. Ох, как-то вы запоете, когда узнаете…

Резко потягиваю носом.

– Никто ни о чем не узнает.

Оборачиваюсь к Кери, снисходительно похлопывая ее по руке.

– Ты не возражаешь, правда? Я помню, что ты первая узнала о приезде Дидье и хотела написать о нем в своей колонке, но, понимаешь ли, кое-что изменилось.

– Разумеется, – отвечает та, натянуто улыбаясь, будто ей губы скрепили степлером. – Я все понимаю.

– Так что ты не против пока придержать язык за зубами?

– Без проблем.

– Никому не расскажешь?

Та поднимает к груди худую руку и опускает ее на глубокий вырез своего кашемирового джемпера.

– Буду молчать как рыба, – устало произносит она. – Крест на сердце.

– Забавно, Кери, – ворчливо откликается Мег, указывая на подругу бокалом. – Не думала, что у тебя оно есть.